355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Dita von Lanz » Будни «Чёрной орхидеи» (СИ) » Текст книги (страница 12)
Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)
  • Текст добавлен: 7 апреля 2017, 19:00

Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"


Автор книги: Dita von Lanz


Жанры:

   

Драма

,
   

Слеш


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 73 страниц)

Мартину, как обычно в противостоянии с ближайшими родственниками, красноречия не хватило. Терренс впервые за долгое время тоже оказался перед оппонентом полностью безоружным, не имея в запасе вороха аргументов, с помощью коих можно отстоять свою правоту.

Новости, которые таковыми уже перестали считаться, произвели на него неизгладимое впечатление, лишив дара речи.

Терренсу было откровенно наплевать на всё, что говорил позднее отец, в голове билась настойчиво единственная мысль, и связана она оказалась не с культивированием чувства вины за свои промахи, а с поступками Рендалла и его словами.

– Решение не подлежит обжалованию?

– Вероятно, нет.

– И если к тебе придёт гость, тоже ничего не изменится?

– Слушай, а это мысль, – протянул Терренс. – Действительно толковое предложение. Мартину в этом плане уже несказанно повезло.

– Трой?

– Да. Сорбонна, Мишель, почётная должность свидетеля на свадьбе. Они об этом говорят уже не первый час, а Трой и не думает покидать дом. Может, с подачи Мартина. Брат у меня во всех смыслах личность положительная, но, когда надо, достаточно хитрая и находчивая. Понимает, что родители точно не укажут гостю на дверь. Им приходится терпеть постороннее присутствие, отложив момент вступления приговора в силу до лучших времён. Впрочем, до этого Мартина снова отчитали по всем правилам, заявив, что именно от него не ожидали настолько глупых выходок.

– Куда вы теперь влезли?

– Не поверишь, но я снова погорел на бумагах, связанных с Рендаллом. Кажется, это стало традицией. В первый раз Стелла погрызла конверт писем, ему адресованных – немного, но он заметил. Как и то, что одно из посланий было вскрыто, а потом заново запечатано. Мартину досталось только за то, что он стоял рядом. Ну, и немного за то, что попросив ключи, отдал их мне, а не сделал всё необходимое самостоятельно, ограничившись минимальными потерями.

– Твоя судьба – гореть на всём, что связано с Рендаллом, – усмехнулся Энтони. – Что за бумаги?

Замечание было весьма актуальным, пусть Энтони и сказал это просто так, к слову, не зная многих нюансов.

Гореть во всех смыслах. Физически, в том числе.

Рука продолжала ныть. Терренс решил, что, поговорив с Энтони, обязательно сходит в ванную и снова намажет пострадавшее место мазью. Хотя бы на пару минут, но станет легче.

– Договор и чеки об оплате обучения.

Терренс растянулся на столешнице, закинул руку за голову. Риска столкнуть на пол что-нибудь не было.

Тетради и книги Терренс давно – сразу же после возвращения из академии – рассовал по ящикам, а ноутбук у него отобрали в наказание.

У Мартина, впрочем, тоже конфисковали технику, но Трой обеспечивал его живым общением, и это было гораздо лучше обезличенной переписки.

Удивительно, что телефон Терренсу всё-таки оставили. Наверное, просто забыли. В итоге, изоляция вышла неполной, что Терренс, несомненно, считал плюсом. Голос Энтони его немного успокаивал. Хотя, стоило признать, что с большим восторгом он бы сейчас послушал другого человека, но…

Он перестал искать встреч с Рендаллом, зная, что все усилия окажутся напрасными. Рендалл сбросит его звонок в первую же секунду, а на сообщение вообще никак не отреагирует – удалит, скорее всего.

Впрочем, одна из встреч обещала состояться в ближайшее время.

Те самые приглашения, лежавшие на столе, были рассортированы и попали в руки адресатов. Терренс своё получил первым. Вскрыл конверт уже в комнате и усмехнулся.

Конечно.

Как он и предполагал с самого начала. Ненавистные птицы, милующиеся на фоне цвета шампанского.

Сколько там осталось до памятного события? Полторы недели. Десять дней – финал истории и жирная клякса вместо точки.

– Нашёл что-то интересное?

– Более чем, только эта тема не для телефонного разговора, как мне кажется. Лучше с глазу на глаз.

– Символично, но у меня тоже есть для тебя новости, открывшиеся совершенно случайно. Именно сегодня.

– Связанные с Рендаллом?

– Разумеется.

– И?

– Я бы тоже предпочёл обсудить это во время личной встречи. Не знаю, как скоро сумею отделаться от общества родителей, но, надеюсь, надолго не задержусь.

– А чем вы сейчас заняты?

– Не поверишь, но выбираем костюмы для торжества.

– Бартоны и вас пригласили?

– Да, разумеется. Мама ознакомилась с содержанием открытки и тут же пришла к выводу, что ей нечего надеть – всё новое и красивое она успела выгулять, а здесь просто обязана показать себя во всём блеске.

– Странно. Ты не находишь? Это ведь не её торжество.

– Не её, – согласился Энтони. – Но повод у неё всё-таки есть. Она искренне считает, что обязана уесть Сиенну Стимптон, ну, и мать Кейт тоже. Хотя бы в этом.

– Причины серьёзные?

– Серьёзнее некуда, с женской точки зрения. Помнишь, я говорил тебе однажды, что при удобном случае постараюсь разузнать, как так получилось? Сегодня знания сами приплыли ко мне в руки. Стоило только поддержать беседу с отцом, слово за слово, и он моментально вывалил на меня ворох подробностей, напрямую связанных с…

Энтони замолчал, и Терренс услышал в отдалении женский голос. Судя по всему, Энтони отвлёкся на разговор с матерью. Она или просила мужа и сына оценить её наряд, или что-то им примерить предлагала.

До Терренса долетали лишь обрывки фраз, по которым восстановить общую картину не получалось.

По сути, он и не прислушивался, понимая: ничего ему интересного не услышит. Ему наплевать, какое платье наденет мать Энтони для торжества. Наплевать и на марку костюма, подобранного для самого Энтони. Вряд ли он вообще заметит что-то или кого-то, кроме Рендалла, держащего под руку невесту и обещающего любить её до конца жизни.

В болезни и здравии.

В богатстве и бедности.

И в прочих вещах, которые ещё положено включать в список возможных испытаний, выпадающих на долю людей, вступающих в брак.

Может быть, в конце концов, он увидит ещё и акулью улыбку самой Кейт, адресованную персонально ему, а не кому-то из гостей. Ради интереса и удовлетворения своих глупых желаний, Кейт способна скопировать поведение, разыгранное во время празднования дня рождения Энтони, в надежде на повторение той же реакции. Он, конечно, поведёт себя умнее и не станет вновь прибегать к рукоприкладству, но вряд ли Кейтлин эта сдержанность остановит. Она будет старательно играть на его нервах до тех пор, пока не получит конкретный результат.

Он представлял, как Кейт прыгает в форме болельщицы с помпонами в руках. Но вместо подбадривающих речёвок повторяет одну фразу.

«Страдай, страдай, Уилзи!».

Последний год он только этим и занимается. Страдает в режиме нон-стоп, позабыв о существовании других эмоций и чувств, отказываясь верить, что в жизни могут быть проблески радости. Сплошная чёрная полоса, и он готов броситься на край света, только бы оказаться вдали от этой страны, этого города и этих людей, которые прежде считались неотъемлемой частью его жизни.

Жаль, что пламя зажигалки припалило кожу, но так и не смогло уничтожить нить, связывающую его с Рендаллом. Как там принято говорить? Красная нить судьбы? У Терренса не одна нить, а целый их ворох, широкая атласная лента, протянутая от пострадавшего запястья к запястью Рендалла. Эта лента не слишком-то внушительна на вид, но в реальности – прочнее каната.

Когда-то он действительно сомневался, что между ними способна – пусть прозвучит избито – проскочить искра, пробуждающая живой интерес.

Рендалл нравился ему внешне, чисто на визуальном уровне – глупо было отрицать данное явление.

Терренс мог подолгу смотреть в его сторону, оценивая и наслаждаясь, однако, не совершая решительных шагов навстречу, не пытаясь поспособствовать сближению. Это наблюдение фактически приравнивалось к интересу человека, попавшего в музей и изучающего экспонаты, наиболее ему приглянувшиеся.

Рендаллу был дарован статус произведения искусства, которым предписывалось любоваться на расстоянии, чтобы не испортить сложившееся впечатление неприятными открытиями. При близком общении он мог оказаться другим, и Терренса это смущало не в лучшем значении данного слова.

Поддерживая отношения лишь на уровне приветствий, он мог самостоятельно додумать любой характер, дорисовать к портрету любые желанные черты и потом искренне восхищаться ими.

Но стоило признать, что он, несмотря на все свои уверения о нежелании узнавать Рендалла ближе, сначала неосознанно, а после – вполне отдавая отчёт в своих действиях, следует за ним по пятам, не выказывая своей заинтересованности, предпочитая оставаться для него невидимкой. Тайным поклонником, тенью, не слишком навязчивым сталкером, если уж на то пошло.

Впервые он не делился соображениями с Энтони, не откровенничал с Мартином и даже дорогой и любимой Стелле, точившей арбузную мякоть и смотревшей на него гетерохромными – один чёрный, а другой красный – бусинками глаз, ничего не говорил, предпочитая хранить все мысли, направленные в сторону одноклассника, при себе.

Рендалл постороннего присутствия не замечал. Он спокойно занимался повседневными делами, не зная, что у него появился восторженный поклонник, но при этом молчаливый и ненавязчивый. Терренс не пытался заговорить с ним. Не просил помощи, хотя это был один из наиболее реальных способов сблизиться. Не предлагал поработать в паре над каким-нибудь проектом, неизменно выбирая тандем с Мартином или Энтони.

Он вообще не был уверен, что Рендаллу есть до него какое-то дело.

Если бы не столкновение за пределами академии, Терренс так и остался бы сторонним наблюдателем, спокойно попрощавшись со своим персональным объектом искусства и позабыв о сосуществовании в пределах одной учебной аудитории.

Наверное, позабыл бы.

Сейчас он уже не был настолько уверен в правдивости своих прошлых умозаключений.

– Так, на чём мы там остановились? Ах, да, – вновь напомнил о себе Энтони, разрешив вопросы с приобретением вещей. – Мы с отцом поговорили, и, как итог, у меня есть для тебя парочка новостей. Нанесу визит через час-два и всё расскажу.

– Договорились, – отозвался Терренс.

Теперь оставалось лишь дождаться появления лучшего друга, обещавшего помочь в деле распределения точек над определёнными буквами.

Энтони не использовал в своей практике общения с окружающими людьми глупые шутки, это было совсем не в его характере. Вообще-то он производил при знакомстве определённое впечатление, откровенно говоря, далёкое от лестных характеристик. Казался довольно заносчивым, высокомерным, ставящим себя выше других. Кроме того, окружающие с давних пор не уставали повторять, какой Тони красавчик.

Он нередко сетовал на это, говоря, что ему надоели бесконечные оды, воспеваемые внешности. И радовался, что хотя бы губы ему достались не пухлые, словно гелем накачанные, а самые обыкновенные, среднестатистические

– В противном случае, я был бы похож на утку. А особо остроумные шутники не упустили бы случая проехаться по внешним данным и заикнуться о том, что, скорее всего, я целыми днями пасусь в Инстаграме – выставляю фотографии, сделанные напротив зеркала в сортире.

– Ну и выражения.

– Извини. Что-то меня не тянет на нежности, предпочитаю называть вещи своими именами.

– С чего бы тебе приписывать такие увлечения?

– Стереотипы, что б их, – хмыкал Энтони. – Скажу честно, они – именно то, что я откровенно терпеть не могу.

Пожалуй, Терренс был одним из немногих, кто действительно знал Энтони. Не такого, каким Кларк выступал перед остальными, а настоящего.

Энтони, как и он, носил в присутствии посторонних людей маски, умело меняя их в зависимости от ситуации, тщательно подбирая и стараясь не совершать осечек. Это сближало.

Ценно было то, что он понимал, когда можно шутить, а когда этого лучше не делать.

Как только речь заходила о Рендалле, активировался режим с кодовым названием «Шутки в сторону».

Здесь и, правда, не над чем было иронизировать.

В ожидании Энтони Терренс извёлся и едва не полез на стенку, прикидывая, какие откровения его ожидают в ходе этого общения.

Он почти прирос к полу рядом с окном, наблюдая оттуда за центральными воротами. Прожигал взглядами дорожку и мог с точностью до сотых секунды назвать время появления Энтони.

Встретила его Нэнси, и они несколько минут разговаривали, обсуждая, вероятно, погоду, последние новости из жизни родителей Энтони, предстоящую свадьбу младшего Стимптона – всё то, что могло быть интересно обоим.

Следуя правилам, установленным в обществе, Энтони старался всячески продемонстрировать манеры, потому даже приложился к руке Нэнси в поцелуе.

Терренс, продолжавший вести слежку из окна, заметив этот жест, закатил глаза и мысленно назвал Энтони позером, удивляясь, как Альберт ещё не позеленел от ревности, сравнивая себя с молодым человеком и понимая, что по ряду пунктов ему проигрывает.

Постельные предпочтения Энтони старался не афишировать, понимая, насколько нелепо кричать об этом на каждом углу, потому для родителей Терренса его ориентация оставалась загадкой.

Можно было поревновать, в принципе.

– Когда-нибудь моя мать решит: в жизни нужно что-то менять и захочет уйти из семьи. Тогда не удивляйся, если я тебя ударю, – предупредил Терренс, пропуская друга в комнату.

Энтони посмотрел на него, прищурившись, потом перевёл взгляд в сторону окна. Подошёл, чтобы проверить возникшую догадку и, убедившись, что не ошибся, лишь многозначительно хмыкнул.

– О чём вы говорили? – поинтересовался Терренс.

– О самом актуальном событии грядущих дней. – Энтони сложил руки на груди и задумчиво покусал уголок нижней губы. – Пока оно не станет данью прошлому, все будут размышлять над тем, какие причины толкнули этих двоих в объятия друг друга настолько стремительно. Некоторые искренне считают, что виной всему беременность Кейт. Чем ближе событие, тем больше сплетен. Скоро они заполонят воздух и будут прилипать к коже.

– Надеюсь, это предположение окажется глупой выдумкой.

– Потому что в противном случае Рендалл не сможет отказаться от ответственности, и они не разведутся никогда?

– И это тоже.

– Да не в беременности дело, друг мой, – заметил Энтони, опустившись в кресло и откинув назад волосы, отчаянно лезшие в глаза.

Перед появлением на торжественном мероприятии следовало уделить внимание причёске – подравнять отросшие пряди, привести в порядок чёлку. В общем, сделать что-нибудь со своими волосами.

– Уже неплохо.

– Хотя, я не удивился бы, узнав, что она по такому случаю потыкала иголкой в пару-тройку презервативов. Больше удивляюсь, как она, при всей одержимости, не попыталась, в своё время, провернуть нечто подобное с тобой.

– Рожать в шестнадцать лет? Даже ради меня она бы на такое не пошла. Ну, и опять же, медицинские противопоказания… Вряд ли она захочет завести ребёнка, понимая, какую наследственность ему подарит. Точно утверждать не берусь, но подозреваю, что дело именно в этом.

– В семнадцать, – поправил Энтони.

– Невеликая разница, – отмахнулся Терренс, положив телефон на стол. – Что там с магазинами?

– Они убили мне море нервов, в результате мать выбрала какой-то костюм от «Армани». Официально – тёмно-синий. На мой взгляд, чёрный. В общем-то, я его с собой не захватил, все покупки родители увезли с собой. Но мы здесь и не ради костюма собрались, если уж на то пошло. Помнится, я сказал, что сегодня пообщался с отцом. Не знаю, по какой причине его пробило на откровенность, однако он решил поговорить со мной, пока мама выбирала праздничное платье. Внезапно, но разговор зашёл о будущем, и о том, как я собираюсь реализовать себя в дальнейшем. Отец вспомнил вечер моего дня рождения, общение с Рендаллом. Отметил, что Стимптон-младший довольно серьёзный юноша. Пожалуй, слишком серьёзный для своего возраста и не по годам смышлёный. Заявил, что мне не мешало бы брать пример с таких людей. При этом об отце Рендалла отзывался не самыми лестными словами.

– И что это значит?

– Это было вступление, – протянул Энтони, сцепив ладони в замок и устроив их на коленях. – Теперь настало время основной истории. Понимаешь ли, дорогой друг, у моего отца не далее, как прошлым летом, появились некоторые интересы в сфере строительного бизнеса. Ты же знаешь: он не привык уступать и всегда получает, то, что хочет. Тогда хотелось увеличить собственное влияние на рынке, и он решил избавиться от одного из основных конкурентов. Делал всё очень и очень деликатно, как всегда, поначалу. Он всегда мягко стелет, а после его стараний становится жёстко спать – так, что синяки по всему телу. А потом – стремительный захват, этакая молниеносная война. Перехваченные заказы, подлоги, путаница с накладными и много всего такого, что способно окончательно подорвать авторитет той или иной компании. И когда конкуренты окажутся на грани разорения, можно предложить им выгодную сделку купли-продажи. У них появятся на руках живые деньги, в которых они испытывают острую потребность, а Дин получает немалую долю рынка. Думаю, сам понимаешь, какую фамилию носил конкурент.

– Стимптон, – выдохнул Терренс.

– Точно. Именно он. Всё шло идеально, Артур готовился со дня на день объявить себя банкротом, мой отец пил шампанское и утверждал, что очередное дело завершилось блестяще. Но, как часто говорят, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Да. Вот они и посмеялись, передав всё Бартонам. Официально отец Рендалла продолжает числиться главой компании, но на деле он там управляющий, не больше. Бартоны вложили деньги, они же теперь устанавливают правила. И, думаю, произошло это не без вмешательства милой Кейтлин. Твои соображения? Кроме того… По телефону ты сказал одну любопытную вещь, и мысли о ней продолжают меня занимать. Что за бумаги заставили тебя пойти на преступление против принципов сэра Альберта?

– Я искал письма из университетов, но нашёл то, что для моих глаз не предназначалось. Финансовый отчёт по триместрам. Случайно толкнул Мартина, и он рассыпал содержимое папки. Среди многочисленных договоров был и тот, который заключали родители Рендалла. На договоре их подпись, однако, на чеке об оплате проставлена иная фамилия.

– Бартон.

– Конечно, – подтвердил Терренс, несмотря на то, что Энтони не задавал ему вопросов, а подводил итог сказанному. – Уже это заставило меня насторожиться, теперь всё окончательно прояснилось. Как я и думал, никакой неземной любви, о которой так старательно рассказывала Кейт, только финансовая выгода – для него, и моральное удовлетворение – для неё.

Терренс провёл ладонью по лицу, вновь мысленно возвращаясь к разговору в ванной. Сделав громкое заявление о том, что его судьба давно находится в чужих руках, Рендалл не преувеличивал, он лишь констатировал факт.

К тому времени, он окончательно превратился в относительно любимую куколку Кейтлин Бартон, вынужденную подчиняться любому приказу, чтобы сохранить расположение хозяйки и не спровоцировать гнев.

Вспоминая родителей Рендалла и их трепетное отношение к материальному положению окружающих людей, а также собственному благосостоянию, несложно было сделать выводы: кому выгоден этот союз, и кто настоял на скорейшем заключении брака.

В общем-то, это могло быть сделано и с подачи Кейт – особой роли личность инициатора не играла, а Стимптоны поторопились ответить согласием, пока великодушная дева не изменила решение и не отвернулась от них.

Они отчаянно нуждались в деньгах, а семья Бартон, угождая дочери, согласилась предоставить необходимые средства.

Взамен Кейт потребовала себе Рендалла.

Теперь Терренс перестал сомневаться.

Он знал наверняка, что выбор пал на «его хорошего мальчика» не просто так. Окажись в плачевном положении кто-то, не имеющий для Терренса значения, Кейт бы палец о палец не ударила, равнодушно пройдя мимо страждущего. Но тут наблюдался особый случай – идеальное стечение обстоятельств для нанесения ответного удара.

Загадкой оставались лишь условия, при которых она узнала, кем дорожит Терренс, ведь он старательно оберегал тайну личной жизни от постороннего вмешательства. И, пожалуй, именно воздействия со стороны нежеланной родственницы опасался сильнее всего. Она хотела, чтобы Терренс был только с ней. Любил только её. Только ей позволял распоряжаться своей жизнью, отказавшись от независимости в угоду чужим желаниям. Вот только методы воздействия на него найти не удалось, и она отступила, чтобы подумать над дальнейшими действиями. Раз не смогла привязать его к себе, решила отыграться иным способом, сделав игрушку из человека, любимого Терренсом.

Она не питала страсти к Рендаллу и даже не пыталась рассмотреть в нём интересную личность.

Её чувства отличались завидным постоянством.

С годами страсть, направленная на Терренса, не угасала, разгораясь сильнее с каждым днём, равно как и безумие, прогрессирующее семимильными шагами.

Даже не в переносном смысле.

Самое настоящее безумие.

– Наверное, теперь, когда пелена с твоих глаз спала, и ситуация обнажилась во всей красе, ты думаешь о том, насколько бездарно потратил год, пытаясь уничтожить Рендалла как личность, – произнёс Энтони.

– Наверное, да, – выдохнул Терренс, понимая, насколько нелепыми были его действия. – Об этом тоже.

– И что теперь планируешь делать?

– Для начала хотя бы извиниться. Правда, не представляю, когда мне выпадет такая возможность.

– Почему?

– Его странные родители не пускают гостей дальше входной двери. Если решишь с ними поспорить, рискуешь с размаху поцеловаться с ней. Сам он со мной разговаривать не захочет. На звонки он давно перестал отвечать, на сообщения – тоже.

– Но есть же окольные пути, – хмыкнул Энтони.

– Например?

– Содействие со стороны лучших друзей. Мой вклад, конечно, будет минимален, да и результата не гарантирует, однако это лучше, чем ничего. Ты можешь попытаться. Не думаю, что он, осознав ошибку, моментально сбросит вызов и внесёт номер в чёрный список. Держи и дерзай. А я пока пойду и засвидетельствую почтение твоему отцу.

Энтони усмехнулся, вытащил из кармана телефон и протянул Терренсу, получив в ответ благодарную улыбку.

Бесспорно, он мог и дальше оставаться на месте, играя роль безмолвного наблюдателя, но понимал, что такое поведение не совсем уместно. Поднявшись из кресла, Энтони осторожно выскользнул в коридор и постарался бесшумно притворить за собой дверь.

Вся ответственность лежала на плечах Терренса, и он должен был самостоятельно разобраться с проблемами в своей жизни.

Энтони не рисковал брать на себя роль помощника или советчика, чтобы при случае крайним не остаться. Тем более, он осознавал: ему нечего посоветовать в той сфере, о которой он имеет лишь самое поверхностное представление. А отношения бывших одноклассников, как были, так и остались для него тёмным лесом.

*

Передними лапками Стелла сжимала салатный лист, сосредоточенно отщипывая от него небольшие кусочки и дёргая усами каждый раз, когда Терренс собирался её погладить. Крыса сидела у него на ладони, они на двоих делили лёгкий ужин, состоящий из сэндвичей – на что-то большее фантазии и желания у Терренса не хватило. Ну, и умений, конечно, тоже.

Готовил он не то, чтобы восхитительно. Наверное, его стряпня и определения «сносно» не заслуживала – изображать гуру кулинарии, подражая Джейми Оливеру, было, как минимум смешно. Из того, что в холодильнике имелось – только разогрей, – ничего не хотелось, вот он и соорудил на скорую руку несколько бутербродов. После чего вновь удалился в комнату и принялся потчевать питомицу зелёным салатом.

Все его Стеллы, независимо от порядкового номера, питали слабость к свежим овощам, при этом только одна любила фрукты.

Со времени телефонного разговора прошло уже, как минимум часа три. А, может, и больше.

Терренс перестал следить за временем и ждать момента наступления назначенной встречи, охотно приняв наказание в виде заключения в четырёх стенах, и даже начал находить в этом определённое очарование.

Сегодня в его планах появился поэтический вечер, рассчитанный на две персоны. До того, как было решено прерваться на ужин, он зачитывал Стелле строки из «Оды меланхолии», стараясь скопировать чужие интонации, но, произнося очередную строку, приходил к выводу, что декламатор из него не особо выдающийся – такого никто не запомнит и рукоплескать не станет, как это было в случае с Рендаллом.

С некоторых пор Терренс считал это произведение знаковым в своей судьбе и часто возвращался к нему, выучив наизусть, но продолжая раз за разом тянуться к книге, чтобы в полной мере прочувствовать тот самый флёр романтики, о котором некогда говорил Рендаллу.

Пыль, типографская краска, тоска по старым временам, когда люди держали в руках томики, а не гаджеты с гигабайтами – читай хоть до посинения – информации.

Она дружна с Красою преходящей,

С Весельем, чьи уста всегда твердят

Свое “прощай”, и с Радостью скорбящей,

Чей нектар должен обратиться в яд, -

Да, Меланхолии горят лампады

Пред алтарем во храме Наслаждений, -

Увидеть их способен только тот,

Чей несравненно утонченный гений

Могучей Радости вкусит услады:

И во владенья скорби перейдет.

Терренс подцепил обложку и захлопнул книгу, больше не желая предаваться воспоминаниям, одолевавшим с назойливостью самого преданного поклонника.

Терренс помнил тишину, установившуюся в актовом зале, несколько напряжённых секунд, а потом восторг, как у судей, так и у большинства зрителей. Кто-то из преподавательского состава затаил дыхание, а потом произнёс восхищённо, что так, как Рендалл, смог бы продекламировать «Оду» только сам Китс. Сказано это было с невероятной уверенностью, словно они знали, как декламировал свои творения Китс и занимался ли этим вообще.

Терренс тогда усмехнулся, Энтони толкнул его в бок локтем и прошептал, что вести себя в обществе нужно прилично, особенно, находясь в окружении приличного количества представителей преподавательского состава.

А потом Терренс почему-то решил посмотреть на чтеца. Рендалл почувствовал порцию внимания, на него направленную, и одарил ответным взглядом. На мгновение показалось, будто губы изогнулись в улыбке, но уже в следующую секунду Терренс понял: ничего такого не было. Или Рендалл одёрнул себя, заставив прекратить улыбаться, и сделал ставку на серьёзность…

Терренс отобрал у Стеллы недоеденный лист «Айсберга», сложил его вчетверо и сунул в рот, принимаясь тщательно пережёвывать, с преувеличенным энтузиазмом, как будто в жизни ничего вкуснее не пробовал.

Чем дольше длился период неприятностей, тем сильнее Терренс убеждался в правдивости заявления, гласившего, что он позволил чувствам зайти слишком далеко, оттого теперь и мучается, не имея возможности забыть в короткие сроки, стереть, будто тонкие карандашные линии, оставшиеся на некогда белом листе. Его воспоминания были не такими, а чётко прорисованными и даже залитыми разнообразными цветами. А-ля качественное диджитал-изображение.

Он жил и дышал воспоминаниями о кратком периоде, хватаясь за него так, словно именно за эти два месяца узнал настоящую жизнь, а до того были только размытые сны, отмеченные слабой акварелью.

Стук в дверь заставил Терренса оторваться от методичного уничтожения салатных листьев, подняться на ноги и встретиться с тем, кто нарушил его покой. На такой результат он подсознательно рассчитывал, представлял в деталях, даже пытался разыгрывать по ролям, пока не посчитал, что последнее совсем уж идиотством выглядит. Однако, оказавшись в реальности лицом к лицу с Рендаллом, подходящих слов не нашёл. Во всяком случае, не сразу.

Терренс кашлянул деликатно, нарушая тишину, повисшую в коридоре.

– Привет.

– Здравствуй.

Рендаллу было неловко. Это распознавалось и ощущалось по его голосу, ещё во время общения по телефону, а теперь отпали последние сомнения. Он, правда, старался держаться на уровне, особо на своё эмоциональное состояние не напирая, но Терренс и без дополнительных подсказок угадывал его настроения.

– Мы не могли бы поговорить в другом месте? – поинтересовался Рендалл, собравшись с силами.

– Чем плохо это?

Рендалл провёл ладонью по шее, посмотрел в сторону лестницы.

– Признаться, чувствую себя лишним в вашем доме. Да и не хотелось бы разговаривать обо всём, зная, что здесь находятся твои родные. Беседа, кажется, должна быть долгой и насыщенной, потому я предпочёл бы нейтральную территорию.

– Я под домашним арестом, – признался Терренс и, заметив, как чуть приподнялись уголки губ Рендалла, тоже улыбнулся. – Ну да, мои родители всё ещё практикуют подобное в отношении нас с Мартином. Впрочем, если тебе так принципиально иное место для общения, могу попытаться уговорить родителей отпустить меня. Проходи пока, располагайся. Надеюсь, надолго процесс переговоров не затянется.

– Спасибо.

– Было бы за что. И, да, пока я буду разговаривать с родителями, можешь познакомиться со Стеллой. Я столько раз порывался вас друг другу представить, но возможности не подвернулось. Она ручная, так что не бойся. Укусить не должна. Если только не увидит в тебе скрытую опасность.

Ответной реплики Терренс дожидаться не стал, покинув комнату. Рендалл проводил его взглядом до лестницы и только после этого перешагнул порог спальни.

В былое время возможности побывать здесь ему не представилось.

Терренс всегда заезжал за ним, если они куда-то отправлялись, строго так, а не наоборот.

Рендалл, конечно, мог попросить машину у родителей, но сомневался, что они разрешат ему прикоснуться к транспортному средству, учитывая проблемы с финансовым положением.

Вдруг он не справится с управлением и столкнётся на дороге с кем-нибудь? Или просто не впишется в поворот? Или зацепит что-нибудь, и машину придётся перекрашивать?

Нет уж, ни за что.

У Терренса с этим проблем не было, поэтому в качестве водителя выступал он.

Обратно он не заезжал, сразу же двигаясь по заранее оговорённому маршруту, потому в дом семьи Уилзи Рендалл так и не попал.

В течение полутора летних месяцев они пытались урвать хотя бы пару минут для общения друг с другом, а здесь постоянно были люди – родители Терренса, Мартин, иногда приезжала Элизабет с мужем, иногда наносили визиты приятельницы Нэнси.

Терренс иронично замечал, что у них в доме всегда двери нараспашку. Зато у Рендалла рядом с входной дверью обитает двухголовый цербер, готовый дать отпор каждому желающему попасть внутрь помещения.

Рендалл присел на корточки рядом с кроватью, окинув комнату взглядом. Задержался взглядом на книге, покачал головой. То же самое издание, которое он носил с собой, закладка на «Оде меланхолии», с которой он выступал на конкурсе чтецов два года назад, и, как сказал Терренс, его выход ознаменовали тёплым приёмом и громкими аплодисментами. Что со стороны зрителей, что со стороны судей, оценивающих способность проникнуться атмосферой и передать её окружающим, открыв дверь в волшебный мир поэзии. Как изволили выразиться в дальнейшем сами судьи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю