Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 73 страниц)
– Зараза, – произнёс беззлобно.
– Просто относительно талантливый актёр, – поправил его Альберт. – Но мне приятно знать, что ты умеешь держать слово. Надеюсь, ещё одно обещание всё-таки будет исполнено.
– Это…
– О продолжении с того самого места, на котором мы остановились в прошлый раз. Я даже могу напомнить, на чём именно.
– Ты действительно этого хочешь?
– Очень, – выдохнул Альберт, облизав губы, не боясь, что кто-то посторонний может заметить этот жест и посчитать подобное поведение вызывающим; сейчас он работал исключительно для одного зрителя, его же реакции на свои слова и жесты добивался отчаянно. – Сильнее, чем ты можешь себе представить.
Дважды повторять не требовалось.
Многим достаточно было одного только жеста, чтобы хвалёный самоконтроль оказался послан на все четыре стороны. Энтони демонстрировал поразительную выдержку.
Он не схватил Альберта за руку и не потащил моментально в одну из туалетных кабинок, чтобы, спустя пару мгновений, втолкнуть его в тесное помещение, прижать к стене, не позволяя вырваться из захвата. Ограничиться несколькими минутами быстрого, почти животного секса, похожего больше на борьбу и столкновение, нежели на – пусть прозвучит излишне сладко – занятия любовью. Быть может, к общему настроению свидания этот вариант подходил просто идеально, став гармоничным продолжением, но в голове Энтони общая картинка никак не желала формироваться. Он хотел, чтобы всё прошло иначе.
В нём впервые за долгое время заговорила иная сторона натуры, та самая, что отвечала непосредственно за создание лирического настроя. Стоило признать: несмотря на некую солидарность с утверждениями Терренса, теми самыми, озвученными до отношений с Рендаллом, Энтони всё-таки считал себя более романтичным человеком. На контрасте с Терренсом, каким его видело в школьные годы большинство одноклассников, это качество натуры проявлялось особенно ярко.
Нельзя сказать, что в школьные годы Энтони был невероятно сдержанным и всячески избегал отношений, но и бросаться на каждого встречного он тоже не торопился, подходя к выбору основательно. Сейчас думать об этом было довольно нелепо, особенно, если вспомнить, сколько времени прошло с момента первого столкновения с Альбертом и до осознания, что «идеальная длинноволосая блондинка» мужского пола стала предметом некой одержимости и бесконечных размышлений. Не больше недели.
Заявление о желании посмотреть спектакль с участием данного юноши, пересечение взглядов, презрительно брошенная фраза о стариках, которым не место на территории академии, а потом… Да ничего потом не должно было быть, в принципе, но в голове Энтони что-то щёлкнуло, и он осознал с отголосками ужаса, что «блондинка» его действительно зацепила, сделала это играючи, вряд ли желая такого результата.
Энтони приезжал на работу к Рейчел с завидным постоянством – кузина стала, в определённой мере, прикрытием, отговоркой на случай, если Мартин или его отец, являющийся по стечению обстоятельств тёзкой мистера Кейна-младшего, внезапно поинтересуются, какими причинами спровоцирован столь повышенный интерес к бывшему учебному заведению. С момента выпуска прошло шесть лет, и Энтони никогда не проявлял настолько пламенной любви к академии, теперь внезапно проснулась пылкая страсть к воспоминаниям, когда каждый новый визит или очередная прогулка по саду дорога сердцу.
Энтони и, правда, стал относиться к академии немного иначе, чем прежде. Когда ему не нужно было корпеть над учебниками, просиживая за ними большую часть времени, он начал иначе воспринимать моменты жизни, связанные со школой.
Впрочем, гораздо сильнее его интересовала личность одного из учеников, связанных с этой самой школой.
Глядя на Альберта, сидевшего сейчас напротив, Энтони отмечал отблески предвкушения, замешанного на возбуждении, не мелькавшие время от времени в глазах, а отражавшиеся в чуть расширенных зрачках в течение продолжительного времени.
Заметив пристальный взгляд, Альберт облизнулся повторно, сделал это совсем-совсем невинно, словно между делом, ненамеренно, а потом откинулся на спинку стула, запрокинул голову и засмеялся, закрывая лицо ладонями. Ему эта игра казалась занимательной, но вместе с тем провоцировала некую нервозность, порождённую сомнениями относительно намерений Энтони.
Альберту отчаянно хотелось к нему прильнуть, впиться в этот соблазнительный рот поцелуем, прижаться сильно, прикусить мягкие губы ещё ожесточённее, едва ли не до крови, провести ладонями по обнажённой коже, ощущая под пальцами сильное, тренированное тело, активно отзывающееся на каждое прикосновение.
Энтони был сдержан, словно сомневался в правильности дальнейших действий. Таким же он оставался ровно до того момента, пока не оказался в стенах родной квартиры. У него не тряслись руки, и попасть в замочную скважину получилось с первого раза.
Он не был похож на человека, измученного нервным напряжением.
Он действовал максимально уверенно, и в дальнейшем решительность его никуда не делась. Оказавшись по ту сторону двери, он повернулся к Альберту, улыбнулся и, стянув с его головы кепку, произнёс:
– С того самого момента, на котором остановились прежде.
– Да. Несомненно.
Альберт не удержался от ответной ухмылки, чуточку ядовитой, но от этой примеси не менее сладкой, а правильнее сказать – соблазнительной.
Продолжить разговор ему не позволили. Он и охнуть не успел, а Энтони уже прижался к его губам, целуя именно так, как того хотелось Альберту. Страстно, решительно, порывисто, не пробуя впервые, а с уверенностью – не оттолкнут, вместо этого последует ответная реакция.
Альберт не протестовал, когда Энтони, втолкнув его в спальню, включил свет. Быть может, кому-то было привычнее заниматься сексом в темноте, предварительно задёрнув шторы и опустив жалюзи одновременно, чтобы наверняка. Быть может, это упрощало процесс, слегка загасив понимание о том, что рядом находится новый партнёр, а потому стеснительность способна отбить всё желание, свести на нет все старания.
Альберт знал, что в их случае ничего подобного не случится.
Просто не может.
Он не видел цвет простыней на кровати Энтони, да его это и не интересовало, на самом деле. Единственное, на что Альберт действительно обратил внимание, так это на материал постельного белья, мысленно порадовавшись, что Энтони, выбирая в вечном противостоянии пафоса и удобства, сделал ставку на второе. Потому никакого холодного скользкого шёлка не было и в помине.
Едва ли Альберт мог с точностью сказать, когда они с Энтони успели избавиться от одежды. В его памяти этот момент отпечатался фрагментарно. Одно Альберт знал точно: в тот момент они оба походили на одержимых, не церемонясь особо с вещами, срывая, а то и вовсе разрывая их. В коротких перерывах между избавлением от очередного её элемента, обмениваясь кусачими, не менее одержимыми поцелуями, цепляясь друг за друга с таким рвением, словно стоило только разжать ладонь, ослабить хватку, и реальность происходящего можно будет поставить под сомнение.
Определённый опыт интимных отношений у Альберта был. Он при всём желании не мог бы закосить под невинного юношу, старательно опуская ресницы и умилительно краснея. Точнее мог, но ощущение наигранности не отступало бы ни на шаг, а лицемерие в отношениях, несомненно, смотрелось достаточно гадко.
Альберту нравилось осознавать, что Энтони его хочет. Ему нравилось думать, что, оказавшись в одной постели с мужчиной мечты, как он сам в мыслях – сначала насмешливо, а со временем на полном серьёзе – называл Энтони, получится продемонстрировать определённые навыки и умения. Реальность над ним жестоко посмеялась, попутно посоветовав не изображать из себя гуру секса, а сравнить на практике, что могли предложить в своё время сверстники, с тем, что мог подарить ему парень, «остававшийся на второй год не менее пяти раз».
Альберт не был чрезмерно сдержанным и не относился к сексу как к обязанности или повинности, но и особого восторга в конечном итоге обычно не испытывал. Временами случались разочарования. Невероятное желание в самом начале процесса, предвкушение чего-то нереального, а потом несколько минут стандартных движений, поглаживания, поцелуи, приглушённый звук чужого, да и своего, голоса…
Всё, можно расходиться.
Ты ведь кончил, Берти? Тебе хорошо?
Почему-то почти всем его любовникам приходило в голову именно подобное сокращение имени, и Альберт покорно выслушивал мерзкое обращение, изображал снисходительную улыбку, но мысленно делал пометки напротив имён. С этим человеком больше дел не иметь. Их было не так уж много, но все они его бесили не на шутку.
Тайна крылась в том, что никто из бывших кандидатур не соответствовал его темпераменту. Альберт только-только входил во вкус, а его партнёры уже закатывали глаза и падали на него с протяжным стоном. Это, наверное, должно было льстить, но в реальности только раздражало.
Энтони от них порядком отличался. Хотя бы потому, что не торопился уложить Альберта на спину, раздвинуть ему ноги и поиметь доступное тело как можно скорее. Несомненно, он был возбуждён, в этом никаких сомнений не возникало, но опыт и умение контролировать себя никуда не девалось. В первую очередь, он стремился доставить удовольствие партнёру – потом уже думать о себе.
Вообще-то Энтони действительно раздвинул ему ноги, устроившись между них, однако в остальном он не торопился. Ладонь мягко поглаживала – от колена, по бедру, как по внешней, так и по внутренней его стороне. Энтони целовал Альберта постоянно, прикасался к подбородку. Губы проходились по шее, по ключицам. Несколько поцелуев – укус, ещё несколько – прикосновение языка.
– Ты шикарный, Ал, – произнёс Энтони тихо, вновь прикусывая кожу на шее.
Альберт поймал себя на мысли, что подобного сокращения никогда в жизни не слышал. И хорошо, если никто, кроме Энтони, до такого не додумается, потому что уже сейчас Альберт подумывал, что едва различимое слово, цедимое сквозь зубы, станет для него условным рефлексом.
Ладонь переместилась с бедра выше, прошлась по животу, не задержавшись там надолго. Альберту хотелось, чтобы Энтони прикоснулся к его члену, приласкал хотя бы ладонью. Ничего проще не придумать – несколько стандартных движений, размазывая природную смазку, облегчающую процесс. Если Энтони так хочется, чтобы его партнёр кончил за ночь неоднократно, пусть…
Альберт не додумал.
Он запрокинул голову, почувствовав прикосновение не ладоней, а губ – тёплого рта. Потрясающе умелого, невозможного. То, что делал он, даже рядом не стояло с чужими неловкими попытками, отпечатавшимися в памяти Альберта и датированными прежним годом.
Альберта одолевало желание то ли застонать, то ли грязно выругаться, а можно и то, и другое одновременно, потому что в один из вариантов его эмоции от происходящего не укладывались.
Довести начатое дело до конца он не позволил. Сам проявил инициативу, сам распечатал зубами глянцевый квадратик, сам же оседлал Энтони, понимая, что больше ждать просто не может и не собирается. Ему отчаянно хотелось ощутить – не просто вновь, а именно в данном случае – ту самую наполненность и растянутость, смешанную с лёгкой болью, приправленную ощущением собственной власти над чужим телом, безумно привлекательную по причине возможности самостоятельно контролировать процесс, а не стопроцентно подчиняться.
– Ты же не против? – спросил, слегка наклонив голову и посмотрев на Энтони, в глазах которого прочитывалось совершенно нескрываемое восхищение.
Альберт не знал, как выглядит в этот момент, но ловить на себе подобный взгляд было истинным наслаждением.
Губы слегка саднило от многочисленных поцелуев, волосы растрепались, но Альберт не пытался их поправлять. Он лишь улыбался и, когда его губ коснулись пальцами, втянул их в рот, не раздумывая, облизывая, чуть прикусывая, позволяя представить, каким оказался бы минет в его исполнении. Он признавался в разговоре со своим подсознанием, что готов был отсосать Энтони ещё в машине и с трудом удержался от соблазна пробежаться пальцами по его ширинке, потратить время на борьбу с пуговицей, расстегнуть молнию. Возможно, ему и сдерживать порывы не стоило, но… В конце концов, он искренне надеялся и верил, что это далеко не последняя их встреча. В дальнейшем он неоднократно побудет для Энтони и милым принцем, которого можно, даже нужно баловать, одаривая нежностью, и конченой шлюхой, которую реально отодрать во все дыры быстро, резко, с некой примесью грубости, не церемонясь особо.
Иногда его посещали и такие фантазии, но вот второго участника событий до появления Энтони никак не получалось придумать. Образ обычно представлялся абстрактным, а сейчас картинка сложилась безупречно. Альберт даже идеальный наряд себе придумал для такой ролевой игры – ботфорты, шортики и чулки в сеточку в сочетании с кожаной курткой и предельно скромной водолазкой. Всё чёрное, чтобы сыграть на контрасте со светлыми волосами.
«Заплатите мне, мистер, и я исполню все ваши грязные фантазии».
– Нисколько. – Энтони погладил его зацелованную шею влажными пальцами, потянул прядь длинных светлых волос, наматывая её на кулак и заставляя Альберта податься вперёд, чтобы не чувствовать боль. – Мне нравится ракурс, – заметил немного иронично. – А ещё нравится сама поза, личность наездника и то, как ты смотришься.
– Где именно?
– На мне. Впрочем, подо мной смотрелся не хуже.
– Самый сомнительный комплимент из всех, что мне доводилось слышать, – хмыкнул Альберт, сделав несколько осторожных движений и прикрывая глаза, разрывая зрительный контакт; ладони скользнули по обнажённому торсу Энтони, ногти оставили слабо-алые следы. – Но от тебя я даже такое готов выслушать. Покажите мне мастер-класс, мистер Кларк. Ты же хочешь этого не меньше, чем я. Ты хочешь, чтобы я стонал, шептал твоё имя и умолял, выпрашивая ещё. Ты можешь это сделать, я не сомневаюсь.
Он прошептал это, склонившись невыносимо близко, по-прежнему позволяя проводить манипуляции с волосами, не возмущаясь и не вопя о том, что вообще-то можно быть аккуратнее. Кончик языка скользнул между губ на мгновение и снова исчез, настало время самодовольной ухмылочки.
Альберт примерно представлял, какой эффект она произведёт, и не ошибся.
Энтони захотелось её стереть.
Энтони захотелось, чтобы Альберт, находясь с ним в одной постели, на самом деле вёл себя так, как сам же и описал немногим ранее.
И он готов был сделать для этого всё.
В отличие от всех любовников-предшественников, он не задавал тупых вопросов, способных окончательно и бесповоротно уничтожить весь настрой. Ему не нужно было интересоваться, хорошо ли Альберту с ним, он и так понимал всё без лишних слов.
Потому-то он не только готов был делать всё.
Он делал.
Ближе к утру, лёжа на разворошённой кровати, наблюдая за пробивающимися сквозь задёрнутые шторы слабыми солнечными лучами, Альберт пытался отдышаться, попутно сформулировав хотя бы одну дельную мысль. Мыслей не было, в голове царила потрясающая пустота. А ещё накрывало каким-то нереальным блаженством, от которого совершенно не хотелось отказываться.
========== Глава 7. Тот, кто разрушает барьеры. ==========
Желание вытащить Льюиса на прогулку во время каникул оказалось практически невыполнимым. Когда Рекс впервые озвучил это предложение, Льюис посмотрел на него с недоумением и невероятным изумлением, словно не поверил ушам и решил на всякий случай переспросить, удостовериться в реальности того, что услышал.
– Не думаю, что это хорошая идея, – произнёс он, убирая на полку несколько книг, сразу после того, как Рекс повторил свои слова и заверил, что всё по-настоящему – никаких шуток, даже по минимуму.
Тогда и Льюис, и Рекс находились в библиотеке. Неспешно прогуливались между стеллажей, подбирая необходимые учебные материалы и попутно, переговариваясь полушёпотом, обсуждали возможные планы проведения каникул. Точнее, это Рекс фонтанировал идеями, а Льюис оценивал поступающие предложения.
Его взгляд без слов выражал общую идею.
Никто не говорил, что будет легко и просто. Более того, Льюис сам честно признался, что будет невероятно, нереально, безумно сложно, и если Рекс готов рискнуть, то они вполне могут попробовать встречаться. Хотя, особых иллюзий лучше не питать. Предшественник пытался что-то изменить, но у него не получилось.
– Ему не хватило настойчивости, – заметил Рекс со своей неизменной иронией, протянув Льюису руку.
Они начало своих отношений, как пары, скрепляли не поцелуем, а крепким рукопожатием, будто договор заключали. Льюиса этот жест неожиданно повеселил, и серьёзное выражение лица сменилось улыбкой.
Рекс сжал ладонь соседа по комнате, перехватывая её и не отпуская дольше, чем того требовали приличия.
– А тебе хватит? – спросил Льюис.
Белая ленточка, в кои-то веки осталась лежать на подушке, а волосы оказались распущенными. Та самая картинная прядь, за которую Рекс так любил потянуть, привлекая внимание к своей персоне, потерялась на общем фоне. Впрочем, Рекс признавал, что Льюис и так выглядит очень привлекательно – зря только тараканы в голове бушуют, постоянно нагнетая обстановку и заставляя его искать в себе недостатки. Льюис просто не мог выглядеть идеальнее, чем выглядел теперь. Может, его действительно нельзя было назвать эталоном, но Рекс никогда не любил всё правильное, глянцевое и отфотошопленное по максимуму.
– Не хотелось бы показаться самоуверенным, но думаю, что да.
– Посмотрим. Я не загадываю на будущее, – произнёс Льюис, выбирая с полки очередную книгу, пролистывая её и возвращая на место. – Но ты знаешь, что…
Сомкнул губы, запрещая продолжать фразу, поскольку говорить о чувствах не умел вообще.
Он снова ободрал с губ корочки, позволив выступить ярко-алым каплям. Кое-где Рекс видел тёмную запёкшуюся кровь. Угольные пряди, подстриженные симметрично, красиво обрамляли бледное – неудивительно, учитывая страну и город обитания Льюиса – лицо с тонкими чертами. Кончики самых длинных прядей спускались немногим ниже ключиц.
Иногда Рексу Льюис казался довольно хрупким, виной тому были, вероятно, его тонкие запястья и некая общая худощавость. Тем не менее, совокупность всех этих деталей внешности не делала Льюиса женственным. Несмотря на визуальную, в некоторой степени, хрупкость, он был сильным. И удар его ощущался весьма и весьма.
Прогуливаясь по библиотеке, Рекс книгами не интересовался, его занимали вопросы иного толка. Он размышлял о ближайшем будущем.
Он понимал, что ему вскоре в обязательном порядке придётся столкнуться лицом к лицу с Адель Мэрт и, несомненно, поговорить с ней по душам. С Маргарет проблем не было, для них откровенные разговоры были явлением закономерным, само собой разумеющимся. Здесь появлялось множество нюансов, вследствие чего Рекс не представлял, как это будет происходить, но подсознательно слегка опасался, хотя бы потому, что Адель не знала об истинных отношениях, завязавшихся между ним и Льюисом. Она считала их друзьями, а они вроде как парой теперь были. В перспективе могли ещё и любовниками стать, правда, неизвестно, какое количество времени отделяло их от пересечения данной черты.
Рекс не собирался торопиться, понимая, сколько психологических барьеров встанет у него на пути, но у него на повестке дня и не стоял вопрос «Как поскорее уложить Льюиса в койку». Конечно, строить из себя образец целомудрия было нелепо. Рекс Льюиса хотел, и сомневаться в этом не приходилось. Количество его эротических фантазий, связанных с Льюисом, зашкаливало – их было так много, что на третьем десятке счёт прекратился и был заброшен. Несмотря на это, Рекс готов был ждать столько, сколько понадобится Льюису для совершения первого шага после принятия осознанного решения, и торопить его, постоянно напоминая о собственных потребностях, не планировал. Это и в представлении выглядело омерзительно, в реальности побило бы все рекорды по отвратительности.
Льюис продолжал ходить к Сесиль.
После того, как он покидал кабинет психолога, на пороге возникал Рекс. Его всерьёз интересовали результаты и вердикт, вынесенные специалистом.
Сесиль бросалась какими-то заумными словечками, смысл коих Рекс понимал через одно-два, но, в целом, картина была ему ясна.
Льюис постепенно выбирается из кокона, ставшего его спасением от всего окружающего мира на долгие годы. Он делает семимильные шаги на пути, если не к окончательному исцелению, то к изменению качества своей жизни – однозначно.
Рекс и сам это замечал. Прогресс был на лицо.
В первое его появление на территории академии Льюис напоминал запуганного зверька, наученного горьким опытом, а потому постоянно шарахающегося в угол при виде посторонних. Сейчас он был немного увереннее в себе, большее количество времени проводил за пределами комнаты, в которой когда-то добровольно замуровался, чаще разговаривал, как с одноклассниками, так и с учениками параллели. Он улыбался, хотя, по-прежнему, делал это очень неуверенно, иногда смеялся. Рекс, да и все остальные с удивлением осознали, что смех у Льюиса очень красивый.
Застенчивость, не желавшая уходить окончательно, из недостатка превратилась в визитную карточку. Льюис не опускал глаза и не краснел, но не представляло труда определить момент появления смущения.
Одной из крупных побед над обстоятельствами можно было посчитать тот факт, что Альберт перестал смотреть на Льюиса с предубеждением, изменив отношение к нему не по просьбе Рекса, а на основании собственных наблюдений.
– Он тебе ведь давно нравится, да? – спросил Альберт как-то, когда они отдыхали после очередной репетиции, устроив себе лежанку прямо на сцене, валетом.
– Да, – честно признался Рекс.
– Я заметил это ещё на Хэллоуин, когда ты носился по залу в поисках своего сокровища, – вынес вердикт Альберт. – Знаешь, тогда я подумал, что ты слегка, ну, или сильно, чокнутый, если сумел увлечься таким экземпляром. Но сейчас, присмотревшись к нему, понимаю, что он очень симпатичный, да в общении милый.
– А раньше он таким не был?
– Он большую часть этого года смотрел на меня так, словно собирался отвести на кладбище и принести в жертву, устроив ритуал с сожжением, – хмыкнул Альберт, приподнимаясь на локтях.
Рекс сделал то же самое и ухмыльнулся в ответ, понимая, что слова Альберта не так далеки от истины.
Льюис, правда, готом не был, и к кладбищенской романтике тяги не питал. Да что там… Он бы вообще не решился выйти ночью в гордом одиночестве из дома, не говоря уже о том, чтобы добираться до погоста. Однако, не зная его и не общаясь близко, вполне можно было обмануться, приняв желание отгородиться от окружающих людей и не пускать их в свою жизнь за ненависть и отторжение к посторонним. Ну, или за показные капризы и не менее демонстративную стервозность, призванную добавить лоту, выставленному на аукцион, стоимости.
В конце концов, чем человеческое общество отличается от аукциона? Каждый так или иначе пытается себя продать. Вопрос лишь в том: найдётся ли некто, желающий заплатить полную стоимость, или вещь так и останется невостребованной?
Рекс был одним из тех, кто заплатить согласился и теперь не собирался отказываться от покупки. Для окружающих Льюис был странным, а в представлении Рекса он являлся прекрасным цветком, некогда живущим в тени, а ныне потянувшимся к солнцу.
На первых порах процесс проходил медленно, с немалым количеством проволочек, был наполнен сомнениями и бесконечными попытками сделать несколько шагов назад в противовес одному осторожному шажку вперёд. Однако, с течением времени Льюис и сам начал проявлять инициативу в общении с окружающими людьми, не прячась от них и не испытывая дикого стресса от необходимости заговорить первым. Быть может, отголоски прошлого продолжали проявляться периодически, но столь же активно, как прежде, они Льюиса не донимали.
Рекс знал, что кошмары, одолевающие Льюиса во снах, никуда не делись. Они продолжают наносить визиты вежливости, но теперь, при пробуждении, Льюис не пытался накинуться на Рекса с кулаками, зато позволял себя обнимать, закрывал глаза и старался успокоиться, попутно выравнивая участившееся от ужаса дыхание.
– Всё хорошо, – говорил Рекс.
– Почти, – иронично замечал Льюис, отстраняясь, но продолжая цепляться ладонями за ткань чужой футболки.
Иногда они так и засыпали в одной кровати.
Рекс оставался, а не возвращался к себе. Бывали моменты, когда они обсуждали очередной кошмар, иногда не говорили ничего или старались найти отвлечённую тему, не желая в очередной раз ворошить прошлое.
Всё, что было так или иначе связано с делами школьными, вошло в колею. Все дела, связанные с местами, расположенными за пределами академии, пока находились в подвешенном состоянии.
Льюис не упирался и не говорил, что на него обязательно нападёт паника, как только он выйдет за пределы родного дома, но предпочитал проводить время именно там, в привычных декорациях.
Баллада о леди, полюбившей Ланселота, по-прежнему, оставалась актуальной в некоторых моментах.
Рекс жаждал вывести Льюиса из привычной зоны комфорта, чтобы доказать на примере: город не так страшен, как может показаться после определённых событий жизни. Случившись однажды, не обязательно повторится в дальнейшем. Опасность миновала, дорога свободна, и можно спокойно двигаться вперёд.
– Я познакомлю тебя с Маргарет, – шептал Рекс соблазнительным тоном, обнимая со спины и наблюдая краем глаза, на чём именно пытается сосредоточиться Льюис.
В руках у того был поэтический сборник Роберта Бёрнса, раскрытый на странице со стихотворением, неплохо отражавшим направление мыслей данного читателя. Совпадало во многом, если говорить честно.
Рекс сначала хотел одарить страницы беглым взглядом и отвернуться, но заметил первую строчку и задержался на ней дольше положенного. Льюис понял это, потому что книгу поднёс ближе, так, чтобы Рекс мог прочитать всё без особых проблем, не вытягивая шею в попытке разобрать, какое слово отпечатано на бумаге.
«Весной ко мне сватался парень один.
Твердил он: – Безмерно люблю, мол. -
А я говорю: – Ненавижу мужчин! -
И впрямь ненавижу, он думал…
Вот дурень, что так он подумал!
Сказал он, что ранен огнем моих глаз,
Что смерть его силы подточит.
А я говорю: пусть умрет хоть сейчас,
Умрет, за кого только хочет…»
– Ты нарочно? – поинтересовался Рекс, усмехнувшись.
– Нет, само собой получилось. – Льюис запрокинул голову, прижимаясь затылком к плечу Рекса и даря ему очередную свою – немного застенчивую – улыбку.
Правда, сейчас было заметно одно отличие от иных ситуаций. В глазах были смешинки, Льюис забавлялся и сборник намеренно открыл именно на данной странице. Совпадение таковым не являлось, всё оказалось спланировано заранее.
Вообще-то он чувствовал себя довольно странно в этой ситуации. Ему впервые в жизни довелось бродить между стеллажей не для того, чтобы выбрать книгу для занятий или для развлечения, а исключительно для того, чтобы обсудить планы, возможность реализовать которые выпадет на период каникул. Ну и попутно пообниматься.
– Докуда дочитал? – спросил Льюис.
– До слов «умрёт, за кого только хочет», – бодро отрапортовал Рекс.
Книга захлопнулась и вновь оказалась на полке.
– Думаю, этого достаточно.
– Я знаю это стихотворение. В продолжении парень предложил ей пожениться, она отказалась, а он не стал долго печалиться и отправился к её кузине. У тебя есть симпатичные кузены?
Льюис прищурил глаза, но отвечать не стал.
– А несимпатичные?
– К счастью, большинство моих родственниц женского пола. Но ты можешь попытать счастья с ними, – произнёс Льюис, выразительно двинув бровью, но потом засмеялся и отодвинулся на приличное расстояние. – На самом деле… Скажи, ты действительно считаешь это необходимостью?
– Нет. Не ею, – поправил Рекс.
– Чем тогда?
– Важным, но вместе с тем, необременительным, а довольно приятным делом. Если не захочешь гулять по городу, то мы можем сразу отправиться к Маргарет. Не захочешь знакомиться с ней, придумаем ещё что-нибудь. Я не настаиваю на определённой программе и не говорю, что мы обязательно будем делать это, это и вот это, зачёркивая пункты в составленном заранее списке. Импровизацию никто не отменял, а она иногда бывает гораздо приятнее, нежели идеальное, продуманное до мелочей свидание. В Лондоне есть миллион интересных мест. Сложно не найти себе занятие по душе. Не в Лондоне, так в пригороде. Можем поехать туда, если захочешь. При любом раскладе сменные вещи с собой лучше взять. Обещаю, всё будет славно.
– Отец когда-то тоже обещал мне чудесный день, – со вздохом произнёс Льюис, сложив руки на груди и глядя в сторону.
Его хорошее настроение как рукой сняло, а вот страхи проснулись и начали атаковать с новой силой.
Рекс провёл ладонью по шее, не представляя, какими словами лучше выразить своё отношение к ситуации, как попытаться переубедить Льюиса.
– Но я же не твой отец, – произнёс, поняв, что молчание затянулось. – Знаю, ты доверял ему, потому согласился уехать вместе с ним. Не хочешь ехать только со мной, давай воспользуемся общественным транспортом. Я торжественно пообещаю Адель вернуть тебя обратно к десяти часам вечера или в любое другое время, которое она назначит. В случае если немного задержишься, она знает, к кому обратиться, да и тебе позвонить она сможет в любой момент. Луи…
– Я попытаюсь, но ничего обещать не буду. Ладно?
– Ладно. – Рекс улыбнулся, смахивая с полки одну из книг, заметив, что на неё нацелился Льюис.
Стоило только присесть на корточки, чтобы поднять томик, как Рекс скопировал этот жест и, воспользовавшись случаем, прикоснулся к губам коротким, мимолётным практически поцелуем. Не упустил возможности убрать от лица прядь тёмных волос, проведя ладонью по щеке.
– Спасибо, что не отказался в первый же момент, – выдохнул, отстранившись и быстренько приводя себя в порядок, поскольку услышал шаги в направлении тех стеллажей, за которыми он и Льюис находились.
И вот теперь, спустя пару недель после памятного разговора, с наступлением каникул, Рекс впервые в жизни оказался на территории дома семьи Мэрт. Пока Льюис собирал вещи в небольшую дорожную сумку, всё-таки приняв приглашение Рекса и его тётушки, предлагавшей погостить у них несколько дней, появилась возможность немного осмотреться по сторонам, попутно постаравшись понять, какие условия царят здесь. Какие люди, помимо самого Льюиса, живут. Ответ на этот вопрос Рекс и без дополнительных подсказок знал.
Адель Мэрт – любящая мать, несгибаемая бизнес-леди, королева этого дома, готовая отстаивать свои интересы до последней капли крови, если в этом возникнет необходимость. Окажись на её пути человек, подобный Филиппу, такая самостоятельно пустила бы ему пулю в лоб, рискни он поднять руку на женщину. Реши он ударить её ребёнка, придумала бы куда более изощрённую и мучительную смерть. Не остановившись исключительно на планировании, в обязательном порядке привела бы задуманное в исполнение.
