Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 73 страниц)
Не сказать, что семейный поход в театр Кэрмита вдохновлял и значился среди наиболее желанных мероприятий, однако, ничего плохого в этой вылазке усмотреть не удалось. Он побывал вместе с родителями и семьёй брата в обществе, посмотрел относительно талантливо поставленную пьесу, насладившись, по мере возможности, игрой всех, задействованных в спектакле деятелей искусства. Порадовался за Дороти, получившую – в кои-то веки! – автограф любимого актёра, так, словно это он давным-давно фанател от творчества и, спустя приличный период ожидания, получил возможность выразить восхищение лично. Стивен посмеивался над сентиментальностью супруги, воспринимая её восторги в качестве милой причуды, а не раздражающего фактора. Кэрмит ловил себя на мысли о том, что рядом с ними надо вести себя соответственно, улыбаться, а не демонстрировать кислое выражение лица. Кажется, получилось неплохо.
В ресторане он продолжал улыбаться, активно поддерживая беседу и стараясь не вспоминать о временных проблемах в личной жизни.
По дороге домой он припал к ещё одному виду искусства, скоротав остаток пути за ознакомлением с книгами, скинутыми в читалку смартфона.
Отличный вечер, если разобраться.
Но он мог быть гораздо приятнее, если бы не постоянные воспоминания о юной художнице и благородном рыцаре, отстаивающем честь своей дамы.
«На свете есть только один человек, имеющий право сбросить тебя с крыши. И этот человек – я…».
Слова Алекса вновь влезли в голову, испортив всё послевкусие милого вечера, проведённого в кругу семьи.
Кэрмит хотел разобраться в ситуации. Понять, за что его планировали отправить в полёт. За то, что познакомился с Анной? За то, что некоторое время общался с ней? Или за то, что проявил недвусмысленный интерес к одной из её моделей?
Но тогда это было всего-навсего любопытство – никаких планов на продолжение, никаких шансов, что им вообще доведётся столкнуться в реальности. Да и, если разобраться, Алекс не слишком возражал против внимания, направленного в его сторону.
– Чёрт, как всё сложно, – произнёс Кэрмит, откинувшись немного назад, прижимаясь затылком к сидению, и вглядываясь в беспросветную темноту, лишь слегка рассеиваемую светом фонарей, горевших в саду.
Погода испортилась окончательно. Морось оставалась столь же мелкой и противной, как прежде, не переходя в нормальный дождь, в воздухе ощутимо веяло холодом. Город окутал туман настолько густой, что по внешнему виду его реально было сравнить с насыщенным крахмальным раствором. Молочный, белый-пребелый. Почти ощутимый.
Кэрмит, в общем-то, привык к такому раскладу, воспринимал не самые приятные погодные условия, как само собой разумеющееся явление, но предпочитал проводить это время в доме, а не за его пределами. Сегодня ему пришлось выползти из уютного уголка, и это напрягало. Как и молчание Герды.
Когда она позвонила ему, он готовился ко сну. Промакивал полотенцем вымытые волосы, убивал время за просмотром какой-то унылой полнометражной ленты, слушая голоса актёров, но не выводя изображение на экран.
На дисплее отображались фотографии. Наконец появилось время для ознакомления с ними. Кэрмит пролистывал их, отбирая изображения, показавшиеся наиболее удачными, чтобы в дальнейшем попросить Мэри напечатать каждую из них и профессионально оформить.
Кэрмит не слишком любил собственную внешность. Правильнее сказать: он не любил её вовсе, находя достаточно тривиальной. Но на снимках он – без ложной скромности – получался прекрасно. Так, что даже сам себе начинал нравиться. В пределах разумного, без повышенной концентрации нарциссизма.
Со сном не сложилось.
Потратив время на просушку волос феном, Кэрмит надел куртку, прихватил ключи от машины и, поставив родителей в известность о необходимости совершения очередной вылазки, скрылся за дверью.
Дорога заняла больше времени, чем планировалось, и теперь Кэрмит сидел в машине, разглядывая мелкие капли, сползающие по стеклу, изредка переводя взгляд в сторону ворот незнакомого дома.
Рассмотреть, что там внутри и на территории, прилегающей к особняку, не получалось. Виной был всё тот же густой туман. Фонари, горевшие в саду, задачу не облегчали. Они и на источник света не особо-то тянули. Столь громкое их обозначение реальное положение вещей не отражало. Им больше подходила характеристика иного толка. Несколько бледно-жёлтых точек в темноте. И только.
Горел ли свет в доме, Кэрмит определить, несмотря на многочисленные попытки, не смог. Но, кажется, всё-таки нет.
Ни единого признака жизни, ни единого опознавательного знака, ни единой подсказки. Зато загадок – сколько угодно. Шерлок Холмс продал бы душу за возможность прикоснуться к тайнам чужой жизни.
– Герда, куда ты меня позвала? – поинтересовался он, услышав голос приятельницы. – Что это за дом? И кому он принадлежит?
– Ты уже там? – уточнила она.
– Да. С тех пор как приехал, прошло не менее пятнадцати минут, а то и больше. Ты собираешься показаться мне на глаза? Или мне стоит перемахнуть через ограждение, пройти квест и выкрасть принцессу из зачарованного замка?
– Пара минут, – произнесла Герда. – Всего лишь пара минут, и всё будет в порядке.
– Хорошо. Буду ждать, – усмехнулся Кэрмит, отшвырнув телефон на пассажирское сидение, запрокинув голову и вновь принимаясь разглядывать потолок в салоне.
Угадать, в каком направлении потекли мысли, было совсем несложно. Алекс. Естественно, Алекс.
Если использовать наиболее подходящую формулировку, то сорвавшееся свидание. Не узнай Кэрмит о неприятных подробностях, реализовать задуманное в том ключе, в каком хотелось сильнее всего, у него не получалось при любом раскладе. Совершенно случайно узнав о некоторой страсти Алекса, Кэрмит всерьёз собирался её удовлетворить, втянув его в авантюру с мотогонками. Не наступая на горло собственным желаниям, а к обоюдному удовольствию. Теперь, однако, заговаривать об этом было нелепо – сесть на мотоцикл в такую погоду мог исключительно отчаянный самоубийца, у которого вместо мозгов ветер в голове.
Прихватив зонт, Кэрмит вышел из машины. На несколько секунд притормозил, проводя ладонью по капоту, словно, ощутив на пальцах прохладную воду, должен был окончательно прийти в себя, вынырнув в реальность из мира размышлений.
Открыв зонтик, он направился к воротам, надеясь, что хозяева не слишком возмутятся его своеволием. В конечном итоге, он не собирался осуществлять недавнее обещание и нарушать границы территории чужого домовладения, проникая туда без спроса. Он просто хотел рассмотреть дом в деталях.
Кэрмит замер у ворот, не зная, что делать дальше. Обещанные две минуты давно прошли. Герды по-прежнему не было.
Он не знал, как долго простоял на одном месте. Резко обернулся лишь в тот момент, когда услышал, что к дому подъезжает ещё одна машина. Была ли там Герда? Неизвестно. Но если была, то вся история, рассказанная ею во время телефонного разговора, оборачивалась форменным абсурдом без минимальных проблесков разума. Её вполне могли довезти до дома, и Кэрмита ради этого срывать с места не требовалось.
Свет фар заставил Кэрмита зажмуриться и приложить к глазам ладонь. Когда способность различать предметы вернулась, он заинтересованно посмотрел на марку машины, усмехнулся, вспомнив, при каких условиях на ум приходили автомобили этой фирмы.
Вот и сейчас снова проснулись воспоминания о спонтанной совместной вылазке, не менее спонтанном признании в любви, декламации советской поэзии и Анне.
Внимание сосредоточилось на подъехавшей машине.
Признаться, Кэрмит надеялся увидеть Герду, но увидел Алекса. Не верил на сто процентов, но рассчитывал. Ожидания не оправдались, зато всё идеально состыковалось – один к одному.
Сегодня Алекс выглядел иначе. Никаких закосов под молодого представителя элиты, имеющей прямое отношение к бизнесу. Никаких френчей и авиаторов. Вместо них рваные джинсы и чёрная кожаная куртка. Не менее, а то и более выгодно подчёркивающая внешность, нежели прежние выходные вещи-предшественники.
Килотонны пафоса, максимум блеска. В переносном смысле, конечно.
Богатые мальчики из России, привыкшие сорить деньгами и не считающие нужным скрывать собственное благосостояние. Напротив, с завидным упорством выставляющие его напоказ. Типичный представитель. Помнится, Анна говорила, что это одна из отличительных особенностей. О скромности речи не идёт, всё напоказ. Да, её «родственник» тоже такой, ничего особенного и хоть сколько-нибудь оригинального. Он здесь не появится никогда. Зачем вообще о нём разговаривать?
Кэрмит только что получил возможность лично убедиться в частичной правдивости заявления. Посмотреть, сравнить, сделать выводы.
Заметив его, Алекс замер на месте, так и не удосужившись закрыть дверь машины. Попытался сделать вид, будто ничего необычного не произошло, но от Кэрмита ничто незамеченным не осталось. Выглядел Алекс как человек, напоровшийся на невидимую стену.
– Герда… – тихо протянул Кэрмит, едва не засмеявшись.
Никто не ограничивал его в действиях. Можно было набрать номер и высказать всё, что на ум пришло относительно обманного манёвра, но Кэрмит в очередной раз затолкал эмоции в глотку, прожевал их, проглотил и не поморщился.
– Кэрмит, – произнёс Алекс.
Дальше этого как-то не пошло.
Видимо, не репетировал момент встречи, не заготовил заранее речь. А красноречие по щелчку пальцев не проснулось. Не к месту оно было. В воздухе ощущалась напряжённость, несмотря на то, что ни один пока своих претензий не высказал, и неизвестно, был ли Алекс вообще введён в курс дела? Проболтался ли Ник, что к нему обращались за информацией, или предпочёл сохранить эту маленькую операцию по обмену данными в тайне?
Николас и Алекс были друзьями. Секретов друг от друга не хранили. Ну, Кэрмит так думал, во всяком случае. Проецировал на их отношения свою дружбу с Даниэлем, проводил параллель. Делал определённые выводы. Скорее всего, Ник сказал. Тогда ясно, почему Алекс впал во временный ступор и хранит молчание. Мог бы удивиться, откуда Кэрмит узнал его адрес. Предложить пойти в дом, а не мёрзнуть здесь в этом отвратительном тумане, от которого и мысли как будто сизой пеленой подёрнулись. Он вместо этого продолжает стоять на месте как вкопанный.
Тут уж ничего не оставалось, кроме как варианта со стремлением взять инициативу в свои руки, чтобы немного ускорить процесс.
– Знаешь, когда мы пересекались на рождественских каникулах, я почему-то подумал, что у тебя обязательно есть машина под тот наряд. Сделал ставку на Феррари и… не ошибся. Нравится эта марка, или просто стечение обстоятельств?
Кэрмит сделал шаг вперёд, а за ним ещё и ещё один. В реальности это оказалось проще, чем в воображении.
И заговорить, и подойти.
Выдвигая возможные варианты развития событий, Кэрмит зачастую останавливался на том, что предполагал повышенные тона, рукоприкладство, обвинения и море ненависти. Океан её, но не тихий и спокойный, а безумный, бушующий. Неконтролируемое цунами, обладающее разрушительной силой.
– Нравится, – ответил Алекс, совладав со своими эмоциями.
– Вы с ней отлично смотритесь, – хмыкнул Кэрмит, закрывая зонт и приближаясь окончательно. – Думаю, ты понимаешь, что я хотел этим сказать.
Теперь между ними не наблюдалось внушительного расстояния, самое большее – вытянутой руки. Провёл пальцем по лобовому стеклу, улыбнулся.
– Скорее да, чем нет.
– Покатаемся как-нибудь вместе?
Алекс подарил ему ответную улыбку, частично избавляясь от неловкости.
– Если ты захочешь.
– Неправильный ответ.
– То есть?
– В моём представлении всё разворачивалось совсем по-другому. Я задаю вопрос, ты отвечаешь в ином ключе.
– Например?
– Говоришь: «Заслужи». И я пытаюсь добиться твоего расположения, – пояснил Кэрмит, потянувшись за поцелуем. – Например, вот так.
Он сам не слишком понимал, ради чего решил устроить спектакль, а не сразу перейти к сути вопроса. Но сейчас уже поздно было что-то менять, и он двигался вперёд по выбранной траектории, не пытаясь свернуть в сторону.
Он признавался себе, что с удовольствием оставил бы все недомолвки в прошлом, закрыл глаза на новые знания и не стал поднимать в разговорах данный вопрос. Закрыл… Если бы мог.
Он пытался.
Ни с первой, ни со второй попытки не вышло. Третью он не предпринимал, зная, что она обречена с самого начала.
Кэрмит ненавидел сравнения, но сейчас непроизвольно пытался поставить себя на одну ступень с Анной. Представлял, чем она привлекла в своё время Алекса. По какому сценарию развивались их отношения. Как получилось, что они расстались теперь. И расстались ли?
Николас, говоря об этом, высказал опасения. Он не знал точно, лишь предполагал, а других информаторов у Кэрмита не было. Кроме того человека, что находился рядом. Неизвестно, какие цели преследовал Алекс в данный момент, но вёл он себя немного непривычно.
То ли пытался оценить способности кандидата, претендующего на совместную поездку, потому стремящегося убедить владельца роскошного средства передвижения в целесообразности организации данного мероприятия. Кандидата, демонстрирующего свои навыки и способности во всей красе. То ли сам пытался заслужить… что-то.
Факт оставался фактом.
Сегодня Алекс откликался на предложенные действия иначе, в корне меняя поведение, имевшее место там, в комнате школьного общежития.
Отвечал так, словно Кэрмит был не только причиной его временного помешательства, толкнувшего на измену любимой девушке, а кем-то по-настоящему дорогим. Возможно, даже любимым. Во что хотелось верить, но выходило с большим трудом.
Целовал сдержаннее, нежнее, без нападения и показной агрессии. Запустив ладонь ему в волосы, Алекс пропускал пряди сквозь пальцы, размеренными прикосновениями поглаживал шею, отодвигая ткань капюшона толстовки. Минимум страсти, максимум нежности.
Поцелуй – извинение, попытка попросить прощения за неизвестные проступки.
Поцелуй не любовников, но влюблённых. Возлюбленных. Вполне взаимно.
Никаких прикушенных кровоточащих губ, никакой борьбы. Только мягкие прикосновения и удивительная чуткость.
– Заслужил? – поинтересовался Кэрмит, отстраняясь и проводя пальцем по нижней губе Алекса, поглаживая, не пытаясь при этом засунуть в рот хотя бы одну фалангу.
– Пока не знаю.
– В дальнейшем буду стараться лучше. Привет.
– Привет. Какими судьбами ты здесь оказался?
– Стараниями нашей общей знакомой. Каюсь, она меня обманула, но я рад, что не уехал сразу же, осознав, что это не более чем часть коварного плана.
– Герды?
– Да. Она попросила встретить её здесь, но, кажется, это невозможно. Я не увижу её, даже если прожду под воротами до утра.
– Мы были на концерте. Кажется, сначала она планировала позвать тебя, но ты не смог составить компанию.
– Да, она говорила. У меня сегодня был семейный вечер в театре. Шекспир, вечная классика, очередная интерпретация. Несмотря на избитость темы и затасканность первоисточника, мне понравилось. Надеюсь, вы тоже хорошо провели время.
– Неплохо, – произнёс Алекс. – Герда не упоминала, почему я хочу с тобой увидеться?
– А ты хотел?
– Да.
– Мог сам позвонить, в таком случае.
– Я собирался это сделать. Немного позже. Герда фактически прижала мне нож к горлу, поставив определённые условия.
– Почему?
– Потому что мне нужно сказать тебе кое-что важное, но я никак не могу собраться с мыслями. На фоне этого чувствую себя подонком и совершенно не представляю, к каким результатам приведёт моё признание.
– Герда знает страшные тайны? – спросил Кэрмит.
– Да. На днях у нас состоялся серьёзный разговор…
– Ты обсуждал нечто, касающееся меня, с Гердой, о чём ставишь в известность постфактум. Хорошее начало.
– Проще обговорить это с посторонним человеком, а не непосредственным участником, – признался Алекс. – На её жизнь мои признания не повлияют, к тебе они имеют самое прямое отношение, и я не уверен, что результат предания секрета огласке будет радостным. Это прозвучит театрально и наигранно, но я не хочу тебя потерять. Я боюсь, что как только ты услышишь правду о моём появлении в «Орхидее», именно это и случится. Со стороны может показаться, что нам глупо говорить о потерях, ведь отношений, как таковых, пока не было, но…
– Чтобы создать театральный антураж, тебе нужно встать на колени, схватить меня за руки, начать целовать их, биться головой об пол и повторять нечто вроде: «Кэрмит, я такой дурак. Прости меня». Пока ты этого не делаешь, всё в рамках. Но мы настолько стереотипная парочка, что нам и эта клоунада в отношениях была бы простительна.
– Стереотипная пара? – повторил Алекс, нахмурившись.
Не понимал, к чему ведёт Кэрмит. Зато Трэйтону всё было ясно и понятно.
Он усмехнулся, вспоминая разговор, состоявшийся чуть более полугода назад. А вместе с тем – множество дополнительных деталей, позволяющих рассмотреть ситуацию с разных ракурсов.
Желчные чужие замечания, выплеснутый в лицо алкоголь, складки алого платья, на которое он смотрел с недоумением, и злые слёзы, застывшие в уголках глаз.
Песни Ланы дель Рей в чужом плеере – тягучий хрипловатый голос. Несколько занятий, когда ему доводилось позировать, ощущая на себе пристальный взгляд, пространные слова о примитивности некоторых людей, общение с которыми с лёгкостью приравнивается к напрасной трате времени, а то и вовсе – к пытке. Они недалёкие и раздражающие. Никакого интеллекта, одно лишь желание вызвать зависть у окружающих. Такие особи не равны людям, впитавшим понятие об аристократизме и восхитительных манерах с молоком матери.
Не менее презрительные высказывания о тех, кто мелькает на страницах модных журналов и каталогов, создаваемых для продвижения того или иного бренда.
Все модели – тупые вешалки.
Да-да, и ты в их числе.
– Именно, – усмехнулся Кэрмит. – Ты и я – это сплошной шаблон на шаблоне. В итоге получается идеальное сочетание. Все богатые мальчики, родившиеся в России, испытывают невероятную тягу к демонстрации собственного благосостояния, оттого одеваются исключительно в вещи от кутюр и катаются на таких вот машинах, разбивая их с завидной частотой, а потом получая в подарок от отцов новую модель и не учась на своих ошибках. Ты – яркий пример такого мальчика. Армани, Бриони, Прада, Гуччи, Москино и прочие разрекламированные, но не каждому доступные марки, как основа гардероба. А контрольный выстрел – «Феррари», как один из элементов, призванных создать определённый имидж. Последний штрих. Любой другой человек, находящийся на моём месте, должен столь вызывающее поведение осудить и сказать, что в твоём возрасте стоит быть скромнее. Но это же я, которого отдельные личности считают тупой моделью. А что нужно представителям данной профессии? В этой жизни они любят всего две вещи, им же поклоняются. Больше ни о чём думать не могут. Знаешь, к чему веду? Не знаешь? Могу намекнуть или открытым текстом сказать. Модели – независимо от пола – обожают толстые кошельки и большие члены. Ужасно, когда приходится делать выбор между первым и вторым. Слишком сложно для их крошечного ума, ломающегося от непосильных задач. Мне, пожалуй, повезло. У тебя и с первым проблем нет, и со вторым всё отлично. Так что не волнуйся, я никуда от тебя не денусь, даже если признание шокирует до глубины души.
– Что ты несёшь? – спросил Алекс, прослушавший первую часть речи с интересом, а вторую уже с плохо скрываемым раздражением и отторжением. – Какого хрена ты выплёскиваешь на меня этот бред? В очередной раз обдолбался, и потянуло на философию с приставкой «недо»?
– Естественно. Ты сразу не догадался? Этим мы тоже не брезгуем. И в порно снимаемся по собственному желанию. Стоит только предложить, и согласие у тебя в кармане. Я уверен, тебе не составит труда развить идею, доведя её до совершенства. Никогда не возникало идеи подложить меня под кого-нибудь, не ограничиваясь одним человеком? А, может, устроить групповое изнасилование, пропустить через десяток-другой любителей гэнг-бэнга, унизить так, чтобы я перестал сопротивляться обстоятельствам и всё-таки наложил на себя руки? Хотя, судя по вашим представлениям о людях, мне это должно понравиться, а не добить окончательно.
Слова сочились ядом. Пропитанные им насквозь, призваны были зацепить Алекса хотя бы немного. Уничтожить ледяное спокойствие, непробиваемое, невозможное. Спокойствие, задевающее и прорезающее насквозь.
Как Алекса бесила внезапная гневная отповедь Кэрмита, так последнего вымораживала невозмутимость первого.
– Кэрмит!
– Да что не так? Скажешь, не думал?
– Что за чертовщина с тобой творится? Можешь объяснить? – Алекс ухватил его за плечи, не встряхнул, но крепко удержал, стараясь заглянуть в глаза. – Всё было нормально, а теперь…
– Было. До тех пор, пока я не вспомнил, где именно увидел тебя впервые.
– И где?
– Вот здесь, – Кэрмит достал из кармана флэшку и помахал ею перед носом Алекса. – Знакомая штучка, правда? Только не говори, что никогда в жизни не пересекался с девушкой по имени Анна Звягинцева, потому что я тебе не поверю. В пользу вашего знакомства говорит уже то, что ты был натурщиком, позировавшим ей. Именно ты. В теорию о двойниках я не поверю. Сложно не узнать столь колоритную личность на портретах, созданных твоей девушкой. Как ни крути, а художница она талантливая, лица моделей на рисунках узнаваемы. Более чем.
Алекс зачарованно смотрел на накопитель.
Никаких сомнений не было. Он действительно принадлежал Анне. Она любила необычные носители информации, коллекционировала и радовалась, как ребёнок, обнаружив в продаже очередной нестандартный дизайн. Сердца, котята, куколки и этот хамелеон. Последнего ей подарил Алекс. Вещица показалась ему оригинальной, потому он, помня о страсти Анны ко всему необычному, купил флэшку моментально, стоило только увидеть. Анна была в восторге, говорила, что ящерка станет её талисманом, всюду носила с собой, а потом запросто отдала постороннему человеку.
Вряд ли Кэрмит эту карту выкрал. Да и зачем?
– Бывшей девушкой.
– Надолго ли она перешла в категорию эксов?
– Навсегда.
– Достойная шутка. Ты лицо проще сделай, чтобы и другие верили, не только я со своей слепой влюблённостью. Умные люди учатся на своих ошибках. Очень умные на чужих. Я оправдываю характеристики, приписанные мне Каем, Даниэлем и Анной. Уроков не извлекаю и продолжаю наивно доверять людям. Мне не хочется жить в постоянном напряжении, думая о возможном предательстве, несмотря на неоднократное столкновение с этим неприятным явлением. Наверное, подставляй меня один и тот же человек, рано или поздно, я бы научился. Положение осложняет то, что люди разные, и каждый из них получает шанс. Мои надежды, которые они не оправдывают, независимо от того, романтика предшествует предательству или жестокость. В твоём случае, там, где я за розовыми очками не замечаю сути, другие могут разглядеть напряжённые размышления, как не оступиться и не выдать истинные мотивы. Как сохранить всё в тайне и наиболее удачно выбрать момент для удара. Я не замечу, доказано на практике, но есть шанс, что кто-то из этих здравомыслящих личностей однажды достучится до моего сознания, заставив посмотреть на мир реально. Зачем тебе лишние проблемы? Будь беззаботным. Вводи в заблуждение всех.
– Кэри, послушай…
– На самом деле, мне отчаянно хочется тебя оправдать, заявить, что ты не желаешь мне зла и, при самом благоприятном раскладе, которого я после длительных размышлений в упор не вижу, немного любишь. Симпатизируешь. Хочешь, в конце концов. Но подозреваю, что как только свершится месть, ты меня унизишь прилюдно и снова отправишься к Анне.
– Есть за что мстить?
– Лучше спросить об этом человека, стоящего напротив меня. Это ты приехал сюда ради такого случая. Или нет, подожди. Ты тоже жертва? Может, нам следует ожидать появления третьего игрока на поле? Сделаем ставку, кому из нас он будет портить жизнь? Пролетит время, а мы и не заметим, что целый гарем собрали, одного за другим привечая. Какую, кстати, месть планировал? Среди озвученных вариантов есть хоть один правильный? Или нет? Помнится, ты жаждал столкнуть меня с крыши. Как насчёт памятного снимка? Сделаешь мою посмертную фотографию, отдашь Анне, а она нарисует свой шедевр. Специфическое искусство суицида… Точно. Отличная идея.
– Кэри, заткнись.
– Она будет рада. Хотя бы раз в жизни стану источником её вдохновения, а не депрессивных настроений.
– Кэри, – Алекс повысил голос, надеясь получить в ответ молчание, но желаемого эффекта не добился.
Кэрмит продолжал бросаться обвинениями, игнорируя посторонние замечания.
– Не сомневаюсь в этом ни на секунду.
– Кэри, она мертва!
Алекс сам не заметил, как перестал сдерживаться и заорал, желая достучаться до собеседника, продолжавшего находиться на своей волне. Крик получился чрезмерно громким, привлекающим повышенное внимание. Как будто по всему кварталу разнёсся, просочился в окна каждого дома, достиг ушей их жителей, став достоянием гласности. Вместе с тем, вышел отрезвляющим.
Достойная альтернатива пощёчине получилась.
Кэрмит заткнулся, прикусив язык. Собирался продолжить свою обличительную речь, но стоило услышать слова о смерти, как всё моментально выветрилось из головы.
– Кто? – спросил растерянно, не до конца осознавая смысл сказанного.
– Анна, – пояснил Алекс, разжимая руки. – Она мертва.
– Давно?
– С начала августа. Вернувшись из Лондона, она покончила с собой. Незадолго до этого написала мне письмо, в котором упоминалось твоё имя.
– Не думаю, что фигурировал в тексте послания в качестве прекрасного принца.
– Разумеется.
– Кто бы сомневался.
Кэрмит раздражённо фыркнул и впервые за время разговора отвернулся.
– Я бы рассказал обо всём, если бы ты позволил, а не начал ломать комедию. Сложно объяснять в условиях, когда на тебя налетают с обвинениями. Я не хотел, чтобы всё получилось именно так, как получилось. Было ясно, что без откровенного разговора нам не обойтись. Рано или поздно придётся это сделать, и я планировал признаться в ближайшее время. В итоге, мы это сделали. Поговорили. Относительно. Пусть конечный результат не совпал с запланированным, но лучше он, чем недомолвки.
– Я по-прежнему понимаю лишь самую малую часть происходящего, – признался Кэрмит, ощутив, что щёки заполыхали; провёл ладонью по лицу, стараясь избавиться от ощущения аномального жара. – Для меня разбор полётов актуален в той же мере, что и раньше.
Его накрывало приливом стыда за сказанное.
Удержаться в рамках приличий не получилось. План цивилизованного диалога полетел в глубокую пропасть, в реальности эмоции одержали верх над рационализмом.
Сыграть роль неосведомлённого человека у Кэрмита не вышло.
– Для меня тоже, но я предпочту продолжить его в доме, если не возражаешь. Беседа, судя по всему, будет долгой, а погода сегодня на редкость отвратительная. Мало удовольствия стоять здесь, когда есть достойная, куда более привлекательная альтернатива.
– Судя по всему, да, – подтвердил Кэрмит. – Алекс…
– Что?
– Слова, названные бредом, не мои. Я всего лишь процитировал нашу общую знакомую. Теперь уже покойную. И, да, небольшой сюрприз сродни откровению о природе ваших отношений. Ты считал её своей девушкой, а она представляла тебя родственником. Ты, оказывается, приходился ей двоюродным братом. Знаешь об этом?
– Нет.
– Хоть что-то мне известно из того, о чём не знаешь ты, – произнёс Кэрмит.
Ни один из них не засмеялся, даже натужно, желая разрядить обстановку. Ирония вышла печальная.
*
Никто не смог бы поведать историю взаимоотношений, укоренившуюся в сознании Алекса, лучше Анны. Никто не смог бы дорисовать такое количество деталей, надавить на самые больные места, отметить наиболее запоминающиеся – ключевые – моменты. А потому Алекс не придумал ничего лучше, чем устроить презентацию, положив на стол перед Кэрмитом папку с распечатками. Там нашлось место и самому письму, и газетным публикациям, кричавшим о самоубийстве дочери российского бизнесмена.
Поскольку познания в русском у Кэрмита были невелики, он лишь рассматривал фотографии, а Алекс переводил ему статьи. Не каждую дословно, а в общих чертах. Этого вполне хватало, чтобы составить собственное мнение о сложившейся ситуации. По мере продвижения рассказа Кэрмит хмурился всё сильнее, прикладывался к стакану всё чаще. Он не боялся напиться, поскольку глотки делал маленькие, просто согревался после выяснения отношений под мелким ледяным дождём.
Алекс первым делом предложил чаю, Кэрмит усмехнулся и попросил виски. Ничего лучше «Джека» в доме не нашлось, но Кэри не стал примерять и эксплуатировать образ дивы, отчаянно капризничающей и претенциозно рассуждающей о необходимости многолетней выдержки, крепости и прочих составляющих хорошего алкоголя. Принял без вопросов предложенный напиток, время от времени косился в сторону Алекса. Тот себя поисками второго стакана обременять не стал, прикладываясь к горлышку бутылки.
Взгляд Кэрмита то и дело цеплялся за стекло цвета пережжённого сахара, скользил выше и замирал на сосредоточенном лице собеседника. Алекс продолжал краткий пересказ статей. Внимания, направленного в его сторону, не замечал. Или делал вид, что не замечает.
Кэрмит тоже отворачивался, изучал предложенные газетные вырезки. Оттуда на него смотрела Анна. Вполне живая, здоровая, улыбающаяся. Глядя только на снимки и не зная эту девушку в жизни, он наверняка посочувствовал бы, проникшись. Впечатления, собранные в период личного знакомства, сводили всю жалость и скорбь до нулевой отметки.
Разобравшись со статьями, Алекс достал из папки последний документ – распечатку из своей электронной почты.
К этому моменту у Кэрмита сложилось стойкое ощущение, что ему предложили принять ванну, заполненную грязью, а, может, чем похуже. Во всяком случае, скандальные заголовки, безумные предположения, выдвигаемые журналистами, и общая направленность журналистики на раздувание пламени в обществе, формировали не лучшее впечатление о людях, написавших эти статьи.
Нет, Кэрмит не пытался пробудить в себе уснувшую жалость. Поступок Анны по-прежнему представлялся ему нелепым, детским и совершенно неоправданным.
Хотя, вполне могло случиться так, что она ничего такого, кроме привлечения внимания к своей персоне, не планировала. Собиралась потрепать окружающим нервы, пробудить в них ещё больше жалости к своей персоне, но не рассчитала с дозой снотворного, вот и поплатилась. Самый нелепый исход из всех, что можно придумать.
Вряд ли, решившись переступить черту, она могла предположить, что после смерти её имя не будет полоскать только ленивый. Она явно рассчитывала на иной эффект. Примеряла амплуа не худшего пошиба. Несчастная жертва, не выдержавшая психологического гнёта, не нашедшая иного выхода. Обычно таким сопереживают, а их обидчикам желают мучительной смерти.
