Текст книги "Призрак Проститутки"

Автор книги: Норман Мейлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 89 страниц)

– Так что же у нас остается? – спросил я.

– Будем решать по номерам. Я сегодня нарушил свое правило. В таких делах нельзя жонглировать гипотезами, их надо взвешивать. И начинать надо не с самых больших вероятностей, надо прочесать мелочи. Уразумел?

– Уразумел.

– Хорошо. Начнем с самого малого. Скажем, что мы потерпели с этой историей полный провал. Она касается всего лишь какого-то глупого бедного мальчишки, у которого есть раввин. Этот раввин сидит достаточно высоко и знает, за какую ниточку дернуть. Отсюда – КУ/КАНАТ. Может, кто-то с самого начала давал мне кое-что понять? – Он помолчал ровно столько, чтобы сердце у меня пропустило удар, затем продолжил: – Представим себе, что ГАРДЕРОБ случайно не сумел дать ответ на телеграмму касательно Вольфганга. Я некоторое время так думал, потому что это скорее всего приходит на ум. Ты знаком с принципом «бритвы Оккама»[36]? Вас этому учили в Йеле?

Я кивнул. Но не успел я рта раскрыть, как он продолжил:

– Простейшее объяснение, основанное на разрозненных фактах, будет самым правильным. Уразумел? – спросил он.

– Более или менее.

На самом-то деле, насколько я помнил, принцип «бритвы Оккама» гласит: «Pluralites non est ponenda sine necessitate» – «Многообразие не может существовать без необходимости», – но я не собирался подавлять шефа своей эрудицией.

Он задумчиво рыгнул.

– Однако простейший наш сценарий не подсказывает, почему было затрачено столько усилий на то, чтобы защитить ГАРДЕРОБ. А потому я этот сценарий отвергаю. ГАРДЕРОБ входит в какую-то команду? Если да, то в каких плутнях эта команда участвует? Первая гипотеза: они из банды Оглаушим-Билла-Харви. Более серьезная гипотеза: один из наших китов в Вашингтоне разрабатывает берлинскую карту, и Вольфганг в этом участвует, а я нет. Это меня нервирует. Возможно, Вольфганг – один конец веревочки, а я – другой. Пора выпить, вот что.

Он встал, подошел к холодильнику, достал все, что требовалось для мартини, и стал готовить себе коктейль: загрузил шейкер льдом, налил четверть дюйма виски, вылил в стакан и долил джину.

– В лучших чикагских отелях так готовят мартини, – сообщил он мне. – В барах «Амбассадора» и «Палмер-Хауса». Только нужен хороший джин. А виски добавляет этакий фланелевый привкус. Мигом пролетает в желудок.

Он выпил стакан, снова наполнил его и передал мне. Мартини действительно мигом проскочило в желудок. Пробежало огнем, похолодило ледком. Почему-то мелькнула мысль, что если я когда-либо напишу роман, то назову его «Беглый огонь, сладкий лед».

– Подведем итоги. Ты вторгся в мои размышления сегодня с гипотезой мистера Крейна. СМ/ЛУК-ПОРЕЙ, возможно, придан МИ-6. Гениально. Это, безусловно, объясняет, почему мы не находим его в лондонской резидентуре. Но это ввергает меня в худший мой порок: заставляет делать преждевременные выводы. Слишком меня волнуют гипотезы. Если я когда-либо попаду к психоаналитику, он обнаружит, что я готов трахаться со слоном. Все остальное я, так сказать, уже потрахал. Я имею в виду особей женского пола. Но от этих мартини я скоро примусь писать мемуары. Такое вспыхивает в тебе пламя, когда джин проникает внутрь. Я еще не сошел с дистанции, мистер Хаббард, просто заправляюсь паром. Эти фрицы в опере были до того противны – ш-ш-ш, ш-ш-ш.

Он откинулся в кресле и на секунду прикрыл глаза. Я не смел надеяться. Я знал, что, если не сосредоточусь изо всех сил на его желании спать и не сумею загипнотизировать его, худо мне придется, когда он откроет глаза.

– Так вот, – неожиданно объявил он. – Я отбрасываю мысль, что мы ссудили МИ-6 специалиста по взрывам. Насколько мне известно, британцы сейчас закладывают бомбы под Насера, но, как я уже сказал, они ни за что не стали бы пользоваться услугами нашего специалиста, а кроме того, это уводит нас от берлинской базы. А потому на протяжении всего «Лоэнгрина» я шествовал в другом направлении. Поскольку я не могу понять, кого ЦРУ могло так глубоко засадить в МИ-6, что и следа не найти, я воспользуюсь одним трюком по Гегелю, которому научили меня в юридическом колледже: ставлю предпосылку на голову. А что, если этот скользкий угорь, именуемый сеньором ГАРДЕРОБ-КАНАТ-ФРАГМЕНТ-ЛУК-ПОРЕЙ, является молодым тайным агентом англичан, который сумел пролезть в ЦРУ?

– «Крот»? «Крот», работающий на англичан?

– Ну, удалось же это им однажды с Берджессом и Маклином. Уж о мистере Филби я и не говорю. А то мартини у меня сразу прокиснет.

– Но эти люди работали вовсе не на англичан. Они же были агентами КГБ.

– Все европейцы, если их поскрести, – коммунисты. Поправка: потенциальные коммунисты. На свете нет чувства более сильного, чем антиамериканизм. Для всего остального мира Америка – райский сад. Зависть – самое омерзительное чувство.

– Дассэр.

Он снова налил себе из кувшина мартини.

– Предположим, МИ-6 сумела заслать в наши ряды небольшую группу. – Он задумчиво рыгнул, словно желудок его оповещал о переходе в мирное состояние. – Ну-ка, – сказал он, – возьми на себя роль адвоката дьявола.

– С какой стати англичане пойдут на такое? – спросил я. – Разве мы не делимся с ними информацией? Я полагаю, они больше потеряют, чем выиграют, от засылки к нам своих агентов, если такая штука когда-либо выплывет.

– Они с Вашингтоном все еще воняют в сторону друг друга. Мы не можем им простить того, что они построили царский шатер и накрыли им Филби. Говорят же они: «Самый паршивый англичанин значит для нас много больше, чем ваши лучшие детективы». А сейчас мы располагаем нужным им материалом, но никогда не доверим им его. Мы не можем на это пойти. Не можем, зная, что они не способны выявить агента КГБ в своем высшем эшелоне. Если бы я не вынюхал Филби, он мог бы долезть у них до самого верха. Он уже находился на предпоследней ступеньке. Русские не раз ведь демонстрировали свою способность завербовывать молодых англичан на всю жизнь. Лучших молодых людей. Скажем, ты, Хаббард, был бы оболванен КГБ еще в колледже, а потом поступил бы в управление и стал бы работать на русских. О таком противно даже подумать, верно? Откуда нам знать, что такое не происходит сейчас? Теоретически я это допускаю. У хитрых британцев есть основание залезть в наши водопроводные трубы. Это даст им возможность для самовыражения. Творческие личности, ничего не скажешь. Даже если такой английский «крот» работает только на англичан, а не на Советы, все равно мы висим на ниточке. Потому что, будь среди верхушки МИ-6 хоть один агент КГБ, рано или поздно он узнает, что у нас сидит «крот». И уж он найдет возможность завладеть товаром и передать его Советам.

Я был потрясен: получается, что моя вдохновенная ложь мистеру Крейну о том, что СМ/ЛУК-ПОРЕЙ прикомандирован к МИ-6, оборачивается угрозой Западу.

– Страшновато, – сказал Харви. – Жуть, да и только. Но я докопаюсь. В этом городе есть парочка британцев, которые премногим мне обязаны.

– Я что-то не понимаю, – сказал я. – Если британцы запустили «крота» в нашу Фирму, зачем же они отозвали его в МИ-6?

– О, они преспокойно могут снова его к нам запустить. Стремятся на шаг опережать нас – как они уже и сделали. Я думаю, они запаниковали. Увидели, что я пошел по следу, и решили засунуть его обратно в МИ-6 для безопасности.

– На данный момент, – спросил я, – это ваша основная гипотеза?

– На данный момент. – Он глотнул было мартини и тотчас отодвинул стакан от губ. – Но каков же наш следующий шаг? – спросил он.

– Вот этого-то я и не знаю.

– Что ж, вернемся к прежним гипотезам. Просеем их. Одну за другой. От самой простой до самой сложной. Только пустой домысел не выглядит лучше при повторном рассмотрении.

– Точно.

– Итак, Хаббард, возвращаемся к самому малозначительному. Ты помнишь эту гипотезу?

– Дассэр.

– Изложи.

– Вся эта история с самого начала должна была кончиться провалом.

– И?… – не отступался он.

– Связано это с несчастным парнем-начетчиком.

Он уставился мне прямо в глаза. Последние две-три недели я этого ждал. Он славился своей способностью смотреть на тебя как мертвец и как если бы ты тоже скоро стал мертвецом. В его взгляде не было ни света, ни сострадания, ни издевки – лишь тупой груз подозрения.

Я выдержал испытание, но, как только он отвел глаза, на меня снова навалилось похмелье. Джин, недавно поступивший мне в кровь, отдавал кислятиной. Тем не менее я налил себе еще.

– Да, – сказал я, – это было вашей первой гипотезой.

– Правильно. Я попросил тебя составить список всех младших чинов, которые после Фермы попали в Змеиную яму. Затем сказал, чтобы ты выяснил их клички.

– Дассэр.

– Ты это сделал?

– Возможно, я был не слишком радив.

– Ладно. Я знаю, как ты был занят. Все мы бываем нерадивы. Однако завтра ты садишься на связь с Вашингтоном и приносишь мне фамилии.

– Есть.

– А сам ты когда-нибудь бывал в Змеиной яме?

Таился ли в этом подвох? Некий инстинкт побудил меня сказать:

– Дассэр.

– Так, – сказал он. – Мне говорили, что тебя видели там.

– Ну, я был там совсем недолго, – сказал я. – Но можем, пожалуй, начать и с меня.

– Какая у тебя была кличка, когда ты был в Змеиной яме?

– Да разве вы не помните, сэр? Я же говорил вам, что не могу ее открыть. Она у меня из Технической службы.

– Но ты же пришел в Змеиную яму со своей кличкой!

– Дассэр.

– Она у них там где-нибудь значится?

– Понятия не имею. Я ни в каких книгах не расписывался, когда приходил.

– По всей вероятности, я смогу вычислить твою кличку. Но не будем зря тратить время. Разматывай пленку дальше, хорошо? – Глаза у него теперь были спокойны и широко раскрыты, как окна.

– Так вот, сэр, я ждал, пока мне дадут допуск в Техническую службу. А для прикрытия мне было велено использовать Змеиную яму. Мои соседи по квартире в Вашингтоне считали, что я хожу туда каждый день. Для прикрытия мне дали пропуск в Змеиную яму, и пару дней я старался делать вид, будто тружусь там. Я брал какую-нибудь папку и шел с ней по коридору, потом возвращал ее на место. Можно сказать, это было что-то вроде моей работы здесь, в военном ведомстве.

– И с кем же из товарищей по подготовке ты сталкивался во время этих своих экскурсий?

– Вот этого я не помню. Пытаюсь вспомнить. Но не припоминаю ни души. – Это по крайней мере было правдой. Я ведь был единственным из моего подготовительного взвода, кого направили туда.

– Но настоящей работой ты там не занимался?

– Нет, сэр. Никакой.

– Хорошо. Поставим на этом точку.

– Дассэр.

– Сделай утром эти несколько звонков в Вашингтон.

– Будет сделано.

Я направился было к выходу. Он поднял руку.

– Хаббард, на данный момент я подписываюсь под гипотезой о МИ-6. Но теперь я попристальнее посмотрю на тебя. Потому что ты впервые сказал мне, что немножко обтоптал подметки в Змеиной яме.

– Прошу извинить меня, сэр. Поверите ли, я считал это такой мелочью. Я просто не подумал вам об этом сказать.

– Ну, не стой тут, изображая из себя Иуду Искариота. Ты работаешь на меня. А я из-за ерунды не поворачиваюсь к людям спиной. Только в том случае, когда они не проходят теста на детекторе лжи.

– Дассэр.

Я вышел из комнаты так, что даже дверная ручка не скрипнула. Желание поискать Ингрид исчезло. Мне нужен был Проститутка. Значит, надо идти в военное ведомство и пользоваться непрослушиваемым телефоном – другого выхода не было. Впервые со времени подготовки на Ферме я использовал тактику ускользания: доехал на такси из ГИБРАЛТА до Шарлоттенбурга, там вышел и прошел с полмили пешком, затем проделал обратный путь на другом такси и вышел в нескольких кварталах от военного ведомства. При этом я обнаружил, что быть уверенным в отсутствии слежки почти невозможно. Пустынная улица была полна теней, поездка ночью на такси сопровождалась неожиданным появлением одних и тех же машин. Я все же решил, что на восемьдесят процентов убежден в отсутствии слежки, хотя взвинченное состояние, в каком я находился, подсказывало, что шансов пятьдесят на пятьдесят.

Проститутка, на которого мне посчастливилось сразу выйти, как раз приехал домой ужинать. Он выслушал мой рассказ, обратив особое внимание на эпизод с Батлером и Вольфгангом, затем на мой разговор с Крейном и на мое несколько приправленное признание Биллу Харви в том, что я работал в Змеиной яме. Я подумал было сказать Хью про Ингрид, поскольку у нее время от времени наверняка будет какая-нибудь информация для продажи, но потом решил, что не стоит. Сначала главное.

– Что ж, – сказал Проститутка, когда я умолк. – Харви явно сосредоточил внимание на самом значительном и на наименее значительном сценарии – на МИ-6 и на тебе, милый мальчик.

«Милый мальчик» прогремело металлическим эхом по непрослушиваемому телефону.

– Да, – сказал я, – я пришел к такому же выводу. – Мой голос прозвучал, наверное, пронзительным криком чайки.

– Я намерен, – сказал Проститутка, – перетянуть весы в сторону МИ-6. У меня там есть приятель. Он для меня сделает все необходимое. Харви будет нацелен на наших британских собратьев и дня на два успокоится.

– А что будет, когда так и не выяснится, кто же это?

– Харви снова возьмется за тебя.

– Дассэр.

– Тем временем я подключусь к Сводному архиву, – сказал Проститутка, – и получу несколько кличек – ты скажешь, что взял их в Пропускной. Просто клички нескольких безобидных тунеядцев из Змеиной ямы. Мы подберем таких, чтобы были более или менее твоими однолетками, а то Харви еще начнет сомневаться, как ты выполняешь его задание. Кстати, ты не знаешь чьей-нибудь клички?

– Знаю, – сказал я. – Но разве это будет справедливо? Ведь я могу испортить карьеру приятелю.

– До этого никогда не дойдет. Я принял решение. Ты попал в эту кашу из-за меня. Поскольку у меня есть законный повод приехать в Берлин к Харви по делам Фирмы, я и приеду.

Я не знал, понимать ли это как обещание помощи или же как гарантию того, что моя фортуна катится в пропасть.

– А пока, – продолжал он, – заведи-ка разговор с миссис Харви о решении ее мужа перейти из ФБР в ЦРУ.

– Она ведь тогда еще не была за ним замужем, – сказал я.

– Я это знаю. Просто хочу получить версию этой истории. Билл Харви наверняка ей говорил. Постарайся выудить из дамочки побольше подробностей. И прихвати с собой магнитофончик.

– Не знаю, правильно ли это будет, – сказал я. – Она хорошо ко мне относится.

– Ты говоришь, как маленькая сестренка, которой у меня никогда не было, – сказал Проститутка.

– Хью, при всем моем уважении – а я вас уважаю…

– Гарри, ты попал в жесткую игру. Так что, надеюсь, ты сию минуту прекратишь хныкать. Совесть побудила тебя заняться этой профессией А теперь ты вдруг обнаружил, что твоя профессия заставит твою совесть частенько считать, что ее используют, на нее плюют, возмутительным образом с ней обходятся, что она распространяет зловоние.

– Распространяет зловоние?

– Что она как чума. Я бы ничуть не удивился, если б мне сказали, что железо – если считать, что железо обладает чувствами, – испытывает нечто подобное, когда в процессе обжига вынуждено отдавать печи свою серу.

– Я это сделаю, – сказал я.

Я и сам не знал, удалось ли мне приглушить свою совесть или же я был втайне доволен поручением. Что-то новое зашевелилось во мне.

– Добудь подробности, – сказал Проститутка. – Чем больше подробностей, тем лучше.

– Она женщина неразговорчивая.

– Да, но она любит своего мужа. Или по крайней мере так ты мне говорил. Поэтому любая несправедливость по отношению к нему засела в ее памяти. А когда человек неразговорчивый разговорится, это подобно извержению вулкана. Поскольку Эдгар Будда, похоже, в своей обычной изящной манере сказал Биллу Харви, чтобы он катился ко всем чертям, поиграй на ее возмущении.

– Мои наилучшие пожелания Киттредж, – сказал я.

– Конечно.

– Хью!

– Да?

– А что, если я обнаружу Вольфганга? Предположим, что тот парень, которого я видел в баре в подвале, и есть Вольфганг.

– Отличная мысль, Гарри. Подготовь почву. Я, возможно, захочу сам на него взглянуть.

– Когда вы здесь будете?

– Думаю, дня через три.

Когда мы повесили трубки, мне пришло в голову, что ситуация может гораздо раньше достичь финальной черты.

А, да ладно. Я был слишком взбудоражен, чтобы идти спать. И я отправился на поиски Ингрид, но это оказался ее выходной день, и в «Die Hintertur» было пусто. Я присел у стойки бара и принялся флиртовать с Марией, а она поддразнивала меня насчет Ингрид. Она явно получила полный отчет о нашем времяпрепровождении.

– Хватит об этом, – сказал я. – Я предпочитаю тебя.

Мария загадочно улыбнулась. Не знаю, что позабавило ее, но двумя днями позже я свалился от гонореи.

10

В военном госпитале, куда я отправился лечиться, я встретил Дикса Батлера. Я впервые столкнулся с ним после той ночи, которую мы провели в городе, и он быстро показал, как надо соблюдать этикет в сфере секса: ни слова об эпизоде на конспиративной квартире. Для светских развлечений я для него не существовал. Зато он пошутил над тем, что на нас обоих свалилась одинаковая напасть, и я облегченно вздохнул, увидев, что он так легко к этому относится. Я-то относился иначе. Я колебался, прежде чем пойти в американский госпиталь, так как не хотел пачкать свое имя. С другой стороны, по нашим правилам сокрытие венерической болезни считалось серьезным проступком. Судя по всему, этот визит к врачу не будет занесен в мое «Досье № 201», но абсолютно уверен в этом я не был. А избрал я официальный путь, следуя наставлениям, которые были даны младшим офицерам по прибытии в Берлин. Нам было сказано, что нежелательно обращаться к западногерманским врачам, так как – кто знает? – доктор ведь может оказаться восточногерманским агентом. В Штази имелся постоянно пополняемый список сотрудников Госдепартамента и ЦРУ. А поскольку местные врачи обязаны сообщать о всех случаях венерических заболеваний западноберлинскому начальству в области здравоохранения и эти карточки могут попасть в лапы восточногерманской полиции, то твоя болезнь может стать достоянием Штази. И они могут шантажировать тебя исходя из того, что ты не сообщил о своей болезни соответствующему отделу ЦРУ. Это считалось достаточно убедительным доводом.

Так или иначе, я не стал оберегать свой зараженный член от зорких глаз ЦРУ. Мне, правда, хотелось остаться наедине со своим позором и гордостью (как-никак гонорея – мужская болезнь!), да и не хотелось рассказывать подробности проведенной с Ингрид ночи. Однако в госпитале меня попросили назвать женщину, которая меня заразила.

– Понятия не имею, – сказал я. – Их было несколько.

– Перечислите имена.

Я выдал несколько имен – назвал несуществующих Элли, Кэти, Кармен, Регину и Марлену – и рассадил их по разным барам.

– Я рекомендовал бы вам поумерить свою сексуальную жизнь, – посоветовал медик.

– Молодость-то бывает только однажды.

– Если вы еще раз явитесь к нам с венерической болезнью, это попадет в ваше досье. Вторичное заражение уже отмечается.

– Есть.

Надоело мне говорить «есть». И сейчас присутствие Дикса Батлера несколько приободрило меня. Он ведь тоже пришел в госпиталь и, судя по всему, знал, как надо держаться.

– Ты когда-нибудь говорил Биллу Харви, что я был в Змеиной яме? – спросил я его, пока мы сидели в приемной.

– Говорил.

– Когда?

– Три-четыре дня назад. Дядюшка Билл позвонил и спросил меня об этом.

– А ты знаешь, что я находился в Змеиной яме только для прикрытия?

– В самом деле? Что же ты прикрывал?

– Не станешь повторять? – спросил я.

– Нет, если меня снова впрямую не спросят. Я тебе вот что скажу, мой мальчик: слово дядюшки Билла для меня закон. Ведь это он вытащил меня сюда из целой кучи стажеров.

– Ну, так на самом-то деле я подвизался в Технической службе.

– Вместе с Розеном?

– Я там не видел Розена.

– А я получаю письма от Розена. Длиннющие, как роман. И все про работу. Он просто псих, которого надо сажать на цепь. Он наблюдал через одностороннее зеркало за одной проституткой в Сан-Франциско. Она должна была подмешивать в питье ребятам разные наркотики, чтобы проверить, какой, больше развязывает язык.

– Не дашь мне взглянуть на письма Розена?

– Если он такой дурак, что обо всем этом пишет, почему же не показать их тебе?

И по всей вероятности, поскольку я такой дурак, что рассказал Диксу про то, что работал в Технической службе, почему бы ему не повторить все это Харви. У меня было такое чувство, что я провел неплохой маневр.

Я обнаружил в себе некоторые перемены. Хоть я и перестал пользоваться благосклонностью Короля Билла, я чувствовал, что стал не слабее, а, наоборот, в чем-то сильнее. Не знаю, закалилась ли моя совесть, превратившись из железа в сталь, но я чувствовал себя как солдат, трясшийся во время боевой подготовки, а теперь, вступив в бой, обнаруживший, к своему удивлению, что жизнь его стала на порядок выше. Ты знаешь, что через день или через час умрешь, и тем не менее волнение исчезло. Все чувства обострены. И даже неблизкие отношения обрели значение. Возможно, я никогда больше не увижу Ингрид, но инстинктивно чувствую потребность ее оберегать. Сражение, как я обнаружил, вызывало у меня и что-то близкое к веселью, и грусть по поводу краткосрочности жизни (в данном случае – карьеры), но я был спокоен.

Утром, после моего последнего ночного разговора с Хью Монтегю, Харви сообщил мне о моем новом статусе.

– Малыш, – сказал он, – я ограничиваю твой доступ.

– Дассэр.

– Не могу сказать, как надолго. Надеюсь, скоро все разрешится. Во всяком случае, одна счастливая новость для тебя есть.

– Сэр?

– Крейн звонил мне сегодня в восемь утра. Последние два дня он провел в препирательствах с МИ-6. Сначала они ничего ему не ответили. Потом заверили, что на полу нет ни единой капли лукового сока. Шестью часами позже, в шесть ноль-ноль по лондонскому времени, они позвонили ему домой и разбудили его. «Попридержите вашу прыть, – сказали ему. – Дело сложное. Больше ничего не можем сказать».

– Это значит, что СМ/ЛУК-ПОРЕЙ работает в МИ-6.

Проститутка как минимум сделал один решающий звонок.

– Похоже, что так, верно? – сказал Харви.

– Что ж, сэр, я проболтаюсь в канцелярии столько, сколько вам будет угодно, но я, право, не понимаю…

– Смотри не описайся.

– Мистер Харви, если из МИ-6 больше ничего не поступит, а по всей вероятности, так оно и будет, это по-прежнему будет висеть на мне. Вы могли бы уже снять с меня это задание.

– Нечего за меня решать, что я могу, а чего не могу.

Меня вдруг осенило:

– Можно высказать одну догадку?

– Только ответа на нее ты, по всей вероятности, не получишь.

– Вы нашлете МИ-5 на МИ-6. – Конечно, так оно и будет. Он наверняка знает достаточно народу в МИ-5 со времени своей работы в ФБР.

– Возможно, проведу одну-две беседы, – признался он.

Учитывая возникшие у него подозрения, я был потрясен, что он мне это выложил, и, однако же, я мог понять почему. Я ему нравился. Я был хорошим учеником. Если он все время требовал, чтобы я раскрывался, то ведь и сам немало раскрывался передо мной.

В конце дня Проститутка сделал еще один шаг. Из Вашингтона мне пришла телеграмма с именами трех людей, работавших в Змеиной яме. Фамилии их сопровождались кличками. После расшифровки получилось: ПОД ВЫСШИМ КАЧЕСТВОМ ПОДРАЗУМЕВАЕТСЯ СМИТ; ПОД СБИТЫМ ПОДРАЗУМЕВАЕТСЯ РОУНТРИ; ПОД ПАСХОЙ ПОДРАЗУМЕВАЕТСЯ ОʼНИЛ. – КУ/ЦЕРКОВНЫЙ ХОР.

КУ/ЦЕРКОВНЫЙ ХОР был одним из моих соседей по Вашингтону. Это был Эд Гордон. Я был потрясен откровенностью послания и тем, как быстро сработал Проститутка. Эд Гордон, если его спросят, конечно, станет отрицать, что посылал такую телеграмму, но кто же ему поверит? Предположим, он удовлетворил мою просьбу о нескольких кличках из Пропускной, но разве он в этом признается? Бедный Эд Гордон! Правда, я никогда его особенно не любил. В двадцать восемь лет он уже изрядно облысел, щеки у него были синие от обилия растительности – он по два раза в день брился – и, сидя в Вилланове, немало времени дебатировал сам с собой, поступать ему в ЦРУ или же в ФБР. Кроме всего прочего, он был педант и не любил проигрывать в споре. Бедный Эд Гордон! В данном споре он может лишиться яиц. Да, я чувствовал себя этаким бойцом-ветераном. И притом хорошим бойцом. Теперь до конца рабочего дня у меня есть чем накормить Короля Билла. А он посмотрел на три клички и хмыкнул.

– Как ты сумел это добыть? – спросил он.

– Лучше вам этого не знать, сэр.

– Может, и лучше. – Он протянул мне листок. – Можешь добыть еще? – спросил он.

– Из этого источника – нет.

– Попробуй другой источник. Мои ребята в Вашингтоне могут встретиться с парочкой этих парней после того, как мы проверим на допуск их досье. Но поскольку настоящий актер, похоже, застрял в МИ-6, придется подождать. Сегодня вечером я отправляюсь на юг Германии для встречи с одним человеком.

Я подумал, что Билл Харви, по всей вероятности, поедет в Пуллах, южнее Мюнхена, где находится Центр Федеральной службы информации генерала Гелена.

– Ну, лететь вам предстоит недалеко, – сказал я.

Он покачал головой.

– Я еду машиной. Ночью можно покрыть такое расстояние за пять часов, учитывая проверки и все прочее, но большую часть пути придется делать по сто пятьдесят-сто шестьдесят километров в час. Тут поможет мартини. Потом немножко посплю и на заре уже буду готов к встрече.

– Жаль, что я не могу поехать с вами, – вырвалось у меня.

– Малыш, не устраивай истерик.

– А кто меня замещает?

– Есть один запасной, на которого я всегда могу рассчитывать.

– К.Г.?

– Она едет со мной. – Он не упустил случая пожать мне руку. – Увидимся через пару дней. И приготовь мне товар.

– Мистер Харви!

– Дассэр.

– Пожалуйста, не говорите К.Г., что я persona non grata.

Он был явно доволен.

– Малыш, да ты чистое золото, – сказал он.

Я оставил его за столом под термитными бомбами. Я уже привык к их виду, как и к мрачным физиономиям родственников.

Однако я пробыл у себя на квартире не более двух-трех минут, как зазвонил телефон. Это был Харви.

– Собери вещички, – сказал он. – Ты едешь.

Я стал было его благодарить, но он оборвал меня.

– Да нет, черт подери, не меня надо благодарить, – сказал он. – Это все тот тип, к которому я еду. Он потребовал, чтобы я прихватил тебя с собой. Говорит, вы встречались в Вашингтоне.

– Вот как?

Теперь я уже не мог представить себе, кто бы это мог сделать? Неужели Проститутка? Он что же, приехал и сразу отправился в Федеральную службу информации? И там напрямую продемонстрировал нашу связь? Однако следующие слова Харви ликвидировали это предположение.

– Где ты мог с ним встречаться, не могу себе представить, – сказал он. – Этот фриц не так часто ездит в Вашингтон.

11

Выехали мы только в полночь. Похоже, были какие-то трудности с заправкой. Харви не хотел заезжать по дороге на военную заправочную станцию США, поскольку некоторые из них – особенно ночью – обслуживались гражданскими лицами, притом немцами; не желал он останавливаться и на какой-нибудь военной базе, где пришлось бы будить сержанта, ведающего снабжением, чтобы получить доступ к хранилищам горючего.

– В прошлый раз я целый час на этом потерял, – ворчал он. – Чертов ключ от хранилища был у сержанта в штанах, а штаны висели на крючке в борделе.

– Билл, неужели по поводу каждой ерунды надо рассказывать историю? – спросила К.Г.

Проблема состояла в том, что в багажник «кадиллака» никак не удавалось засунуть достаточное количество пятигаллоновых канистр, а Харви не желал пристегивать их к крыше.

– Снайпер может попасть в нас разрывной пулей.

– Билл, а почему мы не летим? – спросила жена.

– На нашей воздушной базе работает пара механиков-немцев. Им ничего не стоит устроить саботаж с самолетом. Не мешает это знать.

Снабженцы наконец сумели всунуть в багажник пуленепробиваемое вместилище для горючего, и, потеряв на этом два часа и еще час на то, чтобы забрать понадобившиеся в последнюю минуту бумаги, мы отчалили: мистер Харви сидел впереди, а мы с К.Г. сзади.

Это была, как он и обещал, стремительная поездка. На пропускном пункте у въезда на Бранденбургское шоссе нас без труда пропустили в Восточную Германию, как и на втором пропускном пункте, к которому мы подъехали через час, так как дальше дорога на юг снова шла через Западную Германию. Мы ехали мимо ровных черных полей, Харви попивал свое мартини и рассказывал историю про одного советского агента: после поимки выяснилось, что у него под золотой коронкой микропленка с сообщением.

– Это я выявил мерзавца, – сообщил нам Харви. – «Просветите его рентгеном», – сказал я, ну и, конечно, между пломбой и дном дупла обнаружилась темная линия. «Либо дантист был плохой. – сказал я своей команде, – либо у него там микропленка». Извлекли пломбу. Эврика – микропленка! М-да, русские не перестают совершенствоваться в этом деле. Когда-нибудь слышали об их пистолете с синильной кислотой? Ничегошеньки. А исполнитель подходит к вам на улице, стреляет вам в лицо, и – хлоп! – вас нет. Протяните несколько часов со вскрытием, и вы не обнаружите никаких следов отравления. Вот почему я не хожу по берлинским улицам. Я хочу, чтоб мои друзья знали, что меня прикончили Советы, а не терялись в догадках, не лопнул ли у меня сосуд от того, что я перебрал. – Он снова налил себе мартини. – Застраховаться от такого рода нападения, Хаббард, – продолжал он, – если, конечно, ты предполагаешь, что такое может с тобой случиться, можно, проглотив перед выходом немножко триосульфата соды. Дозу надо посмотреть в медицинском шкафчике в ГИБРАЛТЕ, Секретном справочнике 273-Эй-Кью, или же – этот метод более подходящий, потому как, прежде чем отправиться в небытие, у тебя будет десять-пятнадцать секунд, – надо всегда иметь в кармане пиджака несколько капсул амилнитрата. Заглатывай их как можно скорее после нападения. У меня всегда несколько штук наготове. – Он открыл отделение для перчаток, достал бутылочку и вытряхнул несколько капсул на ладонь. – Вот, – сказал он, передавая с полдюжины капсул назад, К.Г. и мне, – держите их при себе. Эй, смотри за этими фургонами, Сэм! – добавил он без паузы, обращаясь к шоферу. – Объезжай подальше все фургоны, какие встретишь на пути. – И Сэм резко крутанул влево при скорости в сто миль в час, объезжая на большом расстоянии фургон, запряженный лошадью, которая тихо трусила по обочине. – Я не доверяю фермерам, которые едут с повозкой в два часа ночи, – заявил Харви и вернулся к разговору о пистолете с отравленными пулями. – Я однажды видел такой в работе в Пуллахе, куда мы, Хаббард, едем, если ты еще не догадался.

– Догадался.

– Фрицы убили собаку, чтобы нам продемонстрировать этот револьвер. Сотрудник, проводивший показ, просто подошел к собаке, выстрелил и отошел. Собака растянулась плашмя. Была мертва уже через минуту. Мы наблюдали это через стекло.