Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 73 страниц)
Мимолётный взгляд на губы, снова – в глаза. Шумный выдох, ощутимое напряжение, которое никуда не собирается деваться.
Хочешь?
Ответ был очевидным на сто процентов, но Алекс продолжал сопротивляться желаниям.
– Новый тип благодарности?
– Да нет. По-моему, старо как мир.
– И ты…
– Тебе я сделаю минет без вопросов и сомнений. И даже не в благодарность, если такая формулировка не нравится. Можешь придумать огромное количество предлогов, объясняющих, что заставило меня поступить подобным образом.
– А как ты желаешь это подать? Сам какую формулировку предпочитаешь? По любви?
– Если захочешь. Мне такой расклад импонирует сильнее.
– Любой каприз за мои деньги? Ты, правда, что ли, шлюха?
– Нет.
– Тогда зачем?
– Просто. Так.
Кэрмит подался вперёд, сокращая расстояние. Потянулся рукой к застёжке чужих брюк. Ладонь легла на пряжку ремня, вторая коснулась воротника собственной рубашки, провела по нему пальцами. Кэрмит собирался одновременно раздевать и раздеваться. Что, впрочем, спустя время, показалось спорным утверждением.
Расстёгивать замаранную рубашку он не торопился, больше играл. Хотя… Недолго. Одна пуговица вышла из петли, за ней вторая, третья. Ткань расходилась в разные стороны, обнажились ключицы. Красивые. Идеальные.
Вообще-то назвать Кэри до умопомрачения красивым было довольно сложно, но Алекса не оставляла мысль, что он всё в этом человеке относит к категории восхитительного. Как минимум. Кэрмита окружала особая аура, и эту ауру хотелось сделать частью своей жизни, не оставаясь сторонним наблюдателем. Плевать на отвратительные в своей откровенности и грязи истории, что связаны с именем Трэйтона. Шлюха он или нет… Не имеет значения.
Кэрмит потянулся за поцелуем, ища ответных действий, отчаянно на них надеясь. Ответить хотелось гораздо сильнее, чем можно было представить до наступления этого момента совместного уединения. Гораздо сильнее, чем вообще когда-либо, но Алекс отвернулся, понимая, что пользоваться моментом, пожалуй, довольно гадко. Тем более, если принять во внимание события, предшествующие.
Губы мазнули по щеке, лишь частично зацепив уголок его рта. Место соприкосновения будто кипятком облили. Алекс на доли секунды затаил дыхание, с трудом сглотнул, накрыл ладонь Кэри своей, сжал сильнее, чем требовалось, не позволяя продолжить процесс избавления от одежды.
– Не нужно, – произнёс, отталкиваясь от двери и вновь направляясь к кровати. – Одного «спасибо» было достаточно. Больше ничего не требуется.
– Правда?
– Да.
– Совсем ничего? Может… Я в растерянности, признаться. Провести тебе экскурсию по Лондону? Дать денег? Подарить какую-нибудь дорогую игрушку?
– Я его знаю, как свои пять пальцев. Я такой же его житель, как и ты, несмотря на фамилию и происхождение. Гражданином Великобритании место рождения мне стать не помешало. И деньги мне не нужны, своих финансов вполне хватает.
– Тогда… Есть варианты действий? Внесёшь на рассмотрение своё предложение?
– Просто порежь меня.
– Что?
– Порежь меня, – повторил Алекс.
– То есть?
– Хочешь, чтобы тебя признали виновным в той драке? Или мечтаешь об оправдательном приговоре?
– Для кого именно?
– Естественно не для сволочного префекта. Для тебя и для меня. Для нас обоих.
– Второе, само собой.
– Тогда ты это сделаешь. А пока снимай обувь и иди сюда. Буду тебя лечить по мере возможностей. Доктор из меня не очень хороший, обширной врачебной практикой похвастать, увы, не могу.
Ладонь коснулась покрывала, указывая, куда именно нужно сесть.
Кэрмит послушно кивнул. Наклонился, чтобы распустить шнурки на своих оксфордах. Наплевав на сохранность обуви, наступил на задник. Отставил в сторону и шагнул к кровати. Торопить его не собирались, но за действиями внимательно наблюдали, оценивали каждый лишний жест, да и не лишний, в общем-то, тоже.
Действовал Алекс сосредоточенно, подходил к своим обязанностям, которые назвать таковыми можно было с большой натяжкой – никто не заставлял возиться с бедовым одноклассником, всё на добровольной основе делал – с ответственностью. Прикоснулся к пострадавшему месту влажной салфеткой, стирая остатки запекшейся крови.
Кэрмит скривился не от отвращения, а от собственных ощущений. Несмотря на проявленную осторожность, всё равно было неприятно. Болезненно.
– Тише, – произнёс Алекс.
Прозвучало непривычно заботливо и нежно. Кэри удивлённо на него посмотрел.
Следующий вопрос не заставил себя ждать.
– Ничего мне рассказать не хочешь?
– Например?
– Видео. Причины такого отношения к тебе со стороны префекта. Как долго? Как часто? Почему ты не сопротивлялся, а пошёл с ним?
– Алекс?
– Да? Я сказал что-то не то? И где же ошибся, разреши полюбопытствовать?
– Их трое, у Арлета нож. Я один. Я не самоубийца.
– Значит, самоубийца я, – усмехнулся Алекс, опуская ватную палочку в антисептик и проводя ею по ранке.
Кэрмит зашипел, стиснул в пальцах одеяло. Он до сих пор не понимал, почему позволяет Алексу колдовать над его лицом, покорно принимая заботу, не вырывая необходимые средства из рук и не заявляя с сильно завышенной уверенностью, что справится своими силами. Хотя, действительно мог. Вон зеркало висит. Достаточно подойти к нему и самостоятельно провести все необходимые процедуры.
– Нет. Но там мы были вдвоём.
– Спасибо, что быстро сориентировался, не стал лить сопли и заламывать руки, а всё-таки врезал ублюдку.
– Мне это несвойственно, – произнёс Кэрмит в сторону.
– Что именно?
– Слёзы, сопли и заламывание рук.
– Хорошо. А на другие вопросы ответишь? Или я должен догадаться самостоятельно?
– Это совсем не те истории, которыми мне хочется делиться.
– Вообще? Или только со мной?
– Вообще. Но с тобой – особенно.
– Информация, как вирус, – Алекс отложил использованные ватные палочки в сторону и вылил порцию антисептика на руки, стойко переживая пощипывание. – Стоит появиться, и она распространится со страшной скоростью, а там и до эпидемии недалеко. Я узнаю, в любом случае. Не от тебя, так от посторонних. Того же Арлета с пристрастием допрошу, и он расколется. Только не уверен, что он подаст всё в первоначальном варианте, не добавив от себя максимум омерзительных подробностей. Он ведь всё равно думает, что ты мой… Просто, что ты мой. И, возможно, вскоре об этом будет трепаться уже вся школа. Обязательно найдутся желающие открыть мне глаза, расписав в красках былые похождения фаворита. Люди имеют обыкновение приукрашивать действительность в соответствии с собственными представлениями. Стоит кашлянуть в присутствии одного, и вскоре ты услышишь сотни вариантов своего диагноза, начиная от безобидной простуды, заканчивая пневмонией, а то и вовсе туберкулёзом. Так же и с твоими биографическими данными.
Наверное, не следовало этого делать, но Алекс не удержался, прикоснулся к лицу Кэрмита, спровоцировав прилив недоумения и получив очередной изумлённый взгляд.
– Два года.
– Вот. Начало положено. Можно продолжать. Это не так сложно, как кажется.
Он улыбнулся ободряюще, скользнул ладонью по щеке, погладил здоровый уголок губ и поспешил убрать руку, не позволяя себе большего. Зайти дальше положенного было проще простого, но Алексу это казалось неправильным, слишком… Слишком. И на фоне сегодняшнего происшествия, и на фоне своих недавних размышлений о мести.
– Всё началось с неприятного инцидента за пределами академии, – неохотно признался Кэрмит, застёгивая пуговицы на рубашке, понимая, что Алекс его «благодарностью» так и не воспользуется; в этом было нечто поразительное, поскольку, предлагая, он не сомневался в положительном ответе. – Мои отношения приказали долго жить. Мне казалось, что расставание прошло вполне полюбовно, никаких взаимных обид, никаких упрёков и прочих факторов, омрачающих жизнь. В дальнейшем выяснилось, что такого мнения придерживался только я. Девушка оскорбилась и решила отомстить. Сразу скажу, ей это удалось. То самое видео… Надеюсь, ты никогда его не увидишь и не найдёшь. В сети его нет, диск уничтожен, запись удалена отовсюду, откуда только можно. Любительская постановка, непрофессиональные актёры и почти сломанная жизнь. Так или иначе, но отрицать собственную причастность к этому видео, было, как минимум, нелепо. Все прекрасно видели, что это я блистаю на экране, а не кто-то, безумно на меня похожий. Естественно, что после появления в сети данного порнофильма, отношение многих ко мне изменилось. Общество таких ошибок не прощает. Изгоем я не стал, но уважения, направленного в сторону моей персоны, заметно уменьшилось, а уровень пошлых замечаний повысился. Я не знал, что там были камеры. Я в тот вечер вообще ни черта не соображал, вот и поплатился…
– Возбуждающее?
– Экстази.
– Наркотики, значит… – протянул Алекс, делая пометку напротив пунктика, что давно и прочно занимал мысли. – По собственному желанию принимал или кто помог?
– Игра «изо рта в рот», – пояснил Кэрмит. – Просто поцеловать, просто протолкнуть таблетку в рот партнёру, и больше ничего не нужно. Я вообще-то не загоняюсь по таким вещам.
– Хотелось бы верить.
– Не очень так образ получается, да? – усмехнулся Кэри, откидываясь назад, опираясь ладонями на покрывало и сдувая растрепавшуюся челку, по длине совпадавшую с остальными прядями, потому спокойно закрывающую половину лица, если не убирать её в сторону. – Совсем не пай-мальчик. Порнозвезда, наркоман… И то, и другое было однократно, но хватило с лихвой, чтобы составить обо мне определённое мнение.
Он внимательно следил за действиями Алекса. Покончив с обязанностями доктора, тот старательно оттирал нож от крови, обрабатывая антисептиком поверхность лезвия, словно опасался, что Арлет может оказаться заразным. Забавно и алогично, в определённой степени, если принять во внимание демонстративное облизывание ножа во время пребывания на крыше.
– А я-то думал иначе. Как только увидел тебя, сразу же определил: «Классическая серая мышка, по-другому и быть не может». Ведь все пай-мальчики при встрече заявляют о желании оказаться в постели своих одноклассников, а потом облизывают им пальцы во время лабораторных работ, – иронично заметил Алекс. – Все, без исключения.
– Осуждаешь?
– Ну кто я такой, чтобы осуждать или читать нотации?
– Нет?
– Нет. Что там с Арлетом?
– Он оказался одним из самых ярых ценителей «искусства».
– И уже два года продолжает… восхищаться?
– Да.
– Как часто?
– Раз пятнадцать за всё время. Это не его слабость. Это его развлечение.
– Но тебе оно, смею надеяться, не нравится?
– Не задавай глупых вопросов. Разумеется, нет.
– Хорошо. Задам тот, что подойдёт под определение умных. Твой дорогой приятель Даниэль готов был сравнять меня с землёй только за то, что ему казалось, будто я расспрашиваю окружающих о тебе. Подобная экспрессия, скажем прямо, весьма и весьма впечатлила, а слова о готовности пожертвовать жизнью ради лучшего друга сразили наповал. Так почему же он, такой благородный, с широкой душой и большим сердцем, не помог тебе в противостоянии с Арлетом? Или он – герой только на словах, а когда доходит до реальных действий, вся бравада сходит до минимальных показателей? Мне кажется, вдвоём вы могли бы запросто справиться с этими уродами.
– Он не в курсе.
– Да?
– Никто не знает. Кроме тебя.
Кэрмит, произнеся это, сжал губы в тонкую нить. Он бы предпочёл данные события вообще ото всех в тайне сохранить. Особенно от Алекса. Отвратительно было думать о том, что тот видел. Отвратительно было думать, что на фоне этого испытывал отторжение.
– А ты… Почему?
– Я уже озвучивал свою точку зрения, но повторю ещё раз. Это не та история, что требует огласки. Виновного, конечно, накажут, но мне осуждения достанется не меньше. С моей репутацией только этого и не хватало. Ещё немного, и она будет разрушена до основания. Одни руины останутся.
– Не будет, – произнёс Алекс. – Если префект не идиот, он к тебе больше не подойдёт. Если идиот… Тогда я заранее ему сочувствую, но извинений за будущие свои выходки не приношу. Сам виноват.
Он сложил нож и протянул его Кэрмиту. Перехватил сосредоточенный взгляд.
– Думаешь?.. – Кэрмит сомневался.
– Да, – решительно сказал Алекс. – В противном случае, всё закончится куда хуже для нас, чем для них. Они назовут себя жертвами немотивированной агрессии, мы окажемся её источниками. В качестве доказательства их вины можно было бы использовать то видео, что наснимал для дрочки одинокими вечерами помощник Арлета, но поскольку ты не хочешь выносить это на всеобщее обсуждение, нам следует перестраховаться. Они хотели столкнуть тебя вниз, я это увидел и вмешался. Меня порезали, я ответил тем же, пытаясь защититься, а не из-за жажды крови. Самооборона, только и всего. Не смотри так. У меня за плечами нет многочисленных жертв. Просто моя мать – эксперт-криминалист, кое-какие тонкости я знаю. Ты меня порежешь, мы вытрем лезвие и выбросим нож в мусорку. То, что эта вещь принадлежит Арлету, каждая собака знает, так что с определением владельца проблем не возникнет. Когда нож найдут, и если начнутся разбирательства, могут провести экспертизу. Сейчас на нём только кровь Арлета, а должна быть и моя, для убедительности.
– Сейчас на нём вообще крови нет.
– Есть, просто мы не видим. Готов поспорить на что угодно, под рукоятку затекло немного. Специалисты это обнаружат в два счёта, при условии, что будет проверка. А если не будет, всё равно перестрахуемся на всякий случай. Это не лишнее, как мне кажется.
– И что я должен сделать?
– Единственная твоя задача в данный момент – распахать мне руку. Только и всего.
– Я понимаю. Но как именно?
– По своему усмотрению. Только не так, как потенциальные самоубийцы режут, конечно.
– Я не знаю, как они режут.
– Тем лучше. А то загремлю по твоей вине в лазарет, и останешься в одиночестве. Некому будет подсказки на занятиях писать.
Кэрмит, ожидавший иного замечания, улыбнулся. Подставил ладонь, перехватил нож в полёте, вновь выдвинув лезвие и посмотрев на него, что называется, с другой стороны. Он неоднократно видел это оружие в руках Арлета, ощущал прикосновение холодной стали к коже. Один раз его даже оцарапали, не случайно, а намеренно. С огромным удовольствием он бы вогнал это лезвие в Арлета, но перед ним сидел Алекс. И это Алекса ему нужно было резать, пусть и несильно, но всё-таки.
Кэрмит понимал, что характеристика не самая подходящая, но к лезвию так и напрашивалось определение «зловещее».
– Подожди, – произнёс Алекс. – Надо что-нибудь подстелить, чтобы не запачкать кровать. Плёнку какую-нибудь.
– И где её взять?
– Пожертвую своей собственностью.
Алекс усмехнулся. Выхватил из стопки пару файлов, вытряхнул их содержимое на стол. Сами файлы разорвал и положил на кровать, прикидывая, насколько удачно получится реализовать задуманное, и не окажется ли постельное бельё заляпанным кровью, будто в том сне? Объяснять персоналу, откуда она взялась на простынях, было не с руки. Тогда бы вся их идея погорела за считанные секунды, а Алекс нуждался в железном алиби. Закатал рукава, ощущая, что наблюдение за ним не прекращается вовсе. Бросил мимолётный взгляд в сторону Кэрмита. У Трэйтона дрожали руки. Он явно не наводил на мысли о хладнокровном убийце, способном в мгновение ока разделаться с намеченной жертвой.
Алекс опустился на одеяло, протянул Кэрмиту руку, прошептав одними губами:
– Режь.
Кэри прикусил губу с той стороны, что не пострадала в драке, чтобы ненароком не попасть зубами на ссадину и не ощутить ещё больший дискомфорт.
Кончик лезвия скользнул по коже, приноравливаясь.
Решимости не хватало. Стоило только увидеть пару капель крови, чтобы она испарилась окончательно. Кэрмит закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и не менее привлекающих внимание выдохов.
– Алекс, я не могу.
– Я понял, – вздохнул тот, с сомнением посмотрев на ранку, которую и назвать-то таковой получалось с огромной натяжкой.
Так, царапинка незначительная. Явно недостаточно для доказательства чужой вины и оправдания собственных порывов.
– И как ты поступишь?
– Думаю, времени у нас не так много. Если Арлет и компания направились в лазарет, уже скоро о происшествии станет известно директору, позовут нас. Когда мы придём к мистеру Уилзи, рана не должна быть свежей. Надо резать. Сейчас.
– Но я…
– Ты не сможешь. Уже говорил. Не повторяйся.
– Да. Не тебя. Прости. От меня совсем никакого толку.
– Найдётся, – произнёс Алекс, улыбнувшись. – Раздели мою боль, Кэри. И побудь обезболивающим.
Получилось пафосно, с замахом на театральщину, но более подходящих слов он не нашёл.
– Каким образом?
С пояснениями Алекс не торопился. Забрал нож, приставил его к своей руке. Прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться.
«Ильинский, чёрт побери, что ты творишь?! – возмущалось подсознание. – Да вылетишь из академии и ладно. Какая разница? Для этого не обязательно добровольно себя резать, можно просто признать вину и свалить в закат. Но ты же не о себе думаешь, правда?».
Пришлось согласиться. Не о себе.
Владислав Владимирович любил повторять, как мантру, одни и те же слова.
Ильинские никогда не проигрывают.
Звучало самонадеянно, но Алексу нравилось. Вот и сейчас он не собирался нарушать семейные традиции.
Ответом на вопрос Кэрмита стали действия. Алекс провёл носом по его шее, ощущая аромат одеколона, вроде бы уже привычный после стольких дней совместных посиделок на уроках, но вместе с тем новый.
Они никогда не были ближе, чем в этот день. Никогда ещё Алекс не позволял себе настолько ослаблять самоконтроль. Никогда столь откровенно не признавался в неравнодушии к Кэри, хоть и без слов.
Он вновь расстегнул две верхние пуговицы на его рубашке, отодвинул ткань, обнажая место между плечом и ключицей.
Я истекаю кровью для тебя…
– Всё ради искусства. Всё ради его произведения. И ради нашего спасения, – выдохнул, резко проводя лезвием по руке и вместе с тем кусая Кэрмита, чтобы не заорать на всё общежитие.
Кэрмит вовремя сориентировался и заткнул рот рукавом пиджака, зажимая в зубах тёмный материал. Крик утонул в слоях ткани.
На месте укуса выступило несколько капель крови. Из раны Алекса она заструилась, закапала на приготовленную полиэтиленовую плёнку.
Своеобразные метки на память.
Нож выпал из рук, приземлившись в багряную лужицу. Алекс прижался лбом к плечу Кэрмита, выдохнул, пропустив воздух сквозь стиснутые зубы.
– Почти как знак принадлежности, – прошептал Кэрмит, запуская одну ладонь Алексу в волосы, а второй прикасаясь к пострадавшему месту.
– Да, – выдохнул Ильинский, понимая, что в этих действиях реально промелькнуло нечто символичное.
– А знаешь… Я не возражаю.
*
Мартин сидел, соединив ладони в замок и уткнувшись в них лбом.
Тишина, царившая в кабинете, откровенно напрягала. Более того, раздражала, несказанно действуя на нервы. Заставляла чувствовать себя тем, кем Мартин, в общем-то, себя всегда и позиционировал.
Человек, находящийся не на своём месте.
Он откинулся на спинку, расцепил ладони, устроив их на подлокотниках.
И где только отец набирался терпения на это всё? Как он не свихнулся, проведя столько времени в директорском кресле? Год за годом в этом адском котле, а на губах всё равно улыбка. Позитивное отношение к жизни в комплекте.
Мартину хватило половины учебного года, чтобы начать тихо ненавидеть семейную легенду, традиции и главное достояние – академию. Сегодня ненависть достигла своего апогея, хотя бы потому, что настолько скандального явления Мартину не довелось наблюдать ни разу. Во время правления отца ничего подобного не случалось. Стоило только ему самому занять пост, и сразу же неприятности посыпались, как из рога изобилия.
Ладно, он, конечно, преувеличивал, расписывая масштаб бедствия в таком ключе. Событие было всего одно. Но громкое. Этого не отнять.
Уладить всё удалось миром, но количество вымотанных нервов зашкаливало.
В ушах продолжал звучать визгливый голос матери Арлета Спаркса, до последнего отстаивавшей правоту своей деточки, но благополучно заткнувшейся, стоило только Кэри Трэйтону – тому, кто изначально был выставлен в качестве зачинщика ссоры, а в ходе разбирательств оказался основной пострадавшей фигурой – швырнуть на стол карту памяти с доказательствами вины «напрасно оклеветанного».
Сам Кэрмит кусал губы, постоянно проводя ладонью по плечу, словно стряхивая с ткани пылинки. Несколько секунд наблюдения, и становилось понятно, что он порядком нервничает. Неудивительно.
Хватило двух первых минут просмотра любительского видео, чтобы Мартина затошнило от представленного компромата.
Голоса родителей Трэйтона были приятнее. Не менее властные, но не столь истеричные. Кроме того, лично к директору – как делала мать Арлета – они никаких претензий не предъявляли. В основном, их гнев был направлен в сторону семьи оппонентов, а милость – на одноклассника Кэрмита, оказавшегося поблизости и предотвратившего возможную катастрофу.
Когда они все убрались – одни за пределы академии, а другие в общежитие, – Мартин впервые за долгое время почувствовал себя выпотрошенным, подобно курице, лежащей на прилавке. Только курицу потрошили в прямом значении слова, а его – в переносном. Морально.
Хотелось от души выматериться, подобрав самые крепкие ругательства, что только существуют в мире, но Мартин продолжал хранить молчание.
Да разбейте уже кто-нибудь эту тишину! Иначе я свихнусь. Просто свихнусь.
Стук в дверь не заставил себя ждать. Мартин с облегчением выдохнул.
– Заходи, – произнёс, слегка повысив тон.
В это время никто иной нанести визит ему не мог, особого разброса вариантов не наблюдалось.
– Голос во время телефонного разговора у тебя был не слишком воодушевляющий. Вид, при ближайшем рассмотрении, тоже не блещет.
– На себя посмотри.
– Будь здесь зеркало, я бы с удовольствием, но раз его нет в наличии, то и посмотреть на себя я не в состоянии.
– Оставь свои остроты для тех, кого упекаешь за решётку, окей?
– Как пожелаешь.
Лёгкое пальто чёрного цвета легло на подлокотник одного из кресел. На сидение опустился деловой портфель, набитый бумагами, рассортированными по папкам. Посетитель представленные кресла проигнорировал, присел на край стола, так близко, что Мартин мог различить мельчайшие полоски на ткани костюма и галстука.
Приглашённый гость внимательно посмотрел на Мартина, пытаясь прочитать по глазам, что же здесь произошло такого необычного.
Молодой талантливый специалист. Перспективный юрист. Гордость семьи.
Он же мистер Терренс Аарон Уилзи. Любите и жалуйте.
Уж он-то никогда не разочарует родителей, в отличие от младшего неудачника-брата.
– Можешь поздравить меня с первым отчислением, один из учеников отправился с вещами на выход, – произнёс Мартин, закидывая ногу, согнутую в колене, на бедро; соединил ладони, соприкасаясь кончиками пальцев. – Возможно, ваш будущий клиент.
– То есть?
– Работы для Рендалла поле непаханое.
– Нарушает закон?
– Само собой. Продолжит в том же духе, придётся родителям нанимать армию адвокатов, способную спасти деточку от злобного тебя и тебе подобных. Но лично я бы предпочёл увидеть его за решёткой, а не на свободе.
– Всё так серьёзно? – поинтересовался Терренс.
– Да. Драка с применением холодного оружия, как самая безобидная составляющая дела. Мне казалось, что я стал директором элитного учебного заведения, а такое чувство, что здесь интернат для трудных подростков. Скажи мне, как отец с этим справлялся?
– Честно?
– По возможности.
– Понятия не имею.
– Вот и я. Не имею понятия, – повторил за братом Мартин. – Ты принёс то, что я просил?
– Да.
– Отлично.
– Так это из-за школьных проблем?
– Именно.
– Я, признаться, подумал о причинах иного плана.
– У меня на всех фронтах беспросветный тлен, – мрачно выдал Мартин, протягивая руку к прозрачной бутылке. – Ты знаешь.
Водка. Дорогое удовольствие. Какая, впрочем, разница? Цена не имеет значения.
Терренс помахал стеклянной тарой у брата перед носом, но перехватить её не позволил.
– Знаю. А не знаю, так догадываюсь. Всё ещё не помирился со своей прекрасной леди?
– Нет.
– Что случилось на этот раз? Насколько я помню, ты жаждал воссоединения, и вы договорились о встрече. Она решила повторно сделать генеральную уборку в вашем доме и обнаружила валентинку столетней давности, сохранённую исключительно на почве сентиментальности, а не потому, что ты был страстно влюблён в дарительницу? Или в дарителя.
Мартин покачал головой, опровергая вышесказанное.
– Договаривались, но она не пришла, а на звонки и сообщения отвечать перестала. Кажется, её автоответчик скоро не выдержит и пошлёт меня на все четыре стороны вместо того, чтобы записывать очередное обращение. Что касается поводов для скандала… Больше предлогов и не нужно. Одного за глаза хватило. Это было письмо, а не открытка, – поправил машинально. – Всего лишь четырёх или пятилетней давности. Письмо, в котором нет ни слова о любви, просто какой-то детский лепет о вечной благодарности, признательности и принцах. Что-то о добрых глазах и…
– Не забудь дословно процитировать, чтобы я окончательно уверился, будто тебе действительно всё равно, – усмехнулся Терренс, перестав играться и всё-таки поставив бутылку на стол.
Мартин открутил крышку, сделал несколько мелких глотков прямо из горлышка, не утруждая себя поисками подходящей посуды. Впрочем, её здесь и не водилось никогда. Единственной альтернативой был вариант, предлагающий пить из крышки, но это совсем унизительно смотрелось.
– Но ведь действительно детский лепет.
– Но ведь ты его помнишь едва ли не в мельчайших подробностях.
– Это послание едва не поставило под угрозу мой выигрыш. А теперь ломает мою жизнь. Разумеется, я его помню.
– Я верю.
– Какие бы слова там ни были, это не повод швырять его мне в лицо, обвиняя в интимной связи с учеником, которого я видел-то… Ну ладно, видел часто, но не по собственной инициативе. То, что именно он встретился ей первым, вызвавшись, в дальнейшем, стать проводником, ни о чём не говорит. И ничего не значит. Понимаешь, Терренс? Ничего! Просто случайность. Трис решила, что приехала не вовремя, сорвав нам планы. Вроде как она лишила меня приятной компании и страстного вечера. В тот момент я впервые пожалел о собственной откровенности, о том, что не стал скрывать правду и честно признался: да, когда-то у меня были связи с мужчинами. Лучше бы прикусил язык и сказал, что это за гранью моего понимания. Да, мой брат в таком партнёрстве, а я всегда смотрел исключительно на девушек. И всё. Никаких проблем.
– Но, как ни крути, послание ты сохранил, и наличие его в вашем доме никто не отменял.
– Я его ненавижу, – произнёс Мартин, запрокинув голову и глядя в потолок.
– Кого из них? Письмо? Или дарителя?
– Письмо. И дарителя. Обоих. Чтобы тебе с твоими пошлостями и склонности к плоским замечаниям было понятнее: у меня бы на Кэнди не встало. Меня от одного только его имени наизнанку выворачивает и всего трясти начинает, как в эпилептическом припадке. Если однажды он ко мне прикоснётся, я сверну ему шею. Всё. Слишком не моё, слишком… Да какую характеристику не подбери – любой параметр – слишком. Никакой гармонии. Он мне не нравится. А вообще, не тебе меня учить. Знаешь, я приму упрёки от кого угодно, но только не от тебя. Помнишь свою историю с Кейт? Помнишь, какие ощущения она пробуждала в твоей душе? Вот так же чувствую себя я, когда снова сталкиваюсь с этим парнем. Кажется, скоро он окончательно поселится под моим кабинетом и будет тут вместо секретаря. Как же он меня бесит, Терри. Если бы ты только знал. В сравнении с его настойчивостью даже Кейти проигрывает, а она была весьма назойливой девушкой.
– Бесит? – вскинув бровь, спросил Терренс.
У него, признаться, складывалось иное впечатление. Но стоило лишь заикнуться об этом, как Мартин моментально выходил из себя. Поднеси спичку, и вспыхнет так, что пламя поднимется до небес.
Терренс обернулся и посмотрел в сторону приёмной.
Ему показалось, что какая-то относительно небольшая вещь упала на пол с едва различимым стуком.
Мартин, поглощённый своей экспрессивной речью, не замечал ничего. Слышал только себя.
Поднявшись с места, Терренс направился к двери, желая проверить догадку. Остановился, поняв, что не ошибся в предположениях. Там действительно стоял посторонний. Рассмотреть его в деталях не удалось, но догадаться, кто именно притаился за дверью, не составило труда. Там мог находиться и жадно ловить каждое слово только поклонник Мартина. Парень со странным именем.
Взгляды пересеклись. Терренс приоткрыл рот, чтобы обратиться к наблюдателю, но тот сделал шаг назад, отходя от двери, развернулся и сорвался с места. Перешёл на бег. Он явно не был настроен на диалог и изначально не думал, что попадёт в поле чужого зрения.
– Безумно.
– Мартин?
– Я мечтаю, чтобы он поскорее свалил из этой школы, но, увы, впереди ещё полтора года… Впрочем, если родители не внесут плату, есть шанс попрощаться с ним раньше.
– Мартин!
– Что?
– Для кого ты стараешься?
– В каком смысле?
– Для кого эта проникновенная речь?
– Здесь кто-то был? – Мартин нахмурился. – Ты серьёзно? Или опять тупые шутки?
– Слушай, ты, правда, не знал?
Мартин отрицательно покачал головой, поднимаясь из-за стола и выходя в приёмную, обычно занимаемую секретарём, но ныне пустующую. Недавнего присутствия постороннего человека здесь ничто не выдавало.
Почти ничего.
Терренс включил свет, и взгляды обоих братьев сразу же замерли на мелком значке. Наклонившись, Мартин поднял его, раскрыл ладонь, чтобы лучше рассмотреть. Сломанная булавка, ставшая причиной падения дешёвого аксессуара. Вещица крайне неуместная, недостойная находиться в гардеробе ученика элитной академии. На значке было всего лишь два слова. «Candy» и «Sweet». Сомнений относительно личности владельца не возникало. Ни единого.
– И как ощущения? – спросил Терренс.
Мартин сжал в ладони сломанный значок, прикрыл глаза и улыбнулся удовлетворённо.
– Я не жалею о своих словах. Так будет лучше. Для всех нас.
– А…
– И для него.
========== Глава 4. Тот, кто отказывается от политики отрицания. ==========
Кэндис не плакал. Совсем нет. Ему не пришлось душить глухие рыдания, хотя на всякий случай даже платок был припасён. Тот самый, с инициалами «M.W» и вышитой чёрной орхидеей. Фамильная вещица. Собственность семьи Уилзи.
Из возраста, когда слёзы кажутся панацеей и спасением от всех бед, Кэндис давно вырос, потому теперь в груди теснились лишь бессильная ярость и злость. Не на директора, а на самого себя и на сложившуюся ситуацию.
Он не хотел быть назойливым, вмешиваясь в жизнь младшего представителя семьи Уилзи. С самого начала учебного года, после столкновения с Трис, Кэндис смирился с поражением и постарался окончательно попрощаться с мечтами, не имеющими шанса на реализацию. Он принял это нерадостное открытие, как данность, не предпринимая попыток влезть в отношения, не преследуя Мартина, а глядя на него издали, радуясь, по мере возможности, когда тот выглядел счастливым.
