Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"

Автор книги: Dita von Lanz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 73 страниц)

Стелла оказалась маленькой – крошечной – крысой с белой шерстью, ушами формы «тюльпан» и разноцветными глазами. Рендалл решил, что обязательно попытается её погладить.

Это было довольно непривычно.

Пункт о домашних питомцах в сводке правил, придуманных родителями, тоже встречался. И был поразительно лаконичен – никаких животных.

Рендалл протянул руку к Стелле, чувствуя, как она напряглась. В его руке могло две, а то и три таких крысы поместиться. Опыта общения с животными он не имел, потому сейчас пребывал в состоянии напряжения, опасаясь сделать что-то не так.

Стелла вытянула лапки и обхватила его палец.

Рендалл засмеялся.

– Ну, привет, Стелла.

– Пятая, между прочим, – произнёс Терренс, подходя к шкафу.

Достав оттуда ветровку, приблизился к кровати и тоже скопировал действия Рендалла, присев на корточки. К Стелле, правда, прикоснуться не пытался, наблюдая, как она реагирует на чужака.

Крыса продолжала держать Рендалла за палец, чуть царапая коготками и обнюхивая.

– Только не кусай, – теперь Терренс обратился уже к Стелле. – Он… хороший. И тебя не обидит.

Стелла покрутила головой.

Рендалл когда-то читал, что крысы так делают в попытке рассмотреть какие-нибудь предметы. А ещё о том, что красноглазые крысы видят хуже тех, что родились с чёрными глазами.

– Мы можем прогуляться, – слова вновь были обращены к Рендаллу. – Меня отпустили, не без возмущений, конечно, но всё-таки. Извини, что заставил ждать. Процесс переговоров немного затянулся, но теперь путь свободен, и все дороги открыты.

– Что ты им наплёл?

– Ничего такого, что не соответствовало бы истине. Не думай об этом, – задумчиво выдал Терренс.

Разумеется, разговор получился не совсем таким, каким планировался изначально. И по времени, и по тематике, и по уровню секретности.

Терренс не хотел откровенничать и вдаваться в подробности своих отношений с теми или иными людьми. Планировал избежать этого и сегодня.

Однако Нэнси оставалась непреклонной. Отшутиться не удалось, и на саркастичное – не совсем, ибо в последнее время с иронией у него стало совсем плохо, но попытка ведь не равносильна пытке? – предложение мыть посуду в течение двух недель, мать ответила, что сама в состоянии отправить четыре тарелки в посудомоечную машину. Нет в этом ничего сложного. Потому, если у Терренса закончились реальные аргументы, пусть возвращается обратно и не пытается выбраться за пределы дома.

Терренс колебался ещё несколько минут, пристально глядя в глаза матери. Если рассчитывал, что она на эту безмолвную мольбу отреагирует, то сильно просчитался. Не отреагировала, фактически вынудив рассказать всё. Не вдаваясь в подробности, общими штрихами – скетч-набросок, а не полноценные картины прошлого, и только после того, как сын позволил себе немного откровенности, Нэнси сменила гнев на милость.

То ли вспомнила о семейном предании, то ли просто поняла, что ситуация из ряда вон выходящая. Пообещала поговорить с отцом. Терренс попросил и Мартина избавить от наказания.

Тут Нэнси согласилась без озвучивания Терренсом дополнительных намёков и пояснений, почему так следует поступить.

Рендалл за время отсутствия доморощенного дипломата, кажется, увлекся общением со Стеллой.

И Терренс его не торопил, исподтишка наблюдая за тем, как крыса знакомится с новым человеком, а у Рендалла в глазах прочитывается почти детский восторг. Терренс привык к тому, что Стелла подпускает настолько близко только его, иногда – Мартина. Нэнси грызунов побаивалась, потому близко к клетке не приближалась, Альберта Стелла периодически пыталась укусить, зато с Рендаллом отлично ладила.

– Она – само очарование, – произнёс Рендалл, передавая крысу в руки Терренсу, при этом стараясь всеми правдами и неправдами избежать соприкосновения.

– Как и ты, – последовал тихий ответ.

– Что?

– Ничего.

Терренс ощущал нервозность, исходившую от Рендалла, но сходу не стал задавать лишних вопросов, решив, что сама возможность поговорить, выпавшая им – это огромный шаг навстречу друг другу. И наплевать, что до свадебной церемонии осталось чуть больше недели.

Теперь, когда ему известны основные мотивы обоих брачующихся, он не намерен безучастно наблюдать за происходящим.

Он обязательно вмешается.

Клетка закрылась с тихим щелчком. Терренс поднёс руку к прутьям, позволив Стелле в последний раз уткнуться носом в ладонь, погладил её по ушкам.

– Не возражаешь против пеших прогулок? – спросил, обернувшись.

– Нет.

– Отлично. Тогда идём. Сможем поговорить и по дороге, и на месте.

Рендалл согласно кивнул. Мысленно он готовился к не самому приятному разговору в своей жизни, но… Положа руку на сердце. Какой из разговоров, наполнивших последний год его жизни, можно было реально назвать хорошим? В каждом хоть что-то мерзкое, но проскальзывало. Вечные звоночки-напоминания от родителей, попытки спровоцировать чувство вины за отсутствие любви, звучащие из уст Кейтлин, упрёки Терренса.

Настроиться на разговор Рендалл сумел лишь тогда, когда они оказались за воротами, и ощущение неправильности, преследовавшее по пятам, исчезло. Решающую роль здесь играло, наверное, даже не воспоминание о поведении Сиенны, продержавшей Терренса у порога, а собственное отношение к происходящему.

Рендалл давно определил, что путь в жизнь семьи Уилзи ему закрыт окончательно и бесповоротно, а сегодня вторгся в пределы личной территории.

Он пару раз порывался сказать что-то, но постоянно обрывал себя на середине фразы, понимая, что всё звучит неуместно. Терренс тоже молчал, пока они не добрались до одной из кофеен, не принадлежащей какой-нибудь раскрученной сети, но вряд ли от этого много потерявшей в плане вкусовых качеств подаваемых напитков.

Там они задерживаться не стали. Терренс просто повернулся к Рендаллу и поинтересовался:

– Какой?

Рендалл не знал ассортимента, потому отдал решение на милость победителя.

– На твой вкус.

Терренс кивнул и вновь повернулся к официантке, попросившей подождать немного. Терренс нервно постукивал пальцами по коленке, но, стоило только девушке вернуться с требуемыми напитками, улыбнулся очаровательно, расплатился и махнул рукой Рендаллу, стоявшему у окна. Можно было двигаться дальше.

Конечным пунктом их небольшого путешествия стала баскетбольная площадка, пустовавшая в это время, вероятно, только по причине очередного неблагоприятного прогноза погоды.

Терренс сел прямо на землю, не особо заморачиваясь с местом приземления, щелкнул крышкой кофейного стакана.

Это было гораздо лучше того, что он варил самостоятельно.

Рендалл сел рядом, попробовал напиток. Слабый привкус сиропа, отдалённо походившего на яблоки в карамели, оказался не приторным, а довольно приятным. После одного пробного глотка Рендалл сделал ещё несколько.

– Прости, что появился позже оговоренного часа. Обстоятельства задержали.

– Или невеста?

– Какая разница? – спросил Рендалл.

– Большая, на самом деле. Ещё один показательный момент в копилку доказательств вашей великой любви, – произнёс Терренс, убирая от лица чёлку. – Если ты её общество называешь «обстоятельствами», то у меня для тебя плохие новости. Она точно не та, с кем ты жаждешь провести остаток жизни.

Понаблюдал немного за тем, как Рендалл пьёт предложенный напиток.

Рендалл никогда не начинал пить чай или кофе сразу же, как только получал в руки чашку. Не глотал горячий напиток, обжигая язык и нёбо. Он сначала наслаждался ароматом, отводя на этот ритуал несколько бесценных минут, потом делал первый – неторопливый и невероятно изысканный – глоток.

Да, пожалуй, именно изысканный. Более точную характеристику Терренс подобрать не мог, но, наверное, и эта неплохо отражала суть ситуации.

Только совершив все необходимые приготовления, Рендалл начинал пить размеренно. Так, чтобы прочувствовать и запах, и вкус в полной мере.

Это было одно из многочисленных наблюдений, и сейчас Терренс вновь окунулся в тот период. Возвращаясь в город после совершения очередной вылазки, они в обязательном порядке останавливались где-нибудь, чтобы выпить чего-нибудь. Терренс ещё и сигарету выкуривал, если это не было запрещено правилами заведения.

Вот тогда-то он смотрел на Рендалла, улыбаясь своим мыслям.

Он начинал сродняться с привычками Рендалла.

Он начинал любить эти привычки.

Он их любил. И продолжал любить сейчас, несмотря ни на что.

– Только не начинай эту песню снова, – попросил Рендалл.

Терренс усмехнулся и всё-таки потянулся за сигаретами.

– Так говоришь, как будто я ебанутая истеричка, не видящая берегов и желающая целыми днями поставлять тебе головную боль.

Рендалл собирался ответить, но тут взгляд его прошёлся по обнажившемуся запястью.

– Откуда это?

– Случайность, не обращай внимания.

Они вновь замолчали.

Рендалл понимал, что всё не так, как должно быть. Всё неправильно. Катится под откос, как и он сам.

Десяток дней, отделявший его от изменения семейного положения, обещал стать самым паршивым моментом жизни – именно целиком. Он не разделял этот период на части, представляя его единым монолитом.

Эти рубленые фразы и попытки нагрубить в ответ на чужие замечания противоречили истинным желаниям, отказывались должным образом состыковываться с ними.

– Просто скажи, почему всё так сложилось? – произнёс Терренс, потушив сигарету об асфальт. – Впервые послушаю правдивый рассказ, а не тот, которым меня пичкали на протяжении года.

– Мне нечего добавить к тому, что тебе уже известно. Да и не хочу я вновь возвращаться к обсуждению, потому что противно говорить об этом. – Рендалл скривился. – Ты знаешь, что случилось, сам же говорил, что Энтони открыл тебе глаза. Мы стремительно шли на дно, всё ещё, отчаянно, из последних сил цепляясь за обломки досок, оставшихся от корабля. Родители постоянно скандалили, орали друг на друга. Мама рыдала, отец повышал голос, стараясь её успокоить, а в итоге все оборачивалось ещё большими неприятностями. Я не знаю, как они добились расположения Кейт. Я вообще не представляю, как она вышла на них. Просто однажды позвонила и попросила о встрече. Родители поехали вдвоём, вернулись окрылённые, только мне ничего не сказали. Зато через несколько дней поставили перед фактом: брак – обязательное условие, и я должен выполнить их волю, несмотря ни на что. Сейчас я понимаю, это глупо, но в тот момент мне не пришло на ум ничего иного, кроме мыслей о необходимости перевести отношения с тобой из любви в ненависть. Зная тебя и твой характер, я на сто процентов был уверен, что расставание на дружеской ноте не станет выходом из положения. Для прекращения любого рода общения нужна только чистая ненависть, переходящая в желание навсегда забыть об отношениях, что нас связывали. Кажется, я здорово просчитался, подумав, что слова о несерьёзности намерений и развлечении смогут тебя оттолкнуть.

Рендалл усмехнулся невесело и замолчал.

Он ненавидел процесс оправдания самого себя, но сейчас его признание именно в качестве попыток обелить собственное имя и выступало. Размышляя о будущем, он представлял себя на судебном процессе, и понимал: адвокат из него получится отвратительный, особенно, если в качестве обвинителя выступит Терренс.

– Ты мог сказать мне об этом.

– И что изменила бы твоя осведомлённость? Слова – это одно, а реальные действия – совсем другое. Первое не требует ничего, а второе – очень даже. Можно говорить без умолку, обещая развести руками тучи, но в реальности впасть в состояние, близкое к истерике за несколько минут борьбы, развивающейся по сценарию, отличному от нарисованного воображением. Понимаешь?

– Понимаю. Однако, уверен, что вместе мы могли что-нибудь придумать, и…

– Я планировал уйти из «Орхидеи», – прервал его Рендалл, приложив палец ко рту и заставляя на время замолчать; всё-таки решился пояснить кое-какие моменты.

Терренс хотел поцеловать ладонь, но подумал, что сейчас это будет не самый уместный жест, потому просто отстранил её от лица, но не оттолкнул – удержал в своей руке, коснулся запястья, погладив.

Он умел внимательно слушать, не перебивая и не вставляя в речь едкие комментарии, когда того требовала ситуация. Рендалл это знал.

Они вообще многое друг о друге знали такого, что было неведомо другим.

– По той же причине и хотел уйти, – продолжил Рендалл. – Это действительно могло стать неплохим решением. Никаких пересечений, никаких напоминаний о прошлом. Однако, родители жаждали увидеть меня выпускником вашей академии – боялись появления слухов в обществе относительно того, насколько шатко их финансовое положение, раз уж пришлось отказаться от прежнего учебного заведения. Не последнюю роль сыграл тот факт, что я учился вместе с Энтони. Родителям принципиально было показать Кларкам, что они на коне и по-прежнему живут на широкую ногу. Покинуть школу мне не удалось. Что по этому поводу думала Кейт, я не знаю. Наше общение сложно назвать нормальным, оно какое-то… Какое-то не такое.

– Раньше я говорил, что твои родители – удивительные, – заметил Терренс. – Теперь готов это определение несколько расширить. Не просто удивительные личности, а поразительные ублюдки, готовые продать ребёнка какой-то чокнутой сумасбродке. Неужели их это совершенно не смущает? Или они, обнаружив тебя, говоря высокопарным языком, на брачном ложе с перерезанным горлом, решат, что так должно? Ты виноват, потому что не сумел угодить их благодетельнице? Или что?

– Ты преувеличиваешь.

– Нисколько.

– Если ты о той попытке…

– Нет, не о ней! – раздражённо бросил Терренс, но тут же осёкся и поражённо уставился на Рендалла. – Подожди. Ты, что, не знаешь? Правда, не знаешь?

– Не знаю чего?

– Лучше скажи, что тебе вообще известно о будущей супруге?

– Не слишком много. Только то, что мне рассказали родители. Плюс история ваших с ней отношений. По большей части, Кейт со мной не откровенничает.

– И как Сиенна с Артуром подали тебе информацию о Кейтлин?

– Сказали, что девочка немного больна, – признался Рендалл. – Но никто мне не сказал, чем именно. Ни Кейт, ни её родители со мной не откровенничали, только убеждали в том, что ничего страшного в этой болезни нет. Просто…

– Просто суки, – хмыкнул Терренс. – Если психические расстройства, в их представлении – это немного, то боюсь представить, что должно быть для иного определения. Видел когда-нибудь, как она принимает таблетки?

– Да, разумеется. Но они хранятся в упаковках из-под витаминов, потому понятия не имею, что это за лекарство.

– Те, что прописал её лечащий врач. Она находится под наблюдением психиатра и, по-хорошему, должна находиться в клинике. Но деньги Бартонов делают своё дело. Отец единственную дочь обожает и готов выполнить любой приказ, купить любую игрушку, в которую детка ткнёт пальцем, избавить от необходимости целые дни проводить в лечебном учреждении, замять историю с показательным суицидом, да хоть звезду с неба достать, пусть даже толку от этого дара нет.

– Игрушку он ей уже купил. Несколько игрушек, – заметил Рендалл. – И моих родителей, и меня.

– Ты можешь в любой момент отказаться.

– Не могу.

– Почему?

– Потому что в противном случае мы вернёмся туда, откуда начали путь. Всё, чем мы владели прежде, больше отцу не принадлежит. Бартоны спасли нас от разорения, да. Но только на словах. Фактически, всё, чем Артур и Сиенна сейчас распоряжаются – это чужая собственность, у отца должность управляющего, и теперь он будет ковриком стелиться перед людьми, его облагодетельствовавшими, облизывая их ботинки, чтобы ему позволили сохранить иллюзию власти. Пока я угождаю Кейт, отец может и дальше изображать акулу строительного бизнеса, когда перестану это делать, всё закончится печально. Если я откажусь от свадьбы, родители вновь останутся без средств к существованию.

– Вообще? Или без того количества, которое им необходимо для привычной жизни? Чтобы каждый день менять наряды и украшения, а потом ужинать в ресторане, оплачивая четырёхзначные счета? Если второе, то… Прости, твои родители никогда мне не нравились, но сейчас я близок к тому, чтобы их возненавидеть.

– Вообще. Родители останутся без денег и без своего дела.

– Пусть Сиенна продаст пару-тройку колье и сдаст наряды, которые ей разонравились, в секонд-хенд. В конце концов, пусть они продадут особняк вместе с предметами антиквариата, которые скупали на аукционах, демонстрируя благосостояние, и живут в более скромных условиях. Всё равно никого домой не пускают – никто к ним в гости не придёт, а, значит, и не осудит. Бедные они или богатые – никого не волнует. Если они действительно такие пробивные и способные, какими хотят показаться, полученных денег им хватит и на жизнь, и на организацию нового дела.

– Твои слова для Сиенны равносильны предложению отрезать себе что-нибудь, – усмехнулся Рендалл. – Она не знаменитая Скарлетт и фантастический наряд из занавески сшить не сумеет, не говоря уже о том, чтобы носить его с достоинством, гордо вскинув голову. Необходимость расстаться с вещью или украшением будет для неё ударом.

– Несомненно. Зато свести ребёнка с той, кто представляет реальную опасность – великолепное решение! Изумительное. Я бы воспринял это иначе, не знай они о реальном положении вещей, но они знают, и им наплевать. Они готовы сломать тебе жизнь только ради того, чтобы в дальнейшем продолжать красоваться в обществе и жить с максимальным комфортом. Твоей мамочке нравится указывать прислуге, где стереть пыль, тыкая пальцем в сторону той или иной полки, но сама от пары взмахов тряпкой переломится или испортит идеальный маникюр. Так?

– Терренс.

– Что?

– Какими бы они не были… Они мои родители.

– А больше похожи на сутенёров.

– Они не видели другого выхода.

– Они его не искали. Просто схватились за первое попавшееся предложение и, поняв, что самим ничего делать не придётся, приняли его в качестве единственного возможного.

– Где ещё они могли взять средства?

– У нас, – не раздумывая, ответил Терренс. – В смысле, у Альберта.

– Какая глупость.

– Почему? То есть, получить деньги от неизвестного ранее источника – это круто, здорово и вообще нереально восхитительно, а от знакомого – плохо?

– И как бы ты объяснил им такую лояльность и расположение? Они бы не приняли денег от Уилзи.

– Несмотря на то, что мы…

– Особенно поэтому. Ситуация двусмысленная, как ни крути. Плюс отягчающие обстоятельства. Противником отца в этой борьбе был Дин Кларк, а ты дружен с Энтони. Наплевал бы на дружбу и пошёл против этой семьи?

– Я бы пошёл против всего мира, если бы это потребовалось для твоего счастья, – вполне серьёзным тоном произнёс Терренс.

Рендалл посмотрел на него, одарив своей фирменной полуулыбкой.

– Такие громкие заявления меня всегда пугали. Прошлым летом мы тоже думали, что будем вместе всегда, а потом идиллия, царившая в отношениях, сложилось, как карточный домик.

– Ещё не всё потеряно.

– Думаешь?

– Уверен. Обещаю, я найду способ, чтобы снова быть с тобой. Я сломаю этот чёртов треугольник, в котором мы заточены сейчас, и отправлю третью сторону в свободное плавание.

– А как же…

– Я поговорю с отцом об этом, – пообещал Терренс. – Насчёт всякой ерунды вроде нарядов и украшений ничего не обещаю, потому что считаю оплату твоим родителям их прихотей довольно нелепым занятием. Возможно, придётся Сиенне попрощаться с тем барахлом, которое она успела нахватать, очарованная неограниченным потоком средств. Но финансовые вливания в бизнес твоего отца и затраты на свадьбу мы, вероятно, Бартонам компенсируем.

– Разве они вам не родственники? Или данный факт не отменяет товарно-денежных отношений?

– Родственники, но не могу сказать, что мы близки. Муж Элизабет, да и вся его семья, совсем не в восторге от Кейтлин и её родителей.

– И всё равно я получаюсь содержанкой, – хмыкнул Рендалл, покрутив в руках опустевший стаканчик. – С какой стороны не посмотри на ситуацию.

– Не всё в жизни оценивается деньгами, Рен. Отнюдь не всё.

– Я знаю. – Рендалл прикрыл глаза. – Знаю. Но мне сложно думать об этом без внутреннего содрогания. Если вдруг что-то не сложится или пойдёт не так, как мы планировали…

Впервые в жизни он поймал себя на мысли о том, что разделяет мнение матери, неоднократно заявлявшей, что бедность – это невообразимо грустное явление. Только он, резюмируя правдивость сказанного, не закатывал глаза и не смахивал театральные слёзы, отрепетированные неоднократно, а теперь исполняемые на бис – раз уж представление пользуется успехом.

Рендалл чувствовал себя обязанным за ещё несовершённые платежи, за то, что Терренсу придётся разговаривать с отцом, вываливая на незаинтересованного человека ворох чужих проблем. И испытывал жуткий стыд от понимания, как это всё будет выглядеть в глазах Альберта, Нэнси, Мартина, практически незнакомой ему Элизабет… И Терренса, само собой.

Последнее убивало его сильнее, чем четыре первых пункта вместе взятых.

Он с удовольствием принёс бы родителям необходимые средства, заработанные честным трудом, но сейчас мог внести в семейный бюджет разве что зарплату официанта или курьера – не слишком внушительный вклад. Чтобы отработать всё и не быть должным, избавившись разом от всех мерзких чувств, ему придётся положить жизнь.

– Знаю, ты всегда стараешься решать проблемы своими силами, – произнёс Терренс, не дождавшись продолжения. – Но иногда стоит довериться и другим людям. Возможно, станет легче, ещё и правильное решение появится. Не призываю позабыть о родителях, но если они не способны помочь, ты всегда можешь обратиться к нам.

– К вам?

– К Уилзи. Там, где три ребёнка, найдётся место и для четвёртого.

– Так говоришь, как будто я уже стал членом вашей семьи, и через несколько дней состоится наша с тобой, а не с Кейтлин, свадьба.

– Надеюсь, что всё-таки не состоится, – прошептал Терренс, потянув Рендалла к себе.

– Которая из них?

– Твоя с ней, разумеется. Насчёт нашей обещаю подумать.

Терренс задумчиво провёл пальцами по тонкому ободку кольца, украсившего ладонь Рендалла после помолвки.

С превеликим удовольствием он бы сейчас снял эту вещь и зашвырнул в неизвестном направлении.

Рендалл как будто прочитал его мысли, потому что уже в следующий момент прикоснулся к ювелирному изделию, опоясывавшему палец, и снял его. Правда, швырять не стал, просто положил в карман джинсовой куртки.

Без печати принадлежности Кейт его рука выглядела так… правильно, что ли.

Вообще-то Терренс не видел особого смысла в брачных церемониях, но в этот момент в голове его ясно и чётко промелькнула мысль: только он будет тем человеком, который когда-либо наденет на палец Рендалла обручальное кольцо.

И вот это украшение, им подаренное, уже никто не снимет.

========== Глава 7. Тот, кто уничтожает самоконтроль. ==========

В платье светло-абрикосового оттенка Кейт выглядела по-настоящему очаровательно.

И одежда, и макияж были подобраны идеально – не придраться. Открытые плечи, летящая юбка. Чуть подчёркнутые скулы, слегка подкрашенные губы, немного туши на ресницы – вот уже готов очередной образ девушки с обложки.

Сиенна от этого наряда была в восторге, о чём не забыла упомянуть в разговоре. Кейт улыбнулась будущей свекрови очаровательно, одарила ответной любезностью. Сиенна расцвела на глазах.

Рендалл отвернулся, чтобы не смотреть на них. Большее количество внимания отводилось дороге, по которой они двигались в направлении загородного дома Бартонов. Собственно, именно там следующим утром должна была состояться церемония бракосочетания.

Сиенна и Артур радовались так, словно сделали великое научное открытие и вот-вот собирались его запатентовать.

Впервые за долгое время Рендаллу было тошно от своих родителей. Сколько он себя помнил, столько старался их обелить, защитить, придумать хоть что-нибудь ради оправдания многочисленных странных поступков, но сейчас на это не осталось сил. Некогда белые нитки прогнили и развалились, а вместе с ними – картина былого мира.

Рендалл и до разговора с Терренсом понимал, что старшее поколение скрывает порядочное количество фактов, боится, как бы он ненароком не узнал обо всём, не сорвался с крючка и не исчез, оставив виновников случившегося в компании разбитых надежд. После того, как Терренс пригласил его на разговор, это понимание переросло… Не в ненависть, конечно, но в отторжение – однозначно.

Он безоговорочно поверил словам Терренса, не усомнившись в их правдивости ни на секунду.

Терренс же в итоге продемонстрировал ему заключение комиссии, переслав по электронной почте копии необходимых документов, полученных не без помощи старшей сестры и её супруга. Тогда-то последние крохи сомнений, отчаянно боровшиеся за жизнь, исчезли.

– О чём ты думаешь, милый? – поинтересовалась Кейт, подобравшись ближе к Рендаллу и устроив подбородок у него на плече.

О том, как вы все меня бесите.

– О жизни, – коротко бросил он и попытался улыбнуться.

Как ты меня бесишь, Кейтлин.

Ещё недавно он корил себя за невозможность полюбить эту девушку, теперь сожаления испарились в неизвестном направлении, уничтожив зачатки симпатии, а взамен предоставив Рендаллу ненависть и отторжение.

Не последнюю роль в формировании такого отношения сыграли события вчерашнего вечера, плавно перетекшего в эту ночь, ознаменованную сначала перепиской, а потом – телефонным разговором, длившимся не менее трёх часов и завершившимся ближе к утру. Очередной поступок Кейт, ставший поводом для звонка, окончательно перешёл допустимые границы.

Всё началось с сообщения, разбудившего только-только уснувшего Рендалла в половине одиннадцатого вечера. Сначала он подумал, что это чья-то нелепая шутка и не собирался читать сообщение, но потом пересилил лень, одолевавшую с завидной частотой, потянулся к телефону, снял блокировку с экрана и сфокусировал взгляд на имени отправителя.

Послание было кратким, но произвело эффект разорвавшейся бомбы.

«Меня пытались убить. Как вариант, покалечить», сообщил Терренс.

«Что произошло?».

«Не возражаешь, если я сейчас позвоню?».

Рендалл не стал отвечать на поставленный вопрос – позвонил первым. Сонливость как рукой сняло, а вот нервозность проявилась по максимуму. Он хотел убедиться, что с Терренсом всё действительно в порядке. Хотя бы так, услышав его голос. Не самое надёжное доказательство, поскольку ран или переломов, если таковые имеются, своими глазами не увидишь, но лучше, чем ничего.

Кандидатура на роль потенциальной угрозы появилась моментально, тут и гадать не пришлось. Рендалл вспомнил о Кейт, не сомневаясь, что Терренс подтвердит его подозрения.

Так и вышло.

Разумеется, она не была настолько глупой, чтобы самостоятельно хвататься за оружие, приглашать жертву на встречу, а потом наносить удар – действовать предпочитала чужими руками. Хорошо, что руки оказались не слишком профессиональными, простые дилетанты, решившие получить лёгких денег за относительно непыльную работу.

– Кажется, милая Кейт хотела, чтобы на свадебное торжество я приполз на переломанных ногах, – усмехнулся Терренс. – Увы, придётся ей пережить иной расклад.

Он говорил, расписывая события в хронологическом порядке, и Рендалл слушал, затаив дыхание, лишь изредка позволяя себе выдохнуть чуть громче обычного. Сердце колотилось в горле, и создавалось впечатление, что этот стук слышен далеко за пределами комнаты.

Признаться, к подобному повороту событий были готовы оба. Не знали только, какая именно реакция последует.

Кейт не заставила долго ждать и стремительно швырнула на стол все карты.

Прошла всего лишь пара дней после того, как Терренс, заручившись согласием Альберта, встретился с отцом Кейтлин и предложил пересмотреть условия соглашения со Стимптонами.

В общем-то, всё продвигалось неплохо – шансы на победу были.

Мужчины вполне радушно общались друг с другом, несмотря на то, что Терренса в этом доме не особо жаловали. Перспектива получить деньги, затраченные на спасение строительной компании, отцу Кейт пришлась по душе, он обещал подумать над предложением.

У него поводов для ненависти не было, хотя, конечно, о том показательном случае он был осведомлён, как никто другой. Он же хлопотал, чтобы правда не просочилась в массы, породив скандал вокруг имени Бартонов. Но, как ни крути, а диагноз его дочери никто не отменял – она была склонна к суициду, об этом неоднократно говорили специалисты. Подтолкнуть к такому решению её могло всё, что угодно. Не только личные драмы.

В тот момент, когда Терренс собирался начать второй раунд переговоров, связанных уже непосредственно со свадьбой и очередной компенсацией, дверь кабинета приоткрылась, заставив обоих участников процесса обратить внимание в сторону человека, нарушившего их общение.

Тихий смех, аромат цветочных духов.

Ещё до того, как на пороге появился посторонний наблюдатель, Терренс уже знал, что без вмешательства Кейт не обойдётся. И как только она вступит в игру, всё для него порядком осложнится, потому что она стремительно затормозит все процессы, ещё и поспособствует откату на стартовую позицию. Все достижения, полученные в ходе переговоров, сгорят. Повторить успех не получится при всём желании. Терренс не сомневался, что она стояла за дверью приличное количество времени и успела услышать немало. Прибавила одно к другому и появилась как раз тогда, когда он хотел подойти к обсуждению основной проблемы.

Вопрос с заключением брака волновал Терренса сильнее, нежели судьба компании Стимптонов, но обсудить его не получилось.

Время вышло.

Разумеется, Кейт в присутствии отца вела себя безупречно, играя роль милой, послушной, крайне очаровательной девушки. И, несомненно, отец ей верил. А Терренс – нет.

Он понимал, что теперь атмосфера в кабинете неуловимо изменилась, и всё сказанное, может быть использовано против него. Потому промолчал и непосредственно о свадебных торжествах не заикнулся.

Чувствовал, знал…

На сто процентов был уверен, что как только удалится, Кейт промоет отцу мозги, и тот моментально откажется от недавних обещаний.

Терренс спешно попрощался, а Кейт вызвалась его проводить.

– Надеюсь, удостоишь вниманием церемонию нашего с Рендаллом бракосочетания, – произнесла она, стоило только оказаться за пределами кабинета.

– Естественно.

– Правда? Я думала, что ты откажешься. Но рада, что ошиблась.

– Готовишь очередное представление? – спросил Терренс, посмотрев в сторону собеседницы. – Что на этот раз? Не только вены распилить попытаешься, но и роль Джульетты старательно репетируешь? Яд не подействует, так пусть кинжал придёт на помощь? Или стоит ожидать нечто более запоминающееся, а не посредственную штамповку?

Натянутая – кукольная – улыбка, освещавшая лицо Кейтлин, моментально померкла, уступая место злости, искажающей черты до неузнаваемости.