Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"

Автор книги: Dita von Lanz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 73 страниц)

– Да?

– И всё-таки позволь, – повторил недавнюю фразу, перестав гипнотизировать лобовое стекло и повернувшись к собеседнику лицом.

В темноте смешок Мартина был едва различим, но всё же слышен.

– Иди домой, Кэнди.

– И всё-таки ты называешь меня Конфеткой, а не так, как нужно, – хмыкнул Брайт. – Со слухом у меня всё в порядке, как и у тебя с дикцией.

– Расколол.

– Притом, давным-давно.

Повторять в третий раз, копируя дятла, долбящего гнилую древесину, было чрезмерно глупо и навязчиво, потому Кэндис и не стал этого делать. Он открыл дверь, собираясь покинуть машину, и даже выставил одну ногу… Нет, он действительно собирался, но отказать себе в мимолётном удовольствии, небольшом кусочке персонального счастья, вырванного из цепких пальцев не слишком щедрой судьбы, не смог.

Не обязательно получить ответ, но попытаться…

Почему бы, собственно, нет?

Ладонь скользнула по руке Мартина, заставляя отвлечься от созерцания дороги, обратив внимание в сторону пассажира. Мартин все надежды, на него возложенные, оправдал в полной мере. Повернулся, не задавая лишних вопросов, не начиная возмущаться, не требуя пояснить, что на Кэндиса нашло.

Они же оба прекрасно понимали, что. Как понимали и причины всего происходящего.

И о разнице в возрасте говорить было нелепо. Уповать на неё, выдвигая в качестве основной причины невозможности отношений. Разница, да. Они не первые и не последние люди, столкнувшиеся с таким явлением. Не так уж мало, но и не катастрофически много.

Совсем не пропасть, как казалось прежде.

Кэндис давно достиг, да и перешагнул планку возраста согласия. В первых числах октября ему исполнилось восемнадцать. Совсем взрослый. И когда только время пролетело?

Пальцы смяли ткань воротника, потянув и вновь не встретив сопротивления.

Мартин не только принял прикосновение губ, оставшись при этом безучастным.

Напротив.

При всём желании он не сумел бы найти причин, чтобы оттолкнуть. И он не оттолкнул, позволив притронуться и вскоре уже перехватив инициативу. Он целовал настойчиво и жадно, горячо и невозможно страстно. Одну ладонь положил Кэндису на затылок, не позволяя вырваться или отстраниться. Хотя Кэндис этого делать и не собирался. Второй скользил по щеке, поглаживая. Ладонь переместилась на шею, проведя там, где часто-часто бился пульс. Мурашки по обнажённой коже не побежали. Кэндису наоборот показалось, что это прикосновение было обжигающим, и там, где прошлись пальцы, ныне отпечаталась огненная вязь.

Мартин притянул его ещё ближе, чем в былое время. Мартин выдохнул его имя, отстраняясь на несколько секунд.

Мартин вновь его поцеловал.

С тобой я потеряю всё, но без тебя потеряю ещё больше.

Шагнув за ворота, Кэндис не торопился скрываться в доме. Он стоял, провожая машину взглядом. Пытался понять, что означают слова, сказанные Мартином на прощание, и почему произнесены они были только сейчас?

Всё чаще думаю о том, что ты – мой утраченный рай, который я давно и безуспешно пытаюсь отыскать. Жаль только, что я и рай – понятия несовместимые.

Неудивительно, что после таких откровений Кэндис находился в состоянии некой задумчивости и с трудом сосредотачивался на словах кузины. Тем не менее, от своих обещаний отказываться не собирался и несколько часов кряду пытался натаскивать её, терпеливо исправляя ошибки в произношении, раскладывая по полочкам непонятные правила и стараясь подать информацию в максимально доходчивой форме.

Потом они смотрели какой-то французский мюзикл с субтитрами. Кажется, это были «Ромео и Джульетта». Кэндис лишь наблюдал за сменой картинок на экране, не отслеживая сюжет и не пытаясь в него вникнуть. Мартина наслаждалась, попутно оценивая не только актёрские таланты, но и мастерство французских виноделов. Вознаграждала себя за недавние мучения.

О вылазке Кэндиса за пределы дома кузины никто из родственников так и не узнал. Кэндис вернулся ближе к вечеру, мило поболтал с Ингой, передав ей сырные и вишнёвые сконы, приготовленные Мартиной. Вновь поссорился с Тишей, заявившей, что братик мог не возвращаться. Без него было лучше. Получил напутствие отца, напомнившего о необходимости больше заниматься, а не болтаться по родственникам.

В итоге, закрылся в комнате.

Ему не хотелось находиться здесь. Он мечтал вернуться в академию.

Не потому, что там был Мартин… Хотя, что скрывать? Поэтому тоже. Пусть у них не было возможности сблизиться здесь, а нормы, принятые в обществе, и вовсе призывали держаться друг от друга на приличном расстоянии, но Кэндиса радовала сама возможность пересечься. Встретиться в школьном коридоре и улыбнуться, зная, что эта игра мимики не получит ответа, но тем не менее.

Теперь желание его исполнилось. Промежуточные каникулы подошли к концу. Начался очередной терм. И начался он с праздничных мероприятий.

Хэллоуин со всей его специфической эстетикой.

Кэндис праздники, по большей части, не жаловал. Сегодняшний день исключением не стал. Суета других учеников вскоре начала раздражать, и Кэндис поспешил удалиться из большого зала. Свою роль он сыграл, Сибилла осталась довольна. Те, кто ей отказал, изобразив на лице зашкаливающий скепсис, признали поражение. Дополнительных услуг от Кэндиса не требовалось, вот он и сбежал, прихватив из зала фонарь, примостившийся рядом с нагромождением тыквенных голов с разнообразными улыбками. Начиная от добрых, заканчивая самыми зловещими.

Столкновение с Гарретом настроение не испортило. Кэндис привык. Привык так, как люди привыкают каждое утро варить себе кофе, выпекать парочку вафель или выкуривать сигарету.

Гаррет не мог пройти мимо в молчании.

Делом принципа было зацепить и вывести из состояния равновесия.

Но, в чём-то, Гаррет, несомненно, не ошибся. А именно в том, что Кэндис очень хотел пересечься этим вечером с Мартином. Хотел, чтобы тот увидел экспериментальный наряд и не засмеялся, а искренне восхитился, потому что, несмотря на некую провокационность, смотрелось очаровательно.

Сибилла едва не запрыгала, захлопав в ладоши от восторга, когда завязала бант на шее Кэндиса и отошла на небольшое расстояние – оценить результат трудов.

– Ты – прелесть, – заключила, наблюдая за тем, как Кэндис завершает образ, поправляя банты на сапогах, надевая плащ и приглаживая пряди, спускавшиеся чуть ниже ключиц. – Жаль только, что не блондин. Светлые волосы, и получился бы идеальный Алоис.

– Алоис? Из какой он книги? – спросил Кэндис, посмотрев на одноклассницу.

Перед тем, как засмеяться, она коротко улыбнулась.

– Он вообще не из книги.

Роуз позже посвятил его в тонкости чужих задумок. Кэндис криво усмехнулся, поняв, что за наряд ему достался безвозмездно, но от предложенной роли не отказался.

Сейчас путь лежал к беседке.

Кэндис знал, что Мартин часто проводит время там, а, значит, мог и сегодня не отказаться от своих привычек, последовав им.

После недавней беседы подходить к Мартину было небезопасно. Проследи Гаррет за Кэндисом, мог бы действительно растрепать всей школе о том, что ученик запросто болтает с директором и это – наверняка! – наталкивает на подозрения.

Что-то значит.

Что-то неправильное, осуждаемое и порицаемое обществом.

Именно по этой причине Кэндис не собирался заводить с ним разговор. Только посмотреть издалека, как делал раньше. Посмотреть и уйти восвояси, избавив Мартина от своей компании и необходимости вести дискуссии.

Кэндис до сих пор не понимал, какие между ними установились отношения. Поступки говорили «да», а с губ срывалось прямо противоположное утверждение.

Совместный вечер закончился, не обернувшись совместной ночью, и Мартин вновь исчез с горизонта. Он не позвонил на следующее утро и не написал.

Почему?

Посчитал всё случившееся поступком из категории неправильных? Винил себя в происходящем? Просто не хотел видеть Кэндиса? Что-то одно или всё вместе?

Придумать причину для переживаний было слишком легко, а отыскать среди них реальную – той ещё головоломкой.

Беседка пустовала. Кэндис, немного постояв на месте, собирался вернуться обратно, в большой зал, но тут увидел постороннего наблюдателя, находившегося в отдалении. В руках у него был фонарик, мерцавший тусклым светом. Рассмотреть, кто это, было нереально, поскольку капюшон мантии закрывал лицо.

Вариант был только один, и Кэндис рискнул его озвучить.

– Роуз?

Ответа не последовало, но внезапный порыв ветра снял все вопросы, сорвав с головы таинственного наблюдателя капюшон.

Кэндис с трудом сглотнул.

Это, без сомнения, был тот самый юноша, некогда растворившийся в потоках дождя. Мантия исчезла, как по мановению волшебной палочки.

Кэндис увидел уже знакомую ему старомодную униформу зелёного цвета. Открыл рот, чтобы задать интересующий вопрос, но у юноши, кажется, были свои планы на этот вечер. Он засмеялся и стремительно сорвался с места, приказав Кэндису следовать за ним. То ли действительно это сказал, то ли просто голос в голове прозвучал. Кэндис ни за что поручиться не мог.

Времени, чтобы разобраться, Кэндису не дали.

Передвигался юноша быстро. Слишком быстро.

Кэндис едва за ним поспевал, боясь потерять незнакомца из вида и остаться в одиночестве. Направлялся юноша к зданию школы.

Но приглашал Кэндиса не в большой зал, где до сих пор не прекращались торжественные мероприятия, а указывал путь в противоположном направлении. К двери, что обычно была заперта, а сегодня внезапно оказалась открыта, явив взгляду всех, кто додумается потянуть за ручку и заглянуть внутрь, лестницу.

Тянул наверх. И Кэндис бежал вслед за призрачным, полупрозрачным, как будто светящимся изнутри юношей, не имея возможности остановиться на секунду, чтобы перевести дыхание и немного отдохнуть. Каблуки стучали по ступенькам, и Кэндис боялся, что в один далеко не прекрасный момент удержаться не сумеет, поскользнётся и рухнет вниз. Хорошо, если падение окажется удачным, и он отделается малыми потерями. А если нет?

Юноша ничего не говорил, он упрямо двигался к своей цели.

Чем выше они поднимались, тем сильнее крепла уверенность Кэндиса, что ведут его в один из тех самых флигелей, которые обычно наводили на учеников страх, способствуя распространению слухов о привидениях, обитающих в школе. Прежде Кэндис смеялся над этими предположениями, теперь резюмировал, что одним скептиком в академии стало меньше.

После сегодняшнего вечера впору было переименовывать школьное издание из «Будней…» в «Тайны и мистические явления «Чёрной орхидеи»».

Я и есть чёрная орхидея.

Одна фраза. Относительно знакомый голос.

Ступеньки закончились.

Кэндис оказался перед закрытой дверью. Его проводник вновь растворился в воздухе, исчез столь же стремительно, как и после первого появления. Не будь у Кэндиса своего фонаря, кромешная темнота окружила бы со всех сторон и поглотила в мгновение ока.

Наверное, стоило повернуть назад.

Любой фильм ужасов помогает учиться на чужих ошибках. Только там глупые герои лезут в самое пекло, наплевав на логические умозаключения. Необычные помещения, заброшенные дома, пустынные дороги, ванная комната – места, откуда можно ждать беды. Если хочешь остаться в живых, лучше туда не соваться. Либо совершать поступок, наполненный сомнительным героизмом, не в одиночестве, а в компании друзей. Тогда появится шанс выжить. Минимальный, само собой, но это лучше, чем полное его отсутствие.

Стоило.

Кэндис советами подсознания, наученного горьким опытом героев тех самых фильмов, пренебрёг и того, чего от него ожидали, не сделал.

Глядя на дверь, он опасности не ощущал. Его не посещали мысли о неминуемой гибели. Напротив, он чувствовал себя уверенно и спокойно. Ладонь легла на ручку двери, потянула её, чтобы попасть на неизведанную ранее территорию, куда Кэндис не без опасения ступил, скрестив пальцы. На всякий случай. Чтобы перестраховаться.

Никаких странностей и загадок за дверью не обнаружилось. Лестница привела его на одну из смотровых площадок. Пространство оказалось небольшим, толпе тут явно нечего было делать, но для маленькой группы человек места хватало.

Отсюда открывался роскошный обзор на академию, рассмотреть можно было вообще всё. Однако большее внимание Кэндиса привлекли не виды, недоступные прежде, а ныне раскинувшиеся перед ним, как на ладони.

Заинтересовала его, в первую очередь, личность человека, стоявшего на смотровой площадке. Пара секунд, и сомнений не осталось вовсе. Разумеется, подняться сюда мог лишь кто-то из персонала, обладающий ключами от всех дверей.

Поняв, что его одиночество нарушили, Мартин отвлекся от созерцания и обернулся. Кэндис улыбнулся.

– Мистер Уилзи, в такую ночь опасно прогуливаться в одиночестве, – произнёс, стараясь сохранить серьёзность в голосе, а не засмеяться. – Есть риск потеряться в темноте, а ночь…

– Темна и полна ужасов, – усмехнулся Мартин.

– Не без этого, – согласился Кэндис, подойдя ближе и поставив фонарик на широкое ограждение. – Не думал, что ты увлекаешься такими книгами.

– Я и не увлекаюсь. Просто читал несколько лет назад. А сейчас фраза настолько растиражирована, что, кажется, её знают даже младенцы.

– И ещё пару десятков фраз из того же канона.

– Популярность. Точнее, одно из её проявлений. Быть может, если «Призрачным мальчикам» суждено увидеть свет, через несколько лет тебя тоже начнут цитировать.

– Не думаю, что выдаю настолько умные мысли, достойные вынесения в отдельный пост.

– С какой стороны посмотреть, – заметил Мартин. – Между тем, до объявления результатов остался ровно месяц, и судьба твоей рукописи будет определена.

– Я вспоминаю об этом каждый день, но с каждым разом уверенности всё меньше, – Кэндис прислонился к ограждению спиной, оперся на него ладонями.

Смотрел на Мартина, не навязчиво, прожигая взглядом, а исподтишка, из-под полуопущенных ресниц, лишь время от времени позволяя нечто более откровенное.

– А говорил, что примешь любое решение рецензентов.

– Приму. Что мне ещё останется сделать? – засмеялся Кэндис. – Лучше скажи, как ты умудрился подняться наверх без света? Тут ведь огромное количество ступенек. Мне было сложно и с фонарём.

– Иногда мне кажется, что по этой лестнице я сумею пройти даже с завязанными глазами, – пояснил Мартин. – Часто поднимался и спускался по ней как в школьные годы, так и после возвращения в Лондон из университета. Когда я был школьником, ключ, разумеется, хранился у моего отца, а потому, чтобы заслужить вылазку на смотровую площадку, нужно было постараться. Ничего сверхъестественного от меня не требовалось, я и без того не доставлял родителям проблем. Они просили примерного поведения и хороших оценок, и я выполнял условия. Всё примитивно. Однако сам момент награждения представлялся мне невероятно важным. Мне отчаянно хотелось получить ключ из рук отца. Это было сродни приглашению в страну чудес. Знаю, у меня странные ассоциации, но всё именно так и обстоит.

Мартин, в отличие от Кэндиса, позволял себе внимательно рассматривать собеседника, отмечая все мельчайшие детали внешности. Те, что были различимы в полумраке, разумеется.

С дневным светом или ярким освещением сравнивать было нелепо, но в такой интимности он находил особое очарование.

В честь праздника Кэндис выступал в необычном для себя амплуа. Утверждать со стопроцентной уверенностью Мартин не стал бы, но склонялся к мысли, что подобная одежда Кэндисом – за пределами школы – не используется. Мартин изучал его взглядом и находил наряд весьма гармоничным, несмотря на то, что по отдельности вещи могли бы показаться вызывающими – проявлением полнейшей безвкусицы.

– А как здесь оказался ты? – задал Мартин интересующий вопрос.

Признаться, он не ожидал увидеть кого-либо на смотровой площадке. Появление другого человека не шокировало, но удивило порядком. Он много лет подряд поднимался сюда в одиночестве, считая данную часть академии своим местом. Особенным. Местом, о котором не знали посторонние. Или знали, но не имели возможности проникнуть за закрытую дверь.

Сегодня Мартин тоже не рассчитывал на компанию, пребывал в уверенности, что его побег с торжества останется незамеченным. А если не останется, то уж точно никто не догадается, куда именно он ушёл.

Планы его оказались нарушены, а одиночество разбавило постороннее присутствие. И Мартин готов был признать, что он этому только рад, поскольку личность человека, составившего компанию, импонирует, а не раздражает.

В любой другой ситуации он бы сам пригласил сюда Кэндиса, но ряд обстоятельств играл против них. Мартин не мог сделать этого на виду у многочисленных наблюдателей. Профессиональная этика ставила крест на всех мыслях, связанных с именем Кэндиса, и заставляла с завидным постоянством отворачиваться от него, несмотря на то, что Мартина к нему тянуло, притом не время от времени с длительными перерывами, от встречи до встречи.

Он не имел права открыто об этом говорить. Он даже мысли такой не должен был допускать, но всё сложилось так, как сложилось, и сил на сопротивление у Мартина не нашлось. Кэндис становился, если не навязчивой идеей, то наваждением однозначно, и Мартин больше не находил сил этому противиться.

Дурацкая семейная легенда, кажется, нарочно сталкивала их, заставляя принять, как данность. Не пытаться сломать традицию. Сбудется то, что суждено. Никакие поправки не принимаются.

– Боюсь, ты не поверишь, если я скажу, – заметил Кэндис, решившись посмотреть на Мартина.

Поскольку Уилзи не отворачивался всё это время, взгляды встретились моментально.

– Почему?

– Это странно, – Кэндис покусал немного нижнюю губу; нервничал, пытаясь подобрать нужные слова. – И необычно. Хотя, чего только не увидишь на Хэллоуин.

– Теперь твои слова больше походят на загадки, чем на откровенные признания, – произнёс Мартин, покидая наблюдательный пост и подходя ближе.

– Высокий светловолосый юноша в старомодной школьной форме. Он позвал меня, и я последовал за ним. Стоило добраться до конца лестницы, как я остался в одиночестве. Не появись он на пути, мне бы и в голову не пришло заглянуть сюда. Не думал, что дверь на смотровую площадку сегодня будет открыта, да и вообще не знал, что её открывают. А ты, как выяснилось, частый гость здесь.

– Светловолосый? – переспросил Мартин.

– Да.

– И в старомодной униформе?

– Да. Ты знаешь, кто это?

– Знаю. Тот, о ком я говорил прежде. Тот, кого называют чёрной орхидеей. Алистер Стэнли – наше фамильное привидение.

– Стэнли? – удивился Кэндис. – Насколько мне известно, школа на протяжении долгого времени принадлежала семье Уилзи. Или я ошибаюсь?

– Одно другому не мешает. Ты прав, во главе академии всегда стояли Уилзи, но построена она была в честь одного из Стэнли. Как дань памяти. Ты наслышан о легенде, но саму её я так и не удосужился рассказать. Наверное, пришло время восполнить пробелы в знаниях. Конечно, если ты не возражаешь. Если тебе не интересна история, можем обойтись и без этого.

– Не наблюдай я за людьми, мне не о чем было бы писать, а так… Жизнь иногда подкидывает сюжеты, которым позавидуют в Голливуде. Мне интересно всё. И на постоянной основе.

Семейная история не относилась к темам, которые Мартину хотелось обсуждать всегда и везде. Она раздражала его в детстве, нервировала в юности, казалась наивной во время обучения в университете. В настоящее время она его угнетала и откровенно пугала.

Слишком яркими были сны, перетекающие из одной реальности в другую. Выбросить такие картинки из головы – практически невыполнимая задача. Мартин старался, но сейчас они вновь появились перед глазами.

Он рассказывал историю предка, проживая её заново. Не ограничиваясь короткими замечаниями, а в подробностях. В точности, как описывал свою жизнь Роберт. Этапы большого пути.

Школа, злополучное лето и смерть Алистера, заключение брачного союза, решение построить академию. Дневники, обнаруженные супругой, её слова, брошенные в сердцах, но оказавшиеся удивительно точными, ударившими в цель.

Одно поколение за другим.

Одни несчастья за другими.

Бойтесь любить мужчин этой семьи.

Они изменят жизнь до неузнаваемости, заставят страдать и обязательно послужат причиной бед.

Бегите от них, как можно дальше, не оглядываясь, и не пытайтесь сломать систему. Это просто нереально.

Каким бы скептиком человек не был, рано или поздно ему придётся поверить и проверить на собственной шкуре, на что он обрекает себя, связавшись с мужчиной по фамилии Уилзи. Но только тот, кто действительно предназначен ему судьбой, а не стал временным помутнением рассудка.

– Я пересекался с ним только во снах. В реальности сталкиваться не приходилось, – произнёс Мартин. – Терренс, когда-то, давным-давно, видел его на крыше здания. Теперь Алистер решил показаться тебе, и это явно неспроста происходит.

– Думаешь?

– Роберт питал к нему тёплые чувства. В чём-то восхищался. Они не были любовниками, но их связь, пожалуй, одна из самых крепких, если не самая из всех, о которых мне доводилось слышать. Даже сейчас, когда прошло столько времени, Алистер продолжает появляться на территории академии, нанося визиты членам семьи Уилзи. Он связан с нами навеки. Раз он пришёл к тебе, значит, считает, что ты один из нас. И если я правильно сопоставил факты, то этот сон может оказаться не только игрой подсознания на фоне прочитанного, но и реальностью.

– Боишься своих снов?

– И не только снов. Каким бы скептиком я не был, но… Знаешь, я не первый год думаю о легенде, и о том, кто должен стать её жертвой. Прости. Я много раз говорил не совсем то, что думал, да и делал тоже. Но намного проще было держать тебя на расстоянии и верить, что это поможет, отведёт неприятности что ли. Попытка обмануть судьбу. Сам знаю, что временами это было жестоко, но иных методов у меня на примете не обнаружилось. Терренс сам искал такую историю, а я пытался от неё уйти. Я хотел бы оградить тебя от этого, но самое мерзкое в том, что я не знаю, как и при каких условиях должен находиться рядом, чтобы с тобой ничего не случилось. Я не хочу становиться причиной твоих бед и не хочу ломать твою жизнь, даже если в обмен на эти страдания можно получить большую любовь. Моя любовь не стоит сломанной жизни. Я не стою твоих страданий. И даже если…

– Я не тот, кого обещает тебе легенда, – покачал головой Кэндис, перебивая Мартина.

– Теперь моя очередь задавать этот вопрос. Почему?

– Есть множество нюансов, перечёркивающих эту теорию. Хотя бы тот факт, что через несколько месяцев наше общение прервётся, и я не уверен, что однажды мы снова увидимся. Если только тебе понадобится частный самолёт, и ты воспользуешься услугами нашей компании. Впрочем, если к тому времени я займу отцовское кресло, мы не пересечёмся. Обслуживание будет проходить без моего участия, я обо всём узнаю задним числом, от управляющего, подготовившего отчётность.

– Почему именно этот срок? Ты уедешь из Лондона?

– Да. Отец настаивает на Манчестере. Скорее всего, я буду учиться там.

– Чем ему так приглянулся этот город?

– Он оттуда родом. Альфред перебрался в Лондон ради Реджины. Они поженились, и она наотрез отказалась отсюда уезжать. Одному из них всё-таки пришлось пожертвовать прошлым, порвав с ним окончательно. В данном случае, шаг сделал Альфред. А потом уже бессмысленно было срываться с места и ехать туда. Всё, что его интересует, находится здесь. Но я вроде как должен продолжить семейные традиции, потому Манчестер ожидает меня. Редкие отношения выдерживают испытание расстоянием, несмотря на то, что существует масса способов поддерживать общение в сети. Рано или поздно, но выбор делается в пользу реальной жизни, а не пикселей на дисплее. Быть может, когда моё обучение в университете закончится, ты уже женишься и будешь отцом парочки симпатичных близнецов. Ты ведь хотел, чтобы у тебя были дети. А, может, детей-погодок. Или остановитесь на одном ребёнке. Кто знает? Подозреваю, что к тому моменту Альфред и мне подыщет какую-нибудь достойную партию для заключения брачного соглашения.

– И ты женишься? – спросил Мартин.

– Сейчас я точно ничего сказать не могу. Это ведь только в перспективе. Когда речь заходит о них, ответить человек волен, что угодно. Вот когда он поставлен перед реальным фактом, разговор идёт совсем другой. Я не рассчитываю на понимание со стороны отца и не думаю, что он сменит гнев на милость, заявив, что любимый сыночек может делать всё, что в голову взбредёт. Я – наследник воздушной империи Брайтов, а, значит, должен соответствовать пожалованному мне статусу. Гордиться им и ни в коем случае не порочить. Альфред теперь уделяет много времени моему воспитанию. Слишком много. Отслеживает каждый шаг, оценивая по своей собственной шкале все мои поступки. И не скажешь, что было время, когда он плевал на факт наличия сына.

– Давно ты оказался под его контролем?

– Идёт второй год нашего совместного существования. Я бы продолжал жить под одной крышей с Реджиной, если бы не обстоятельство, поставившее всё с ног на голову.

– Какое?

Кэндис не ответил. Он взял в руки фонарик, раскрыл ладонь, подсветил, чтобы продемонстрировать шрам.

Иногда Кэндису казалось, что бледная полоска кожи всё ещё болит.

– Это дерьмо – последнее, о чём я хотел бы тебе рассказать, – протянул задумчиво, возвращая фонарь на место. – Но раз уж начал откровенничать и сам завёл разговор, глупо теперь мотать головой и заявлять, что рта даже под пытками не открою. Один из любовников Реджины решил попытать счастья со мной. Не знаю, как далеко он мог зайти и стал бы применять силу в случае чего, это, в общем-то, не столь важно. Его планами я не интересовался. Просто схватился за нож и… пустил немного крови. И ему, и себе. Первое – осознанно, а второе – случайно. После этого случая мамочка поспешила сплавить меня на попечение Альфреда, чтобы не мешал устраивать личную жизнь и не разбивал сердца её кавалерам.

Ситуация была неприятная, но Кэндис старался обо всём рассказывать ироничным тоном. Как ни странно, у него получалось.

– И многим разбил?

– Кто виноват в том, что сейчас так много людей со стеклянными сердцами? – вопросом на вопрос ответил Кэндис. – А если серьёзно, я склоняюсь к мысли о том, что они не на внешность западали. Точнее, они вообще не западали, просто считали меня бесплатным приложением к Реджине. Придерживались мнения, что поимев её, можно поиметь и меня. Исковерканная логика. И это при условии, что я не афиширую нигде собственную ориентацию и не кричу на каждом углу о предпочтениях. Но, кажется, Реджина всегда выбирала себе мужиков, которым наплевать совершенно, кому и при каких обстоятельствах засовывать. Когда-то она была красавицей, и контингент поклонников состоял из личностей другого сорта. Сейчас всё довольно печально.

– В итоге, приходим к выводу, что с отцом тебе лучше?

– В определённой мере. С одной стороны, у него дома порядок, уют, тишина и цветочный аромат вместо сигаретного дыма, перегара и воплей, как в дешёвом порно. С другой… У меня нет моей собственной жизни. Иногда мне хочется сбежать. Собрать небольшой рюкзак с вещами, отправиться путешествовать автостопом, остаться в каком-нибудь провинциальном городке, наняться поломойкой или не полы натирать, а мыть посуду. Или цветами торговать. Или машины ремонтировать, хотя, конечно, этому ещё научиться нужно. А по вечерам вновь садиться за ноутбук и переноситься в мир иной реальности, проживать другие жизни и только от этого чувствовать себя счастливым. Думаю, в будущем, придуманном отцом, для реализации этих задумок места тоже не найдётся.

– Он против творчества?

– Да. Считает, что это несерьёзно и вообще – напрасная трата времени. И ещё, что на творчестве нереально много заработать.

– Джону Леннону когда-то говорили то же самое. Однако он сумел добиться высот.

– Но плохо закончил. Мне бы такой судьбы хотелось избежать.

– Избежишь.

– Если об этом говоришь ты, у меня нет причин сомневаться. Когда-нибудь я куплю на свои гонорары дом, а над входной дверью повешу клавиатуру, – с неизменной долей сарказма выдал Кэндис.

– По-моему, креативно получится.

– По-моему, тоже неплохо.

– Если дебютная книга получит признание, ты сумеешь наглядно продемонстрировать отцу, что он ошибался. И тогда мнение Альфреда потеряет свою значимость, потому что на руках у тебя будет реальное доказательство того, что всё это более чем серьёзно.

– Неужели ты действительно веришь в мой успех?

– Верю, – произнёс Мартин. – На самом деле. В противном случае, не стал бы поддерживать идею Рейчел об участии в конкурсе. Не стал бы дочитывать рукопись до финальной точки и тратить время на поиски запасного варианта в плане издания. Но я это сделал, следовательно, верю в твой успех. Перестань сомневаться. Поверь и ты, Кэнди.

– Когда-нибудь я укушу тебя за то, что ты постоянно коверкаешь моё имя.

– Давай.

Прозвучало как вызов.

Кэндис прикусил щёку изнутри, стараясь избавиться от мыслей, что отчаянно полезли в голову, стоило только услышать ответное предложение – приличных вариантов не осталось вовсе.

На ум с завидным постоянством приходила только одна ситуация, в которой он мог вцепиться зубами Мартину в плечо, стараясь заглушить собственный крик. Именно это Кэндис и представил, порадовавшись, что разговор проходит не при свете, а потому смущение его так и останется в тайне. Вряд ли он моментально покраснел, сравнившись по цвету с главным напитком этого вечера, но по глазам прочитать можно было всё.

Прикосновение подушечки большого пальца к уголку рта стало полной неожиданностью. Кэндис неловко взмахнул рукой, сбивая фонарь на пол. Раздался звон битого стекла, единственный источник света исчез. Теперь на смотровой площадке царила темнота – ночь окончательно вступила в свои права.

– Какой у тебя рост? – внезапно спросил Мартин.

Кэндис от этого вопроса даже растерялся немного.

– Сто восемьдесят один, – ответил на автомате. – А у тебя?

– Сто семьдесят девять. Всего два сантиметра разницы? По-моему, больше.

– Сто восемьдесят один плюс каблуки, – усмехнулся Кэндис. – Это ещё сантиметра три или четыре.

– Один из самых верных способов напомнить мне о комплексах.

– Ты переживаешь из-за роста? Никогда бы не подумал. Он ведь вполне приличный.

– Во мне ещё живы воспоминания о школьных годах, когда я был одним из самых низкорослых учеников. На контрасте со старшим братом это особенно бросалось в глаза.

– А зачем тебе мой рост?

– Кэнди, – обречённо выдохнул Мартин.

– Что? – удивился Кэндис, сопоставил одно с другим и вскоре засмеялся. – Прости. Я идиот. Испортил такой момент.

– Если сейчас ты замолчишь и немного наклонишься, есть шанс на реабилитацию.

– Шутка или угощение? – спросил Кэндис, обнимая Мартина и позволяя обнять себя в ответ.

Руки забрались под лиловую ткань, сомкнувшись за спиной, притягивая ближе и не позволяя отстраниться.