Текст книги "Призрак Проститутки"

Автор книги: Норман Мейлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 89 страниц)

„Уйди-ка отсюда. Мы только все ухудшаем“.»

«Я не уйду, – сказал обладатель злого голоса. – Революция дает мне такое же право быть здесь, как и тебе».

«Они продолжали препираться, – продолжил свой рассказ Артиме, – и наконец злыдень ушел. Тогда более мягкий сказал: „Он совсем голову потерял, потому что его брата убили в Хироне“.»

«А был такой момент, когда вы чувствовали, что не выдержите?» – спросил Хант.

«Не было, – ответил Артиме. – Я не видел возможности выжить, потому и не сдавался. – Он кивнул. – На третий день меня перевели в камеру и ко мне пришел человек по имени Рамиро Вальдес из разведки Кастро».

Вальдеса, казалось, озаботило то, как выглядел Артиме, особенно следы ожогов от сигарет.

«Кто вел ваш допрос? – спросил он. – Мы им всыплем хорошенько. Революции нужны революционеры, а не фанатики. Пожалуйста, опишите мне их, Мануэль».

«Начальник, я же не видел их лиц. Давайте забудем об этом».

«А мне хотелось бы вытащить за ушко да на солнышко этих сукиных сынов», – хриплым голосом произнес Хант.

«Да нет, – сказал Артиме, – я не верил Вальдесу. Я понимал, что он хочет установить со мной хорошие отношения. А уже тогда начнет настоящий разговор. Но я был неподходящим для этого человеком. Меня сильнее заботило внутреннее состояние моего духа, чем то, что я в плену. Я чувствовал, что Бог испытывает Мануэля Артиме. Если я пройду его испытания, Куба будет более достойна освобождения».

«И какое же испытание было самым трудным?» – спросил я.

Он кивнул, как бы одобряя вопрос.

«Вальдес приказал принести в мою камеру хороший ужин. Принесли цыпленка с рисом и черной фасолью. А я уже забыл и думать про еду. Такой вкусной пищи я никогда не ел, и на какой-то момент почувствовал, что хочу жить. Жизнь предстала передо мной во всей своей красоте. И я подумал, какой простой и сладостной жизнью живет в сарае курица, которая устроила мне такой пир. А потом я сказал себе: „Нет, я же подвергаюсь испытанию“, и уже не испытывал нежности к белому мясу куриной грудки. Внезапно в голове мелькнула мысль: „У меня же бессмертная душа, а у этого цыпленка – нет. Это дьявол искушает меня“.»

Более серьезное испытание выпало на долю Артиме через год, когда уже состоялся суд и он ждал приговора. К этому времени он уже привык к тому, что жив, существует, и вдруг ему пришло в голову, что его заявление в суде об отказе сотрудничать может повлечь за собой смертный приговор.

«В этот момент я понял, что у меня никогда не будет сына. А это печальная мысль для кубинца. Человек, не выполнивший своего предназначения, не готов расстаться с жизнью. И я попросил у стражника карандаш и бумагу. Я решил написать то, что скажу перед расстрелом. Сосредоточившись на этом, я, возможно, сумею заглушить в себе искушение, каким была жажда жизни. Итак, я решил сказать моим палачам: „Я прощаю вас. И напоминаю вам: Бог есть. Его присутствие позволяет мне умереть, любя вас. Да здравствует Христос, король королей. Да здравствует свободная Куба“. Это помогло мне забыть об искушении».

Вскоре его посетил Фидель Кастро. По словам Артиме, Кастро приехал в тюрьму в два часа ночи через шесть дней после суда и разбудил Пене Сан-Романа, который поднялся с койки, зевнул Фиделю в лицо и стал перед ним в нижнем белье.

«Что вы за люди? – сказал Кастро. – Я не могу вас понять. Вы верите североамериканцам. Они превращают наших женщин в проституток, а наших политических деятелей – в гангстеров. Что было бы, если бы ваша сторона победила? Здесь были бы американцы. И мы жили бы в надежде, что они почаще будут ездить на Кубу, а мы научим их трахаться».

«Я скорее буду иметь дело с американцем, чем с русским», – ответил ему Сан-Роман.

«А я призываю вас не губить свою жизнь. Вы нужны революции. Мы дрались против вас, так что знаем, сколько в Бригаде мужественных людей».

«Почему же вы не сказали этого на суде? – спросил Пепе Сан-Роман. – Вы называли нас червями. А сейчас разбудили меня и сообщаете, что мы люди храбрые. Почему бы вам не уйти? Хватит уж».

«Хватит? Господи, я даже думаю, хотите ли вы жить».

«Кое в чем мы с вами согласны. Мы не хотим жить. Мной поиграли Соединенные Штаты, теперь вы хотите поиграть. Убейте нас, но перестаньте нами играть».

Кастро вышел. Камера Артиме находилась рядом. Увидев Кастро в проеме двери, Мануэль решил, что лидер-максималист явился на его казнь.

«Ты решил наконец нанести мне визит, чтобы выставить меня в дураках перед твоими людьми?» – спросил Артиме.

«Нет, – ответил Кастро. – Я не приходил к тебе только потому, что знал, насколько ты слаб после болот. Пожалуйста, не думай, что я хочу посмеяться над тобой. Я просто хочу спросить, как ты сейчас».

«Отлично. Но не в таком хорошем состоянии, как ты. Погрузнел ты с тех пор, как мы были в горах».

Кастро улыбнулся.

«В нашей революции пока еще не все одинаково едят. Чико, я пришел спросить, чего ты ждешь».

«Смерти».

«Смерти? Ты так понимаешь революцию? Мы, наоборот, пришли сюда, чтобы выяснить потенциальные возможности обеих сторон. Ваша сторона хочет улучшить условия жизни тех, кто уже много имеет. Моя сторона надеется улучшить участь тех, у кого ничего нет. У моей стороны, я бы сказал, более христианские цели, чем у твоей. Какая потеря для коммунистов, что ты не с нами».

«А какая жалость, что ты не демократ».

«Артиме, я сейчас докажу тебе, что ты не прав. Видишь ли, мы не собираемся тебя убивать. Учитывая обстоятельства, это очень демократично. Мы знаем, существует мнение, что мы должны быть уничтожены, – ну и пусть существует. Скажи мне, что это не великодушно. Революция дарит вам жизнь. Вы могли быть приговорены к тридцати годам тюрьмы, но вы не отсидите свой срок. Раз американцы так вас ценят, мы готовы отдать вас за выкуп. Через четыре месяца никого из вас здесь не будет».

Ну, как мы знаем, на это ушло восемь месяцев.

К концу нашего вечера Артиме перешел к другой теме.

«Мы еще должны начать настоящую борьбу», – сказал он нам с Ховардом.

«Вы еще не готовы быстро начать новую акцию», – возразил Ховард.

«Физически мы еще не оправились, это верно. Но мы скоро будем готовы. Мне жаль того, кто полагает, что сумеет нас остановить».

«Джек Кеннеди может вас остановить, – сказал Хант. – Он считает, надо действовать сразу с двух направлений. Предупреждаю вас, Мануэль, до меня дошли слухи, что Белый дом готов заключить сделку с Кастро».

«Сатана – это человек, у которого голова посажена задом наперед», – сказал Артиме.

Хант кивнул с глубокомысленным видом.

«Улыбчивый Джек», – произнес он.

Хант изменился, Киттредж. В нем всегда кипела злость – наполовину против коммунистов, а наполовину против того, что его достижения остаются непризнанными. Теперь же ненависть прорывается у него сквозь неизменную любезность. И когда это происходит, впечатление создается пренеприятное. Хант не должен показывать такую сторону своей натуры.

«Многие из нас, – заметил Артиме, – не имеют четкого представления о братьях Кеннеди. К примеру, на прошлой неделе братец Бобби взял меня с собой на лыжную прогулку. Не могу сказать, чтобы он мне не нравился. Когда он увидел, что я не умею кататься на лыжах, но готов съехать с любого склона и съезжал, пока не свалился, он смеялся до упаду и сказал: „Вот теперь я видел огонь на льду“.»

«Кеннеди умеют очаровывать тех, кого хотят перетянуть на свою сторону», – сказал Хант.

«Со всем уважением, дон Эдуарде, должен сказать, я верю, что брат президента серьезен относительно Кубы. Он говорит, что у него есть новые планы и он хочет, чтобы я возглавил их осуществление».

Хант сказал: «Я бы порекомендовал вам развивать собственную операцию. Когда у вас появятся частные спонсоры и вы избавитесь от опеки правительства, я знаю людей, которые помогут вам куда больше, чем если вы будете действовать на поводу у Кеннеди».

Артиме сказал: «Не люблю сложностей. Я слышал, как президент заявил:

„Настанет день, когда этот флаг возвратится в свободную Гавану“. Для меня это звучит как абсолютная поддержка нашего дела».

Хант улыбнулся. Отхлебнул из стакана.

«Я повторяю ваши слова. Сатана – это человек, у которого голова посажена задом наперед».

Артиме вздохнул.

«Не стану делать вид, будто у моих людей единое мнение насчет братьев Кеннеди».

«Я слышал, некоторые из вас не хотели вручать флаг Бригады Кеннеди».

«Мы по этому вопросу разделились. Это правда. Я сам не был уверен, что это правильно, – сказал Артиме. – Должен признаться, теперь, после того как Бобби взял меня с собой кататься на лыжах, я больше люблю эту семью».

«В самом деле? – спросил Хант. – А флаг, что вы вручили Джеку, – это был оригинал или копия?»

Вид у Артиме был самый несчастный. Он бросил на меня взгляд, но Хант повел рукой, как бы давая понять: «Все в порядке. Он из наших». Это меня удивило. Хант не из тех, кто безоглядно доверяет столь далекому от всех этих дел человеку, как я.

«Так это была копия?» – не отступался он.

Артиме наклонил голову.

«Мы пошли на компромисс. Сделали дубликат флага. И президенту Кеннеди вручили подложный. Я не рад такому обману. Часть той силы, которой мы наделили наш флаг, может теперь исчезнуть».

Хант был на удивление доволен таким ответом. И сейчас, по-моему, я понимаю почему. Поскольку это было рассказано ему не конфиденциально, а при мне, он считал, что может теперь поделиться новостью с другими. Киттредж, мои чувства к Джеку едва ли можно назвать устоявшимися, но от враждебности Ханта мне просто не по себе.

Ночью мне приснился необыкновенный сон, в котором Фидель Кастро и Мануэль Артиме вступили в спор. Артиме сказал: «Ты, Кастро, не понимаешь характера веры. Я здесь не для того, чтоб защищать богачей. Но я должен сострадать им, ибо Господь не простит им алчности. Господь бережет особое милосердие для бедняков. На небесах несправедливость восстанавливается. Ты, Фидель, утверждаешь, что стараешься ради бедняков, но ты же совершаешь убийства их именем. Ты скрепляешь свою революцию кровью. Ты ослепляешь бедняков материальными благами и тем самым затемняешь их видение Бога».

«Chico, – ответил Кастро, – совершенно ясно, что мы придерживаемся противоположных точек зрения. Один из нас должен быть не прав. Следовательно, давай рассмотрим твою точку зрения, исходя из такого предположения. Если я не прав, то все люди, которым я причинил зло, будут, безусловно, хорошо приняты на небесах. Если же, Артиме, с другой стороны, Бога, который наказывает богатых и неправедных в последующей жизни, не существует, что ты скажешь по поводу всех наших крестьян, которых убили ваши солдаты? Ты убил их по дороге в Хирон из страха, что коммунизм может преуспеть на Кубе. В этом случае твои солдаты погубили не только свои жизни, но и жизни наших людей. Так что, Мануэль, выбирай-ка мой путь. Тогда, рассуждая логически, кто бы из нас ни оказался прав, ты будешь лучше выглядеть».

Сон этот, Киттредж, закончился прелюбопытным образом. Внезапно прогремел голос Билла Харви: «Оба вы ошибаетесь. Справедливости не существует. Существует только Игра». И последние два слова звучали в моих ушах, пока я не проснулся.

Есть у вас какие-нибудь новости о Бешеном Билле? По распространившемуся здесь слуху его выперли – или выдворили? – резидентом в Италию.

Всегда ваш

Гарри.

25

15 февраля 1962 года

Дорогой мой Гарри!

Неудивительно, что вам приснился Билл Харви, так как он был в центре внимания. Директор Маккоун, как вам известно, готов был выбросить Билла из управления, но его спас Дик Хелмс. Пожалуй, Хелмс самый холодный человек изо всех, кого я знаю, но он верен своим людям, и на практике это может заменять сострадание. Так или иначе он сыграл на многих струнах, чтобы удержать Маккоуна от немедленной расправы с Харви: сказал, как обрадуются КГБ и кастровская разведка, если Харви вынужден будет подать в отставку, а потом как это отразится на младших офицерах, которые после этого побоятся проявлять инициативу. Стремясь ублаготворить душу Маккоуна, как и его ум, Хелмс принялся нажимать на то, под каким стрессом работают старшие офицеры и как накапливается стресс на протяжении карьеры, к тому же требующей личных финансовых жертв. В конце концов Маккоун, который, прослужив долгие годы в корпорации «Бехтел», я уверена, богат, как Мидас, согласился смягчить приговор и отправить Харви в отпуск. Тогда Дик велел Харви залечь поглубже на месяц, зная, что он будет восстановлен и получит соответствующее назначение, как только Маккоун куда-нибудь уедет. А наш новый директор обожает отправляться вместе с новоиспеченной супругой в дальние странствия и объезжать заморские резидентуры. Там его принимают по меньшей мере как магараджу. Ему предоставляют номер люкс в лучшем отеле, он все семь дней недели играет в гольф, слушает то, что ему хочется услышать от сотрудников резидентуры (он ведь может теперь почивать на лаврах), оставляя мелкие детали Хелмсу. Настоящий лис в курятнике! Словом, управлением руководит Хелмс (в этом ему замечательно помогает Хью), но настолько втихую, что, я уверена, слух об этом еще не достиг вас и других младших офицеров. Харви, согласно обещанию Хелмса, вернулся в Лэнгли еще до Рождества и был посажен в темном уголке Итальянского сектора. Там он пробудет, пока не усвоит элементарные вещи относительно своего нового поста, а он станет (как только Маккоун отправится снова в Африку, Азию или Австралию) шефом резидентуры в Риме. Это едва ли можно сравнить с шефом отдела Советской России, но, учитывая обстоятельства, жалоб быть не должно.

Хью, однако, крайне расстроен тем, что Харви уедет. Я поступаю в высшей степени неблагоразумно, но у меня в руках невероятная сенсация, которой я должна поделиться с вами. Со времени ракетного кризиса я все пыталась угадать, почему Хью так рвется защищать Харви. Хью всегда с трудом переносил Бешеного Билла. К примеру, Толстяк упорно называет Хью на совещаниях Монти, и это лишь самый скромный образчик того, как они подкусывают друг друга. Я не знаю подробностей, знаю только, что Хью имеет над Харви какую-то власть: когда дело доходит до окончательного выяснения отношений, Билл всегда отступает. Корни этого по-прежнему остаются мне неизвестны, но недавно я узнала, что Бешеный Билл поистине бесценен для моего Монтегю. В качестве частичной расплаты по договоренности между мной и Хью, которая выражается в том, что несчастной Киттредж раз в сезон рассказывается нечто новое и особенное (примерно так, как другого рода женщине дарят шубку ко дню рождения), Хью время от времени бросает мне королевский кусок. В последний раз это было просто чудо. Знаете ли вы, Гарри, что человеком, который снабдил Хью всеми этими записями разговоров Модены и К°, был не кто иной, как Харви? Оказывается, давний знакомый, занимающий хорошее положение в ФБР, готов снабжать Толстяка первоклассным материалом. А тот передает его только Хью. Естественно, весть о том, что Бешеный Билл отбывает в Рим, вывела Хью из себя, но, зная моего мужа, я уверена, что он уже придумал, как проложить путь для новой подземки.

Потрясающее известие, верно? Билл уже несколько лет снабжает Хью самыми секретными материалами ФБР. Гарри, отнеситесь к этому серьезно. Меня уже пробирает дрожь от того, что я предала это бумаге.

Знаете, я задаюсь вопросом: почему я предаю Хью? Ответом, по-видимому, может служить то, что я боюсь поступить еще более предательски. Мне кажется, я сродни приговоренному убийце, который, когда его спросили, зачем он убил двух милых старушек, живших по соседству, ответил: «Мне не хотелось резать на куски трех маленьких девочек, которые живут по другую сторону от меня». Вы со мной не согласны, что человек совершает какой-то неблаговидный поступок, чтобы не наделать большей беды? «Моя вера запрещает самоубийство, – объявляет алкоголик, – поэтому сегодня я выпью всего одну кварту». Тем не менее у меня такое чувство, что мой поступок вызовет гнев в местах, которые я не смею назвать.

– Ну, словом, теперь, отправляясь в Рим, Харви решил – поверите ли? – отряхнуть прах прошлого со своих ног. Он устроил прощальный ужин с Джонни Розелли в публичном месте, и ФБР записало все на пленку. Как мы об этом узнали? Да потому что запись немедленно пришла к Биллу Харви от его источника в бюро. Толстяка это настолько потрясло, что он понес ее Хью для совета. Как, должно быть, он был обозлен! Хью порекомендовал ему немедленно встретиться со своим хорошо информированным источником. В следующие двадцать четыре часа Харви отправился на восточное побережье Мэриленда для встречи с человеком из ФБР в каком-то уединенном лодочном сарае для рыболовов, где они взяли лодку и отъехали подальше от берега, чтобы быть уверенными, что никто не подслушает их. И в одной из бухточек Чесапикского залива Харви убедил своего дружка из ФБР уничтожить запись. Источник под конец согласился не отправлять пленку на фэбээровскую дробилку – шаг, потенциально опасный для источника, но если бы он этого не сделал, судьба Билла Харви в прошлую неделю уже лежала бы перед Маккоуном. При условии, конечно, что Эдгар пошел бы этой картой, а не придержал бы ее. А потом, разве можно заснуть, когда у Будды в руках твоя карта?

Хотели бы вы познакомиться с записью этого разговора? Скоро я удовлетворю ваше любопытство. Ужин с Розелли состоялся в Майами, в ресторане под названием «Серые крабы Джо». Звук на пленке, однако, плывет не только из-за шума в ресторане и чертовски тихого голоса Билла Харви, но и из-за электронных помех во второй половине. Наиболее важные куски неясны. Вы так хорошо знаете теперь Билла, что я намерена просить вас попытаться воссоздать пропущенные высказывания. По всей вероятности, говорит Хью, Харви и Розелли просто изливали друг другу душу на общую для обоих тему, но Oberhofmeister[206] хочет знать все досконально, а я, откровенно признаюсь, не способна восполнить пробелы.

Не присылайте трактата. Никаких сносок с альтернативными вариантами. Это я сама могу сделать. Снабдите меня вашим представлением о том, что могло быть сказано. Я просто хочу быть уверена в том, что это была пьяная болтовня, а не подготовка новой мошеннической операции. Пятьдесят на пятьдесят, что у Харви поехала крыша.

Хелмс тем не менее готовит его к Риму. «Эта резидентура больше не играет решающей роли», – сказал Хелмс Хью. Хью, хотя и нехотя, будет поддерживать Харви, но сначала дайте мне вашу версию полного текста.

С приветом

Киттредж.

2 марта 1963 года

Дорогая моя Киттредж.

Я выкинул все, не имеющее к делу отношения: заказы выпивки, пустую болтовню, пьяный бормот. Я также поставил скобки там, где вписывал свой текст. Главным образом – в конце. Должен сказать, что большая часть моих вставок близка к тому, что говорилось. Вообще я подивился тому, насколько хорошо знаю синтаксис Билла Харви.

«Розелли. Бюро не может тут нас подслушать?

Харви. Если у них есть снайперский микрофон, берущий на большое расстояние, то может.

Розелли. А откуда тебе известно, что у них такого нет?

Харви. А пошли они. Я пью и отдыхаю.

Розелли. В такое-то время они как раз и подслушивают.

Харви. Да кто нас сможет записать в таком шуме? Если у тебя есть что сказать – говори.

Розелли. Ты ведь полицейский. Ты можешь меня подставить.

Харви. Хочешь стать чистеньким?

Розелли. Эй, ты мне нравишься. Я бы мог даже полюбить тебя, Билл ОʼБрайен, если бы с тобой можно было ладить. Только давай посмотрим правде в лицо. Не можешь ты меня очистить.

Харви. Я бы мог пристрелить тебя между глаз.

Розелли. Мы все ждем, когда ты кого-нибудь пристрелишь.

Харви. Жду своего часа. Ты знаешь, сколько у меня всего в голове?

Розелли. Нет.

Харви. Как у Мейера Лански. Столько же, как у Мейера Лански.

Розелли. Такого не может быть. У Эйнштейна не такая голова, как у Мейера.

Харви. И все равно у меня в мозгу крутится добрая половина того, чем занято американское правительство.

Розелли. Угу. Половина того, на чем сидит Дядя Сэм.

Харви. Вот тут для разнообразия ты прав.

Розелли. И на том спасибо.

Харви. Ты мужик храбрый.

Розелли. Сейчас встану навытяжку.

Харви. Вот как? Ну-ка ответь: почему ты не выполнил наше маленькое задание?

Розелли. Если я скажу, ты все равно не поверишь.

Харви. Мне не хотелось бы думать, (что ты струсил).

Розелли. Ты говоришь это мне? Возьми свои слова назад, (не то мы не будем ужинать) вместе.

Харви. А я говорю, давай поужинаем.

Розелли. Я соглашусь, считая, что это твой способ взять свои слова назад.

Харви. Как поживает Сэмми Дж.?

Розелли. Трахается с классной девчонкой по имени Модена Мэрфи, а заодно гуляет с Филлис Макгуайр – он предложил ей выйти за него.

Харви. А эта девка Мэрфи по-прежнему связана с Сэмом?

Розелли. Она тихонько взбрендивает.

Харви. И это все, что ты можешь выложить про Джанкану?

Розелли. За исключением нескольких деталей.

Харви. Деталей?

Розелли. Худо ему сейчас.

Харви. Худо?

Розелли. Ну, ФБР достало Сэмми. Не могу не отдать им должное на поле для гольфа. Злокозненные мерзавцы. Выдам тебе секрет, который вовсе не является секретом. Сэмми Дж. ни черта не умеет играть в гольф. Он берет с собой парочку тяжеловесов, которые гарантированно проиграют, как бы плохо Сэмми ни играл. (Он никогда не выходит на поле с настоящими игроками.) Таким образом Сэмми забывает, что никакой он не игрок в гольф. А вчера федералы стали вокруг поля, дожидаясь, когда он положит мяч в лунку. А он все промахивается. Федералы так и попадали со смеху. „Эй, Сэмми, – говорят, – мы слышали, шпионы выдали тебе значок. Покажи нам твой значочек. Покажи нам твой, а мы тебе покажем наш. Да ну же, продемонстрируй, – говорят, – твою цэрэушную штучку. Мы ей честь отдадим“. Сэм чуть не рехнулся. Рано или поздно он умрет от инсульта.

Харви. Откуда тебе это известно?

Розелли. Ты считаешь, его тяжеловесы еще и тяжелодумы и не могут говорить?

Харви. Ты что же, хочешь сказать, что даже его ублюдки не любят Сэма?

Розелли. Он путаник. Больной малый. В Вегасе был один мужик в казино, который крепко надувал Сэма. Управляющий, которому следовало бы лучше разбираться в делах. За такие штуки положена смерть. А Сэм говорит: „Пусть это будет примером, который никто не забудет. Убейте мерзавца и его жену“. Что и сделали. Сэм нехороший мужик. Я бы назвал его предателем. Он подкупил домашнего детектива, чтобы тот забил статикой подслушивающие устройства.

Харви. Это ты не сможешь доказать.

Розелли. Слушай, я хотел, чтобы прошел Никсон. Сэм хотел Кеннеди. Будь у него в голове мозги, а не труха, он поддерживал бы Никсона. Но нет, Сэм хотел, чтобы Кеннеди отвинтили ему башку.

Харви. А я всегда считал, что вы с Сэмом вместе работаете в Вегасе.

Розелли. Зачем же мне самому себе отрубать член? (Знаешь, что я) потерял в тот день в Вегасе? Американское гражданство. С девяти лет я ни одного дня не имел законных документов.

Харви. Я слышу звуки скрипок.

Розелли. Ты закрыт для пристойных чувств. Ты видишь во мне хулигана и потому не можешь понять. А я готов умереть за свою страну. Я патриот.

Харви. Успокойся. (Мне безразлично, кто) ты. (У меня самого, возможно,) криминальные наклонности.

Розелли. Ты рехнулся. Ты человек неподкупный.

Харви. Правильно. Ни разу ничего такого себе не позволил. По части денег. И по одной причине. Запомни как следует. Я мог бы быть на вашей стороне. Но я просто этого себе не позволил. Потому как если бы я пошел по этому пути, Мейер Лански был бы сейчас мелочью. Я был бы самым богатым человеком в мире.

Розелли. Никогда не поздно вскочить на борт.

Харви. Ты недостаточно крупная птица для осуществления моей идеи.

Розелли. Люблю людей, которые болтают попусту.

Харви. Подожди, пока мы как следует (напьемся. Тогда) я тебе скажу.

Розелли. А мы уже как следует напились.

Харви. Будь здоров.

Розелли. Так какая же у тебя есть мысль? Расскажи насчет большого дела, дядюшка Билл.

Харви. Вегас. Хочу произвести налет в Вегасе.

Розелли. Тогда ты покойник. Назови мне хоть одно заведение в городе, к которому можно было бы подступиться.

Харви. Двум бандитам, конечно, не подступиться. Или трем ковбоям. Но никто никогда над этим не задумывался. Я же не говорю – разгромить (какое-то заведение). Я говорю обо всем городе. Провести операцию, как в пустыне. Высадить (небольшую армию). Пять самолетов. На них прилетят три сотни (человек. Парочка) танков. Легкая артиллерия.

Розелли. Роскошный мужик. Вот чертов полицейский! Совсем рехнулся.

Харви. Ты берешь аэропорт. Сажаешь человека в диспетчерскую башню. Направляешь все самолеты в Прескотт, в Феникс. Реквизируешь запаркованные машины, (которые могут тебе понадобиться). Проникаешь (в город, отключаешь) телефоны, ТВ, радио. Окружаешь полицейские (участки, Вегас – это все равно как) искусственное сердце, лежащее на столе. Надо только (овладеть) проводами, которые питают его.

Розелли. Твои гребаные мозги выдают черт знает какие роскошные идеи. И кто же будет в этой твоей чертовой армии?

Харви. Кубинцы. Возьми любых пять сотен человек, которые сидят сейчас в Никарагуа, обучи их, чтоб они были готовы совершить налет на Кастро, а потом в последний день скажи, что задание меняется – тебе нужны добровольцы для другого дела. Триста добровольцев. (Скажешь им, что Кастро) одолел мафию. И Вегас теперь платит Кастро. (Так что нам надо лишить) Кастро денежек из Лас-Вегаса. Кубинца можно в чем угодно убедить, дай только ему пострелять из базуки.

Розелли. Бойцовые петухи. Просто выщипывают друг у друга перья из хвоста.

Харви. Разведка должна быть проведена (заранее). За девяносто (минут ты) собираешь всю наличность (в городе, возвращаешься) в аэропорт вместе с ранеными, вы загружаетесь в самолеты и летите на Тихий океан, (назад), на базу в Никарагуа.

Розелли. Военно-воздушные силы сядут тебе на хвост через пятнадцать минут после того, как ты приземлишься в аэропорту.

Харви. Не верь этим сказкам. Военно-воздушные силы принадлежат правительству, а правительству, (когда оно находится в) смятении, нужно для решения двадцать четыре часа. Тысяча задниц (должны прикрыть себя, прежде чем) расстегнуть „молнию“ на ширинке.

Розелли. Хорошо, что ты неподкупный.

Харви. Правда?

Розелли. Ты маньяк. Откуда ты возьмешь деньги на это дело?

Харви. (Достаточно одного) Карлоса Марчелло, одного Сантоса Траффиканте.

Розелли. Ха-ха. А что ты станешь делать с награбленным?

Харви. Выберу роскошного парня. Натаскаю его, чтоб стал президентом.

Розелли. У тебя крыша поехала. У меня уйма хороших друзей в Вегасе.

Харви. (Скажи своим дружкам, что) охрана, которую они ставят в свои (заведения, – это просто игрушки).

Розелли. Я говорил им это и сам. Охрана, (которая нам нужна, – это люди) вроде тебя, с головой на плечах. Которые способны предчувствовать. Предвидеть крупную операцию (против твоей собственности). Неподкупные, черт бы их побрал. Выпускники Вест-Пойнта. (Я бы законтрактовал) весь выпуск. Чтобы охраняли большие (деньги), которые каждый вечер собираются там.

Харви. Arriba[207].

Розелли. Здорово ты меня этим взбудоражил.

Харви. Съезди навестить буддистского монаха.

Розелли. Какого монаха?

Харви. Да того, который облил себя бензином на прошлой неделе.

Розелли. Тот малый в облачении, который поджег себя? Священник? В Азии?

Харви. В Сайгоне.

Розелли. Правильно. Сделал из себя факел. Какой ход! Я до сих пор не могу этого малого (выбросить из головы).

Харви. Думай об этом. Вот это патриотизм.

Розелли. Пылающий шашлык.

Харви. Ну и патриот же ты.

Розелли. Это ведь прощальный ужин. Вот я и пытаюсь развеселить нас немного. Пью за твою новую работу.

Харви. Спасибо.

Розелли. Куда ты теперь направляешься?

Харви. Давай оставим.

Розелли. Правильно. Плащ и шпага. Правильно.

Харви. В Рим. ОʼБрайен станет королем морских свинок.

Розелли. Нет нужды говорить со мной в таких тонах.

Харви. Я склонен забывать, что ты морская свинка.

Розелли. Поступай как знаешь. А я буду вести счет.

Харви. Меня, приятель, засовывают во второсортный отсек.

Розелли. Я это и так понял. Ты расхаживаешь, называя людей морскими свинками, а собственную задницу прикрываешь руками, точно это оловянная чаша. Ты хочешь ограбить Вегас. Смотри, как бы тебе не стать нищим. Лучше бы ты оказал себе услугу: научился разговаривать с итальянцами, прежде чем туда ехать. Не пытайся посягать на их гордость.

Харви. Мир полон дерьма. Ты знал это? Дерьма, Рози. Давай выпьем».

Киттредж, остальная запись не представляет интереса. Надеюсь, то, что я посылаю, вам понравится. Давать оценку предоставляю вам.

В великом спехе

Гарри.

P.S. Признаюсь, я несколько огорчен тем, что Розелли сказал насчет Модены. Вам нечего прислать мне по этому поводу?

26

4 марта 1963 года

Дорогой Гарри!

Отличная работа, даже если то, что они замышляют, сведется всего лишь к разглагольствованиям. Должна сказать, я боялась, как вы воспримете то, что было сказано про Модену. Я знала, что вам это будет неприятно, а с другой стороны, вы – единственный, кто слышал высказывания этих двоих по другим поводам.

Признаюсь, я думала о Модене. Несколько недель назад Хью вручил мне новые записи разговоров между АКУСТИКОЙ и СИНЕЙ БОРОДОЙ, заметив: «У меня такое впечатление, что эти дамочки больше никого не интересуют. Однако все же взгляни».

Когда имеешь дело с Хью, никогда ни за что нельзя поручиться. Он всегда может устроить западню. Поэтому я изучила около сотни страниц болтовни между Моденой и Вилли. Поскольку все звонки исходили от Модены и звонила она, можете не сомневаться, из автомата, большая часть разговора сводилась к жалобам на то, как неудобно говорить из уличного телефона. Гарри, если вы настаиваете, я пришлю вам запись, но она не будет отличаться от моего резюме. Только я бы советовала вам выпить, прежде чем приниматься за чтение.

Модена многие месяцы не общалась с Джеком. Как вы могли понять из слов Розелли, Модена несчастна. Она много пьет. По совету Сэма она ушла из «Истерн» и живет теперь в Чикаго. Все ее расходы оплачивает Джанкана, и она ничего не делает – сидит и ждет, когда он появится в городе. Она все время жалуется на то, что толстеет, и тут же сообщает Вилли, что Сэм больше не говорит о женитьбе. Она выискивает в светской хронике упоминания о Филлис Макгуайр и устраивает скандалы Сэму. Она говорит Вилли: «Понравилось бы тебе быть Вторым Номером?» «Ты намерена уйти от него?» – спрашивает Вилли. Модена отвечает: «Я не знаю, как это сделать». Она беременна. Они с Сэмом договорились, что она сделает аборт. Но есть осложнения. Ей требуется дополнительная операция. Она считает, что Сэм сговорился с врачами, чтобы они ее изуродовали.

С другой стороны, ФБР преследует Модену. Бывают дни, когда она не выходит из дома даже на угол за сливками к кофе, так как ей кажется, что ФБР подстерегает ее. Почему она так думает? Потому что утром ей кто-то позвонил в дверь, а она не открыла. Вообще она никому не открывает, если не знает заранее, что кто-то должен прийти. Даже преданная Вилли, наверное, устала от Модены. Они сравнивают, насколько каждая пополнела. Как я и подозревала, Вилли полненькая. Среднего роста, а весит 155 фунтов. Модена на два дюйма выше, а весит 145. В разговорах проскальзывает, что да, возможно, Модена отнимает у Вилли слишком много времени.