Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"
Автор книги: Dita von Lanz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 73 страниц)
Школа казалась Рексу величественной дамой с изысканными манерами. Сейчас, в вечерней мгле, освещённая ярким светом, она приглашала выпускников в последний раз пройти через открытые ворота, чтобы затем выйти за них и больше никогда не возвращаться, если только в мыслях, думая об этих лестницах, комнатах, аудиториях. Пробуждать в памяти фрагменты учебного процесса, вспоминая хлопающие о парты обложки книг, полусонных одноклассников, разговоры в пустующем актовом зале или в комнате. Аплодисменты учеников, пришедших на финальный спектакль, устроенный незадолго до окончания обучения, сразу после проведения последнего экзамена, и улыбку Льюиса, стоявшего всё это время за сценой, наблюдавшего спектакль от начала и до конца, а не так, как во время празднования Хэллоуина.
И когда Рекс ушёл со сцены под шквал аплодисментов, его ожидало персональное поздравление и страстный поцелуй. Льюис то ли нарочно это сделал, завидев поблизости Альберта и решив в очередной раз продемонстрировать, что тому ничего не светит, то ли просто настолько проникся, что перестал постоянно контролировать собственное поведение, но в итоге его ничто не смутило. Присутствие поблизости посторонних не остановило, не заставило отказаться от горячего приёма. Он обнял Рекса за шею и не протестовал, когда его закружили по затемнённой части сцены, чтобы затем прижать к стене и уже там, оказавшись вдали от повышенного внимания со стороны одноклассников и учеников параллели, отрываться без ограничений.
– Наверное, я выбрала не лучшее время для разговора, – произнесла Ева. – Сегодня твой праздник, событие в жизни, заслуживающее внимания…
– Мам?
Рекс вскинул голову, ухмыльнулся, давая понять, что ему не обязательно слушать эту вступительную речь. Ева может не тратить время на озвучивание подводки, пусть сразу переходит к сути дела.
– Я подумала, что нам следует поговорить по душам, – призналась Ева.
– Что-то важное?
– Да. Для меня, во всяком случае… Я долго не знала, как рассказать тебе об этом, никак не могла решиться позвонить или написать, а когда мы общались, не хватало смелости сообщить определённую новость.
– У меня будет брат? Или сестра? – предположил Рекс.
Именно этот вариант представлялся ему наиболее оптимальным, приближенным к реальности. Он слышал множество историй о том, что дети от первого брака не принимают сестёр или братьев, рождённых в повторных союзах матери или отца, потому с лёгкостью объяснял волнение Евы необходимостью сообщить такую новость.
Ева улыбнулась и покачала головой.
– Нет, пока нет. Хотя, не отрицаю, что в будущем… Дэйв говорил, что хочет ребёнка, а лучше – нескольких.
– А ты?
– Что именно?
– Хочешь завести ещё нескольких детей?
– Да.
Ответ прозвучал уверенно, без минимальной дрожи в голосе, и Рекс не сомневался, что мать сказала ему правду.
О Дэйве, с которым мать встречалась на протяжении полутора лет, Рекс знал не так уж и много. Смешно сказать, но за это время они ни разу не встречались все втроём. Мистер новый идеал не проявил интереса к жизни потенциального пасынка, не пожелал с ним увидеться и поговорить о прошлом, настоящем, будущем. На выпускном вечере, что ожидаемо, тоже не появился.
Рекс не был глупым наивным мальчиком, потому особо не рассчитывал на хорошее к себе отношение. Осознавая это, он только сильнее радовался, что не живёт под одной крышей с Евой и не зависит от неё материально. В противном случае, превратился бы в подобие Золушки, с той лишь разницей, что он мужского пола.
Радовался, что Филипп Мюррей, при всей своей ненависти, завещал компанию именно ему, а не супруге. Причина этого маленького торжества заключалась не в том, что Рекс жаждал оставить мать без денег. Он просто чувствовал, что, окажись наследницей Ева, Дэйв стремительно отобрал бы у неё всё. Точнее, она бы добровольно отдала компанию под его руководство, и Рексу места в списке потенциальных наследников не нашлось вовсе. Несколько часов работы для адвоката, появление оформленных не совсем законно бумаг, и можно отправляться на улицу, потому что дорогой отчим решил обеспечить светлое будущее и красивую жизнь своим детям. Наплевать, что у него много своих денег. Давно известная истина: чем больше имеешь, тем больше хочется. Аппетиты растут в геометрической прогрессии.
Маргарет этого Дэйва знала, презрительно кривилась, говоря о нём, и авторитетно заявляла, что сама выбор на таком мужчине никогда не остановила бы. Рекс не сомневался, что она не лжёт. Не было повода сомневаться в правдивости тётиных слов. Марго чувствовала людей так же, как это делал он. Если ей кто-то нравился, то Рекс знал, что понравится и ему. В противном случае, у него тоже сложится отрицательное впечатление.
Ева выбирать мужчин не умела, потому наступала на одни грабли снова и снова.
Перед глазами Рекса проносились картины прошлого, и он чувствовал, как вдоль позвоночника медленно проходит мерзкий холодок.
Быть может, они с матерью не были родственными душами, общий язык находили через раз и на людей смотрели с разных ракурсов, но всё равно хотелось, чтобы судьба её сложилась счастливо, на ярких волосах больше никогда не было крови, а губы не молили о пощаде.
– Я очень любила твоего отца, – произнесла Ева.
Пальцы её скользнули по кольцу. Оно было ей несколько велико, потому свободно прокручивалось.
– А я – нет.
Ева непонимающе посмотрела на Рекса, словно только что наткнулась на невидимую стену, выросшую прямо перед ней, пока она на всей скорости неслась вперёд.
– Но…
– Что такого? Я говорил об этом раньше, могу повторить и сейчас. Я не любил отца, не жалел о его смерти. Не плакал, когда он нас покинул, потому что этот случай стал избавлением от того ужаса, в котором мы жили. Знаю, ты любила его. Ты слишком сильно его любила, чем давала неограниченную свободу и власть над своей жизнью. Если бы он захотел убить нас обоих, ты бы не стала противиться, а сама вложила в его руку нож. Так уж сложилось, мам. Я никогда тебя не понимал. Потому, если сейчас ты хочешь извиниться за то, что сумела найти человека ему на замену, то скажу одно: тебе не за что просить прощения. Просто скажи, что он тебя тоже любит, по-настоящему, а не только у тебя в голове.
– Что ты скажешь в ответ?
– Желаю тебе счастья, Ева. Тебе, твоему мужу и вашим будущим детям.
– Правда?
– Да. Признаться, я вообще удивлён твоим решением. Ты никогда прежде не советовалась со мной. Почему сегодня захотела изменить традициям? Только потому, что у меня на носу выпускной вечер?
– Нет. Из-за важного решения, принятого мной.
– Это не все новости, которые ты хотела мне преподнести?
– Есть ещё кое-что.
– А именно?
– Дело в том… Мне сложно об этом говорить, – призналась Ева.
– Альтернативных вариантов нет?
– Если коротко, то Дэйв предложил мне не только стать его супругой, но и переехать.
– И ты хотела предложить мне составить вам компанию? Или пригласить на свадьбу? – спросил Рекс.
Ему не требовался ответ. Он прекрасно понимал, что ни о каких предложениях со стороны матери речи не последует. Он выпал из жизни Евы Мюррей ровно в тот момент, когда неоднократно склеенная чашка семейных отношений разбилась окончательно, и Филиппа не стало. Момент со смертью отца оказался невероятно показательным. Будь Рекс тогда моложе, не окажись рядом Маргарет… Неизвестно, как сложилась бы его судьба. То есть, известно, но вариант этот назвать оптимистичным язык не поворачивается, да и не повернётся никогда. Единственным, что волновало Еву в браке с Филиппом, оставался сам Филипп. Ребёнка она рассматривала исключительно в качестве способа манипуляции, попытки привязать супруга к себе, а потом, когда привязывать было некого, он потерял значимость, превратившись в некое подобие обузы.
Что ж, с этим он давно смирился, потому сейчас не ощущал злости или разочарования. Не собирался устраивать скандал, привлекая внимание посторонних и разыгрывая невероятный по размаху спектакль. Он лишь прикрыл глаза, опустил голову и тихо засмеялся.
– Нет. Конечно, нет, – произнёс, самостоятельно отвечая на заданные вопросы. – Ты не планировала меня приглашать на свадебное торжество, да и собой не собиралась звать. Приехала сюда исключительно ради того, чтобы избавиться от мук совести, очистить душу, что называется. Своеобразное раскаяние планировалось, но мой ответ сделал его ненужным элементом разговора. Извинения за то, что предала память отца. Открой глаза. Он был бы счастлив, окажись мы на его месте, и привёл бы в дом новую супругу без зазрения совести. Да, Ева, ты любила отца, но раз теперь решила связать судьбу с другим человеком, поступай, как считаешь нужным. Ты теперь любишь Дэйва, и о том, что от первого брака осталось напоминание, предпочитаешь не думать. Он не спрашивает обо мне, а ты ни разу не пытаешься устроить ужин на троих, чтобы познакомить его с пасынком или меня – с потенциальным отчимом. Наверное, я бы тебя осудил, если бы действительно считал себя ребёнком, лишённым любви, но у меня была и есть Марго, справившаяся с материнскими обязанностями намного лучше, чем ты. Никогда не пытался вас сравнивать, но… Ты и сама всё знаешь, нет необходимости говорить об этом вслух. Всё невысказанное без труда прочитывается в наших взглядах. Когда-то я нужен был, чтобы удержать Филиппа рядом, а теперь необходимость во мне отпала, потому что отсутствие лишних людей автоматически поднимает твою цену в глазах Дэйва. Он хочет растить своих детей, а я буду лишним в вашем доме, не так ли? Но зачем мне знать об этом, Ева? Тем более, зачем приезжать в академию сегодня, когда у меня вроде как праздник? Зачем своими признаниями подчёркивать мою ненужность? Честно говоря, не понимаю. Я люблю тебя, мама, но ты такая странная. Надеюсь, данные странности не помешают тебе быть счастливой в дальнейшем, и детей от этого Дэйва ты будешь любить всю жизнь, а не только до тех пор, пока с их помощью получится удержать супруга рядом со своей юбкой.
– Рекс, я…
Он приложил палец к губам, попросив Еву о молчании, после чего поднялся со своего места и выскользнул из салона, стараясь не слишком громко хлопать дверью. Некоторое время стоял, глядя на чёрного монстра и, надеясь, что Ева не последует за ним, не появится на празднике и не станет играть в заботливую мамочку. Этому она не научилась, в своё время. В её послужном списке находилась всего одна роль – страдалица за любовь.
– Рекс.
Из машины Ева не вышла, она просто открыла окно и теперь смотрела на него. Он чувствовал этот взгляд спиной, но не оборачивался. Воображение без труда дорисовывало детали, коих не наблюдалось в реальности. Рекс чувствовал себя, несмотря на дорогой костюм и не менее дорогие детали, его дополняющие, нищим, стоящим посреди дороги в лохмотьях и с протянутой рукой. Богатая леди решила подать милостыню, но сделала это своеобразно, швырнув несколько монет через открытое окно, а потом взмахнула рукой и приказала водителю ехать поскорее отсюда, чтобы не видеть убожества, попавшегося на пути.
– Короли не нуждаются в жалости, – произнёс Рекс насмешливым тоном. – А я, как ни крути, один из них.
– Прости.
Прозвучало тихо, едва различимо, словно слабый ветер прошелестел, поднимая и унося опавшие листья.
– Прощаю.
В отличие от матери, Рексу нечего было стесняться, потому и ответ оказался громким, уверенным.
Вот теперь им уж точно оказалось нечего сказать друг другу. Рекс отчётливо это осознавал и чувствовал, потому не стал задерживаться дольше положенного за пределами академии, прошествовал за ограду. Замер и резко обернулся. Ева всё ещё продолжала смотреть на него.
– Прощаю, – повторил одними губами, глядя на мать немигающим взглядом.
Она, кажется, только этого и ждала, потому что стекло стремительно поползло вверх, и вскоре машина тронулась с места. Рекс проводил лимузин равнодушным взглядом и потянулся к телефону. Разблокировал его, полез в телефонную книгу, исправляя лживое слово «мама» на нейтральное «Ева». Так было правильнее. И по ощущениям, и по анализу сложившейся ситуации. Он не знал, будет ли она ему звонить или писать после свадьбы и переезда. Старался не думать, но подсознательно чувствовал, что нет. Если только раз в год. Реже, чем сейчас.
Короли не нуждаются в жалости. А в понимании, любви и сочувствии – весьма. Со стороны родителей, несомненно, тоже.
Рексу хотелось, наплевав на сохранность костюма, сесть прямо здесь, на главной дорожке, ведущей к зданию академии, обхватить колени, уткнуться в них лбом и просидеть на месте неопределённое количество времени, приводя в порядок мысли, но он этого не делал, помня о необходимости вести себя достойно, независимо от ситуации.
Следовало идти в актовый зал, но Рекс продолжал стоять на месте, анализируя недавний разговор, а правильнее сказать – подобие его, потому что настоящим разговором это назвать не получалось. Суррогат против чистого продукта.
Надо же было выбрать знаменательный день. Ни часом раньше, ни часом позже.
– Рекс.
Обладателя этого голоса Рекс узнал бы из тысячи, десятка тысяч, а то и из миллиона. Меньше всего ему хотелось распространять на Льюиса своё гадкое настроение, потому, обернувшись, Рекс попытался изобразить ослепительную улыбку, способную конкурировать с теми, что дарили простым людям звёзды, смотревшие с телеэкранов или с рекламных плакатов.
На торжественную церемонию Льюис приехал вместе с матерью. Рекс, находясь в машине, сидя напротив Евы, видел, как неполная семья Мэрт прошествовала на территорию академии. Адель в бирюзовом платье, Льюис в чёрном костюме и кипенно-белой рубашке. Прекрасный настолько, насколько вообще можно быть великолепным. Рекс, при встрече, именно об этом первым делом и собирался сказать, но сейчас слова сами собой улетучились, оставив лишь горькое послевкусие от крайне неприятного разговора с представительницей старшего поколения.
Изначально Рекс планировал отправиться на поиски Маргарет и рассказать ей, как прошла встреча. Только после этого, выпустив пар, пойти к Льюису и сказать о том, насколько он прекрасен в этом наряде, да и просто так, сам по себе, независимо от того, что на него надето. Продемонстрировать беззаботность.
Теперь он не представлял, какими словами начать разговор, чтобы не сорваться в процессе и не загрузить Льюиса своими проблемами. Всё разрешилось само собой, когда Льюис задал вопрос, нарушив воцарившуюся тишину.
– Это была Ева, да?
– Откуда…
– Маргарет сказала, что вы приехали вместе, вот я и отправился на поиски. Видел, как ты вышел из машины, слышал, что сказал ей. Не знаю, о чём именно вы говорили, но, судя по тому, что торжество она своим присутствием не посетит, разговор не удался.
– Он и не должен был удаваться. Это же Ева, так что мне пора привыкнуть и не питать иллюзий, – произнёс Рекс, запустив ладонь в волосы и потянув за них. – Кажется, наряжалась она не для того, чтобы на неё с восторгом и завистью смотрели другие родители, а исключительно ради встречи со мной. Главная загадка вечера для сына. Определить количество карат в камнях, подсчитать стоимость. Услышать, сколько стою в её жизни я. Сравнить, порыдать от отчаяния. Знаешь, сколько?
– Сколько?
Льюис подошёл ближе и теперь стоял напротив, на расстоянии вытянутой руки. Всего-то и нужно – потянуться к нему, прикоснуться, обнять и не отпускать, чтобы все неприятности убрались на второй план.
– Ноль, а, может, меньше. Вещь отрицательной стоимости. Я в жизни Евы даже не уценённый товар, а нечто такое, что уже и по максимально заниженной цене не требуется… Нет, я не питал иллюзий. Не думал, что она сейчас предложит мне посетить свадебное мероприятие, занять место деда, повести её к алтарю, передавая в руки нового супруга. Но она по-прежнему моя мать, и я, несмотря ни на что, всё-таки продолжаю её любить. Не знаю, почему она выбрала для разговора именно этот день. Не знаю, зачем вообще решила поставить меня в известность. С тем же успехом она могла оповестить меня постфактум, не портя настроение сейчас. Что-то заставило поступить именно так. – Рекс дёрнул плечом, стряхивая невидимое прикосновение, запрещая думать о неприятном инциденте. – Какое счастье, что у меня есть Марго. Иначе бы я свихнулся от столь высоких отношений в семье.
– У тебя есть не только Марго, – произнёс Льюис, делая шаг вперёд. – У тебя есть ещё Адель. И я.
– И ты.
Рекс тоже шагнул к Льюису, позволяя обнять и обнимая в ответ.
Он не собирался лить слёзы, привлекая к себе – при помощи покрасневших глаз, носа и распухших губ – повышенное внимание во время церемонии вручения аттестатов. Он и пару слезинок не проронил, продолжая выдерживать испытание на прочность с достоинством, как и подобает королю.
В присутствии своего самого верного и преданного рыцаря он имел возможность слегка ослабить самоконтроль, рассказать обо всём. Знал, что Льюис его поймёт, скажет что-нибудь успокаивающее. Или не скажет, а сделает. Например, обнимет так, как сейчас, выражая одним действием гамму эмоций и чувств.
– Спасибо, – прошептал Рекс ему на ухо, отводя немного в сторону прядь волос и проводя носом по тёплой, пахнущей лосьоном, гладковыбритой щеке.
– Не за что, – так же тихо ответил Льюис. – Что бы ни случилось, всегда помни об этом. И о том, что для меня ты бесценен. В какой-то степени, это наш день. Наш праздник. Никто не должен его испортить. Нет, не так. Его нам никто не испортит. Верно?
Он не настаивал на ответе, но Рекс и так знал, что не сможет произнести нечто, опровергающее недавнее высказывание, противоречащее, просто потому, что Льюис рядом с ним, а раз так, то всё остальное – не важно. Всё остальное – пыль и нелепая мишура, когда у него есть нечто такое, максимально настоящее, запредельное, дающее силы двигаться дальше.
То самое, что принято называть любовью.
Сейчас у него не было никаких вопросов. Только непоколебимая уверенность.
– Да, – произнёс Рекс решительно. – Идём в зал и попрощаемся со школой как следует!
*
– Ещё пара сигарет, и от тебя будет разить не хуже, чем от пепельницы, – произнёс Алан, материализовавшись за спиной приятеля.
В общем-то, слегка преувеличивал масштабы случившегося. Курт всего лишь второй раз за вечер курил, хотя, стоило признать, что для полноты эффекта хотелось не только сигарету приговорить, но и хлебнуть чего-нибудь горячительного. Окончательно успокоиться и сделать то, что запланировал. Останавливало от приёма спиртного знание, что терапия может слегка затянуться, и красивый жест превратится в дерьмовый фарс, за который станет стыдно вдвойне.
Курт резко обернулся, протянул Алану пачку.
– Будешь?
– Когда я отказывался? – хмыкнул тот, попутно вытащив у Курта из рук ещё и зажигалку.
– У кого теперь начнёшь сигареты клянчить?
– Учитывая частоту моих забав, достаточно будет пересекаться с тобой пару раз в год, чтобы удовлетворить потребность в никотине, – заметил Алан, затягиваясь впервые за два месяца.
В таком графике курения он видел особую прелесть. Как девушки, сидевшие на диетах, баловали себя раз в несколько недель чем-нибудь, запрещённым в другое время, так и он себя награждал сигаретами. Вспоминая все те ужасы о вреде курения, сложно было назвать очередную сигарету именно наградой, но Алан иного сравнения не придумал.
– Тоже верно, – согласился Курт, затушив окурок и швырнув его в мусорку.
От огромного наплыва разнообразных мыслей голова шла кругом. Курт чувствовал себя одновременно счастливым и безумно несчастным. В какую сторону склонится чаша весов, пока было сложно предположить. Он несколько раз отрепетировал речь перед зеркалом, придумал несколько её вариантов, но всё, что прежде представлялось идеальным, теперь начинало провисать. В любом из них обнаружились недоработки, а времени на исправление уже не было. Всего лишь несколько минут, чтобы совершить один из самых важных шагов в жизни. И либо стать счастливейшим человеком в мире, либо, напротив, погрузиться в депрессию под звуки разбившейся мечты.
– Так и не скажешь, что заставило тебя бегать по школе, подобно сумасшедшей белке, обожравшейся спайса? – поинтересовался Алан.
Курт одарил его хмурым взглядом.
– Откуда тебе знать, как выглядят подобные белки?
– Фантазия богатая, – хмыкнул Алан, запрокидывая голову и глядя в ночное небо.
Он впервые настолько остро ощутил, что школьные годы закончились. До наступления выпускного вечера ещё сохранялись мысли о связи с учебным заведением, теперь стремительно накрыло осознанием, что впереди ждут перемены, новые знакомства, новые преподаватели, новый мир. Прекрасно, если дивный. Плохо, если не очень.
Алан понимал, что будет скучать, хотя совсем недавно утверждал обратное, заявляя о стремлении поскорее стать студентом.
Странно.
Он не считал себя чрезмерно сентиментальным юношей. Да и не чрезмерно – тоже. Однако же накрыло тоской по школьным годам, гулу здешних коридоров, светлым аудиториям, ярким линиям маркеров на доске и униформе, которую им довелось носить целых семь лет, начиная с одиннадцати лет и заканчивая днём сегодняшним.
– Так что?
Алан от задуманного отступаться не собирался, потому, избавившись от печальных размышлений, вновь вернулся к расспросам. Ему отчаянно хотелось знать правду, а Курт продолжал хранить молчание, не торопясь вводить приятеля в курс дела. Сейчас, например, он тяжело вздохнул, полез в карман пиджака, чтобы, спустя несколько секунд извлечь оттуда бархатную красную коробочку, да так и застыть на месте, удерживая вещь на ладони.
– Это то, о чём я подумал?
– Откуда мне знать, какие мысли посетили твою голову? – вздохнул Курт, открывая коробочку и демонстрируя её содержимое.
Как Алан и предполагал, внутри оказалось кольцо – не слишком строгое, но весьма изящное, украшенное небольшим бриллиантом.
Классика жанра.
– Много вариантов здесь, прямо скажем, не придумать.
– Я собираюсь сделать предложение своей девушке, – произнёс Курт, вновь закрывая коробку и убирая её, чтобы ненароком не уронить и не потерять кольцо в траве. – Именно сегодня. Это важно. Проблема в том, что я не уверен в её ответе. И в том, что я не представляю, как именно это предложение сделать.
– Не рано?
Алану такое скоропалительное решение представлялось если не безумием, то чем-то очень близким к данному понятию. У него самого пока даже мысли о серьёзных отношениях не возникало. Что уж говорить о свадьбе? О том, что у Курта есть постоянная девушка, он слышал впервые в жизни, как и о планах на создание очередной ячейки общества. Нет, Алан, конечно, знал, что приятель его не относится к числу невероятно болтливых людей, не представляющих жизни в тишине, оттого постоянно чешущих языками, но не думал, что тот скрытен настолько.
– Мне скоро исполнится двадцать два, – усмехнулся Курт. – Мне можно.
– Что? Сколько?
Алан, услышав такой ответ, нахмурился и с сомнением покосился на сигарету, что всё ещё была зажата у него в пальцах. Вспомнил собственное высказывание о белке. Снова посмотрел на Курта, ожидая развёрнутого ответа.
– Мы познакомились прошлым летом, – пояснил Курт. – И я во время этого знакомства прибавил себе несколько лет для солидности, а потом феерично попался на своём обмане. Но, если верить первому заявлению, в моём лице реально найти более или менее подходящую кандидатуру для заключения брачного союза, а поскольку я бесконечно влюблён, то и с предложением затягивать не хочу. Только боюсь, что брат моей избранницы воспримет новость не слишком позитивно, и это заставляет меня сомневаться. А поскольку он тоже сегодня приехал, то…
– Погоди-ка.
– Что такое?
– У них, что, семейный выход в свет? Не припоминаю, чтобы сюда пускали без проблем всех желающих. Ладно, ты мог прийти вместе со своей девушкой, выступающей в качестве сопровождения, но брата она как протащила? Или он тоже здесь учится?
– Почти, – хмыкнул Курт, не желая вдаваться в подробности.
Однако отделаться от Алана было не так-то просто. Бэкстор ухмыльнулся многозначительно, словно уже сейчас, без дополнительных подсказок, способных внести ясность, знал многое. Курт сомневался в реальности такого расклада, но периодически внутри что-то предательски подрагивало.
Полгода жизни, начиная с момента предрождественской суеты и заканчивая сегодняшним вечером, он посвятил своеобразным шпионским играм, старательно оберегая тайны своей личной жизни. Разглашение её грозило неприятностями, если не всем участникам, то Рейчел – однозначно, это понимали оба. Прекрасно понимали, потому и держались на показательном расстоянии.
На самом деле, ничего романтичного Курт в данном типе отношений не наблюдал.
Для него необходимость выдерживать дистанцию и вести себя непринуждённо на занятиях по литературе была одним из наиболее тяжёлых испытаний. Сейчас он и сам не смог бы сказать, как справлялся с нервным напряжением, и скольких усилий ему стоило вести себя нормально, уподобляясь другим ученикам, незаинтересованным в Рейчел, тем, что не переписывались с ней в свободное время, не называли своей девушкой даже в мыслях и – уж точно – не спали с ней.
Во время уроков Курт нередко приходил к выводу, что хочет приложиться головой о крышку стола.
Казалось, что только с помощью столь радикального метода он сумеет собраться и сконцентрироваться непосредственно на теме занятий, игнорируя отвлечённые, мысли о Рейчел, сидевшей напротив, набросившей на плечи его рубашку и что-то увлечённо читавшей в новом выпуске газеты. К теме занятий они не имели ни малейшего отношения, однако вниманием завладевали с потрясающей настойчивостью.
Впрочем, это не единственное, чем были забиты мысли Курта. Периодически размышлял он и о том, как эта самая газета летела в сторону, а внимание Рейчел оказывалось направлено уже непосредственно на любовника. О том, как она смеялась, собирая осколки чашки и замечая, что такими темпами в квартире вообще не останется целой посуды.
– Ради такого случая накуплю одноразовых стаканчиков. Тебе кофе буду делать только в них.
Курта посуда не интересовала, в принципе.
Посуда – последнее, о чём он думал.
Он пропадал у Рейчел целыми днями, возвращаясь домой только под вечер, а то и вовсе не возвращаясь. Уходить ему не хотелось совершенно. Рейчел иронично замечала, что родители скоро позабудут, как выглядит их сын, но не протестовала и не прогоняла, а Курт с каждым днём, проведённым рядом с ней, только сильнее убеждался в правдивости своего недавнего умозаключения. Он понимал, что без ума от Рейчел, постоянно возвращался в мыслях к своему нелепому поступку в момент знакомства. Приходил к выводу, гласившему, что они могли не встретиться повторно. Понимал, что пожалел бы. Неоднократно. Несомненно.
Однако они столкнулись повторно, и было глупо терять такой шанс, разбрасываясь возможностями направо и налево, а потом сетуя об ушедшем времени.
Этим вечером им ещё не доводилось оставаться наедине. Курт смотрел на Рейчел издалека, не решаясь подойти, сосредоточившись на мыслях о той вещи, что лежала у него в кармане. Той самой, что он собирался презентовать, а потом с замиранием сердца ожидать реакции на свои слова.
Рейчел приехала в одиночестве, но, что вполне закономерно, направилась к учителям, а не к ученикам. Было бы странно, реши она присоединиться к последним, потому Курт с тоской смотрел, как Рейчел идёт к своим коллегам, попутно улыбаясь выпускникам и их родителям. Он стоял в отдалении и не торопился попасться ей на глаза. Он всё ещё репетировал мысленно вариант с предложением выйти замуж. Его не волновало общественное мнение, собственное решение не уподоблялось желе, дрожащему на тарелке, но вот реакция Рейчел…
Раньше говорили, что все девушки мечтают выйти замуж, теперь, что все они желают построить карьеру.
Хотела ли Рейчел видеть кольцо на своём пальце? Или считала, что оно ей не понадобится ещё лет десять?
Контрольным выстрелом для Курта стало появление на торжественном мероприятии Энтони. На его визит Курт никак не рассчитывал. Рейчел неоднократно заявляла, что кузен считает её маленькой, потому старается окружить со всех сторон заботой, в том числе, оградить от сомнительных знакомств. Какие знакомства он считает сомнительными? Почти все.
Удача Курту явно не улыбалась, она только тихо гиенила в стороне.
Теперь ещё и Алан нарисовался поблизости с его желанием знать всё обо всём. И обо всех.
Курт опустил голову и с шумом выдохнул.
Вечер обещал стремительно свести его с ума и выжать все соки.
– Так учится или нет? – поторопил Курта Алан.
– Нет.
– Тогда как?
– Подумай.
Сигарета дотлела окончательно и обожгла пальцы. Алан поморщился, провёл несколько раз окурком по асфальту, швырнул растерзанный фильтр в мусорный бак.
Он пытался сопоставить то немногое, что удалось узнать от Курта с собственными познаниями об учениках, присутствующих на выпускном вечере. Вспомнить всех представительниц противоположного пола, с которыми довелось столкнуться во дворе академии – мимо кого-то пройти с равнодушным видом, кого-то поприветствовать и даже обменяться парой незначительных фраз. Вообще-то был у него на рассмотрении один вариант, но поверить в это с первой попытки не удавалось. Логика кричала, что искать двойное дно не стоит, всё очевидно и лежит на поверхности.
– Учился раньше?
– Учился, – подтвердил Курт.
– Занятно, весьма и весьма.
– Что такое?
– Не убивай меня за это предположение, но, кажется, я понял, кому именно ты собираешься предлагать замужество.
Курт закрыл глаза. Он не сомневался, что Алан догадается. Рано или поздно его должны были прижать к стенке и допросить с пристрастием. На протяжении года сомнения у приятеля возникали неоднократно, теперь они переродились в уверенность.
– И кому?
– Элементарно, Ватсон. То есть, конечно, никакой не Ватсон. Элементарно, Даглер. Твоя избранница – это мисс Кларк, не так ли?
– Да.
– Я так и знал, – засмеялся Алан. – Нет, правда. Знал. Теперь понятно, какого чёрта ты тогда свалил с первого занятия, не дожидаясь приветствия со стороны нового учителя. Тогда, не стану скрывать, подумал, что у тебя не все дома, но раз вы с ней познакомились летом и тебе уже был двадцать один год, а тут она тебя увидела в окружении семнадцати и восемнадцатилетних юношей… В общем, я бы тоже сбежал.
– Молодец, подбодрил первоклассно, – процедил Курт недовольным тоном. – Не действуй на нервы. Они и так на пределе.
Алан выставил ладони вперёд в примирительном жесте, постарался придать себе серьёзности, но Курт понимал, что её там и в помине нет.
Впрочем, окажись Курт на месте Алана, тоже посмеялся бы над другом, попавшимся в подобной ситуации. Без зла, но с иронией. Сам ведь виноват. Сам себя в неловкое положение когда-то поставил, а потом не знал, как выкрутиться. Хорошо, хоть всё благополучно разрешилось. Могло быть куда хуже.
