Текст книги "Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)"

Давно забытый сон, но до ужаса реальные ощущения, будто всё происходит рядом.

Сначала падение и боль, удар и темнота, последнее – крик. Собственный. Точнее, того, чьи дневники хранятся в семье и передаются из поколения в поколение.

Старая добрая Англия.

Зелёная униформа, охотничий костюм. Кровь на светлых волосах и закрытые глаза.

Англия современная.

Кровавый отпечаток ладони на стене, бордовые капли, превращающиеся, подсохнув, на гладком паркете в коричневые лужицы-кляксы.

Я убью тебя, сука неблагодарная. Сам, лично, блядину придушу.

Как в замедленной съёмке одна из капель срывается и падает вниз.

Мысли об этом не покидали Мартина на протяжении всего вечера, порядком действуя на нервы и отравляя существование. В целом, несмотря на неплохую атмосферу, Мартин чувствовал себя паршиво, потому постарался с семейного ужина смыться поскорее. Ему предлагали остаться на ночь, но он заверил, что нет никаких проблем. Он не хочет обременять своим присутствием, потому поедет домой и потом даже позвонит, чтобы никто не беспокоился о его судьбе.

Хотя, какие могут быть страхи, в самом-то деле?

Это Терренс позволял себе пить, Элизабет периодически прикладывалась к бокалу вина, Кристофер составлял супруге компанию. Даже Нэнси с Альбертом что-то пили, аргументируя это тем, что душа просит немного праздника.

Трезвенников в компании было трое. Рендалл никогда страсти к алкоголю не питал, потому пил кофе. Дэниэлу банально из-за возраста не наливали. Мартин сам воздерживался, поскольку не планировал задерживаться надолго и с самого начала решил, что уедет к себе. Настроение было не слишком радостное, а обсуждать с родственниками причины своих переживаний он не считал нужным.

Даже если у них в семье принято решать проблемы совместными усилиями. Один за всех, и все…

Да-да, вечная классика французской литературы, характерная и для одной отдельно взятой английской семьи.

Клан Уилзи. Именно так с давних пор называла родственников Элизабет.

Иногда добавляла, улыбаясь: «Моя любимая мафия».

Учитывая большое количество в этой компании лиц, связанных с юриспруденцией – на любой вкус: от адвоката до судьи – звучало двусмысленно и немного комично.

Мартин к родственникам относился с теплотой. Может, не до сердечек и звёздочек в глазах их любил, как заявил однажды, но явно не через силу с каждым из них общался. Сейчас настроение было неподходящее, а потому привычные радости не приносили удовольствия.

Все мысли оказались заняты событиями уходящего дня, воспоминаниями о том, как Кэндис проходил мимо здания академии, и Мартин, стоя у окна, перехватил взгляд, на него направленный.

Приложил ладонь к стеклу.

Кэндис этот жест скопировал и слегка согнул пальцы, словно желал их переплести с чужими пальцами.

Ногти царапнули по стеклу. Неприятный скрежет, не имеющий значения. И ни единой возможности отвести взгляд, будто время остановилось, и момент этот совпал с моментом, когда взгляды пересеклись.

Мартин сомневался в своих способностях, связанных с умением читать по губам, но пребывал в уверенности, что слова, произнесённые Кэндисом, разобрал правильно.

Немного. Всего два.

Навсегда твой.

«Услышав» их, Мартин сразу же вернулся к мыслям о недавнем разговоре и о перспективе ношения колец. Эти слова великолепно подходили для того, чтобы быть увековеченными и запечатлёнными на золоте.

Идеальная гравировка.

Мартин успокаивал себя, говоря, что всё будет хорошо, и вынужденное расставание не только не разрушит, но и укрепит их отношения.

А сам он, пожалуй, вскоре увлечётся коллекционированием билетов. Не тех, что на концерты, начиная от роковых, заканчивая оперой, а тех, что на поезд и на самолёт.

Мартин старался мыслить позитивно и единственное, что сбивало с толку, возвращение снов.

Мартин подумал: стоит немного сменить обстановку, подняться на третий этаж и выбраться на балкон. Проветриться, проанализировать, убедить самого себя в том, что все опасения не имеют оснований и, по сути, своей напрасны.

В одиночестве было ещё хуже, чем при большом скоплении народа.

Мартин хотел вернуться обратно в зал, но услышал шаги и обернулся, вглядываясь в темноту. Свет он не включал. Человек, за ним последовавший, тоже не нарушал сонную тишину загородного дома.

– Снова нужен кто-то, в чьей компании можно выговориться? Или просто наслаждаешься красотой ночного пригорода? – поинтересовался Рендалл, выходя на балкон.

Иногда Мартину казалось, что именно Рендалл – его настоящий брат, понимающий и чувствующий перемены в настроении. Выбирающий для разговоров наиболее подходящие моменты, а не лезущий в душу тогда, когда молчание кажется единственным оптимальным решением. Единственным выходом из ситуации.

– Думал об этом в школьные годы, думаю и теперь. Сесиль тебе и в подмётки не годится.

– Можно ли расценивать данные слова, как официальное предложение работодателя? – засмеялся Рендалл.

– Хочешь сменить сферу деятельности и стать психологом, работающим с моими подопечными?

– Это могло бы стать интересным опытом, – пояснил Рендалл, подходя к балконному ограждению и опираясь на него обеими ладонями. – Если однажды действительно решусь переквалифицироваться, обязательно вспомню о перспективах возвращения в «Чёрную орхидею» в новом качестве.

– Тебе нравилось это время? – поинтересовался Мартин.

– Какое именно?

– То, что связано со школой.

Рендалл задумался.

– Да как сказать… Оно явно было неплохим. Даже не так. Для той поры оно было классным. Не всегда, не во всём, но по большей части. Однако мне нравится жить в этом возрасте, в своём настоящем. Появись у меня возможность вернуться в прошлое, я не стал бы этого делать. А что? У тебя возникала такая идея?

– До недавнего времени случалось периодически, – честно признался Мартин. – Не скажу, что жаждал вернуться и прожить всю жизнь заново. Мне бы просто хотелось многое изменить. Однажды сделать не тот выбор, а потом – ещё. И ещё. Полностью перевернуть привычный уклад, перекроить его и заново сшить. Кажется, с такими заявлениями я тяну на одного из постоянных клиентов какого-нибудь психоаналитика.

– Нет. Почему? По-моему, это свойственно многим людям, – заметил Рендалл. – Ты же знаешь. Нельзя быть довольным всегда и всем.

– Нельзя, – согласился Мартин. – Но весьма печально жить, понимая, что недоволен большей частью событий своей жизни.

– Без них ты не был бы тем, кем являешься теперь.

– Вот с этим точно не поспоришь.

– Мартин?

– Да?

– Тебя угнетает именно это?

– Что именно?

– Осознание того, кем ты являешься теперь? И некие проблемы, с этим связанные?

– С чего ты взял?

– Ты же не думаешь, что мне ничего не сказали?

– Терренс, – протянул Мартин и покачал головой. – Как всегда.

– Не в подробностях, лишь в общих чертах. Впрочем, этого было достаточно, чтобы понять причины твоей нервозности.

– Знаешь главу семьи Брайт?

– Кто же не знает воздушную империю Брайтов и того человека, что находится у штурвала? – усмехнулся Рендалл. – О нём наслышаны все, кто так или иначе связан со сферой бизнеса. Любитель сметать конкурентов со своего пути, удачливый делец, поднявшийся из грязи, получивший пропуск в аристократическое общество благодаря первому браку с аристократкой, о чьей красоте слагали легенды. Она была моделью, если не ошибаюсь?

– Да, именно так. Она и, правда, очень красивая… Была.

– Некоторые до сих пор шепчутся по углам о том, что Альфред до брака с Реджиной отличался полным отсутствием манер, только что в скатерть не сморкался, а потому нередко попадал в неловкие ситуации. Сейчас, конечно, открыто об этом никто не говорит, а сам Альфред привык к светскому лоску, опылился, научился мимикрии и окончательно стал, что называется, своим. Больше не даёт поводов над ним смеяться. Мы точно не поддерживаем приятельских отношений, но три года назад доводилось сталкиваться по рабочим вопросам. Наверное, с тех пор он меня ненавидит.

– Почему?

– Я был адвокатом его бывшего делового партнёра. Мы выиграли то слушанье. Суд обязал Альфреда выплатить довольно приличную сумму, и я очень сомневаюсь, что он охотно расстался с этими деньгами.

– Как тесен мир, – выдал Мартин многозначительным тоном.

– Теснее, чем всем нам кажется.

– Сейчас ты скажешь, что лично знаком и с его сыном, чем окончательно меня добьёшь.

– Живи, – милостиво разрешил Рендалл. – С сыном сталкиваться не приходилось, но он в то время, кажется, и не обитал под одной крышей с Альфредом. Тогда о первом браке Брайта-старшего никто не вспоминал. Говорили о новой избраннице и её дочери. Впрочем, с ними я тоже не знаком. А ты?

– Только с Реджиной.

– И судя по всему, общение было так себе.

– Честно?

– По возможности.

– Оно было отвратительным. Всего пара минут, но какой эффект.

– Похоже, сын пошёл совсем не в родителей.

– Совсем не в них. Я бы подумал, что он не из их семьи, но внешнее сходство с обоими опровергает теорию об усыновлении.

– Значит, просто исключение из правил.

– Моя персональная революция, – тихо произнёс Мартин и усмехнулся, перехватив удивлённый взгляд Рендалла, впервые услышавшего подобную характеристику.

Уделив разговору ещё некоторое время, Рендалл вновь спустился вниз, оставив Мартина в одиночестве.

Ушедшие было мысли, вернулись и накинулись с повышенным энтузиазмом. Поколебавшись немного, Мартин принял окончательное решение – поехать домой. По дороге он несколько раз пытался дозвониться до Кэндиса, но успеха не достиг.

Телефон повторял одно и то же. Абонент вне зоны доступа. Оставьте сообщение или перезвоните позже.

Чудовищные картины продолжали представать перед глазами.

Алая кровь, размазанная по пальцам, розоватая слюна на приоткрытых губах и еле различимый голос.

Мартин боялся, что, приехав, столкнётся с этими видениями наяву. Шагнёт в лифт, увидит багровые следы на зеркале, и в тот же момент поймёт, что подсознание с ним не играло. Оно предупреждало об опасности.

В реальности Кэндис обнаружился не у дверей квартиры, а там, где шесть лет назад Мартин едва его не сбил. У подъезда.

Стоял, сунув руки в карманы, опустив голову и разглядывая носки оксфордов.

Первым, что бросилось в глаза, была именно кровь.

Рукава и полы некогда белоснежной куртки измазаны побуревшими пятнами. Содранная ногтями кожа на шее. Разбитый нос, пострадавшие губы. Часть лица занавешена волосами. Если отвести в сторону прядь, можно увидеть ещё и заплывающий глаз.

Мартин подцепил пальцами подбородок, не позволяя отвернуться и смотреть в сторону. Волосы всё-таки убрал, чтобы рассмотреть внимательно.

– Вернулся раньше, чем планировал, – произнёс Кэндис, усмехнувшись.

Прикусил губу, попадая зубами в рану, поморщился болезненно, сплюнул кровь на бумажный платок, сминая его в руках

– Красавец, да? Жаль, что очки прихватить не удалось. Не хотелось лишний раз пугать, но…

– Кто? – спросил Мартин тихо, но с плохо скрываемым гневом.

– Альфред. Тёплый приём от любимого отца.

– Из-за разговора о Манчестере?

Кэндис покачал головой.

– Нет. Кто-то слил ему фотографии нашей совместной вылазки. Снял момент встречи у ворот и поцелуй, а потом отправил материалы Альфреду. И, признаться, я даже догадываюсь, кто. Альфред оценил, как видишь.

Кэндис вздохнул и вновь поправил волосы, закрывая пострадавшую часть лица.

– Идём, – произнёс Мартин, сжимая ладонь в своей руке и чувствуя ледяное прикосновение с трудом сгибающихся пальцев. – Ты замёрз. Давно ждёшь?

– Часов… пять? Наверное… Не знаю.

– Почему не позвонил?

– Телефон остался там. Да и не только телефон. Все вещи в доме отца, – дёрнув плечом, ответил Брайт. – Денег у меня не было.

– Идём, – повторил Мартин, потянув Кэндиса, не думавшего сопротивляться, за собой.

Попутно прикидывал, что может грозить человеку, ворвавшемуся в чужой дом с целью убить хозяина. Явно ничего хорошего. Но в этот момент Мартин думал лишь о том, что хочет уничтожить Альфреда Брайта.

Без суда и следствия.

Жаль только, что обстоятельства играли против него, отдав все козыри в руки Альфреда. Именно он мог смести Мартина с лица земли, вынеся ситуацию на обсуждение, тем самым уничтожив репутацию и академии, и её директора.

И если второе Мартин мог пережить без проблем, то допустить возникновение скандала, порочащего «Чёрную орхидею» – нет.

Он просто не имел на это права.

========== Глава 7. Тот, кто платит по счетам. ==========

В гостиной на столике стояла чашка – на самом дне остатки чая с кусочками клубники. Рядом лежали использованные ватные палочки, пахнущие антисептиком и частично окрашенные красным. Когда Мартин взялся обработать ранку, из неё вновь засочилась кровь. Кэндис шипел и матерился, но всё же смирился с необходимостью лечения.

После душа он переоделся в вещи Мартина. Благо, что комплекция и рост были почти идентичными. Рубашка и джинсы сели идеально. Не трещали по швам, но и не болтались, как на палке.

Кэндис, только оказавшись в квартире, осознал, насколько замёрз, несмотря на то, что из дома вылетел в куртке и обуви. Разуться он не успел, только что шарф размотал.

Притворная ласковость Альфреда быстро исчезла, уступив место истинным эмоциям, среди которых преобладала ненависть. Слушать Кэндиса Альфред не стал. Зачем это делать, если можно сразу выбить дурь из головы глупого отпрыска?

Стоя в ванной комнате, Кэндис внимательно разглядывал собственное отражение в зеркале. Снял грязную рубашку и не удержался от смешка. Тело было покрыто синяками – то тут, то там тёмные пятна, найти бы живое место.

Пострадавшую часть лица Кэндис продолжал закрывать волосами. Мартину приходилось придерживать их, чтобы не мешали проводить лекарские манипуляции.

Антисептик щипал отчаянно. Мартин и сам это знал, поскольку периодически обрабатывал им мелкие ранки. Ощущения были не из приятных.

Вскоре с лечением было покончено, и Кэндис вздохнул с облегчением, не скрывая радости, чем Мартина рассмешил.

Выпив предложенный чай, Кэндис устроился на диване, положив голову Мартину на колени и прижав к груди подушку. Глаза он закрыл, говорил тихо, без истеричной театральщины и заламывания рук.

Рассказывал о том, как его встретили. О фотографиях, брошенных в лицо, обвинениях Альфреда, очередной лекции, посвящённой неблагодарным детям. О сорванной – в перспективе – свадьбе, что так старательно устраивал Альфред, о том, что оплачивать последний триместр обучения в «Орхидее» глава семьи Брайт более не намерен. А ещё о том, что он, Кэндис, получит прощение только в том случае, если вернётся домой в ближайшие двадцать четыре часа, полностью признает правоту отца и пообещает никогда не думать о своих пристрастиях. В противном случае, пусть забудет о родственниках и о том, что именно ему должно было достаться кресло главы воздушной империи.

В ход шло всё, начиная от уговоров, заканчивая угрозами. Где-то в середине обсуждения промелькнули ультиматумы, но их было немного. Уговоров ещё меньше. Угрозы преобладали. Причём, касались они не только самого Кэндиса.

Досталось и Мартину.

Ожидаемо.

Они оба знали, что так будет.

Нелепо иметь джокера в рукаве и не попытаться пойти ва-банк, мирно приняв чужие условия.

Альфред был не из числа таких людей.

Он не принимал условия, навязанные извне, не прогибался под мнение посторонних. Он сам прогибал и сам навязывал.

Мартин бережно перебирал пряди, осторожничая. Внимательно слушал. Думал, что мог последовать советам родственников и остаться ночевать в пригороде. Наслаждаться природой и обществом родни.

Радовался, что этого не сделал.

Они провели в разговорах почти всю ночь. Потянувшись к телефону, Мартин разблокировал экран. Часы показывали начало шестого.

Многие люди в это время просыпались и собирались по делам, а эти двое ещё даже не ложились.

– Пойдёшь в кровать? – спросил Мартин, заметив, что Кэндис смотрит на него мутными глазами.

– Можно и тут выспаться, – ответил Брайт, потянувшись и погладив Мартина по чуточку колючей от пробивающейся щетины щеке. – Мне лень двигаться. Если только ты не…

Кэндис не договорил.

Мартин всё-таки взял его на руки, намереваясь донести до кровати.

Ничего сложного. Всего-то несколько десятков шагов.

– Я же пошутил, – вяло запротестовал Кэндис.

– Зато я – нет. В конце концов, принцам не чужды романтичные поступки.

– Принцам? Ты помнишь ту дурацкую сказку?

– С драконом, чьё имя Реджина?

– Точно помнишь.

– Помню, – не стал отрицать Мартин, укладывая Кэндиса на постель. – Долгое время она мне напоминала о собственных попытках что-то сочинять.

– Удачные были попытки?

– Нет.

– Но хотя бы примерное содержание своих творений расскажешь?

– Я не так уж часто брался за перо. Если совсем честно, то лишь однажды.

– Расскажи, – попросил Кэндис. – Ребёнку больно и антисептик жжётся. Ребёнку надо спать, и он уснёт. Но сначала хочет сказку.

В глазах его были смешинки. Очередное проявление актёрского таланта. Попытка подурачиться. Разве что губы не надувает и не разговаривает писклявым голосом с капризными нотками.

– Ребёнок? – прищурился Мартин. – Придётся попросить у Лиз несколько уроков по уходу за младенцами, а потом закупиться детским питанием.

– Мартин.

– Я тоже шучу.

– Только произносишь это с таким серьёзным лицом, что я начинаю верить.

– Вживаюсь в роль.

– Ты просто не хочешь рассказывать о своих литературных шедеврах.

– Да какие там шедевры. Творение юного дарования, не в лучшем значении этого выражения.

– Мне интересно.

– Хорошо. Уговорил. Если хочешь, я расскажу. Готов?

Кэндис присел на кровати и согласно кивнул. Только что блокнот с ручкой не приготовил, чтобы записывать за тем, кого раскрутил на интервью. Удивительно, что глаза от предвкушения не горели.

Мартин кашлянул, прочищая горло, будто собирался произнести длинную проникновенную речь, что произведёт эффект разорвавшейся бомбы. Этакую речь-откровение. Признание от корифея жанра с наставлением молодым-начинающим.

– Точно готов?

– Да!

– Тогда слушай внимательно. Два раза повторять не стану. Это была история Леди Кометы. Всё.

– Коротко, но ясно. Чёрт! Это шедеврально. Нет, правда, – засмеялся Кэндис, по привычке чуть запрокидывая голову; отсмеявшись, откинулся на подушки и запустил ладонь в волосы, пропуская их сквозь пальцы. – Почему ты перестал писать? Всё-таки навыки стоит развивать. История дракона Реджины и прочих героев тоже была так себе. Теперь прекрасно понимаю, насколько слаб и беспомощен был тот текст, но тогда… Был запал, подкреплённый желанием отблагодарить и порадовать человека, не оставшегося равнодушным ко мне. Не знаю, почему вообще захотел подарить тебе тот текст. На выходе это было наивно, но процесс создания один из самых лучших в моей жизни.

– Почему бросил? Скажем так, это явно не было моей истинной целью. Я мечтал о реках крови, ножах и…

– Да вы маньяк, господин директор.

– О сотнях спасённых жизней.

– Или не маньяк, а вполне благородный член общества с мечтами, достойными уважения, – хмыкнул Кэндис. – Хирургия, да?

– Да. Несколько лет только об этом и думал, но так уж вышло, что не сложилось у меня с хирургией. Сейчас думаю, что это даже к лучшему, – Мартин развёл руками. – Как видишь, мечта была далека от сочинительства. В любом случае, моя Леди Комета рядом не стояла с драконом. Хотя, стоит признать, я ею долгое время гордился. Никому не показывал, но гордился. Потом случился небольшой скандал, и… В общем, после того, как Терренс зачитал текст моей истории с присущим ему сарказмом, комментируя едва ли не каждое предложение, сочинять ещё что-то мне расхотелось. Да и, откровенно говоря, это был всего лишь эксперимент. Не призвание, не желание поделиться с миром своими размышлениями, а способ убить скуку. Если в нескольких словах, то текст был кошмарен, я жажду его забыть, но, увы, рукописи не горят, – произнёс Мартин, присаживаясь на край кровати и поправляя одеяло.

– А я бы почитал.

– Смех продлевает жизнь, да?

– Нет. Просто некоторые идеи как хорошее вино. Им нужно вызревать, – пояснил Кэндис. – Если не получилось в первый раз, то во второй может выйти что-то такое, созвучное с моим именем.

– Конфетка?

– Точно, она. И вариантов море найдётся, от детской сказки до эпичного фэнтези.

– Может быть, однажды я наберусь храбрости и перескажу тебе этот ужас в подробностях, – пообещал Мартин. – Но, пожалуй, пройдёт немало времени, прежде чем я открою рот.

– Это лучше, чем ничего. Ловлю на слове, господин директор.

– Считай, что поймал. Спокойной ночи.

– И доброго утра, Мар-тин, – Кэндис, удовлетворившись своей маленькой победой, улыбнулся и прикрыл глаза. – Это актуальнее.

К Мартину сон никак не приходил. Его отгоняла злость, по-прежнему царившая в душе. Она не угасла ни на мгновение, просто тихо тлела, чтобы затем вновь вспыхнуть с новой силой.

Пролежав на кровати определённое время, бесцельно проглядев в потолок, Мартин понял, что должен сначала разобраться с проблемами, а потом уже, расставив все точки над нужными буквами, получать заслуженную награду в виде крепкого и здорового сна.

Плотно притворив дверь, Мартин вернулся в гостиную. Покрутил в руках телефон. Следовало поговорить с Альфредом Брайтом, и Мартин не собирался откладывать реализацию этого решения в долгий ящик. Всего-то и нужно: набрать номер и дождаться ответа.

Теперь бессмысленно было оставаться в тени.

Фотографии раскрыли его личность, и Мартин понимал, что Альфред так это не оставит. Он не будет молчать, если только не усмотрит в сохранении тайны определённую выгоду для себя.

Ждать Альфред не заставил.

Ответил почти сразу, словно давно и страстно жаждал этого разговора, и Мартин разочаровал его, не позвонив вечером, а отложив всё до утра.

Впрочем, давно известна истина. Утро вечера мудренее. Не пороть горячку, а обдумать всё, как следует, и принять взрослое решение. Не стоит импульсивно ломать и крушить всё вокруг. В худших подростковых традициях.

Несмотря на раннее время, голос звучал довольно бодро и подчёркнуто сдержанно. Пока. Мартин иллюзий не питал и не думал, что вся их беседа пройдёт в подобном ключе, когда оба участника переговоров отличаются взаимной вежливостью и не пытаются задеть посильнее словами. Он ждал обратного результата, раз уж пикировка – единственное, что им осталось, а драка попала под запрет.

– Я так понимаю, любовник моего сына, – произнёс Альфред. – Не скажу, что приятно познакомиться, но рано или поздно мы должны были поговорить, независимо от того, хочется нам этого или нет. Если вещи, которые приходится делать против воли, а попытка уйти от них – всё равно, что трусость.

– Мы были знакомы и прежде.

– Разумеется, были, мистер Уилзи. Но до недавнего времени я знал вас в ином качестве. Теперь, когда мне стали доступные секретные материалы, общение стало менее приятным, но жить можно. Если мне не изменяет память, не так давно вы планировали заключить брак с Беатрис Кингстон. О помолвке официально не объявляли, но в обществе постоянно говорили о вашей свадьбе. Увы, сорвалось. Каким же ветром вас занесло к тем, кто обучается в вашей академии? Искали утешения после расставания с красавицей-невестой?

– Вы проявляете слишком активный интерес к жизни посторонних людей, – произнёс Мартин, выходя на балкон.

В воздухе веяло прохладой, но Мартин не торопился возвращаться. На самом деле, просто не хотел, чтобы Кэндис стал свидетелем этого разговора.

– Мне интересны все, с кем приходится пересекаться. Отдать сына в учебное заведение, не поинтересовавшись историей и его руководством – весьма рискованный шаг. Если бы не недавние фотографии, поступившие ко мне из источника, называть который я не намерен, так и оставался бы в счастливом неведении о природе отношений директора с некоторыми учениками. Это, определённо, портит сложившееся впечатление.

– Мне жаль, – иронично заметил Мартин.

Альфред иронии не заметил, скорее всего, поскольку продолжал упиваться собственным величием и осознанием, кто, на самом деле, является хозяином положения.

– Но, между тем, я не виню в случившемся вас, мистер Уилзи. Наверное, мне следовало бы возложить всю ответственность на вас, как на более зрелую, нежели Кэндис, личность. Однако так получилось, что я придерживаюсь иной теории. Если сука сама не даст повода, на неё никто не обратит внимания. Есть какое-то устойчивое выражение на этот счёт, но мне крайне лень его вспоминать. Суть в том, что сложившаяся ситуация предельно ясна для меня, и нет сомнений, кто именно является сукой, отчаянно липнущей и предлагающей свои услуги.

– Вы так категоричны в своих суждениях. И слишком узко мыслите. Оскорбления не красят того человека, что их произносит, тем более, когда они необоснованны. Кроме того, он, прежде всего, ваш сын.

– Мой сын… – задумчиво протянул Альфред. – Сомнительная радость, знаете ли. С недавних пор предпочитаю думать, что это какая-то ошибка в документах, и Реджина нагуляла его где-то на стороне.

– Вот только тест на отцовство покажет обратный результат.

– К сожалению, – Альфред вздохнул.

Притворно, будто насмехаясь над собеседником.

В отличие от Реджины, вспыхивающей моментально, он был типичным манипулятором, тем самым, что жаждет вывести другого человека на скандал, а потом посмеяться, поняв, что задумка реализована успешно.

С блеском, и никак иначе.

Сейчас медленно, но верно он пытался пополнить свой театр марионеток ещё одной куклой. Протягивал ниточки, готовясь опутать ими, а потом дёргать в своё удовольствие. Довести Мартина до точки кипения, дождаться оскорблений и оборвать разговор, чтобы потом, не сомневаясь ни секунды в правильности собственных поступков, подкинуть обществу сенсацию и наслаждаться произведённым эффектом.

Вы сами упустили свой шанс, мистер Уилзи. Ваша невоздержанность тому виной.

– Он мог последовать моим советам. Уехать в Манчестер, вступить в брак и жить счастливо…

– Испортив жизнь не только себе, но и супруге?

– Вы категоричны, мистер Уилзи.

– Но это правда. Манчестер и этот брак нужен был вам, а не ему.

– Откуда ему знать, чего он хочет?

– Сколько лет должно быть человеку, чтобы вы признали его право на самоопределение во всех сферах жизни?

– Зависит от человека.

– Ну да. Только мне почему-то кажется, что вы всегда и всё будете решать за своих детей, навязывая им собственное мнение. Им исполнится двадцать, тридцать, сорок, а вы продолжите открывать перед ними ненужные двери и заталкивать туда силой.

– Я знаю, как им будет лучше.

– Да ни черта вы не знаете, мистер Брайт.

– Почему вы так в этом уверены?

– Ещё одна отличительная особенность вашего характера. Категоричность, которая не подразумевает альтернативных вариантов. Есть лишь одно верное мнение, и оно ваше. Не так ли? – на удивление спокойно, без нарочитого сарказма произнёс Мартин. – Вряд ли в дальнейшем сумеете пересмотреть своё отношение к жизни, тем самым поломаете ещё несколько судеб. Сколько их там? Одна? Две? Хотя, ещё не вечер. Может, ещё пару наследников заведёте.

– В любом случае, Кэндиса среди них уже не будет. Если только он не одумается и не вернётся домой.

– Он не вернётся, – ответил Мартин.

Утверждение, сделанное с максимальной уверенностью, ни единого повода для сомнений. Мартин знал, что так всё и будет.

– Теперь вы следуете моему примеру, мистер Уилзи. Тоже принимаете решение за других людей.

– Вы так в этом уверены? Возможно, я лишь озвучиваю то, к чему мы пришли в результате обсуждения.

– Значит, я не ошибся, и Кэндис действительно ночевал у вас. Потребовали оплату за ночлег или сжалились и так пустили?

– Не унижайте себя подобными высказываниями. Они не делают вам чести.

– В ваших глазах? Не такая большая потеря.

Альфред продолжал свою игру, не сбиваясь с намеченного курса. Старательно унижал сына и, надо сказать, получалось у него отменно. Столько грязи в каждом слове, намеке или полунамеке, оскорбление без употребления мата. Что может быть более искусным способом втоптать человека в грязь? Правильно, ничего. Блестящее решение. Только аплодисментов не хватает.

– Я хочу получить на руки все его личные вещи, – произнёс Мартин, переходя к сути разговора. – Это возможно?

– Светская беседа закончилась, пошли требования и условия?

– Считайте так, если вам угодно.

– Люблю деловой подход, уважаю людей, которые сразу обозначают свои интересы, а не ходят вокруг да около.

– Это можно считать согласием?

– Почти. Вы мне симпатичны, так что переговоры только начинаются. Кому-нибудь другому я бы отказал, не раздумывая, но…

– Что?

– В случае с вами, есть вещи, которые меня забавляют.

– Например?

– Вы уже знаете о моей определённой страсти. Любопытство – грех, но, что поделать. Грешен. Признаю. Люблю сунуть нос в чужую жизнь и поискать там парочку дурно пахнущих секретов. У вашей семьи они не такие уж грязные, в какой-то мере, даже благородные. Уилзи так милосердны, что периодически подбирают брошенных котят и тащат их, блохастых и никому не нужных, к себе домой. Иногда из этих котят даже получается толк. Например, зубастенькие адвокаты, которые, несмотря на свою молодость, способны дать фору и более маститым коллегам.

Услышав это высказывание, Мартин криво усмехнулся. Стоило только услышать фразу о котятах, и он сразу понял, кого обозначили данным словом. После слов о зубастых адвокатах, сомнений не осталось вовсе.