Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 73 страниц)
Им довелось разговаривать прежде по телефону, и она проявила достаточную степень благожелательности и доверия, позволив постороннему юноше, впервые обратившемуся к ней с просьбой, узнать о проблемах в жизни сына. Рассказала откровенно, ничего не утаивая и не пытаясь перевести разговор в иное русло.
Рассмотреть мать Льюиса Рексу довелось на страницах интернет-изданий. Следовало признать, что родственники весьма похожи между собой.
Только в Адель изящество внешнее тесно переплеталось с женственностью, а Льюис последнего качества личности, разумеется, оказался лишён.
Рекс замер на месте, ощутив, что за ним пристально наблюдают, а, повернувшись, встретился взглядом с такими же бледно-голубыми глазами, какие уже неоднократно видел напротив.
– Добрый день, – произнёс, стараясь создать о себе лучшее впечатление.
Этикет никто не отменял, несмотря на то, что Рекс аристократом не являлся, а потому не обязан был осваивать все-все правила, связанные с поведением в обществе. Невоспитанный юноша, не имеющий ограничения в средствах, вполне может проявить себя подобным образом. Какое о нём сложится впечатление при намеренной демонстрации скотского поведения – другой вопрос.
– Здравствуй.
Она позволила себе немного благожелательности; улыбка Адель, как и любого другого человека, в принципе, преображала.
Рекс её не боялся и не считал мерзкой ведьмой. Во многом, он её понимал, да и общение с Маргарет способствовало пониманию женщин подобного типа. Рекс не сомневался, что Адель характером похожа на его тётку, а потому уже на начальном этапе знакомства проникся к ней уважением с примесью личностного восхищения.
Полчаса общения в гостиной, и положительные впечатления усилились. Адель не грузила собеседника тысячей вопросов в минуту, не требовала подробных ответов на каждый из них и не торопилась задавать один из числа наиболее актуальных, напрямую касающихся отношений, возникших между её сыном и Рексом.
Расставшись на дружеской ноте, они разошлись в разные стороны. Адель отправилась по делам, а Рекс поднялся в комнату Льюиса. Врываться без предупреждения не стал, постучал, решив перестраховаться, и толкнул дверь только после получения разрешения войти в комнату.
– Я почти закончил со сборами, – сообщил Льюис, бросая в дорожную сумку футляр с зубной щёткой, пасту, расчёску и шампунь. – Осталось совсем немного.
Потянул молнию, закрывая.
– Адель не возражала, когда ты ей рассказал о моём предложении? – поинтересовался Рекс, падая на кровать и заводя руки за голову.
Льюис ничего не имел против подобных жестов. Точнее, не выказывал недовольства в случае, когда себе такие выходки позволял Рекс. Другого человека, скорее всего, ожидал бы холодный приём и предложение поскорее выметаться из личного пространства.
Льюис отвлёкся от сборов, посмотрел на Рекса и засмеялся. Сначала тихо, а потом всё громче, заразительнее.
– Рекс…
– Что?
– Ты разве не знаешь мою мать? Я слышал, что вы с ней разговаривали внизу, и она весьма активно поддерживала беседу до тех пор, пока дела не позвали. Судя по тому, насколько радушно она тебя приняла, никаких запретов вкупе с ограничением по времени в ответ на мою просьбу не последовало. Дай ей волю, она бы мне сама сумку собрала, попутно подкинув туда не слишком приличный подарок.
Рекс вопросительно изогнул бровь.
Льюис слегка склонил голову и выразительно посмотрел на Рекса, словно без слов просил не требовать уточнения прямо здесь и сейчас.
– Гондоны, само собой, – произнёс, спустя несколько секунд.
– Где только слов таких нахватался? – притворно вздохнул Рекс, перевернувшись на живот и устроив ладони, сцепленные в замок, под подбородком.
– Они же существуют, – хмыкнул Льюис. – Слова, в смысле. Ну, и гондоны тоже, хотя речь уже не о них. Естественно, что я не слишком сдержанные высказывания слышал неоднократно, а потому вполне могу употреблять их целиком или частично в своей речи. Если внимательно прислушаться к разговорам в нашей дорогой и любимой академии, ещё не то реально услышать. Это только с виду все такие аристократы невозможные, до мозга костей.
– А в реальности?
– Обычные подростки, – произнёс Льюис, переставляя сумку на пол. – Не мне тебе объяснять, что это такое и с чем это едят. Суть – комплексы, неуверенность, миллион проблем и бесконечные мысли о сексе. Точнее, у кого-то бесконечные, у кого-то время от времени, тем не менее. Кому-то пассии дают, и счастливчики этим хвастаются перед одноклассниками. Кому-то не дают, и на фоне этого люди парятся.
– Адель реально могла вложить тебе презервативы в сумку?
– Да. Почему я должен был об этом лгать?
– Мне сложно представить такой расклад. Маргарет, максимум, напомнила бы мне о них, сообщи я, что собираюсь на свидание.
– Ну а вдруг Адель предположила, что твоя тётушка попытается меня соблазнить, и это мероприятие завершится успехом? Как же мне быть? Хотя… Маргарет может принимать таблетки.
– Издеваешься сейчас?
– Есть немного. Маленькая месть за недавнее обещание переметнуться к моему несуществующему кузену. На самом деле, вся эта ситуация с презервативами – банальная такая забота о здоровье ребёнка. На случай, если ему страсть ударит в голову, и он возжелает отдаться своему парню. Пусть не забывает о защите, если вдруг действительно…
Судя по тому, как на него смотрел Рекс, признание весьма и весьма его шокировало. Он на протяжении всего разговора только тем и занимался, что продумывал варианты преподнесения новости о более близких отношениях с Льюисом, нежели те, о которых думает она. Как выяснилось, объяснять ничего не требуется. Адель сама давно обо всём знает.
– Ты вроде как в гости к нам с Маргарет едешь.
– Докажи это моей матери. Она думает об ином варианте развития событий.
– Всё ещё удивительнее, чем представлялось мне прежде.
– Знаешь, – понизив голос и подобравшись немного ближе, произнёс Льюис, – иногда я ловлю себя на мысли, что Адель готова дать мне слишком много свободы. Сам факт того, что я жив, нормально разговариваю и не пожираю горстями таблетки после неудачных попыток суицида, возносит меня в её глазах на недосягаемую высоту, потому я могу делать всё, что угодно. И то, что из всех зол я выбрал самое меньшее, а именно – отношения с парнем, воспринимается ею без особого всплеска эмоций. Она бы меня, наверное, даже за алкоголь и кокаин не осудила, списав это на психологические травмы прошлого, от коих я пытаюсь избавиться столь радикальными методами.
– Правда?
– Я не стал бы преувеличивать. Пытаясь поставить себя на её место, я всегда оказываюсь в пролёте, поскольку… Наверное, чтобы понять её чувства, нужно либо родиться женщиной, либо быть невероятно любящим отцом, не мыслящим жизни без своего ребёнка. Я понял бы, откуда появилось желание чрезмерно опекать и баловать по поводу и без. Понял бы стремление самостоятельно формировать мой круг общения и контролировать его, раз уж так получилось, что я когда-то сделал выбор без её ведома и оказался в глубокой заднице. А вот такого отношения, честно говоря, не понимаю. Не подумай, что мне было бы приятнее принимать участие в личной трагедии, когда нас нарочно разлучают и растаскивают по разным концам страны. Я говорю не о реакции на новость об отношениях. В целом, картинка, мною нарисованная, выглядела бы как дешёвая драма. Тот вариант, что есть сейчас, меня во всём устраивает, но всё равно… немного удивительно. Впрочем, может, Адель просто отчаялась в своё время, вот теперь и радуется любым положительным переменам в моей жизни?
– Ты сам озвучил причину. Только почему-то приписал её исключительно любящим отцам, – произнёс Рекс. – Матерям это тоже свойственно, знаешь ли. Она тебя любит. Жизни не мыслит без единственного ребёнка. Только и всего. Это здорово, когда родители проявляют интерес к твоей жизни, а не забывают о существовании на несколько месяцев, вспоминая о деточке исключительно в день его рождения, ну, и во время других праздников.
– Ты о Еве?
– О ней. И о других родителях, подобных ей. В любом случае, у меня есть Марго, и она шикарная. Кроме того, мы с ней удивительно похожи в плане отношения к жизни, людям и событиям, потому с ней мне гораздо лучше, чем с Евой.
– Как-то печально начинается наш запланированный идеальный день, – резюмировал Льюис.
– Зато откровенно, – парировал Рекс. – По-моему, нет ничего лучше доверия и вот таких разговоров, им порождённых.
– Ничего сложнее, в принципе, тоже не существует.
– А, знаешь…
– Да?
– Я с тобой согласен.
Пожалуй, только в присутствии Льюиса Рекс и мог откровенно рассказывать историю своей жизни, не избегая некрасивых, несветских подробностей, обычно остававшиеся за кадром.
Разговаривая с Льюисом, он понимал, что может не ограничивать себя, не прерываться постоянно и не прикусывать язык, придумывая размытые формулировки для определения отношений отца и матери, не лицемерит относительно сожалений по поводу смерти первого и невероятной любви со стороны второй.
В истории жизни обоих прослеживались схожие черты, оба столкнулись с предательством со стороны отцов. Рекс в переносном смысле, Льюис – в самом прямом. Они оба мало кому доверяли, оба шли к установлению взаимопонимания и максимальной откровенности в общении невероятно долго.
Они оба были сломанными детьми. И они нуждались друг в друге.
*
Лицо девушки, раздававшей листовки с предложением внести пожертвование в фонд защиты дикой природы, выглядело по-настоящему комично, когда один из прохожих не прошёл мимо в молчании и не выхватил предложенное из рук резко и грубо, чтобы потом смять и выбросить, оказавшись за углом. Вместо стандартной реакции её ожидала улыбка, просьба дать две листовки вместо одной и благодарность. Девушка продолжала стоять на месте и удивлённо моргать, в то время как прохожие давно растворились в толпе и больше никак о себе не напоминали.
– Тебя действительно интересует данное предложение? – спросил Льюис, наблюдая за тем, как Рекс полученные листовки складывает вдвое и засовывает в рюкзак, остановившись как раз за углом, чтобы не попадать в поле зрения промоутера.
– Нет, – честно признался Рекс, вновь перебрасывая лямки рюкзака через плечо и давая знак, что можно идти дальше, не задерживаясь тут надолго. – Просто меня слегка накрыло воспоминаниями, вот я и решил проявить немного человечности. Мне несложно, а ей приятно. Чем быстрее раздаст листовки, тем быстрее отправится в ближайшее кафе и купит себе на заработанные деньги что-нибудь такое…
– Какое?
– Что больше по вкусу придётся.
– А что за воспоминания? Мне вот на ум ничего не приходит.
– Я об этом просто не рассказывал, – хмыкнул Рекс.
– Настало время поделиться своими грязными тайнами?
– Грязными?
– А вдруг?
– С тобой сегодня творится что-то неладное, – подозрительно посмотрев на Льюиса, выдал Рекс. – Мне стоит готовиться к ещё какому-нибудь потрясению? Или же нет?
– Зависит только от твоего восприятия, – отозвался Льюис, улыбнувшись довольно. – История будет? Или нет?
– Будет. Только она совсем не грязная, скорее… Не знаю, как выразиться. Тогда мне было немного стыдно, и я безумно боялся, что мои бывшие одноклассники увидят меня в подобном виде. Я тоже раздавал в тот день листовки. Просто так, по собственному желанию. Когда вызвался это делать, не знал, что придётся надевать костюм и разгуливать по улице в нём, а не в повседневной одежде.
– И что это был за костюм?
– Какого-то представителя семейства кошачьих, а вот какого именно – сложно вспомнить. Одно я точно не забуду никогда.
– М?
– Ободок с ушками, – признался Рекс неохотно. – Мало того, что пришлось расхаживать по городу в нелепом наряде, так ещё и с раздачей листовок не заладилось. То ли мне тогда так повезло, то ли у всех людей массово случились проблемы в жизни, но столько раздражения в свой адрес я не получал никогда. Потому и подумал, что девушке будет приятно, если хоть кто-то возьмёт листовку по собственному желанию.
– Теперь мысль об этом не даст мне покоя.
– О чём именно? О листовках? О людях, с которыми мне довелось столкнуться? Или же о девушке?
– Об ушках.
– Почему?
– Мне было бы интересно увидеть их на тебе.
– Тебе бы подошли больше, – произнёс Рекс без тени иронии в голосе. – На Хэллоуин нарядить тебя во всё чёрное, нарисовать чёрный носик, усы и нацепить ушки. Получилось бы очень мило.
– Думаешь?
– Уверен. Готов предложить провести следственный эксперимент, когда вернёмся обратно. Ободок лежит у меня в одном из ящиков письменного стола, как напоминание о давнем позоре.
– Не такая уж постыдная тайна, если задуматься. То есть, она совсем не постыдная, как оказалось. А насчёт эксперимента… Идея мне нравится, – подвёл итог Льюис, притормаживая на светофоре и удерживая Рекса за рукав лёгкой куртки. – Куда теперь отправимся? Есть предложения? Или это был последний пункт нашей программы, и теперь к Маргарет?
– Можем ещё в кино заглянуть. Найдём что-нибудь интересное в ворохе ерунды – останемся. Если нет, прогуляемся до ближайшей остановки и поедем к Марго.
– Попкорн и газировка?
– И билеты на последний ряд.
– При таком раскладе и фильм может быть чепухой, никто не заметит отсутствия сюжета и плохую актёрскую игру.
– С тобой явно что-то не то.
– Мне просто хорошо, – признался Льюис. – И удивительно спокойно. Несмотря на то, что зачастую скопления людей меня порядком нервируют и раздражают. Сейчас я их практически не замечаю, оттого, наверное, веду себя немного странно.
– Немного? – переспросил Рекс, не первый раз за этот день успевший удивиться некоторым высказываниям Льюиса.
– Или слишком?
– В самый раз, – произнёс Рекс, изобразив полуулыбку. – Пойдём выбирать фильм?
– Да, конечно, идём.
Помимо прочего кинозал был тем местом, где мечты об отдыхе становились реальностью, особенно после такой длительной прогулки, затянувшейся практически на целый день. Начавшись около десяти часов утра, она всё ещё продолжалась, а стрелки часов подбирались к восьми вечера. Зайти туда следовало хотя бы для того, чтобы дать себе небольшую передышку.
Первые полчаса Льюис чувствовал себя на улицах лишним, а потом освоился и перестал пытаться играть в человека-невидимку.
Его день откровений и разговоров на отвлечённые темы начался ещё в доме с диалога о родителях, в таком тоне продолжался и в дальнейшем.
Одно цеплялось за другое, позволяя продолжать разговор так долго, как этого захочется. Паузы, возникающие время от времени, не казались Льюису неловкими, а город представлялся совсем иным. Не то, чтобы в нём многое изменилось, или бледные краски внезапно стали столь яркими, что глазам больно, просто впервые со времён похищения Льюис позволял себе смотреть по сторонам. А не сосредоточенно размышлял о перспективах вновь оказаться в подобной ситуации и всеми возможными способами избежать повторения истории, после которой в его мире на несколько месяцев наступила гнетущая тишина.
Человек из футляра. Человек из коробки, проведший несколько лет в добровольном заточении и едва не сошедший с ума от безысходности.
Он стал исключением из правила. Переписал на новый лад историю волшебницы, скрывающейся в башне.
Леди Шалотт, покинувшая свою проклятую комнату.
Зеркало не разбилось, звон осколков не нарушил тишину, а персональный Ланселот мог видеть влюблённую в него волшебницу живой и невредимой.
У замечательной вылазки в город наблюдалось только одно отрицательное свойство. Льюис устал, и одним из самых сильных его желаний было – сесть, закрыть глаза и несколько минут провести в тишине. О тишине, несомненно, тоже приходилось только мечтать, однако, его бы и шум не смутил. Усталость, впрочем, была приятная, как и вся прогулка.
Обещание Рекса, гласившее, что день их ожидает славный, оказалось чистой правдой, без капли преувеличения.
Потратив несколько минут на выбор киноленты, они всё-таки определились, купили билеты и прошли в зал.
Увидев кресло и получив возможность сесть, Льюис едва не застонал от наслаждения, но всё-таки сумел обуздать порыв и вовремя закрыл рот. Со стороны это проявление эмоций могло показаться своеобразным и двусмысленным, привлекая к личности Льюиса постороннее внимание, а ему ничего такого совершенно не хотелось. Он, в принципе, не имел склонности к эпатажным выходкам. Не то чтобы привык всегда и во всём себя контролировать, скорее, снова прошлое давало о себе знать, напоминая о возможных опасностях, подстерегающих на каждом шагу.
Не расслабляйся, шептало ему подсознание.
И он следовал совету.
Только сегодня немного отошёл от привычного сценария, но шокировать публику всё равно не собирался.
Однако у Рекса были свои планы на этот вечер и на это место. Упоминание о билетах в последний ряд проскользнуло в его речи не просто так, а с умыслом, вполне осознанно. Оно несло в себе тот самый смысл, подразумеваемый обычно влюблёнными парами.
Льюис чувствовал себя неловко. Хотелось бы сказать, что немного, но, на самом деле, смущение его от происходящего било все рекорды. Он вроде бы поддержал инициативу во время разговора, но сейчас снова начал задаваться вопросами относительно того, насколько совершаемый поступок благоразумен и стоит ли вообще рисковать.
Несмотря на то, что зал был занят не более чем на половину, Льюису казалось, что в случае форс-мажорных обстоятельств они с Рексом окажутся перед огромной толпой, и все эти люди будут на них смотреть. Кто-то с осуждением, а кто-то, с трудом сдерживая нервные смешки, рвущиеся из груди.
– Рекс, – прошептал он.
– Да?
– Ты думаешь, это…
Льюис не договорил, потому что ладонь, до этого момента скользившая по его бедру, переместилась выше, и пальцы легко, практически невесомо провели по ширинке, вдоль молнии, а потом – обратно, гораздо увереннее, нежели в первый раз.
Льюис откинулся на спинку сидения и запрокинул голову, вцепившись пальцами в подлокотники.
– Что именно?
– Нормально? – произнёс, закрывая глаза и мысленно пытаясь абстрагироваться от происходящего. – То есть…
Рекс усмехнулся. Он ничего такого ненормального в ситуации не видел, находя её вполне подходящей и даже закономерной.
В слабом свете он умудрялся смотреть на Льюиса и любоваться тем, что видел, получая в полной мере эстетическое наслаждение. Этот профиль он наблюдал уже неоднократно, однако утончённая красота – именно, что аристократическая – постоянно приковывала к себе взгляд – отворачиваться не хотелось вовсе. Зато хотелось прикоснуться к волосам, отводя их назад, провести ладонью по шее, повторить линию слегка выступающих ключиц, прикрытых во время школьных будней шейным платком, входившим в комплект униформы. Ключицы у Льюиса и, правда, были той деталью внешности, что способна с лёгкостью стать чужим фетишем – почти порнография. Серьёзно.
Льюис по-прежнему не любил переодеваться в присутствии посторонних, но иногда всё-таки забывался, и Рекс, стоя перед зеркалом, поправляя манжеты своего форменного пиджака, наблюдал, как одна за другой застёгиваются или же, напротив, в зависимости от времени суток, расстёгиваются пуговицы на рубашке. Ключицы либо обнажаются, либо оказываются скрыты тканью.
Первый случай Рексу нравился гораздо сильнее второго.
– По-моему, уникального понятия нормальности не существует, в принципе, – прошептал, наклонившись ближе и прихватывая мочку уха зубами.
Льюис распахнул глаза, немного повернул голову, мысленно порадовавшись тому, что и попкорн, и кола остались исключительно в перспективе, потому что в противном случае, он вывернул бы и первое, и второе на себя в тот самый момент, когда Рекс только-только к нему прикоснулся.
– Я просто…
– Не привык к такому. Я знаю, детка, – выдохнул Рекс, проводя пальцем по подбородку Льюиса, прижимаясь к губам.
Льюис, несмотря на дикую неуверенность, сквозившую в голосе, на прикосновение ответил. И не без удовольствия.
– Снова корочку ободрал?
– Привычка. Никак от неё не избавлюсь.
– Я с тобой однажды реально вампиром стану, – усмехнулся Рекс, слизывая кровь, выступившую на пострадавшей губе.
– Знаковая роль в твоей жизни будет, – иронично заметил Льюис, вцепившись пальцами в ткань толстовки и не отпуская, стискивая с каждым мгновением всё сильнее.
– Да я и не возражаю, в общем-то.
Льюис вздрогнул, когда кожу на шее царапнули зубами. Вернулся мысленно в осенний вечер, когда стоял на балконе, а рядом с Рексом отирался Альберт, наряженный в платье. Хотел ли Льюис тогда оказаться на месте младшего Кейна? Хотел, несомненно. Может, не до конца отдавал себе в этом отчёт, может, просто отказывался это принимать, но теперь без лишних сомнений признавал, что, да, хотел.
Он вновь прихватил губу зубами, потревожив в очередной раз пострадавшее место, не позволяя ему зажить. Боль была слабой, но, что примечательно, не раздражала и не вызывала негативных эмоций – она ему пришлась по вкусу.
Рекс скользнул ладонью ему под кофту. Пальцы были тёплыми, гладили размеренно, нежно, переместились на застёжку джинсов и замерли.
– Сколько до конца фильма осталось?
Льюис вытащил из кармана телефон, посмотрел на дисплей и произнёс тихо:
– Десять минут.
– Значит, должны успеть.
– Успеть?
– Ну да.
Прозвучало настолько уверенно, что Льюис не начал спорить, поняв, насколько занятие обречённое выйдет. Ему и не хотелось, несмотря на то, что здравый смысл пытался периодически достучаться, попытаться напомнить о своём существовании.
– Только одна просьба.
– Да?
– Будь паинькой.
– И тихоней?
– Вообще замечательное решение.
– Буду, – пообещал Льюис, прикладывая ладонь к губам.
Практически полное отсутствие соседей играло обоим на руку и заставляло окончательно забывать о правилах приличия. Впрочем, Рекс очень сомневался, что они – первые люди, решившие провернуть подобное в зрительном зале. Были такие любители небольшого экстрима до них, найдутся и после.
С болтами на джинсах и молнией он справился настолько быстро и виртуозно, что у Льюиса спонтанно родился вопрос, откуда такие навыки в стремительном раздевании других людей, но не стал портить момент. Напротив, постарался расслабиться и получить удовольствие, наплевав на знание, что совсем скоро в зале вспыхнет свет, и если они не успеют, то это будет невероятный эпический провал.
Хотя… Десять минут внушали доверие, для него это было достаточно большое количество времени.
Много ли ему требовалось? Много ли вообще времени нужно девственнику, чтобы кончить?
Есть, конечно, сказки для взрослых, что именуются эротическими романами, где юные любовники и любовницы поистине неутомимы в постели и с восторгом руководят всем процессом самостоятельно, наплевав на кровь, боль и прочие, не слишком радующие факторы. Но искусство требует плевка в реализм и романтизации происходящего. В сказках этих всегда преобладала выдумка, а Льюис реально смотрел на вещи.
И на самого себя.
И на свой опыт. Точнее, на полное его отсутствие.
В их возрасте странно было заводить речь о феерических способностях, невероятных возможностях и прочем, что обычно воспевалось в медийных продуктах эротической направленности. В их возрасте основная доля удовольствия приходилась больше на эмоции, нежели на что-то иное. Уж в чём, а в них у Льюиса недостатка не предвиделось. Он бы ими ещё с десятком окружающих людей мог поделиться, не почувствовав эмоциональной опустошённости.
Льюис не пытался давать оценку чужим действиям, ему и сравнивать, в принципе, было не с чем. Он просто наслаждался, принимая непривычную ласку, периодически ловя себя на мысли, что ему хватит и пары минут. Какие уж тут десять…
Он не запрокидывал голову и не выгибал шею. Наоборот, сел так, словно увидел на полу нечто, крайне ему интересное, вот теперь и пытался в мельчайших деталях рассмотреть то, что сумело настолько привлечь его внимание.
Льюис вновь кусал губы. Такими темпами они действительно обещали кровоточить безостановочно, а Рексу рано или поздно в сложившихся условиях предстояло превращение в охотника ночи, желающего получить ещё немного тёплой крови. Решение просто зажать рот ладонью не подходило. Льюис понимал, что и это его не спасёт. Солёный привкус немного отрезвлял. Он ощущался на языке очень слабо, но большего не требовалось.
– Рекс, – тихо позвал Льюис. – Не на…
Он не договорил, предупреждения несколько припозднились и больше не являлись актуальными.
Льюис продолжал сидеть, склонившись вперёд и пытаясь отдышаться. Во рту пересыхало. Льюис облизнулся.
На этот раз крови на губах уже не было.
– Я бы сейчас многое отдал за возможность посмотреть на твоё лицо, – произнёс Рекс, продолжая стоять на коленях.
Льюис, ничего не говоря, щёлкнул подсветкой на телефоне.
Реализация желания ничего Рексу не стоила, он и так, без внесения дополнительной платы, мог осуществить его.
Приглушённый свет, подрагивающие ресницы, лёгкий румянец на щеках и обкусанные, чуть приоткрытые губы.
– Тебе не противно? – спросил Льюис.
– Нет. А должно?
– Я не знаю. Просто… Для меня немного странно. Я… Ты же знаешь, что я никогда…
– Не кончал другим людям в рот? – произнёс Рекс обыденным тоном.
– Да, и это тоже, – согласно отозвался Льюис, вновь опуская ресницы, чтобы избежать заинтересованного взгляда, направленного в его сторону.
Рекс и не думал отворачиваться, продолжая наблюдение и отмечая: всё-таки смущается Льюис очень мило. Пальцы вновь коснулись щеки, поглаживая.
– Всё нормально. Не беспокойся.
Рекс подался ближе, коротко чмокнул Льюиса в губы и собирался отстраниться, но не смог.
Ладонь крепко сжалась на плече, Льюис сам решил проявить инициативу, стараясь не думать о том, каким на вкус окажется этот поцелуй. Были какие-то минимальные сомнения, но любопытство в борьбе пересилило.
Целоваться, находясь в таком положении, было неудобно, но и прерываться не хотелось. Или просто Льюис никак не мог себя заставить, увлекшись процессом.
Рекс, впрочем, умудрялся не потерять контроль над ситуацией окончательно, потому, активно отвечая на поцелуй, занимался одеждой Льюиса, вновь застёгивал джинсы, расправлял рубашку.
Когда по экрану поползли финальные титры, оба парня сидели на своих местах и с интересом смотрели на экран, как будто всё время действительно внимательно наблюдали за сюжетом картины.
*
– Уже можно?
– Нет, погоди ещё немного.
– Хорошо, – согласно произнёс Льюис, вновь замолкая и позволяя Рексу примерить на себя роль персонального стилиста или – как вариант – гримёра.
Они сидели на полу в гостиной и пытались воплотить задуманное ранее. Правильнее сказать – Льюис сидел, раздвинув ноги, согнутые в коленях, и устроив ладони на щиколотках, а Рекс стоял на коленях между его разведённых бёдер и старательно трудился над созданием образа. Льюис закрыл глаза, водил пальцами по гладкой поверхности своих джинсов и прикидывал, каким окажется конечный результат.
Рекс, считавшийся заядлым театралом, старался привить любовь к прекрасному и Льюису. Пока, правда, ограничился исключительно гримом и созданием импровизированного костюма, не замахиваясь на нечто большее.
Кисточка скользила по лицу, оставляя на коже тёмную краску.
Стилист из Рекса был так себе, но он и не планировал создавать на представленном «холсте» невероятное полотно. Ничего сверхсложного – разве что попытка нарисовать нос и кошачьи усы. Тёмную водолазку Льюис уже надел, тапочки, выполненные в виде кошачьих лап – тоже. Для полного перевоплощения не хватало только подобных перчаток и ошейника с колокольчиком.
– Вообще-то я совсем не мастер аквагрима, – произнёс Рекс, проводя ворсом по влажной салфетке, убирая излишки краски. – Потому не удивляйся, если результат окажется…
– Каким?
– Сомнительной ценности. Я дилетант в этом.
Удачная формулировка появилась, спустя несколько секунд размышления.
Он старался рисовать исключительно аккуратно, а поскольку навыков не хватало, приходилось тратить больше времени. Маргарет справилась бы с поставленной задачей минут за десять, а Рекс копался уже почти полчаса.
Впрочем, времени у них было предостаточно, могли хоть до самого утра копаться, а потом, посчитав полученный результат удовлетворительным, уснуть, чтобы показаться в гостиной уже под вечер. За пределами школы строгого регламента не существовало, никто не устанавливал определённое время для отбоя, а, значит, и контролировать их никто не стал бы. Тем более что в данный момент они находились на территории дома в гордом одиночестве – Маргарет уехала. Вот так просто взяла и изменила планы. Если Рекс что-то и заподозрил, то не стал выспрашивать. Несмотря на дружеское общение, они всё-таки старались не лезть в личную жизнь друг друга.
– Тогда рискну предположить, что Маргарет увлекается?
– Да. Она чудесно его наносит, гораздо профессиональнее. Она нарисовала столько, что впору выпускать альбом её работ, но, естественно, Марго не воспринимает это увлечение всерьёз. Всего лишь забава, не более того. Не удивительно, на самом деле. У тёти не так много времени на развлечения. После смерти Филиппа Ева интереса к семейному бизнесу не проявляет, личная жизнь для неё на первом месте. А больше заниматься сохранением наших капиталов некому. Наследник всё ещё на стадии превращения в делового человека, самостоятельно решать организационные вопросы, не имея обширных познаний и хотя бы минимального опыта, я вряд ли смогу. Доверить управление компанией мне было бы самоубийством.
– Мне кажется, ты сумел бы организовать всё на должном уровне. У тебя есть задатки.
– С чего такие мысли?
– Пока тебя не было, театралы пребывали в запустении, а теперь процветают.
– Простое совпадение и немного везения, – произнёс Рекс, проводя кисточкой вдоль линии роста ресниц.
Льюис покорно сносил эти эксперименты над внешностью и не протестовал.
– Не скажи.
– Считаешь иначе?
– Спроси кого угодно, они подтвердят.
– Дело не в том, что я действительно многое там изменил. Моё появление позволило определённым людям выкарабкаться из плена меланхолии, подарило немного энтузиазма, а дальше всё само собой сложилось. Так что за организационные вопросы там я не отвечаю.
– Ты упрямый.
– Я просто плохая собака, – иронично заметил Рекс и коротко засмеялся. – Непослушная, люблю лаять в ответ на хозяйские замечания.
Льюис от этого комментария почувствовал себя неловко, вспомнив собственные замечания относительно мальчика с собачьей кличкой вместо нормального имени.
– Извини.
– Я не обижаюсь. Нет, правда. Это было неожиданно, но не сказать, что запредельно оскорбительно.
– Никто прежде до такого не додумывался?
– К счастью, нет. Кроме того, я знаю куда более благозвучную трактовку своего имени, и именно она мне по нраву.
– Что за трактовка?
– Прямое значение. Рекс, что означает, король. Просто, со вкусом, а главное…
