Текст книги "Призрак Проститутки"

Автор книги: Норман Мейлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 89 страниц)

– У меня были визитеры. – сказала она, – и ты их, по всей вероятности, знаешь. Можешь приехать до того, как я напьюсь?

Как только я приехал, она принялась описывать мне встречу.

Первый заговорил Макс. Он был высокий и плотный.

– Вы Модена Мэрфи?

– Да.

– Вы в дружеских отношениях с Сэмом Джанканой?

– Кто это?

– Он также известен под именем Сэм Голд.

– Я его не знаю.

– А как насчет Сэма Флада?

Поскольку она ответила не сразу, он повторил:

– Как насчет Сэма Флада?

– Его я знаю.

– Это все тот же человек – Сэм Джанкана.

– Хорошо. Так в чем дело?

– Вам было бы интересно узнать, как Сэм Джанкана добывает средства к существованию?

– Я об этом понятия не имею.

– Он входит в десятку самых опасных разыскиваемых в Америке преступников.

– Так почему же вы его не задержите?

– Мы это и сделаем, – сказал фэбээровец по имени Роуз. Он был среднего роста, тощий, с острыми зубами. – Арестуем, как только будем к этому готовы. А пока нам нужна ваша помощь.

– Я не знаю ничего такого, что могло бы вам помочь, – сказала Модена. И увидела, как ехидно усмехнулся Макс.

– А вы принимаете подарки от Сэма? – спросил он.

– Если они к случаю и не слишком дорогие.

– А вы знаете, что у него в Лас-Вегасе есть пупсик?

– То есть?

– То есть девчонка, которая за свои услуги берет деньги, – сказал Макс. – Мистер Джанкана когда-нибудь давал вам зелененькие?

– Что-что?

– Деньги. Давал он вам деньги?

– Вы что, и меня считаете пупсиком?

– Разве не он платит за ваш номер в отеле?

– Не пора ли вам уйти?

– Только кивните, – сказал Роуз. – Вы не знакомы с Джонни Розелли, нет? А с Сантосом Траффиканте, нет? А с Тони Аккардо, известным также как Тони Тунец? Вы не встречали таких личностей, как Дрянцо, Колеса, Базука, Тони Титька?

– Не припомню. Я ведь многих встречаю.

– Никогда не встречали Тони Титьку? – переспросил Роуз. – Настоящий мужчина.

– Мне плевать, какой он. Я прошу вас уйти.

– А на что вы существуете? – спросил Макс.

– Я стюардесса.

Макс заглянул в бумажник.

– Вы платите за это жилье восемьсот долларов в месяц?

– Да.

– И мистер Джанкана никогда ничего вам не подбрасывал?

– Я уже два раза просила вас уйти.

– В этой комнате сейчас довольно много пакетов. Это подарки?

– Подарки на Рождество.

– От Джанканы?

– Два-три от него.

– Может, скажете мне, что он вам подарил?

– А вы, может, не станете лезть в чужие дела?

– Если получаете деньги или ценные подарки от Джанканы, который является преступником, это уже становится моим делом, – сказал Макс.

– Зачем такой женщине, как вы, которая, по вашим словам, сама себя содержит, связываться с грязным бандитом? – спросил Роуз.

– Я сейчас позвоню портье и попрошу местного охранника вышвырнуть вас вон.

Макс улыбнулся. И Роуз улыбнулся.

– Я попрошу их вывести вас из моего номера. Это же не ваш отель.

– Мы уходим, – сказал Макс, – но я гарантирую вам, мисс Мэрфи, что мы вернемся. А вы пока подумайте, какую дополнительную информацию могли бы нам дать.

– Да, – подтвердил Роуз, – вы нас еще увидите. – И улыбнулся. – Держитесь от греха подальше, Модена.

Как только они ушли, она позвонила Джанкане.

– Поостерегись, лапочка, – сказал Сэм, когда она стала ему все выкладывать, – телефончик у тебя может быть подпален.

– Ты можешь приехать? – спросила она.

– Это будет плохо для тебя.

– Сэм, что мне надо было им говорить?

– Ты все сказала правильно. Они хотели тебя подловить. На дохлую вонючую рыбу. Они не могут накласть, не пососав собственных ног. Они бы и задницу себе лизнули, если б смогли до нее добраться. Это на случай, если вы меня слушаете, мерзавцы!

– Сэм!

– Любимая, если эти сукины сыны снова заявятся, скажи им, что я добуду для Эдгара Гувера и Клайда Толсона места в первый ряд витрины универмага «Мейси». Идут большие перемены, вы, мешки с дерьмом! Модена, ты – королева и чиста как снег!

На этом он повесил трубку. Она сказала, что он говорил не столько для ушей ФБР, сколько для нее, но она никогда еще не слышала, чтобы он был так взволнован.

Окончив свой рассказ, она спросила:

– Ты из них?

– Из кого «из них»?

– Из компании Макса и Роуза?

– Я просто не могу поверить, что слышу от тебя такое.

– Ты с ними в сговоре. Я это знаю. В наших с тобой отношениях что-то всегда было не так.

– Если ты так считаешь, зачем же мне все это рассказывала?

– Потому что все их вопросы стучат в моей голове.

– Этому я могу поверить.

– А кроме того, они ведь все равно тебе доложат. – Она засмеялась. – Я точно знаю: ты из ФБР.

– Чем я могу убедить тебя, что это не так?

– В таком случае на кого ты работаешь? Скажи.

– Почему бы тебе не использовать свое воображение? Или его у тебя маловато?

Это была роковая фраза.

– Убирайся, – сказала она.

– Пожалуй, я так и поступлю.

– Я знала, что долго это не продлится, – сказала она, – но не знала, что конец так близок.

– Ну, ты сама нашла способ покончить со мной.

– Думаю, что да.

– И я так думаю.

К собственному удивлению, я был зол не меньше Модены.

– И не пытайся мне звонить, – сказала она.

– Едва ли я стану это делать.

– Господи, до чего же ты мне противен! Эдакий нудный петух.

Закрывая за собой дверь, я был странно спокоен. Я понятия не имел, увижу ли ее снова через день, через год или не увижу никогда, но в тот момент это не имело для меня значения. Со мной произошло то, что Киттредж называла «сменой караула». Если в нашей психике есть парламент, то он только что проголосовал против партии власти. Я считал, что мы с Моденой если и столкнемся, то не скоро. «Нудный петух» назвала она меня. Ее отец, наверно, был тем дурным колесом, которое потащило все в кювет.

35

Всю следующую неделю я страдал. Значительная часть меня не желала больше мириться ни с периодическими изменами, ни с ограниченным умом Модены, тем не менее тоска по ней нападала на меня в самое неожиданное время. Я уже больше не мог войти в ресторан рука об руку с этой красавицей.

Однако демаркационная линия все же существовала. Я не хотел, чтобы она дала о себе знать. Я даже устал гордиться тем, что она со мной, поскольку это вытесняло все остальное. Мне казалось важным снова посвятить себя работе. Ведь в ближайшие месяцы будет твориться история. Все сомнения на этот счет были отброшены телеграммой от Проститутки, которая пришла через две недели после моей телеграммы ему.

СЕРИЯ: 1/39,268,469

КАНАЛ СВЯЗИ: ЗЕНИТ – ОТКРЫТАЯ СВЯЗЬ

ПОЛУЧАТЕЛЬ: РОБЕРТ ЧАРЛЗ

ОТПРАВИТЕЛЬ: ГЛОСТЕР, 3 ЯНВАРЯ, 1961, 10.23

ТЕМА: ЭФФЕКТИВНОСТЬ

Похоже, девушки говорят с подругами откровеннее, чем с приятелями. Вскоре увидимся.

ГЛОСТЕР.

В первой половине января пришло еще одно длинное письмо от моего отца. Я не мог не восхититься его способностью находить лекарства от подавленного состояния.

12 января 1961 года

Сын!

Берегись меланхолии, издавна присущей Хаббардам. Я был сильно потрясен, прочитав вчера, что 10 января умер Дэшилл Хэмметт [167]. Когда я открыл газету с этим известием, по радио играли эту жуткую новую песенку «Пошли твистовать». Я тотчас позвонил Лиллиан Хелман, чтобы выразить свое соболезнование, – мы не разговаривали с ней лет десять, но, по-моему, она была рада услышать мой голос. Не знаю, говорил ли я тебе, но Лиллиан тоже мой давний друг. Признаю всю странность нашей дружбы, но в те дни, когда мы выпивали с Хэмметтом, до Лиллиан дошел слух, что я из «шито-крыто». Это ее ничуть не смутило. Я не из тех, кто целуется, а потом болтает об этом, тем не менее скажу, что руки мисс Хелман так и тянулись к этому тогда молодому мясу и костям. Некоторые знакомые мне казановы называли это «зовом охотничьих рогов»: ищите добрую христианку. Передам-ка я тебе, сын, рецепт от испещренного боевыми шрамами отца: найди себе еврейскую девушку с сильным характером и ярко выраженными левацкими взглядами. Для таких, как я, лучше подобных дамочек ничего быть не может.

Я тебе рассказываю эти школьные истории, чтобы объяснить природу дружбы с Хэмметтом. Он знал о моем романе с Лиллиан. По-моему, даже одобрял его. Это был самый заядлый коммунист, какого мне пришлось видеть. Дело в том, что Лиллиан по-прежнему обожала Хэмметта, но он допился до того, что уже давно утратил всякую способность к супружеским отношениям. Ну и коль скоро должны были появиться другие мужчины, так как Лиллиан – женщина неуемных аппетитов (я называл ее Екатериной Великой, что ей очень нравилось), Дэш не возражал участвовать в отборе. Он был всецело за наш роман. Однако я никогда не обманывался. Любила-то она Дэшилла. Он был бессмертен. Не как Бог, а как высохший серебристый ангел, кусок дерева, выброшенный волной на берег вечности. Трудно поверить, что его нет с нами.

Я уважал его не только как писателя, но и как человека. Он никогда не пытался вытрясти из меня литературный материал. Думаю, он с почтением относился к тому, что мы работаем под колпаком. Такое у меня впечатление, что, выпивая со мной, он достаточно поднабрался сложностей нашей закодированной работы, так что, если бы захотел, вполне мог поместить меня в свою книгу. Классный был джентльмен, и вот его нет.

Как тебе известно из моего последнего письма, меня «посадили в холодильник». По-моему, самый большой холод был около 18 декабря. Это, безусловно, испортило мне все Рождество. Но, так или иначе, мы все находились под колпаком. Восемнадцатого декабря Даллес и его любимчик, заместитель генерального директора Кейбелл, пригласили Барнса, Биссела и меня, а также офицеров, руководящих проектом, для того, чтобы обсудить кубинскую ситуацию в свете прихода Кеннеди к власти. Аллен хотел просмотреть все наши просчеты и все, в чем мы были правы, с тем, чтобы подготовиться к критике.

Последовало немало весьма удручающих сообщений. Слишком много наших сетей пришлось сворачивать. И наши попытки парашютирования были отменены. Мы использовали бывших пилотов коммерческих авиалиний «Эр Кубана», а эти парни не умеют подвести самолет к нужной точке. Они так долго летали между Майами и Гаваной, ведя машины с помощью радара, что утратили способность точечной ориентировки. Всякий раз пролетали мимо цели. Собственно, единственное точное сбрасывание произошло в тот провальный раз, когда в дело вмешался его высочество генерал Кейбелл.

Мы переправляли оружие одной группе, и Кейбелл пожелал узнать, насколько загружен самолет. Ему ответили: на одну десятую вместимости. «Это расточительство! – воскликнул Кейбелл. – Как можно посылать самолет на девять десятых пустой! Загрузите его рисом и бобами. Наша кубинская команда наверняка сумеет это использовать».

Сбрасывание должно было произойти точно в указанном месте. И получателей было слишком мало, чтобы принять груз.

«Я не желаю об этом слышать, – заявил Кейбелл. – Предупредите их заранее».

Давид Филлипс, один из наших латиноамериканских сотрудников, сказал Кейбеллу: «Генерал, я провел четыре из последних шести лет на Кубе. Рис и бобы там национальная еда. И уверяю вас, недостатка в них нет».

Кейбелл ответил: «Когда-нибудь слышал о Комиссии по ассигнованиям? Я не собираюсь отправляться в Капитолий и объяснять какому-то конгрессмену, почему мы послали самолет на девять десятых пустой. Так что загрузите рис и бобы».

Это была та единственная ночь, сын, когда наш самолет прилетел точно к цели. По радио пришло сообщение, свидетельствовавшее о таком возмущении, что оно даже было составлено по-английски: СУКИН ТЫ СЫН, НАС ЧУТЬ НЕ УБИЛО МЕШКАМИ С РИСОМ. ВЫ ТАМ ЧТО, РЕХНУЛИСЬ?

Мы все постарались, чтобы Аллен Даллес получил копию. Он вынужден держать Кейбелла в качестве своего Номера Два, так как это четырехзвездный генерал военно-воздушных сил, и Пентагон поэтому меньше к нам придирается. В приличном обществе генерала теперь называют не иначе как Рисово-Бобовый Кейбелл.

Подбавить еще дурных новостей? Морские операции проходят не менее ужасно. Береговая охрана Кастро может похвастаться высоким процентом попадания. Похоже, что их разведка заранее знает многие места нашей высадки на Кубе. Я пытаюсь добыть плавучую базу, которая могла бы оперировать в трех милях от кубинских территориальных вод. Мы могли бы оборудовать ее радаром. И тогда можно было бы посылать маленькие суденышки на берег, когда радар показывал бы, что он чист. Проблема состоит в том, чтобы быстро подготовить такое большое судно.

Теперь о первостепенных новостях. Решено, что основные силы вторжения, к твоему сведению – а я сообщаю это тебе под строжайшей тайной, – решено высадить в Тринидаде. Этот маленький городок находится на южном побережье, между Сьенфуэгосом и Сьего-де-Авила. Идеальное местоположение. Неподалеку есть горы, где можно укрыться, если дела пойдут плохо, и в то же время достаточно близко находятся две провинциальные столицы, которые при удаче можно захватить в первые два дня. Главное же: Куба в этом месте узкая, не больше семидесяти миль в ширину. Мы могли бы довольно быстро перерезать страну пополам.

Еще немножко сплетен, которые не следует повторять. В глубоком тайнике у нас запрятана одна штука. Она называется ЗедР/ОРУЖИЕ, и мне жаль, что мы не имели ее до того, как приступить к выполнению проектов Мэю. Биссел попросил Хелмса запустить это в производство, и Хелмс тотчас обратился за консультацией к твоему крестному. Кого же сэр Хью назначил отвечать за новое оружие, как не Билла Харви! Поразительно, принимая во внимание их давнюю вражду.

На данный момент кончаю. У меня сегодня выдался свободный вечер, которого я очень ждал, так что вернусь к продолжению письма завтра.

Пятница, тринадцатое

Отличный был вчера вечер. Аллену пришло в голову – Господи, до чего же я люблю этого человека, когда он в ударе, – пригласить всех новых «шишек» Кеннеди и ряд наших людей на вечер в клуб «Алиби». Он хотел убедить новую верхушку в Вашингтоне дать «зеленый свет» Кубинской операции, и, по-моему, нам это удалось. Должен сказать, клуб «Алиби» был идеальным местом для такой встречи, такой же древний, как клуб «Сомерсет» в Бостоне. В рамках на стенах висели старые меню, и мартини было отличное. Это расслабило молодую кеннедиевскую поросль, а двое-трое из них были совсем молоденькие. И, должен сказать, на редкость смекалистые, с необычайно развитым чутьем на то, откуда можно получить информацию. Смекалистые молодые джентльмены из высших слоев юриспруденции, но с хорошо развитым инстинктом. С другой стороны, они еще, безусловно, не научились плавать. При всем моем уважении к древней крови, текущей в жилах твоей матери, они напомнили мне членов содружества «Фи Бета Каппа» (еврейского), пришедших на выпускной вечер.

Был там и контингент последователей Кеннеди – ирландского мафиози, не менее подозрительных, чем монахи ФБР, крепких как кремень и готовых в любой момент применить оружие. Однако и они достаточно невежественны и еще плохо плавают. Словом, этот междусобойчик был хорошей идеей. Биссел выступил с отличной речью в своем позолоченном архиепископском стиле. Изобразил из себя шута шутов. Вытянул свой длинный палец, ткнул себя в грудь и сказал: «Смотрите хорошенько на меня. Я тот, кто в этой организации пожирает акул». Это произвело свое впечатление. Почтенный священнослужитель кощунствует. А тем самым мы всего-навсего хотели сказать: «Вы только дайте нам задание, братцы, и мы его выполним. Мы не боимся ответственности. Мы идем на большой риск. Хотите сдвинуть горы – позовите нас». Так и видно было, как люди Кеннеди проникаются достоинствами Биссела: школа Гротон, Йельский университет, доктор экономики и пожиратель акул. Ой, он ведь даже преподавал в Массачусетском технологическом институте!

Должен сказать, мы их накормили неплохими россказнями. Как украсть страну вроде Гватемалы с помощью трехсот человек. Принадлежность к плащу и шпаге должна считаться второй древнейшей профессией, сказал им Аллен. Вообще в ходе вечера было произнесено много первоклассных тостов. Затем Аллен обратился ко мне. Черт бы его побрал, очки его так и сверкали, когда он недвусмысленно призвал меня рассказать о моих похождениях с секретаршами. В 1947 году, в случае если ты этого не знаешь, я сумел собрать кучу информации о планах кабинета министров Трумэна, так как сумел узнать (в библейском смысле слова) нескольких девушек из высокой канцелярии. Вчера, начиная свой рассказ, я предупредил: «Конечно, мы такого теперь не практикуем». Людям Кеннеди это очень понравилось. Мне кажется, Аллен хотел дать понять, что мы – самая подходящая организация для «чертика из табакерки», нашего импульсивного, только что избранного президента.

Однако он решил не застревать в департаменте легенд в качестве еще одного каскадера и перешел к достаточно остроумному описанию того, какие интересные перспективы открываются для содружества Белого дома и ЦРУ, поскольку все мы являемся поклонниками творчества Иэна Флеминга. Высоко поднял бокал и предложил выпить за доброго старого Иэна Флеминга. Кто-то все же пробормотал: «Его романы – такая дрянь!» (мне так и показалось, что обладателем этого молодого голоса был ты), и я добавил: «Иэн Флеминг – живописатель нашей эпохи» При этом наша команда во главе с Даллесом – Биссел, Монтегю, Барнс, Хелмс и я – подумали об игрушках, похожих на те, какие описывает Флеминг и которые вышли из стен нашей Технической службы, вроде депиляционного средства, удалившего бороду Фиделя в 1959 году, когда он приезжал в ООН. В плане эффективности это был чистой воды треп выпускника Дартмута, но кое-кто из наших знал, что я претендую на большее, а потому можно было и похохотать. Главное: мы внушили им некоторые идеи. Они поняли, что мы – обезьяны, умеющие делать в своей клетке не меньше трюков, чем они. Мы дали им понять, что, если они хотят получить быстрый ответ на сложный вопрос, обращаться надо в ЦРУ. А не – повторяю – в Госдеп.

По мере того как шел вечер, лицо у Дина Раска вытягивалось все больше и больше. По-моему, он первым почувствовал, какое великолепное театральное представление может поставить Аллен на тему «Давайте заводить новых друзей в переходный период». У Раска вид человека, страдающего запорами. Наверно, тратит добрых полчаса каждое утро, чтобы освободиться.

Словом, сейчас я опять в деле. А это и необходимо для поднятия духа.

Твой добрый батюшка, крупно везучий

Галифакс.

P.S. Покончив с самовосхвалениями, не могу не упомянуть, что меня беспокоит РЕЗЕРВИСТ. БОНАНЦА должен был выследить движение денег, которые наверняка оставил РЕЗЕРВИСТ в банках Майами, если он подкуплен, как я подозреваю.

36

В Монтевидео, после того как Киттредж прекратила со мной переписку, я чаще встречался с Хантом и теперь, лишившись Модены, взял за обыкновение раза два в неделю ужинать с ним. История повторялась. Настроение Ховарда было близко к моему. Дороти находилась в Вашингтоне, каждый вечер звонила по телефону и говорила преимущественно о матери, которая лежала в больнице с неизлечимым раком. В дополнение ко всему светская жизнь Ховарда, которая имела для него такое значение, еле теплилась. Имя его еще продолжало мелькать в светской хронике, описывающей приемы в Палм-Бич, но он уже не въезжал в смокинге в распахнутые ворота – королевские пальмы и деревья поинсиана, украшающие большие поместья; выложенные кафелем бассейны, каменные вазы и балюстрады дворцов Палм-Бич отошли для него в прошлое, – он больше не бродил по дорожкам среди жасминов и бугенвиллей и не танцевал лихо на мраморных полах. Он больше не сидел днем в «Хай-эли», глядя на розовых фламинго, вышагивающих по зеленой лужайке, – нет, Ховард сидел за рабочим столом в Майами, и запахи олеандров и азалий не достигали закутков «Зенита». Ховард находился на той стадии своей карьеры, когда успех мог поднять его до генеральского звания, а провал – положить конец всем его амбициям.

Ховард, безусловно, не давал себе роздыху. По своим политическим взглядам, как он выражался, Ховард был «правее Ричарда Никсона», тем не менее не вступал в полемику с кубинцами, чьи взгляды были левее его. Когда Барбаро или Аранхо спрашивали, какую идеологическую позицию он занимает, Ховард отвечал: «Это не имеет значения, я здесь, чтобы смазывать колеса механизма».

И он выполнял свои обязанности не за страх, а за совесть. Хотя Мануэль Артиме был единственным членом фронта, с которым Хант был близок по своим философским взглядам, тем не менее он все делал, чтобы фронт не распался. Наблюдая Ханта в деле, я понял, что политикой движет не идеология, а чувство собственности. Фронт был в кармане у Ханта, и я вскоре обнаружил, что это имеет решающее значение.

Обнаружил я также, что не только научился терпеть Тото Барбаро, но готов его защищать. Следует сказать, мне не требовалось подсказки отца, чтобы нацелить Шеви Фуэртеса на проверку банковских счетов Барбаро, и это принесло свои результаты. Шеви удалось выследить большие перемещения денег по банковским счетам Барбаро, и инстинкт не подвел Кэла: след поступлений и снятия денег со счетов стал указывать на майамскую лотерею, выигрышный номер в которой совпадал с котировкой кубинского песо. Среди эмигрантского сообщества преобладал слух, что эти цифры определяются в Гаване, с тем чтобы Траффиканте, заправлявший лотереей, мог заранее знать выигрышные номера, – недаром часть его доходов шла на оплату флоридских операций кубинской разведки. Если этот слух верен, то Траффиканте является не только важнейшим рычагом ЦРУ в предполагаемом убийстве Фиделя Кастро, но, возможно, и важнейшим агентом Кастро в Америке. Тото, в свою очередь, возможно, служит у Траффиканте кассиром, выплачивающим деньги кубинской разведке в Майами. И чем больше он требовал денег для освобождения Кубы, тем больше он работал на Кастро.

Вооружившись такими доводами, которых было больше, чем требовалось, чтобы открыть дело, я позвонил Кэлу по непрослушиваемому телефону. Он отослал меня к Ханту.

– Я бы мог вмешаться сверху, – сказал Кэл, – но не стану. Не в этом случае. Ховард удерживает в руках немыслимую ситуацию, и я не хочу с треском вламываться. Отнеси ему свои открытия.

Хант же, к моему удивлению, не проявил особого интереса. Сказал, что изучит отчет о передвижении денег по банковским счетам Барбаро. Ничего от него не услышав в течение нескольких дней, я решил поднажать, но он был уклончив.

– Я не уверен, что у нас достаточно данных, чтобы повесить этого типа, – сказал он наконец.

– А Берни Баркер согласен с вами? Он говорил, что Тото – такое дерьмо.

– Есть заметная разница между дерьмом и двойным агентом.

Фуэртес не удивился тому, что Хант никак не реагирует.

– Начинается следующий акт, – сказал он. – Не желая обвинений в том, что эмигранты, которые сменят Кастро, как-то связаны с Батистой, ваш новый президент Кеннеди будет настаивать на включении в игру новых левых групп. Это комедия. Барбаро, абсолютно коррумпированный политик, одно время изображал из себя левое крыло вашего фронта. А теперь, когда Кеннеди привел с собой столь серьезные фигуры, как Мануэль Рэй, который намного левее Барбаро, Тото становится новым центром. А центр коалиции убрать нельзя. Вы думаете, без Барбаро Мануэль Артиме сможет разговаривать с Мануэлем Рэем? Нет. Значит, Тото необходим. Он может обмениваться рукопожатиями с Мануэлем слева и разговаривать с Мануэлем справа.

– А что, если Барбаро работает на Кастро? – сказал я.

– Тото не сможет функционировать, если у него не будет пальца в каждой дырке. Конечно, пальцы у Тото грязные, но он видит лишь воображаемое. – Фуэртес посмотрел тут на меня с великой неприязнью и добавил: – Это характерно для всех в нашем деле.

Я подумал было написать анонимное письмо Марио Гарсии Коли и разоблачить Барбаро в качестве двойного агента. Вскоре я, однако, услышал, опять-таки через Фуэртеса, что Траффиканте, заводила всех интриг, поддерживает тесный контакт и с Коли. Как же в таком случае Коли и Масферрер смогут решать, уничтожать Тото или вести с ним дела? Спекулянты, убийцы, патриоты, перевертыши, информаторы, торговцы наркотиками и двойные агенты – все варились в одном и том же супе, и я снова впал в уныние, не понимая, сумею ли я иметь дело с такими людьми.

А тут еще пришло известие из ТРАКСА, что в Бригаде начались волнения. Пепе Сан-Роман, командир Бригады, окончил Кубинскую военную академию при Батисте, а потом служил с отличием в армии США. По-видимому, потому в Эпицентре и выбрали его на этот пост. Однако люди, служившие под ружьем при Батисте, едва ли могли пользоваться доверием у людей, сражавшихся вместе с Кастро в Сьерра-Маэстре, и ни те ни другие не ладили с более молодыми бойцами. При наличии таких фракций в Бригаде началась смута, военная подготовка прекратилась. Пепе Сан-Роман подал в отставку. Не может он, сказал Пепе, вести в бой людей, которые не доверяют ему. Однако американский офицер связи, находившийся при Бригаде, восстановил Пепе в прежней должности. Тогда забастовавшие солдаты пригрозили восстать. Шестьдесят человек уволили из рядов, после чего снова началась военная подготовка. Остальные недовольные согласны были вернуться к исполнению своих обязанностей, только если Фаустино Барбаро разрешат посетить лагерь. Я начал понимать, почему отец не спешил избавиться от Барбаро.

Соответственно давно поданная просьба фронта навестить ТРАКС была удовлетворена. Артиме полетит туда вместе с Барбаро. Их будет сопровождать Хант; послали и меня – «по приказу ГАЛИФАКСА», – сказал Хант.

– Что ж, – заметил я Ханту, – немножко умения и протекции могут далеко продвинуть.

По-моему, ему это понравилось. А я не скрывал волнения. К черту протекцию. Это был первый серьезный выезд, который я совершил по линии управления, и произошло это в самое подходящее время, позволив мне оценить положительные стороны существования без женщины. Если бы я по-прежнему встречался с Моденой, мои лживые объяснения вызвали бы у нее недоверие, а я страдал бы от того, что нахожусь в таком месте, откуда не могу ей позвонить. Теперь же я мог спокойно упаковать вещевой мешок, купить средство от москитов, взять пару ботинок для джунглей и двинуться в путь.

37

ТОЛЬКО ДЛЯ ГАЛИФАКСА

Гватемала

ТРАКС, 17 февраля 1961 года

Завтра на заре из Феталюле, что в двадцати пяти километрах отсюда, вылетает почтовый самолет, и нас заверили, что диппочта поступит в Эпицентр в течение сорока восьми часов. У меня, однако, такое чувство, будто я нахожусь на другой планете. ТРАКС (который кубинцы называют несколько более дружелюбно – Vaquero[168]) стоит на расчищенной среди джунглей площадке, почва здесь вулканическая, и, когда идет дождь – а он идет здесь все время, – кажется, что ты сидишь в густом фасолевом супе. В кубинских болотах едва ли хуже. Не стану больше распространяться по поводу окружающих нас джунглей – скажу лишь, что это совсем не похоже на Новую Англию осенней порой.

Мы вылетели из Опа-Локки на грузовом самолете «С-46». Полет проходил вслепую. Я знаю, что ты не раз так летал, а я летел впервые, когда при взлете не вспыхивают огни на крыльях или – что еще важнее – нет огней на взлетной полосе, и, рискуя вывести тебя из терпения, скажу, что чувствовал я себя словно в животе кита. Самолет был набит до предела разными разностями, и Хант, Артиме, Барбаро и я вынуждены были завернуться в одеяла из-за царившего в неотапливаемом отсеке холода и спать прямо на картонных ящиках, стоявших между тяжелым оборудованием. Время от времени благодаря любезности пилота и второго пилота нам давали кофе и сандвичи.

Даже среди ночи Барбаро не оставлял нас в покое. Я видел этого человека в разном состоянии нервозности, но ни разу в столь сильном, как последние несколько дней. Иногда я думаю, что споры действуют на него подобно нитроглицерину, который он принимает, и расширяют артерии. Всю ночь он то и дело восклицал, что волнения в ТРАКСЕ вызваны запретом на его поездки в Гватемалу и что сейчас его миссия – очистить ТРАКС от сторонников Батисты.

Слушать Тото, оседлавшего своего конька и без конца твердившего: «Дайте мне денег, и я завоюю Кубу», было, безусловно, малоинтересно, но тут проявился дар Ханта-наездника. Он просто увел старого мерина с тропы, время от времени вставляя какой-нибудь довод, чтобы у Тото создалось впечатление, что его слушают. Я попытался заснуть, но был в такой ярости, что не смог. Лишь мое уважение к тебе и к Ханту помешало мне крикнуть: «Ах ты, старая фальшивка! Выкормыш Траффиканте!»

Мы прилетели в Гватемала-Сити на заре и, позавтракав, перенесли все привезенное в «Аэро коммандер», личный самолет президента Гватемалы.

Вот тут я увидел страну. Мы летели невероятно низко над джунглями, раскинувшимися между большими, покрытыми пеплом кратерами потухших вулканов. Ваш гид-рассказчик признается, что никогда не видел такой по-настоящему изумрудной зелени, как в джунглях, а посадка на земляной площадке, расчищенной на склоне горы, привела бы в восторг каскадера. Мы остановились в десяти футах от стены джунглей. Страха я не чувствовал. Я ведь сын Кэла Хаббарда.

Здесь такая глубинка, что трудно себе представить, как могут какие-либо вести поступать отсюда. Мы отправились в Vaquero на джипе, преодолев подъем в несколько тысяч футов, причем грунтовая дорога во многих местах была не шире нашего автомобиля, и, глядя вниз с отвесной скалы, мы видели посадочную площадку, где приземлился самолет. Невольно начинаешь думать о почетных, хотя и весьма тайных похоронах, которые устроит тебе управление.

Как я узнал в течение следующих двух дней, сначала надо было построить лагерь, а уже потом начинать тренировки, и впервые бойцы Бригады работали плотниками, прокладывали дороги, осушали болота, заливали их цементом и строили электростанцию, все время вырубая новые и новые акры джунглей. Естественно, флора и фауна отреагировали с возмущением. Появились уйма ядовитых змей и полчища скорпионов. Никто не решался лечь спать, предварительно не вывернув наизнанку спальный мешок. Клещи были величиной с желудь. Если уж кубинцы жалуются на засилье насекомых, надо понимать, что ты приехал в ад.

По счастью, нас поместили в Гельвеции – господском доме на кофейной плантации, который служит базой для ТРАКСА и сравнительно отвечает цивилизованным нормам. Спим мы в пристройке с жестяной крышей и верандой со всех четырех сторон. Над моей раскладушкой из любезности натянута москитная сетка, а в окнах видны акры плодородных земель, принадлежащих нашему хозяину Роберто Алехосу. На расчищенных холмах и долинах в шахматном порядке выстроились кусты кофе – не знаю, называть ли их кустами или низкорослыми деревьями. А с другой стороны – возвышенность, там стоят бараки, столовые и разбит плац, где на флагштоке развевается кубинский флаг с белой звездой на красном, белом и синем поле.