Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"

Автор книги: Dita von Lanz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 73 страниц)

Гаррет тогда стиснул зубы и вновь разозлился, а Глен внезапно засмеялся. То ли нервное перенапряжение сказалось, то ли его поступок Роуза действительно развеселил.

И всё-таки, второе. Об этом Гаррет узнал уже через пару минут, когда Глен заговорил.

– Ещё немного, и я окончательно запишусь в клуб его поклонников, – произнёс, отсмеявшись. – Нет. Правда. Не шучу.

– Свихнулся, да?

– Нет, – Глен покачал головой.

Растерев запястья, он подобрал с пола вещи и начал одеваться.

Гаррет, сидя на кровати Роуза, в сотый раз пролистывал немногочисленные кадры, с трудом удерживаясь от того, чтобы не разбить камеру о стену. Эмоции зашкаливали, он шутку не оценил.

– Знаешь, – Глен приземлился на кровать. – Ещё минут пять назад мне хотелось его этой же лентой удавить, а теперь стало смешно. От нелепости ситуации, от осознания того, насколько органично он вжился в роль и старательно поддерживал иллюзию влюблённости, подыгрывая. Вместе с тем, мы с ним отлично общались, захватывая в разговорах множество самых разнообразных аспектов жизни, и это было реально интересно. Секс играл далеко не решающую роль. Если бы не твоя склонность к распространению сплетен, я бы так и не узнал, что Роуз вполне нормальный парень, хоть и со странностями. Но они – самый шик. Они – проявление его индивидуальности, только и всего.

Отпарировать Гаррету было нечем, а соглашаться он не хотел, хотя и знал, что, да, несомненно, Роуз действительно нормальный, интересный собеседник.

И Розарио, и Кэндис – они оба такие.

Они не стали скучными, как ему тогда казалось. Они просто взрослели и превращались в более или менее серьёзных парней. Он, Гаррет, перестал их понимать и начал воспринимать в ином качестве только потому, что сам взрослеть не желал. Ему хотелось развлекаться и веселиться, а они это перерастали.

Глен вскоре покинул комнату, а Гаррет уходить не спешил, гадая, как скоро вернётся сюда Роуз.

Он ощущал острую потребность в разговорах. О чём угодно. Можно даже о спонтанном поцелуе, изначально в планах не прописанном, но получившем реализацию. А можно и о чём-нибудь другом. Мало ли у них общего? В прошлом, так однозначно, предостаточно. Хоть до утра обсуждай.

Анализируя список наиболее вероятных предлогов для начала разговора, Гаррет выделял момент с предательством. Оно вновь представилось ему в красках и не желало отпускать. Чувство вины накатывало не то, что с удвоенной, а с утроенной силой.

Хозяин комнаты возвращаться не спешил, и Гаррет просто решил осмотреться здесь, чтобы понять, чем теперь живёт Роуз. Какие у него секреты, мечты, желания, предпочтения.

Положив камеру, Гаррет поднялся с места и подошёл к письменному столу. Взял в руки одну из фарфоровых кукол, которых многие находили страшными и немного пугающими. Гаррету эти хрупкие девочки, облачённые в кружева, казались вполне милыми и даже симпатичными. Единственное, что действительно вводило в состояние когнитивного диссонанса – понимание: у этих неживых существ нереально выразительные глаза. Гаррет провёл пальцем по тонким, чуточку колким иголочкам ресниц и вновь усадил куклу на столешницу.

Он перебирал флаконы духов, стоявшие на столике. Открывать их не решался, поскольку знал, что они женские, а парфюмерия, предназначенная для дам, Гаррета не привлекала. Это Роуз фетешировал от запахов, хотя сам пользовался вполне себе мужским одеколоном, давно ставшим частью его образа, неизменной и привычной. Женские духи были чем-то для души. Предмет коллекции, а не вещь первой необходимости, предназначенная для личного пользования.

Возвращения Роуза Гаррет так и не дождался, уснув прежде, чем тот появился. А проснулся от запаха кофе.

Впрочем, ничего даже отдалённо романтического в этом не было.

Роуз не собирался подавать ему кофе в постель. Сам стоял, потягивая бодрящий напиток через трубочку, одаривая незваного гостя ироничным взглядом, но старательно удерживаясь от ехидных комментариев.

После потасовки, состоявшейся накануне, выглядел он слегка потрёпанным. Но осознание этого, несомненно, не влияло на хорошее настроение Роуза. А оно у него точно было хорошим.

– Теперь я просто обязан тебя съесть, если не успеешь свалить по бобовому стеблю, растущему за окном, – произнёс, усмехнувшись; подошёл и отдёрнул занавеску. – О! Какая неожиданность. Там нет никакого стебля. Придётся всё-таки поедать. Вроде даже и ничего так завтрак, но боюсь отравиться.

– Что за хрень ты мне подсунул? – спросил Гаррет.

– В смысле?

– Фотографии. Это ведь…

– А, вот ты о чём. Ну, да. Ты не нашёл того, что хотел. Извини.

– Неужели ты стёр эти снимки?

– Нет. Подменил флэшки. В любом случае, это уже не актуально. Мы с Гленом мило поболтали с утра пораньше. Он получил свои снимки и совет на будущее. Расстались мы довольные друг другом. Кстати, Гарри, бесплатное, но оттого не менее ценное напутствие. Не лезь туда, где спорят двое. Третий – лишний не только в любви, но и в таких вот ситуациях. В этот раз обошлось, и тебя никто виновным не сделал. Считай, легко отделался.

Роуз поставил опустевший стаканчик на стол, обернулся.

Гаррет под этим взглядом почувствовал себя неловко.

Помимо того, появилось крайне неприятное чувство, связанное с осознанием финала этих не совсем отношений, сложившихся у Роуза и Глена. Они умудрились остаться приятелями. Глен не то, что не возненавидел Роуза, а наоборот, проникся уважением и, кажется, умудрился влюбиться. Больше, конечно, платонически, чем реально, но, тем не менее.

Спустя пару недель, Глен уже нашёл себе новую «зайку», тщательно проанализировав недавний опыт и придя к выводу, что девушки ему всё-таки намного милее.

Совершив промах в отношениях с мистером Астерфильдом-младшим, Гаррет не сумел вовремя остановиться и оступился ещё раз.

В сотый или тысячный? Он перестал считать свои неудачи. Они давно потеряли порядковый номер, получив один ярлык, наглядно иллюстрирующий сложившуюся ситуацию.

Не первая, вторая, пятьдесят третья, а очередная.

Символично получилось.

Прошлый день влюблённых оказался отмечен совместным распитием горячительных напитков в компании Роуза, а после – маленькой местью, приведшей к неожиданным результатам.

В этом году Гаррет решил немного испортить жизнь Кэндису. Тот сам дал повод, удачно попав в объектив камеры.

Сначала Гаррет хотел сделать вид, будто ничего не заметил, дождаться исчезновения Кэндиса из поля зрения и, не привлекая внимания к своей персоне, вернуться в общежитие, но ярость поспорила с рационализмом и одержала победу. Он сделал несколько провокационных снимков, а потом…

Потом были длительные метания между двумя вариантами действий.

Вообще-то намечался и третий, но, хорошенько подумав, Гаррет пришёл к выводу, что эта тактика поведения заранее обречена на провал. Кэндис не из той породы людей, что боятся быть раскрытыми и готовы принять любые условия, лишь бы избежать огласки своих секретов. Пытаться шантажировать его, требуя чего-то взамен, мог только полный придурок, а себя Гаррет к таким не относил.

Он надеялся, что обладает хотя бы каплей рационализма, а, значит, грандиозных ошибок не наделает.

Таким образом, после проведения анализа, перед ним осталось только два пути. Один благородный, а второй – не очень. То есть, вообще не благородный, но именно он периодически лидировал, заглушая голос подсознания, советовавшего не вмешиваться в эту ситуацию и, по возможности, обходить её участников десятой дорогой.

Всё время, остававшееся до начала недельных каникул, Гаррет метался между желанием поставить отца и мачеху Кэндиса в известность и стремлением сохранить всё в тайне.

В итоге, сделал ставку на первый вариант.

Сейчас он и сам не мог бы со стопроцентной уверенностью сказать, почему так сделал, но тогда всё получилось стремительно, без лишних угрызений совести и попыток самокопания с последующим самобичеванием. Совершить очередное предательство оказалось столь же просто, как сделать глубокий вдох и шумно выдохнуть после, когда система уведомила об отправлении письма.

Простой и понятный порыв, а потом облегчение от осознания, что Кэндис на территории школы больше не появится. Дорогу сюда ему закроют и уж точно не оставят всё так, как есть.

Когда-то Гаррет услышал, что Альфред Брайт повышенной терпимостью не отличается, на том и решил сыграть.

На время поставленной цели добился и немного такому развитию событий порадовался.

Официальное объявление об отъезде в газете, пустующее место рядом с Роузом. Трейси, обитающий в комнате в гордом одиночестве.

Всё это кричало о том, что Кэндис исчез.

Больше не звучала в кабинетах академии его речь, не было феерических препирательств с миссис Даглер, ироничных замечаний по поводу тех или иных происшествий. В столовой Роуз тоже сидел в одиночестве, перемешивал напитки в стаканчиках трубочкой и, совершив этот нехитрый ритуал, утыкался носом в тетрадь или книгу. Иногда в обычную, иногда в электронную.

Одиночество Астерфильда, спровоцированное исчезновением Кэндиса, могло стать отличным – великолепным! – условием для возобновления общения, и Гаррет жаждал этим воспользоваться.

Размышления дались ему намного легче, нежели реальные действия, но в конце первой недели без Кэндиса он всё-таки решился подойти к столику, за которым скучал Розарио. Вообще-то тот читал и выглядел невероятно сосредоточенным, но Гаррету приятнее было думать, что Роуз жаждет общения хоть с кем-нибудь, находясь на грани отчаяния из-за отсутствия приятеля.

Заметив Гаррета, маячившего на горизонте, Роуз снял очки, предназначенные для чтения, положил их на стол и одарил молчаливого собеседника вопросительным взглядом.

– Что-то хотел? – поинтересовался, не дождавшись объявления причин, заставивших подойти так близко.

– Здесь не занято?

– Нет. С чего бы? В школе не так много людей, желающих со мной общаться, – произнёс Розарио, прикладывая палец к губам и время от времени постукивая по ним подушечкой. – Находись мы в учебном корпусе, а не в мужском общежитии, компанию мне составила бы Сибилла, а здесь… Был только один человек, понимающий, что слухи о моём сумасшествии – всего лишь плод чужой фантазии, а не реальный диагноз. Увы, этот человек уехал. Есть ещё Глен, но у него тренировка и очередная любимая зайка. Так что я снова в пролёте, вот и приходится коротать время в компании книжных персонажей. Впрочем, я не страдаю. Мне не хватает Кэндиса, но я не лезу на стену от осознания, что остался в одиночестве. Это ведь не смертельно. Хотя, откуда тебе знать… Смотри-ка прихлебатели недоумевают, какого чёрта ты забыл у этого столика. Ещё немного, и подумают, что ты тоже свихнулся, раз общаешься с парнем, у которого не все дома. Потеряешь доверие и авторитет. И тебя это заденет. Ты ведь жаждешь внимания.

Взгляд Розарио переместился в сторону парочки одноклассников и учеников параллели, с которыми обычно коротал время Гаррет.

– В данный момент, я жажду внимания определённого человека, – признался Гаррет, отодвигая стул и устраиваясь напротив.

Той лёгкости общения, что некогда царила в их трио, ныне не наблюдалось вовсе. Розарио не только намекал, но и говорил открытым текстом о том, что думает по поводу чужого поведения и поступков. Гордость призывала Гаррета вскинуть подбородок и удалиться подальше, но марафон персонального унижения продолжался, не желая прекращаться.

– Будешь продолжать в том же духе, все решат, что ты за мной бегаешь, – усмехнулся Роуз. – В том самом смысле. А я проникнусь мыслью, что поцелуй в коридоре был не таким уж спонтанным и необдуманным, как представлялось вначале. Вспомнил прошлогоднюю валентинку? Желаешь проверить правдивость моих слов?

Гаррет промолчал, не зная, как лучше ответить на поставленный вопрос. Ничего более или менее обтекаемого на ум не приходило, а он не планировал произносить нечто такое, что подвергается лишь однозначной трактовке.

Покрутив в руках трубочку, Роуз допил одним махом остатки напитка и поднялся с места.

– Уже уходишь?

– Да. Извини, но от твоего общества у меня аппетит испортился.

Роуз удалился, более ничего не говоря, не забыв прихватить все вещи. Забудь он что-нибудь, появился бы повод пересечься повторно, но это явно было нежелательно. Гаррету не осталось ничего, кроме как закрыть лицо руками и с шумом выдохнуть.

Первые шаги на пути к примирению оказались невероятно сложными. Изнутри подтачивало неприятное чувство. Осознание.

Гаррет жаждал избавиться от Кэндиса не столько потому, что завидовал его способности добиваться поставленной цели в плане любовных отношений. Не потому, что испытывал душевную боль, глядя на снимки, где Кэндис обнимался с директором академии. И не потому, что любил его всё это время, надеясь на взаимность, а, получив новую порцию информации, окончательно уверился в проигрыше и постарался взять реванш столь подлым способом.

Всё было проще и… в разы противнее.

Ему не давала покоя мысль о том, что бывшие друзья не стали со временем одиночками. Он от них откололся. Они продолжали держаться вместе, доказывая, что дружба – явление реальное, а не выдумка.

Как правдивы и те слова, что говорят о существовании любви.

Он хотел стать нужным хоть кому-то из них двоих, но они прекрасно обходились обществом друг друга, не нуждаясь в Гаррете, не прося его о возвращении. Не желая разделять его сомнительный триумф, не примыкая к созданной коалиции. Не забывая обид и постоянно напоминая, какими методами он достиг своей популярности в крайне узких кругах.

Несколько почитателей, принимающих в качестве лидера, но не имевших значения в его жизни. И двое близких людей, что одаривают презрением, не забывая о предательстве. Не позволяя позабыть ему самому.

Озарение снизошло на Гаррета глубокой ночью, когда он лежал, закинув руки за голову, и внимательно разглядывал потолок.

Спать после этого расхотелось.

Гаррет не знал, какой эффект произвели фотографии, отправленные отцу Кэндиса, но нет-нет, да и вспоминал о совершённом поступке. В присутствии наблюдателей старался сделать вид, будто ничего особенного не произошло, новость его никоим образом не зацепила, но в глубине души надеялся, что ничего плохого не случилось. Тем более, что по возвращении он узнал о планах Альфреда Брайта. В разговоре Роуза с Лайзой промелькнуло упоминание о переезде в Манчестер, планировавшемся задолго до того, как.

Гаррет себя оправдывал и почти сумел добиться успеха, но тут появился Кэндис. Его возвращение для всех стало шоком.

Для кого-то радостным, для кого-то – не очень.

Когда Кэндис стоял в дверях аудитории, Гаррет посмотрел на него и наткнулся на ледяной взгляд.

Кэндис знал правду и, разумеется, не собирался прощать крысу, раз за разом доказывающую, что данный статус более чем заслужен. Крыса и есть.

Гаррет стал для него врагом номер один.

Прежде, после неприятной ситуации с участием Роуза, призрачные надежды на восстановление, если не дружеских, то хотя бы нейтральных отношений проглядывали.

Теперь их не осталось вовсе…

Склонившись над раковиной в туалете мужского общежития, Гаррет наблюдал, как раскрашивают белоснежную поверхность бордовые капли, падающие из разбитого носа. Вода размывала их, становилась умеренно-красной и исчезала в стоке.

Очередной «разговор по душам» с мистером Брайтом-младшим.

Повод для скандала – те самые злополучные снимки

Реакция предсказуемая. Банальнее не придумать.

Гаррет опирался ладонями на раковину, практически вцепился в края, стискивая их так, что пальцы побелели. Боялся её отпустить, поскольку сомневался, что сумеет удержаться на ногах.

Не потому, что Кэндис его так отходил в приступе ярости. Ударил, конечно. Было больно. Не обидно. Обижаться Гаррету оказалось не на что. Он получил ответную реакцию на свой поступок. Просто-напросто безнаказанным не остался.

Он царапал фарфор ногтями лишь по другой причине. Ему хотелось сползти на пол, обхватить колени руками, уткнуться в них лбом, повторяя одни и те же фразы.

Что я наделал? В очередной раз. Зачем?

Хотелось. Но он не мог позволить себе упасть настолько низко, окончательно распрощавшись с самоуважением. Хотя, по правде сказать, куда уж дальше? Куда больше? Всё, что было, успел растерять. Теперь лишь старался держать лицо.

Хорошая мина при отвратительной игре.

Звук открывающейся двери заставил Гаррета оторваться от созерцания не такого уж интересного зрелища и посмотреть в сторону вошедшего.

В сознании промелькнули воспоминания о том самом дне, когда Кэндис пригласил его сюда ранним утром, прикрываясь предлогом о разговоре, а в итоге устроив грандиозную потасовку.

Гаррет напрягся, ожидая повторения той ситуации, но в туалетную комнату зашёл Роуз. Ехидные комментарии пока не отпускал и не завывал на одной ноте слово «предатель». Просто посмотрел. Внимательно так.

Пробирающе. До холодка, прошедшегося вдоль позвоночника.

Наизнанку взглядом вывернул.

– Гаррет Марвел, – произнёс с некой долей иронии. – Стабилен, как курс фунта, и верен своим традициям. Что ни год, то подлость. Сначала одному бывшему другу, потом второму. Самое смешное, что не далее, как пару месяцев назад мне прилетело за подобные выходки от поборника чистоты и нравственности. А теперь выясняется, что мои методы были взяты на заметку и активно использовались. Я могу потребовать компенсацию за нарушение авторских прав?

– Пришёл читать мне нотации и взывать к совести? – огрызнулся Гаррет, набирая полную пригоршню воды и плеснув в лицо.

– Нет. По-моему, смысла в этом нет.

– Тогда что тебе нужно?

– Просто посмотреть? – выдвинул своё предположение Роуз.

– У меня на лбу написано «Бесплатный цирк»?

– Знаешь, периодически мне кажется, что да. Потому что невозможно оступаться с завидным постоянством случайно. Один раз, два, три, но не бесконечно, как это делаешь ты.

– Всё-таки нравоучения.

– Констатация факта.

– Я просил об этом?

– Нет.

– Тогда просто возьми и испарись в неизвестном направлении.

– Сколько экспрессии, – Роуз закатил глаза и принялся притворно обмахиваться ладонью, словно собирался в ближайшее время лишиться чувств от переизбытка эмоций. – Разумеется, я уйду. Не буду же вечно здесь торчать, да и найти в данном месте, относительно важном, но не прекрасном, что-то интересное проблематично. То, что мне требовалось, я увидел. Этого достаточно.

– Например?

– Сейчас я уйду, а ты, оставшись без наблюдателей, перестанешь строить из себя невъебенно крутую личность и снова начнёшь лить сопли и слёзы. Может, реально завоешь, как маленький мальчик, которого в песочнице лопаткой по голове огрели. Он вроде и хочет побежать к мамочке, чтобы пожаловаться, уже и легенду на скорую руку придумал, где себя жертвой выставляет, но что-то его останавливает.

– Что же?

– Понимание, что лопаткой его не просто так приложили, а вполне заслуженно. И когда правда откроется, его не пожалеют, а поругают. Ему это нужно? Нет, конечно. Если бы он изначально не пришёл в чужую песочницу и не наступил на замок, построенный детьми, что играли там до его появления, если бы не начал их оскорблять, ничего бы не было. Они, конечно, были довольно тихими, потому обидеть их оказалось несложно. Особенно, при условии, что за спиной у незваного гостя находилась такая группа поддержки. Вроде как взрослые, самостоятельные, крутые. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Отсосы в сортире в качестве награды за молчание, марихуана по праздникам и спортивные достижения, к которым бонусом – текущие от одного вида девицы, приезжающие на соревнования из других школ и состоящие в группах поддержки. Ну, и смазливенькие гомики тоже, если таковые найдутся среди зрителей. Последние в группе поддержки не состоят, но с ними тоже реально потаскаться пару раз, пока надоедать не начнут. Конечно, в компании с теми, у кого есть этот набор забав, гораздо интереснее, чем с детишками, которые развлекаются иными способами и не считают себя невероятными звёздами. Знаешь, в чём заключается самое мерзкое? Детишки были твоими настоящими друзьями, а спортивные недозвёзды, часть которых полетела из команды за свои пристрастия, просто пользовались тупенькой малолеткой, стелившейся перед ними в надежде получить статус школьного короля. Одного из многочисленных подделок, потому что настоящим монархом стать ей не светило.

– Аллегория?

– Ух ты, какие умные слова мы знаем, – хмыкнул Розарио. – Но вообще-то, нет. Я лишь собирался привести растиражированный пример, а получилось краткое описание реальной ситуации, вот я и припомнил старые обиды. Подсознание, наверное, шалит. В любом случае, твой катарсис очень показателен, жаль, что проходит он каждый раз как-то непродуктивно и результатов практически не приносит.

– Тебе-то какая печаль? Это моя жизнь, и я делаю с ней то, что хочу.

– Спорим, не хочешь?

– Спорим, ты сейчас будешь послан на хер?

– Определись, Гарри, что ты, на самом деле, мечтаешь получить от жизни. Каким человеком планируешь оставаться в памяти людей.

– Мне плевать, каким они меня запомнят.

– Будь это так, ты бы совершал другие поступки и иначе воспринимал всё, что вокруг происходит. Ты просто не знаешь, что делать. Запутался, одним словом.

– А ты приведёшь меня к свету?

– Боюсь, подобные задачи для меня невыполнимы, – Роуз развёл руками.

– Астерфильд, знаешь, за что я тебя больше всего ненавижу? – спросил Гаррет, перекрывая воду, отрывая длинную часть бумажного полотенца и промакивая лицо.

– Откуда бы?

– За то, что ты прав.

– А знаешь, почему я сам себя ненавижу? – усмехнулся Роуз.

– Нет.

– Потому что, несмотря на огромное количество дерьма, вылитого тобой на окружающих, я продолжаю верить…

Розарио запнулся, оборвав себя на середине фразы, и отвёл глаза, перестав прожигать взглядом. Пытался подобрать более точную формулировку. Это внезапное молчание напоминало падение на ровном месте. Шёл спокойно, а потом споткнулся и упал, пропахав носом землю.

– Во что?

– Тебе, Марвел. Тебе. И в тебя. Точнее, в то, что ты не окончательно стал каноничной, эталонной сукой без капли чего-то светлого, – произнёс Роуз, перед тем, как выскользнуть за дверь.

========== Глава 8. Тот, кто взрослеет и принимает решения. ==========

Трахнулся с Гарретом Марвелом.

Новое достижение разблокировано.

Неоднократно, если говорить откровенно.

Вот только начисление баллов опыта до сих пор не произошло. А если они и начислены, то совершенно непонятно, что с ними делать.

Каждый раз, когда накрывает воспоминаниями о случившемся, становится, говоря откровенно, не по себе. Никакого чувства гордости за себя, прекрасного, никакого восторга от осознания, что давняя мечта исполнилась и вроде даже не повлекла за собой огромное количество мерзких событий.

Принимая во внимание особенности характера Гаррета, вспоминая его реакции на определённые поступки, ожидать можно было чего угодно. Порождения новой волны сплетен и слухов, распространённых по горячим следам, попыток мутить воду и проезжаться раз за разом по личности человека, совершившего одну из самых больших ошибок в жизни.

Безусловно, приятных, но…

От этого ошибками они быть не переставали, напротив, порождали в голове когнитивный диссонанс, не позволяя расслабиться окончательно, вклеить воспоминания о славно проведённом времени в дневник памяти, помахать на прощание рукой и отпустить окончательно.

Принять как данность.

Смириться.

Убедить себя в правильности и правдивости умозаключений.

Школьные годы оказались позади, отгремели фейерверки, расцвечивающие ночное небо миллионами разноцветных огней, остались в шкафу чёрные мантии и такого же цвета шапочки.

Успешно сданы экзамены A-levels.

Впереди забрезжил свет, открылось множество новых дверей. Наступила очередная осень и начинается новая жизнь, в которой найдётся место для новых знаний, новых знакомств и новой любви к человеку, возможно, куда более достойному, чем мистер Марвел. Младший, само собой.

Но…

Чем чаще Роуз размышлял об этом, тем чаще приходил к выводу, что школьная любовь, в его случае, оказалась на удивление сильной и крепкой. Наверное, она по многим пунктам не дотягивала до определения идеала, не ей было тягаться с классическими историями, запечатлёнными на бумаге, но… Он, в общем-то, и не претендовал на подобное. Не желал, чтобы его жизнь увековечивали на страницах романов. Он, как и большинство других людей, просто хотел жить и быть счастливым.

Он не рыдал по ночам в подушку, не изводил носовые платки в промышленном масштабе и не коротал вечера за распитием алкогольных напитков в попытках унять тоску. Его лето и начало осени получились яркими, с насыщенной культурной программой. Время, свободное от учёбы, оказалось заполнено многочисленными событиями, принимая участие в которых, практически невозможно заскучать, только если очень постараться.

Однако иногда накатывало, и Розарио думал о причинах, толкнувших его в объятия Гаррета.

Это случилось не во время учебного года и не на выпускном вечере, где-нибудь за сценой, отделённой тяжёлым занавесом, пока никто не видит. Нет, совсем нет.

Подобный расклад был нелеп.

Роуз продолжал придерживаться мнения, что заводить «служебные» романы – не его стезя. Риск велик и неоправдан. Себя Роуз рисковым не считал, потому предпочитал подстраховаться на всякий случай и держаться от Гаррета на расстоянии, во избежание разного рода двусмысленных ситуаций. Получалось прекрасно. Наступившая пора экзаменов не способствовала пестованию романтичных настроений и активным охам-вздохам при луне.

Роузу хотелось показать максимальные результаты, хотя, признаться, он не претендовал на попадание в число тех пятнадцати процентов учеников, что после академии поступали в Кембридж или Оксфорд.

Амбициозность Розарио проявлял умеренную, понимая: в научную деятельность он точно не пойдёт, великих открытий не совершит, революцию в области исследований не произведёт. Ему будет достаточно покрасоваться перед самим собой, погладить себя по голове и сказать без иронии и сарказма что-то вроде «Роуз, ты умница». Тем и успокоиться.

Насколько Роузу было известно, Кэндис после выпуска не собирался покидать пределы Лондона. Перспективы, связанные с Манчестерским университетом, окончательно канули в Лету, а на повестке дня остались столичные университеты. Кэндису так захотелось, и он не переживал совершенно. Выбор места для изучения литературы и языков не был для него принципиален.

Многие, услышав это, удивлялись. Брайту пророчили тот самый Оксфорд, а он отзывался о прославленном университете с прохладцей и равнодушием.

Роуз до недавнего времени не знал, куда податься. Единственное, что определил для себя давно и в дальнейшем решение не менял, так это направление образования. Вполне предсказуемо, ничего поразительного и сколько-нибудь новаторского, сплошная рутина. Общественные науки, экономика.

Письма он рассылал во многие учебные заведения. Многие же и ответили согласием, нужно было только экзамены сдать достойно.

Осенью Роуз окончательно пришёл к выводу, что в Лондоне не останется. Хотя бы потому, что после выпускного вечера успел оставить свой след в истории, а именно – связаться с Гарретом. Не то чтобы он об этом жалел. Скорее, приходил к выводу, что пожалеет в дальнейшем, если раскиснет, окончательно пропитается розовым сахарным сиропом влюблённости, позабудет о предосторожностях и поверит в ответные чувства.

После получения аттестата он некоторое время метался в сомнениях, не зная, как поступить.

Задавался вопросом: стоит ли открывать рот или лучше прикусить язык, продолжая хранить тайну собственных чувств к однокласснику?

В итоге, решимости Роузу не хватило. Он промолчал, хотя, несколько раз ловил на себе взгляд Марвела, смотрел в ответ, не отворачиваясь, но ожидая, пока это сделает оппонент.

Роуза поведение Гаррета ставило в тупик с завидным постоянством.

И тогда – тоже.

Казалось, ещё немного, и он откроет рот. Скажет всё, что крутится на языке, перестав гипнотизировать взглядом. Недосказанность разрушится, как по волшебству, а вместе с ней исчезнет и напряжённость в отношениях.

Роуз разговаривал с Кэндисом, Гленом, Оливией, Сибиллой. Общался с другими одноклассницами и одноклассниками. Смеялся вместе с ними и чувствовал себя по-настоящему свободным.

Беседы получались непринуждёнными, лёгкими и интересными. Как будто с окончанием школы завершился тот странный период жизни, когда уверенность Роуза сидела в тёмном уголке, боясь показаться на свет. Период, отмеченный многочисленными событиями не самого приятного толка, начавшимися с предательства друга и скандала с вызовом в школу родителей.

Признаться, Роуз ждал, что хотя бы сейчас Гаррет с ним заговорит. Предлог найти не составило бы труда. Достаточно лишь извиниться за тот случай, не потерявший актуальности за давностью лет, и беседа польётся сама собой.

Тем не менее, Гаррет не предлагал ему поговорить. Просто смотрел, чем действовал на нервы и провоцировал некое раздражение, сродни лёгкому зуду.

Роуз оборачивался, перехватывал взгляд и, добившись от Гаррета реакции, вновь возвращался к своим собеседникам.

Для себя решил, что так тому и быть.

Иногда молчание – источник всех проблем. Не прояснишь некоторые моменты, позволив окружающим самостоятельно додумать, что к чему, и результат не заставит себя ждать.

Но вместе с тем… Не зря же говорят, что молчание по своей цене сравнимо с золотом. Меньше слов – меньше последствий, ими порождённых.

В его случае, так однозначно.

Он молчал несколько лет, наблюдая за Гарретом, пересекаясь с ним на территории учебных аудиторий почти каждый день. Тщательно пестуя в себе эти чувства, понимая, что, несмотря ни на что, продолжает по-особенному относиться к человеку, сделавшему гадость – не случайно, а преднамеренно. Гаррет ведь знал, к каким последствиям это приведёт.

Тем не менее.

Да, тогда Роуз с ним постоянно пересекался. Разве что на каникулах встречаться не доводилось. Казалось бы, множество дней, проведённых вдали друг от друга. Но, возвращаясь в академию, он резюмировал обречённо, что по-прежнему выделяет Гаррета из общей массы школьников.

Не презирая и ненавидя, как делал Кэндис.

Совсем наоборот.

Если хранил молчание тогда, ныне и вовсе несложно будет провернуть подобный трюк. Он не будет писать Гаррету в сети.

И звонить не станет.

Вероятнее всего, они вообще не увидятся в дальнейшем.

Роуз уедет из Лондона, а вместе с ним исчезнет и эта тайна.

А там, глядишь, и больше нечего будет хранить в секрете, потому что вдали от Гаррета – не несколько недель, а годы, отмеченные разлукой, – чувство влюблённости прикажет долго жить, исчезнет, подобно туману, растворившемуся под яркими лучами полуденного солнца.

Не тут-то было.