Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 73 страниц)
========== История I. Страсти тихого омута. ==========
Меня пристрастили к его улыбке,
Столько соблазна в его глазах.
Мне нравится, как он касался меня,
Его красота ослабила меня.
Он подарил мне столько удовольствия,
Он обещал всё
Я знаю, что он лгал,
Но не могу устоять.
Я ищу во тьме
Свою любовь, он исчез,
Он оставил меня без ответов.
Я знаю, что он не вернётся,
Ночь полна роз,
Чёрных роз в моём сердце.
Теперь всё рушится.
Я оставляю этот мир,
Здесь всё ложно.
Мне придётся заплатить за любовь
Чёрными розами в своём сердце. (с)
Комментарий к История I. Страсти тихого омута.
Blutengel – Black roses (Reworked)
========== Глава 1. Тот, кто служит яблоком раздора. ==========
Руки её были прохладными, с молочно-белой кожей, практически не знавшей загара, будто из мрамора высеченными, как у древнегреческой или древнеримской статуи. Идеальными, одним словом. Если бы не некое обстоятельство, сводившее идеальность до нижней планки. Удивительнее всего смотрелись на восхитительной коже, к которой хотелось бесконечно прикасаться, шрамы, опоясывающие запястья и поднимающиеся по внутренней стороне вплоть до локтей, подобно браслетам. Только они не походили на часть последней коллекции, представленной на оценку искушённой – пресыщенной – публики очередным модным дизайнером, будучи поразительно уродливыми.
Чужеродно.
Они были белее белого, как бы странно это не прозвучало. Но Рендаллу казалось, будто он видит пятна грязи, въевшиеся настолько, что, сколько бы усилий не было приложено, стереть эту мерзость не получится никогда.
А ещё – представлял кровь, стекающую на пол в ванной.
Он осторожно поглаживал полоски более светлой кожи и безмолвно обращался к Кейт, надеясь, что она обратит на него внимание, перестав хранить молчание.
Чуда пока не случилось.
Живое воображение играло с Рендаллом злые шутки, помогая продумывать в деталях всё произошедшее, и он не отворачивался, не закрывал глаза, продолжая внимательно рассматривать свидетельства чужой слабости и сиюминутных порывов, к счастью, завершившихся не так, как планировалось изначально.
Длинные пальцы с ногтями, покрытыми бледно-розовым лаком, сжимали край одеяла.
Кружевная бретелька съехала с одного плеча, и Рендалл потянулся, чтобы поправить её, не упустив шанс попутно прикоснуться к обнажённой коже, привлекая внимание. На слова ответ удавалось получить лишь в редких случаях. На тактильные контакты Кейтлин реагировала всегда.
Отчуждённый прежде взгляд переместился на его лицо.
Кейт ожила, улыбнулась, слегка приподняв уголки губ. Рендалл провёл тыльной стороной ладони по её щеке, перехватил руку, сжимая. Кольца на их пальцах соприкоснулись, и Рендалл едва заметно вздрогнул, будто его обожгло только от этого мимолётного жеста.
– Время пить таблетки, – произнесла Кейт невесело, отбрасывая одеяло в сторону и становясь на пол.
Тапочек поблизости не оказалось, потому она поморщилась невольно, ощутив холод, потянулась за халатом, но передумала. Махнула рукой и направилась в ванную комнату в одном коротеньком пеньюаре.
Рендалл проводил её взглядом и откинулся на кровать, закрыв лицо руками. Простыни ещё хранили тепло чужого тела и слабый запах цветочных духов, которыми пользовалась Кейт. Этот аромат был везде и стал настолько привычным для Рендалла, словно он сам успел им пропитаться.
Наверное, в этом не было ничего плохого.
В конце концов, они и так – одно целое. В перспективе.
Осталось совсем немного, какие-то четыре месяца, и они поженятся. Всё готово к торжественному моменту. И кольца куплены, и помолвка объявлена.
Подумать только! Восемнадцать лет, а уже семейные люди.
Причина спешки для наблюдательных и мало-мальски проницательных личностей была слишком очевидна, но спорить с отцом не хотелось. Да и другого выхода из сложившейся ситуации семья Стимптонов не видела. Либо бесповоротное падение в бездну, как изволила высказаться мать, вернувшаяся домой в жутком расположении духа, либо заключение выгодной сделки. Что за сделка? Брак. Настало время достать последний козырь из рукава и использовать его по назначению.
Дети – те же ценные вклады.
Вот так. Кто-то делает многочисленные вложения в любой из подвернувшихся проектов, надеясь затем получить солидные проценты, а кто-то использует в качестве инвестиций в благополучное будущее сперму, чтобы однажды пристроить ребёнка и… тоже обрести выгоду. Какая милая ирония.
Жаль, что судьба не наградила их семью рождением девочки. Продать на рынке брачных услуг красавицу-дочь было проще, чем парня. За то время, что их семья терпела крах, а прежде прочную яхту жизни мотало из стороны в сторону, прикладывая о каждую подводную скалу, оставлявшую пробоины в каркасе, Рендалл успел выслушать множество сожалений относительно своего пола.
Родители не говорили ему об этом в лицо, обмениваясь мнениями между собой, но и не скрывались особо. При желании, подслушать их мог любой, чем, собственно, Рендалл и занимался.
– Дела наши с каждым днём всё хуже, – не уставал повторять Артур. – Ещё немного, и Кларк нас окончательно сожрёт. И косточками не подавится. Чтобы поправить положение, нам нужны финансовые вливания, а им неоткуда взяться, если только появятся влиятельные родственники, готовые помочь…
– У нас нет таких родственников, дорогой, – говорила Сиенна, и голос её дрожал.
Рендалл нервно сглатывал, отталкивался рукой от стены и уходил в свою комнату. Время летних каникул проходило для него, как в тумане.
Налаженная жизнь рушилась, а там, где ещё недавно стоял их дворец, теперь можно было наблюдать руины.
Первой из дома исчезла прислуга. Родители сказали, что планируют пересмотреть отношение к тратам и нанять другой персонал, поскольку прежние слуги перестали справляться со своими обязанностями.
Рендалл склонен был думать, что они просто-напросто отказались работать без оплаты. И правильно сделали, если уж на то пошло.
Родители не желали менять привычный уклад, они по-прежнему пускали пыль в глаза, несмотря на то, что деньги на счёте таяли, как снег под палящим солнцем.
Бедность была тем несчастьем, которое родители Рендалла считали самым большим наказанием. Создавалось впечатление, что болезни и смерть не стали бы для них таким потрясением, как потеря материального благополучия.
Людям, привыкшим жить в роскоши, бедность причиняла боль, сопоставимую с физической. И это было заметно.
А их привычное окружение только усиливало неприятные ощущения, заставляя чувствовать себя изгоями, по ошибке завернувшими на праздник жизни. Осуждение в их глазах за платье из прошлой коллекции и недостаточно дорогие запонки прочитывалось в два счёта. Некоторые не пренебрегали возможностью отпустить колкость, заявив, что данные наряды давно вышли из моды.
Рендалл этих гуру моды откровенно ненавидел.
Чёртовы аристократы с их заносчивостью и неустанной дрочкой на чистоту крови вкупе со счётом на миллионы фунтов стерлингов.
Ему хотелось заткнуть рты всем, кто осмеливался сказать что-то против родителей, но план поворота времени вспять и исправления финансового положения не желал снисходить на него, озаряя. Оставалось ждать, что придумают родители и надеяться, что их идея не окажется безумной.
Прошло время. Они придумали.
Жарким – на удивление – августовским днём Рендалла позвали в кабинет отца. Предложили даже выпить немного для храбрости. Он отказался и внимательно посмотрел на родителей, желая поскорее узнать, какая судьба уготована их единственному ребёнку.
Особых иллюзий не питал, понимая, что он для них – ценное вложение, очередная акция. Дочернее предприятие – Рендалл Стимптон собственной персоной.
Приятно познакомиться.
– Мы хотим сказать тебе кое-что, – осторожно начала мать.
Кое-что оказалось сообщением о женитьбе. В качестве замены живому общению с потенциальной невестой Рендаллу предложили несколько фотографий и короткое досье. Было в этом что-то унизительное, но Рендалл слова против не произнёс, только кивнул согласно.
Конечно, он женится, если им это так необходимо. Конечно же, он всё сделает, если это – единственная возможность перейти дорогу старшему Кларку и компании его единомышленников.
Рендаллу, в общем-то, наплевать. С единственным сыном Дина они учатся в одном классе и более-менее ладят. Нет особой вражды, нет причин устраивать Энтони гадости. Но, кажется, их отношение друг к другу решающей роли не играет. Когда в игру вступают взрослые, страдать и платить по счетам приходится детям.
А то, что с невестой они ни разу в жизни не встречались, так нет в этом ничего страшного. Как известно, ни один король не мог жениться по любви, политика оставалась на первом месте при любых обстоятельствах. Для них, потомков аристократии, это такой же обыденный вопрос, как и для тех самых королей.
Он женится, нет проблем.
Познакомиться с невестой удалось немногим позже, и, как ни странно, они поладили. Всё оказалось не настолько дико, как представлялось в первый момент, а выгода от сделки появилась практически сразу.
Во всяком случае, старшие Стимптоны усмотрели её в согласии родителей Кейт оплатить учёбу Рендалла в частной школе. Последний год, сущая безделица, а по престижу и честному имени семьи не ударит и не породит слухи о пошатнувшемся финансовом положении, мешающем найти нужную сумму.
Ещё одна косточка в горло старшему поколению Кларков.
Смотрите-ка, ваши планы пошли прахом!
Рендалл знал наверняка, что последний год учёбы станет для него адом. Он мог с уверенностью заявить, что и без этой школы будет счастлив, подобрав себе иное учебное заведение, но раз уж родители считали делом принципа доучить его в «Чёрной орхидее», пусть их желание исполнится.
Рендалл потёр глаза и посмотрел в потолок. До завершения учёбы в опротивевшей школе оставалось не так уж много, какие-то жалкие два терма, а там – выпускной, поступление в университет, карьера адвоката, которую он сам себе напророчил задолго до выпуска, семейная жизнь.
Прекрасная девушка рядом.
Да, прекрасная.
И кто знает, почему она согласилась стать женой нищего, который кроме замшелого титула ничем похвастать не может?
– Девочка немного больна, – сказали родители.
– Доживает последний год и покупает меня в качестве временной игрушки? – поинтересовался Рендалл, повертев в руках снимок своей наречённой.
Отметил про себя, что она вполне ничего, очень даже привлекательная.
Он почему-то рассчитывал на худшее. Просто не представлял, кто, располагая и титулом, и средствами, захочет породниться с их семейством, лишённым перспектив.
– Нет. При хорошем стечении обстоятельств, она проживёт ещё долгие годы.
– Что ж, я постараюсь сделать так, чтобы эти годы были счастливыми.
Рендалл вытянул руку вверх, наблюдая за тем, как лучи утреннего солнца скользят по украшению на безымянном пальце. Удивительное чувство – знать, что совсем скоро пожертвуешь статусом холостяка во имя спасения семьи.
Он потёр кольцо. Отчаянно хотелось снять украшение и зашвырнуть куда-нибудь подальше, несмотря на то, что перспективы перевода отношений на новый уровень не страшили и, в общем-то, рисовались довольно приятными.
Рендалл просто чувствовал, что здесь что-то не так, но не мог сказать, что именно. В тупик его ставил диагноз Кейт, распространяться о котором окружающие не торопились. Просто говорили, что девочка со слабым здоровьем.
Рендаллу хотелось знать, на что он подписался, но время, отведённое под любопытство, давно закончилось. Теперь было поздно призывать окружающих к ответу – капкан захлопнулся.
Присев на кровати, Рендалл прихватил форменный пиджак, поправил шейный платок, прилагавшийся к этому наряду, и решил заглянуть в ванную.
– Кейти, – позвал, постучав осторожно.
Она стояла перед зеркалом, проводя по волосам расчёской. Сжимала в одной ладони роскошные тёмные пряди и старалась привести их в порядок.
– Что, мой хороший?
– Не уходи от ответа. Давай поговорим.
– О чём?
– Ты так и не расскажешь, откуда у тебя эти шрамы? Точнее, я понимаю, откуда, но не откажусь узнать причину их появления.
– Какая разница? – спросила Кейт.
Прозвучало не раздражённо, а с недоумением. Словно она сомневалась в том, что его вообще способна заинтересовать история чужой жизни.
Разве не очевидно, что они вместе только из-за денег? Так зачем эти ритуальные танцы?
– Мне действительно хочется узнать о тебе больше, – признался Рендалл, переступая порог ванной комнаты и притормозив рядом с раковиной
Он перекинул пиджак через плечо и теперь внимательно смотрел на Кейт, ожидая ответа. Она знала этот взгляд, как и то, что Рендалл может быть весьма настойчивым, если пожелает получить определённую информацию. Сейчас наблюдался один из таких случаев.
Кейт опустила руку с расчёской вниз, прикусила губу.
– Расскажи мне, – попросил Рендалл, взяв девушку за запястье и потянув к себе.
Она поддалась, прижалась ближе, позволила себя обнять.
Рендалл в сотый, если не тысячный, раз за время их знакомства поймал себя на мысли, что воспринимает Кейт не как живого человека, а как шарнирную куклу, которую можно переставлять с места на место, сгибать руки и ноги, разгибать их. Реакция последует слабая. Большую часть времени Кейтлин просто не будет обращать внимание на происходящее.
– Это было так давно, что уже неловко ворошить прошлое, – усмехнулась Кейт. – Всё равно, что разрыть могилу и начать копаться в трупах.
– И всё-таки?
– Уверен, что хочешь услышать?
– Разумеется. Иначе не стал бы спрашивать.
– Ну… ладно.
Ответила Кейт нерешительно, помолчала ещё несколько секунд.
Рендалл подумал, что сегодня откровений от неё не дождётся, как бывало у них уже неоднократно.
Он рассказывал о себе, о планах на будущее, об учёбе и одноклассниках – немного, но эмоционально, о мечтах, которые осуществить, наверное, нереально, но хотелось бы. Он говорил, говорил и говорил, а Кейт только слушала, не позволяя ему узнать что-то о ней. Это напрягало, причём неслабо.
Рендалл не любил загадки такого рода, а они окружали его со всех сторон. Это было почти невыносимо – жить в золотой клетке, не зная, какова, на самом деле, плата за возможность пользоваться чужими благами.
Семья Бартон была не в пример богаче, могущественнее и именитее.
В жилах их предков смешалось немалое количество благородных кровей, да и теперь эта традиция – заключать браки с людьми более высокого или, как минимум, равного происхождения – себя не изжила.
Бартоны не были четой Стимптонам, и уж если речь заходила о женитьбе, то перед наследницей данной семьи все двери открывались по щелчку пальцев. Рендалл мог только мечтать о такой невесте, как Кейт, а она имела все шансы отхватить куда более выгодную партию. Породниться, например, если рассматривать ситуацию в теории, с Уилзи, став супругой их старшего сына, тем более что связь у этих семей уже имелась. Старшая сестра Мартина и Терренса, Элизабет, была замужем за двоюродным братом Кейтлин.
Куда не плюнь, везде знакомые имена и лица.
Имена и лица, от которых откровенно подташнивало.
Так почему Кейт согласилась стать его женой, а не посмотрела в сторону того же Терренса?
В том, что эти двое пересекались неоднократно, Рендалл не сомневался. И сейчас, подумав об одноклассниках, был как никогда близок к решению той задачи, которую сам же перед собой и поставил, начав расспросы.
Впрочем, он об этом ещё не знал, продолжая стоять и ждать ответа от будущей жены. Она присела на край ванны, похлопала по бортику, предлагая опуститься рядом, покусала губу и начала рассказ.
*
В гостиной, расположенной на втором этаже, горел приглушённый свет, и стояла поразительная тишина, нарушаемая лишь время от времени слабым стуком – очередная фигура оказывалась на поле.
Замереть в ожидании нападения, чтобы затем сделать ответный ход.
Покажи, на что ты способен, братик.
Терренс хмыкнул, окидывая оценивающим взглядом комбинацию, предложенную соперником, несколько секунд провёл в сомнениях, после чего переставил фигуры в очередной раз. Чёрная опустилась на клетку, белая оказалась в руках. Терренс сжал её, попутно посмотрев на ногти.
Чёрный лак стирался. И делал это некрасиво – отдельными полосами, словно тёркой по ним провели, не рассчитав.
Все попытки добавить своему, крайне консервативному – из-за вынужденного ношения формы – образу немного неформальных ноток пошли насмарку.
– Ещё немного, и ты будешь вынужден признать поражение, – произнёс, улыбнувшись радушно.
– Как ты это делаешь?
– Ловкость рук и никакого мошенничества. Всё просто, если понять суть игры.
– Я стараюсь, но не особо получается, как видишь.
– У тебя всё впереди, Марти, – заметил Терренс, поднимаясь с дивана и потягиваясь. – Ну и скука. Как в морге. Хотя, в морге, кажется, и того веселее.
– Я бы не рискнул проверять данное утверждение на практике.
Поняв, что игра окончена, и Терренс партию продолжать не намерен, Мартин начал собирать фигуры и складывать их в коробку. В конечном итоге, исход их очередного соревнования был предрешён с самого начала. Терренс не оставлял младшему брату ни единого шанса на победу, разгромив его в пух и прах едва ли не с первых минут игры. Сначала, правда, поддавался немного, а потом начал играть в полную силу, и всё стало ясно, как на ладони. Где будет победитель, а где проигравший. Расстановка не менялась, оставаясь ярко выраженной константой на протяжении нескольких месяцев, потраченных на обучение этой интеллектуальной игре. Мартин жаждал научиться, но так и не сумел овладеть искусством управления фигурами. Соревнования с предсказуемым финалом нагоняли скуку и практически не пробуждали азарта.
– Скорее бы Тони приехал. – Терренс проигнорировал замечание брата, распахнул настежь окно и оперся ладонями на подоконник, впустив в помещение порыв ветра, наполненный ароматом цветущих растений.
– Не волнуйся, приедет, – сказал Мартин, сложив доску. – Куда же без него.
Прозвучало не слишком воодушевлённо, с нотами злой иронии.
Терренс обернулся, желая удостовериться в правдивости своих подозрений, но от комментариев воздержался, поскольку давно смирился с тем, что их компания какая-то не слишком сплочённая.
Чёрт знает, каким ветром их прибило к одному берегу.
И ещё большая загадка, почему они до сих пор продолжают держаться вместе.
Хотя…
Есть, конечно, логическое объяснение. При наличии желания, вывести общую формулу и разложить по полочкам можно абсолютно всё, нужно только немного подумать, а там уже одно начнёт цепляться за другое, и появится целая картинка.
Он дружен с Энтони, а рядом с Мартином его держат кровные узы. Мартин общается с Троем, наплевав на мнение старшего брата, и недолюбливает Энтони. Он, Терренс, отвечает практически тем же другу Мартина, то есть, с поправкой на одно обстоятельство. Не просто недолюбливает, а буквально на дух того не переносит.
Причина их вражды похоронена в далёком прошлом, да и, по сути, смехотворна. Однако отказаться от принципов и протягивать руку, предлагая снова стать друзьями, как-то не особо хочется.
Он привык жить с мистером Беннетом-младшим на ножах. Это, в определённом смысле, добавляло перчинки в отношения, разбавляя пресные школьные будни хоть какими-то специями.
Смешные поводы для склок, смешные поводы для ненависти, но отказаться от них сложно. Укоренились и стали стилем жизни.
В конце концов, каждый уважающий себя клуб должен иметь в запасе несколько скелетов, рассованных по шкафам. А они своё небольшое сообщество уважают и считают архиважным. В отсутствии конкуренции, видимо.
Терренс тяжело вздохнул.
Его одолевала прямо-таки смертная скука.
Мартин это видел, но сказать что-то, в надежде завести разговор на отвлечённую тему, не решался. Он вообще старался не соваться к старшему брату, когда тот находился в дурном настроении.
В последнее время это случалось с Терренсом на постоянной основе. Что послужило причиной для перемен, Мартин не знал. Особой откровенностью его брат тоже не страдал и если решил удержать какие-то сведения в секрете, можно было постоянно донимать его вопросами, окончательно попрощавшись с терпением, но ни на шаг не приблизившись к разгадке тайны.
Терренс не любил откровенничать. Если кто-то и знал его секреты, то точно не человек, а ручная крыса, жившая в кабинете отца.
Вообще-то Терренс жаждал перетащить её к себе в комнату, но Альберт запретил, заявив, что в общежитии академии крысам не бывать. Терренс хотел сострить, отпарировав, что как раз там крыс гораздо больше, чем где-либо ещё, но вовремя прикусил язык и согласился заключить договор, построенный на компромиссе. Днём крыса живёт в кабинете директора, и Терренс, при желании, может туда наведываться, ночью же, во время выходных и на каникулах она находится дома.
Закинув руки за голову, Мартин наблюдал за действиями Терренса, прикидывая, что придёт тому на ум.
Могло, в принципе, многое.
Будучи похожими внешне, братья различались чертами характера и отношением к жизни, а ещё теми образами, что создали себе в обществе, и теперь старательно придерживались выбранного амплуа, не отступая от него ни на шаг большую часть времени.
Тёмные волосы и серые глаза – наследственность семьи Уилзи. Такие же внешние данные достались и Лиззи, таким же был отец, пока его волос не коснулась седина. Он носил её с гордостью, не используя краску в надежде скрыть естественные процессы старения.
Его детям о седине, конечно, думать было рано.
Терренс, желая отличиться, слегка поэкспериментировал с краской для волос, в результате чего обзавёлся красной прядью в чёлке, за что оказался неоднократно порицаем родителями, и провозглашён нарушителем школьного устава. Впрочем, его это не волновало совершенно, он плевал на этот устав прежде, продолжал плевать и сейчас. А Альберт, побушевав немного для порядка, вскоре прекратил возмущаться, хлопнул по столу ладонью и бросил:
– Иди уже и не показывайся мне на глаза.
Терренс ужом выскользнул из гостиной, в которой состоялся разговор, и до конца дня вёл себя тише воды, ниже травы, будто самый настоящий паинька, никогда не помышлявший о скандальных выходках. Во всяком случае, так думали родители.
Мартин, коротавший вечер в своей комнате, видел, как братец, поломавшись немного и поизображав раскаяние, удрал из дома через окно, перемахнул через ограждение и свалил в неизвестность вместе с Энтони, дожидавшимся его на улице. Терренс тоже видел, что его засекли, потому, оказавшись напротив окна спальни младшего брата, приложил палец к губам, попросив о молчании.
Мартин изобразил иголку с ниткой, которой зашивал себе рот, и улыбнулся.
Несмотря на разницу – практически полную противоположность – характеров ладили они между собой неплохо.
Случай, описанный выше, в общем-то, служил вполне достойной иллюстрацией личности Терренса Уилзи, демонстрируя, на что он способен.
Стоило признать, что за ним, несмотря на достаточно юный возраст – стандартные для выпускного класса восемнадцать лет – закрепилась дурная слава, частично имевшая под собой реальные основания, а частично порожденная слухами. Некоторые из них распространялись непосредственно самим Терренсом, по причине всё той же, всеобъемлющей тоски, накрывавшей его с редкой, но меткой периодичностью.
Он не делал ничего такого, чего не совершали другие подростки, просто умел подавать свои поступки с размахом и сомнительным шиком, словно все эти склоки, скандалы, драки и интриги составляли самый интересный пласт его жизни.
И кто бы мог подумать, что за закрытыми дверями комнаты, которую они в школьном общежитии делили с братом на двоих, Терренс перестаёт изображать из себя невесть что, превращаясь из полубогемного персонажа в обычного человека, увлечённого своими крысами, шахматными комбинациями и чтением книг?
Учился он довольно средне, но вовсе не потому, что ничего не мог, и знания отказывались посещать эту голову. Мог он всё. Это Мартин знал просто на «отлично», поскольку периодически сам ломал мозги над задачами, а Терренс подходил и объяснял ему быстро, просто, применяя креативный подход, не повторяя зазубренные наизусть фразы из лекций учителей.
Он просто играл свою роль, самостоятельно написанную и принятую, решив, что в коллективе обязательно должна быть такая личность. Что-то вроде местного клоуна. Кто-то ведь реально верит, что он – легкомысленная особа, помешанная всего на трёх вещах в жизни: выпивке, развлечениях и людях не слишком тяжёлого поведения.
Конечно, он и рядом не стоял с умницей Мартином, который на два года моложе, но всё равно учится в выпускном классе. Не потому, что пошёл в школу раньше положенного срока, вовсе нет.
Начал, как все, но в процессе продемонстрировал тягу к знаниям и с лёгкостью перешагнул несколько ступеней. Решением педагогического совета его перевели в следующий класс раньше, чем всех остальных, а потом ещё раз. И он не подвёл, великолепно справившись с поставленной перед ним задачей.
Настоящая гордость семьи, которую редко замечали, воспринимая больше, как тень старшего брата.
Если говорить об учениках, само собой.
Преподаватели их не путали и не сравнивали.
Это было бы, как минимум, странно.
Мартин, конечно, не вундеркинд, но кто-то близкий этому определению.
Весьма образованный, начитанный и интеллектуально одарённый молодой человек. Хоть какой-то повод для гордости, раз уж среди учеников он не пользуется популярностью. Редкие люди хотят с ним общаться, да и то, причину этого хилого интереса несложно определить. Не будь в графе «братья» имени Терренса, не было бы и этих людей. Разве что один человек, которому совершенно наплевать на репутацию Терренса и всё, что к ней прилагается – то есть, непосредственно, на саму его личность.
Быть может, это равнодушие задевало Терренса уже не первый год, оно же служило поводом для вражды, не тлеющей, как угли, а полыхнувшей ярким костром.
Мартин сомневался, что именно эта причина могла породить столь яркую ненависть, но, тем не менее, ничего лучше не придумал.
– Позвонить ему, что ли? – протянул Терренс, продолжая сидеть на подоконнике и смотреть вдаль.
– Он твой персональный поставщик развлечений? – усмехнулся Мартин.
Терренс обернулся к нему и довольно улыбнулся, говоря без слов, что характеристика, озвученная только что, просто идеально подходит к личности Энтони, пусть тот и не догадывается о своей незавидной должности.
Один лицемерно называет второго другом, второй отвечает тем же. Круговорот обмана в природе.
Казалось бы, аристократы. А, на самом деле…
– Он будет из кожи вон лезть, чтобы мне не было скучно. Может, даже что-то получится. Иногда ведь в наших отношениях случаются проблески. Бывает, что этот трюк с кожей проворачиваю я… – Терренс нахмурился, полез в карман пиджака за телефоном и собирался набрать номер, но тут бросил очередной взгляд в сторону ворот и снова спрятал гаджет.
– Что такое?
– Есть мысль поинтереснее. Прости, мне надо отлучиться на время. Приготовиться морально, чтобы встретить мою королеву со всеми почестями, которых она достойна.
– Терренс.
– Ничего не говори.
– Терренс!
– Я же просил.
– Оставь его в покое.
– Два терма, Марти. Два терма, и наш потенциальный родственник идёт на все четыре стороны. Я найду себе другой объект для насмешек, как только вольюсь в новый коллектив, но сейчас не мешай мне трепать ему нервы.
– А ты не думал, что сам факт жизни с ней будет для него истинным наказанием?
– Честно? Мне наплевать.
– Терренс!
– Ещё одно слово, и я пойду доёбываться до Беннета, а потом разукрашу его лицо так, что мастера аквагрима, рисующие маски во время празднования Хэллоуина, повально сдохнут от зависти. С той лишь разницей, что у меня под рукой не будет этого самого аквагрима. Хочешь?
Мартин хранил молчание, вследствие чего пауза затянулась. Терренс удовлетворённо улыбнулся, потрепал брата по волосам.
– Не хочешь. Вот и правильно. Не нужно вмешиваться, куда не просят.
Сунув руки в карманы, Терренс направился в сторону лестницы, но у двери был остановлен очередным обращением Мартина.
– Терренс?
– Что ещё?
– Скажи, почему? Какие причины заставляют тебя поступать так? Он сделал что-то не то?
Терренс задумался, не зная, как подать собственные мысли доходчиво и немногословно. Откровенничать ему, по-прежнему, не хотелось.
– Не больше, чем твой закадычный друг Трой, – произнёс, спустя пару мгновений. – Но и не меньше.
В гостиной на некоторое время повисла тишина, а затем раздались шаги. Терренс спускался вниз. Мартин оставался на месте. Ему хотелось вновь разложить доску, расставить на ней фигуры, а потом одним махом смести всё это на пол, попутно превратив стеклянную столешницу в груду осколков. Терренс, определённо, дал бы выход эмоциям, не позволив им накапливаться и превращаться в снежный ком. А Мартин сдержался. Как всегда.
Тихоня, паинька и маменькин сынок.
*
Рендалл Стимптон.
Лучший ученик этого выпуска, гордость академии «Чёрная орхидея», мастер ораторского искусства, прекрасный чтец, а, в перспективе, ещё и примерный семьянин. До получения последнего звания осталось не так много, всего-то четыре месяца, а то и меньше, если вдруг счастливым влюблённым захочется поскорее связать себя узами брака.
Просто повесть об идеальном мужчине, а не перечисление качеств обыкновенного ученика старшей школы. Никто не увидит червоточин, которые есть в этом человеке, поскольку обнажить их некому. Он мало говорит о себе, мало с кем общается. Загадочная личность, если в двух словах.
Рендалл Стимптон.
Его имя отпечаталось на коже каплями ледяного дождя, застыло на кончике языка раскатами грома и бурей, а ещё почему-то горьким привкусом желчи с бонусными нотами презрения.
Терренсу он был откровенно противен.
И привкус.
И Рендалл.
Спустившись по ступенькам вниз, Терренс притормозил на лестничном пролёте и достал из кармана пачку сигарет. Получилось будто насмешка, поскольку за спиной его был закреплён плакат с правилами пожарной безопасности – напоминание о действиях, которые следует предпринять в случае возгорания.
Впрочем, не имеет значения.
Когда у Терренса дурное настроение, пожарная безопасность идёт на хер, туда же, куда отправляются строевым шагом и все несогласные с его мнением. Терренс задумчиво покрутил в руках пачку, выбил себе одну сигарету и продолжил спуск. Становиться и дымить здесь – чревато последствиями. Лучше выбраться на улицу и там предаться своим страстям, добавив ещё один штрих к портрету порочного козла, который портит всё живое в радиусе километра, стоит только с ним пересечься.
Кто ещё решится дымить едва ли не под окнами директорского кабинета? Только старший из сыновей Альберта, напрочь лишённый инстинкта самосохранения. Или мозгов.
А, может, и того, и другого разом.
