Текст книги "Призрак Проститутки"

Автор книги: Норман Мейлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 89 страниц)

Модена Мэрфи, напротив, если ей, конечно, верить, готова была наслаждаться всем на свете. Она обожала пляжи за чистоту. («За ними такой уход!») Ей нравился здешний бассейн, потому что «бармен готовит лучший „Плантаторский пунш“ во всем Майами-Бич», и «Май-Тай», потому что «я люблю здесь надираться». Она любила даже авиакомпанию «Истерн» за то, что та «у меня в кармане с потрохами».

– Тяжко бывает, – доверительно сообщила она, – разве что первое время, когда тебя швыряют туда-сюда, как им заблагорассудится, но теперь я все держу под контролем. Я не только выбираю маршруты, но и дни, когда мне работать.

– Как же вам это удалось?

– Давайте лучше поговорим о вас.

– Это неинтересно, – запротестовал я. – То есть по крайней мере электроника – дело скучное. Во всяком случае, когда только торгуешь, как я. Железяки.

Мою неловкость усиливал еще и включенный диктофон, спрятанный в чемоданчике (новейшее поступление в «Зенит» из вашингтонского Эпицентра), так что мне предстояло услышать потом и собственные ремарки.

– Вы, может, и спец, – сказала она, – но не по электронике.

– А по чему же?

– Вы умеете выведывать про людей то, что они от всех скрывают.

– Ладно, пусть так. Вы правы. Я частный детектив.

– Вы мне нравитесь, – рассмеялась Модена. – Одобряю ваш стиль. Все держите под контролем.

– Под контролем? Ну да, будто меня током бьет, стоит только взглянуть на вас.

Она легонько похлопала меня по руке.

– Короче, – признался я, – я от вас без ума. – Произнося эту фразу, я слегка запнулся и тут же ощутил, что угодил в десятку. Признание прозвучало искренне. – Конечно, – сказал я, – в моей жизни были женщины, значившие для меня немало, да и сейчас есть одна, в которую я влюблен много лет, только она замужем…

– Я понимаю, о чем вы, – умудренно перебила Модена.

– Но я никогда не испытывал такого… ожога, как в ту секунду, когда увидел вас.

– О, да вы пытаетесь меня кадрить! Осторожно! Когда я впервые увидела вас, вы сидели в первом классе с опущенной головой. Тогда я заметила разве то, что вы плохо следите за волосами.

– Что-что?

– У вас перхоть, – торжественно объявила она и расхохоталась, увидев мое выражение. – Возможно, это был просто сор, но одно ясно: женского ухода за вами нет.

– Такого, как за Заводилой?

– За кем?

– За Брэдли Буном из «Лайф».

– О, этот меня не интересует.

– Зачем же вы делали вид, будто это не так?

– Просто я хочу, чтобы кто-нибудь поучил меня фотографии.

– И ради этого стоило изображать такое море симпатии?

– Я всегда бросаюсь в погоню за желаемым и цепляю его на лету. – Модена вновь дала волю своему гортанному хохотку, словно понятия не имела о том, насколько она в этот момент вульгарна.

– Вы изумительная! – вырвалось у меня. – Вы перевернули всю мою жизнь. Никогда со мной такого не было. Даже с той, которую я люблю. – Я посмотрел ей в глаза и сделал большой глоток из стакана. Я уже решил, что расшифровку записи для Проститутки придется отредактировать.

– Можно мне вас поцеловать? – спросила она. И поцеловала. Объятие было мимолетным, но губы у нее были мягкие, я почти раскрыл их.

– А ты без фокусов, – пропела она, отстраняясь.

– Надеюсь, это хорошо.

– Похоже, таких ко мне влечет.

На губах осталось ласковое эхо поцелуя, дыхание сделалось прерывистым. «Без фокусов»? Это была новость!

– А к кому еще применима такая характеристика?

Она игриво погрозила мне пальцем:

– Поцелуй – и узнаешь.

– Не возражаю.

– А я возражаю. Жизнь – мое частное дело. Интимная – тем более.

– Разве твои друзья совсем ничего про тебя не знают?

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – сказала она. – Я знаю, зачем мне нужен ты, а вот зачем тебе я?

– Да затем, что стоило мне увидеть тебя, и – поверь – словно какая-то неведомая сила вселилась в меня. Никогда со мной такого не бывало. Правда.

А сам подумал: «В самом ли деле правда?» Врать мне приходилось так много, так долго и стольким людям, что дело пахло раздвоением личности. Что я такое – чудовище или просто запутавшийся человек?

– Наверно, – сделал я глубокомысленный вывод, – такое бывает, когда встречаешь человека, абсолютно одинакового с тобой во всем.

Модена посмотрела на меня с оттенком сомнения, подумав скорее всего о моей неухоженной макушке.

– Точно, – согласилась она и очень осторожно поцеловала меня снова, как будто пробуя кусок породы на содержание золота.

– Может, уйдем отсюда куда-нибудь? – предложил я.

– Нет. Сейчас десять минут седьмого, и через двадцать минут мне надо бежать. – Она вздохнула. – К тому же я не могу лечь с тобой в постель.

– Почему нет?

– Я уже выбрала квоту. – Она коснулась моей руки. – Я верю в серьезные связи. Так что одновременно позволяю себе только две. Одну для стабильности, другую для удовольствия.

– Короче, на сегодня вакансии заполнены?

– У меня есть замечательный человек в Вашингтоне, который заботится обо мне. Я встречаюсь с ним, когда летаю туда. Он меня прикрывает, протежирует мне.

– По виду не скажешь, что тебе требуется протекция.

– Протекция не в том смысле. Он… протежирует мне на работе. Он шишка в «Истерн». Короче, следит за тем, чтобы мне давали подходящие рейсы.

Этот ее «шишка» выглядел много мельче обещанных Проституткой гигантов.

– Ты любишь его?

– Я бы так не сказала. Но он хороший человек и абсолютно надежный. Я верю, что он хочет, чтобы я была счастлива.

– Ты ничуть не похожа на девушек, с которыми мне до сих пор приходилось иметь дело.

– Что ж, приятно думать, что ты хоть в чем-то уникальна.

– Это именно так. Да, это так.

Она постучала длиннющим ногтем по крышке бара.

– Однако здесь, в Майами-Бич, моя любимая пристань.

– У тебя невероятно длинные ногти, – заметил я. – Как это они не ломаются при твоей работе?

– Постоянная бдительность и уход, – ответила она. – И все равно бывали случаи, когда какой-нибудь ломался. Это болезненно и накладно. Иногда половина жалованья уходит на ремонт.

– Похоже, и отель этот дорогой.

– Да нет. Тут у них скидки. Летом.

– А не далековато до аэропорта?

– Я не жажду тусоваться с экипажем. Лучше потрачу время на дорогу в гостиничном автобусе.

– Говоришь, тебе неохота проводить время с командой?

– А к чему? – удивилась она. – Если, конечно, не стремишься выскочить замуж за пилота, а они все жадюги немыслимые. Когда три стюардессы плюс командир, да плюс еще второй пилот набиваются в такси за доллар восемьдесят и чаевые, можешь не сомневаться: командир потребует с каждой по тридцать шесть центов.

– Да, – сказал я понимающе. – Радости мало.

– Кстати, я еще не сказала, о чем собираюсь тебя попросить.

– Так о чем же?

– Тебе нравится Фрэнк Синатра?

– Никогда с ним не встречался.

– Да не то. Нравится тебе, как он поет?

– Перехвален.

– Ты, видно, просто ничего в этом не понимаешь.

– Стоит ли задавать вопрос, если не можешь с уважением выслушать ответ?

Она кивнула, показывая тем самым, что уже сталкивалась с таким ответом.

– Я знаю Фрэнка, – добавила она.

– В самом деле?

– Мы встречались какое-то время.

– Как же вы могли пересечься?

– В рейсе.

– И он взял твой телефон?

– Мы обменялись телефонами. Я никогда не открою такую интимную подробность, как номер своего телефона, прежде чем знаменитость не выложит свой.

– А если он вдруг назовет липовый?

– Тут и конец истории.

– Мне сдается, что у вас с Синатрой далеко зашло.

– Не думаю, чтобы это как-то тебя касалось. Но, может статься, когда-нибудь и расскажу.

В наших возлияниях мы пошли уже по третьему кругу. До половины седьмого было рукой подать. Я внимательно изучал пастельные ушки-завитушки на стенах бара «Май-Тай», выполненные словно по лекалу французского рисовальщика. Сквозь застекленную стену был виден циклопических размеров бассейн, по форме напоминавший амебу. По одну сторону этой рукотворной лагуны темнела рукотворная пещера, а рядом был еще один бар, где обслуживали страждущих в купальных костюмах. Ближе к нам, через пешеходную дорожку, раскинулся просторный пляж с упругим, тщательно, словно теннисный корт, вылизанным и утрамбованным песком, который мерно ласкали теплые морские волны.

Я ломал голову, как бы развить тему Фрэнка Синатры. Был ли он одним из тех двоих, которые не сочетаются вместе?

– А что именно ты бы хотела выяснить насчет Синатры? – спросил я наконец.

– Это не тема нашего разговора, – отрезала она. – Фрэнк меня на данном этапе не интересует.

– Хотя в свое время он был твоей излюбленной гаванью.

– А ты и вредина тоже, – сказала Модена. – Впрочем, это не имеет значения, поскольку тебе, возможно, предстоит обнаружить, если мы вдруг снова увидимся, что и я в этом смысле не подарок.

– Верхом вредности с твоей стороны было бы отказать мне в новой встрече. Так что прими мои извинения.

– Хочу внести ясность. У меня действительно есть в Майами, как ты выразился, излюбленная гавань. Но он бывает наездами и останавливается в Палм-Бич. И я люблю его. – Она произнесла это таким торжественным тоном, будто призывала в свидетели собственное сердце, и добавила: – Да, я люблю его, когда мы бываем вместе.

– Прекрасно, – сказал я.

– Бываем, но не часто. Он чрезвычайно занятой человек. Сейчас он как раз особенно занят.

– И все же, что я могу сделать для тебя?

– Да ничего. Более того, ты никогда не узнаешь, кто он.

Я допил то, что оставалось в стакане. На часах было 18.28, и я твердо, как и подобает тому, кто прошел школу Сент-Мэттьюз, решил: ровно в 18.30 встаю и ухожу.

– То есть, если я правильно понял, никакого дела у тебя ко мне нет, – сказал я.

– Подожди минутку, – попросила Модена.

– Не уверен, что могу.

– Можешь. – До меня вдруг дошло, что она чем-то поразительно напоминает мою мать. Властные, привыкшие повелевать женщины, должно быть, делятся опытом, используя для своего телеграфа шелковые нити ночных сорочек. – Словом, я вижу его теперь настолько редко, что подумываю о замене. Есть другой человек, и он достаточно неравнодушен ко мне.

Я дернул чеку.

– Он не приятель Синатры?

– Да. – Она взглянула на меня. – А ты в своем деле спец, верно?

Я уже начал подумывать, не стал ли я действительно таковым.

– Ага, – подтвердил я, – только я палец о палец не ударю, если ты не назовешь мне его имя.

– Хорошо, я тебе назову его, только имя будет ненастоящее. По крайней мере я в этом уверена.

– Для начала сойдет.

– Я знаю, это ненастоящее его имя. Сэм Флад. Он так себя называет, но я ни разу не видела в газетах такого имени, а ведь к нему относятся с уважением, так что он должен быть известен.

– А почему ты уверена, что он в самом деле такая величина, как ты думаешь?

– Потому что Синатра не уважает тех, кто вертится вокруг него, а Сэма Флада он уважает.

– Увидимся завтра вечером, – сказал я, – здесь, в это же время. К тому моменту я уже буду знать, кто такой Сэм Флад.

– Я не смогу. У меня завтра рейс в шесть вечера.

– Так почему бы тебе не попросить твоего человека в Вашингтоне еще об одном свободном вечере? Я так понял, что ты контролируешь подобные детали.

Она сняла с меня новую мерку.

– Хорошо. Если завтра до двух ты оставишь мне сообщение, что подлинное имя Сэма Флада у тебя в руках, я позабочусь о том, чтобы изменить свое расписание.

Мы обменялись рукопожатиями. Я хотел было поцеловать ее, но в зеленых глазах вспыхнул предупредительный огонек: не надо.

8

Поскольку я задолжал вашингтонскому Эпицентру шифровку с отчетом об обеде Ханта с «фронтовиками», пришлось вернуться в «Зенит». А там достаточно было сделать несколько шагов по коридору, чтобы приступить к вычислению мистера Флада.

Ведь в Вашингтоне, в Аллее Тараканов, находился мощный компьютер НАСТАВНИК, а в его памяти, по слухам, пятьдесят миллионов имен. Поэтому я не удивился, когда на запрос о Сэме Фладе выполз список в шестнадцать человек. Пятнадцать отпали сразу: майор ВВС, командированный в Японию; сантехник из Ланкашира, естественно, Англия; офицер Королевской конной полиции из Эдмонтона; спекулянт из Бейрута, также известный под именем Акмаль Акбаль… Стоит ли продолжать? Интересной оказалась лишь одна строчка: «Флад, Сэм, проживает в Чикаго и Майами – смотри ВЕЯЛКУ».

Так назывался еще более мощный, чем НАСТАВНИК, компьютер, для входа в который был нужен специальный пароль. Эта информация хранилась в сейфе у Ханта. Не желая терпеть до утра, я решил позвонить Розену. Я слышал, что он отягощен знанием сорока или пятидесяти кодовых входов, которые по штату ему не полагалось знать.

К моему радостному изумлению, Розен не только оказался на месте, но и был не один. Поэтому на расспросы типа «зачем» у него не было времени – надо было возвращаться к гостям.

– Теперь не могу выдавать код, не зная, зачем это нужно, – все же повыкобенивался он.

– Ханту нужна объективка на кубинца, у которого, как нам кажется, криминальное прошлое.

– А, понятно, – сказал Розен. – Молодец, что позвонил, не ошибся. ВЕЯЛКА отошлет тебя в базу ЗЛОДЕИ. Так что тебе скорее всего понадобятся оба кода. Готов? Лови. Первый дырокод – Экс-Си-Джи-15, а второй – Экс-Си-Джи-17А. А – с большой.

– Спасибо, Арни.

– Поговорим, когда я не буду так занят обносом друзей и прочих любителей спиртного, – попрощался Розен.

Розен точно учуял, где могут храниться тела. ВЕЯЛКА действительно отфутболила меня к ЗЛОДЕЯМ, а там обнаружился и мой мистер Флад. Из печатающего устройства выползло вот что:

СЭМ ФЛАД (один из многочисленных псевдонимов) – подлинное имя МОМО САЛЬВАТОРЕ ДЖАНГОНО, родился в Чикаго 24 мая 1908 г. Более известен как СЭМ ДЖАНКАНА. Свыше 70 арестов за преступления начиная с 1925 г. Задерживался как подозреваемый в оскорблении действием, угрозе убийства, подготовке взрыва, краже со взломом, азартной игре, краже, убийстве. Штат Дж. в Чикаго состоит ныне из 1000 единиц «пехоты». Дж. является также главным авторитетом для полуассоциированной мелкой рыбешки, как то: воров, попрошаек, а также жулья в полицейской форме, вымогателей, продажных судей, таких же политиков, профбоссов и предпринимателей, азартных игроков, угонщиков машин, исполнителей (наемных убийц), ростовщиков, уличных продавцов наркотиков, мошенников и т. п., число которых предположительно составляет 50 тысяч.

Примерный годовой сбор с территории округа КУК – 2 миллиарда долларов.

ПРИМЕЧАНИЕ: вышеприведенная справка составлена на основании неподтвержденных данных полиции Чикаго и/или Майами.

Заключение ФБР: Джанкана удостоверен как единоличный босс преступного синдиката, чьи интересы простираются от Майами, Гаваны (до недавнего времени), Кливленда, Хот-Спрингс, Канзас-Сити, Лас-Вегаса, Лос-Анджелеса до Гавайских островов.

Джанкана – один из трех крупнейших преступников Америки (оценка ФБР).

Засыпал я в полном обалдении. Давай-ка к нам, в ЦРУ, – и пред тобой распахнутся подземные кладовые мира! Проснулся в четыре часа утра с чернильного цвета фразой в голове: «Джанкана – исчадие порока!» Слова эти сверлили мой мозг с пронзительностью полицейского свистка. Во что, черт возьми, я влезаю? Я вспомнил свой первый альпинистский кошмар десять лет назад. То же чувство: соваться сюда не стоит!

Скоро рассветет, я наберу номер Молены Мэрфи и признаюсь в бессилии. Она в шесть вечера взовьется в воздух, и мы уже никогда не увидимся. Потом я доложу о своей неудаче Проститутке, завязав с ним тоже. Продолжать дальше, как он выразился, «цеплять на крючок русалку» было чревато некрологом. Совершенно ясно, что Модена любит трепаться. И теперь то, что мне больше всего в ней понравилось лишь несколько часов назад – ее несдержанность, позволявшая выполнить задание, – совсем не радовало меня. А если между нами что-то сложится и она сболтнет об этом Сэму Фладу, кто из его пятидесятитысячной армии мазуриков или гвардейского полка отпетых головорезов переломает мне кости? Страх, словно острая зубная боль, звал на помощь Бахуса. Я попытался оценить риск. Если рассуждать трезво, чем все это могло мне грозить? Я услышал презрительный голос Проститутки: «Малыш, не дергай носом. Ты ведь не из его банды, и расчленять тебя он не станет. Соображай здраво – ты принадлежишь к славной породе белокожих людей, а Сэм как-никак был рожден в мерзости и вырос среди обормотов. Эта публика почитает за честь, когда мы снисходим до их ничтожества».

После второй порции виски я наконец заснул, а когда проснулся в семь утра, это был уже новый день, новые надежды, и сам я был новый, другой человек. Хотя нервы все еще не отпустило, предчувствие было уже не столь мрачным. Назовем это боязнью высоты. Я снова подумал о скалолазании, вернее, о тех днях, проведенных с Проституткой, когда я каждое утро просыпался с одной и той же мыслью: «Надо же, а ведь я жив!» – тогда как каждый день мог стать в моей жизни последним. Это ощущение – что ты, ценный экземпляр, подвергался опасности, но сумел сохранить себя для человечества, – далеко не самое противное из всех.

А еще я проснулся с острым желанием обладать Моденой. По всем мыслимым меркам эрекция у меня была монументальная. Любовь к Киттредж, как бы велика она ни была, не может – вдруг осознал я – длиться вечно, поддерживаемая лишь редкими, к тому же неотосланными письмами. Тем не менее я почувствовал себя наполовину предателем.

9

– Я так и знала, – воскликнула Модена, – да, я наверняка знала! Сэм не мог не быть кем-то из ряда вон.

Она в третий раз перечитывала мою сокращенную версию выписки из ЗЛОДЕЕВ.

– Вроде все сходится, – сказала она, – но не совсем.

– Это почему же?

– Потому что с Сэмом мне спокойно.

Я поразмыслил с минуту, стоит ли посвящать ее во все парадоксальные возможности Альфы и Омеги, но потом вдруг подумал, что, встретив Фиделя Кастро, я могу проникнуться к нему симпатией, к тому же, как я слышал, Сталин с Гитлером очаровывали кое-кого. Что, черт возьми, может помешать зрелому, давно оформившемуся гаду прикинуться вполне добропорядочным Альфой?

– Знаешь, – сказала она, – Сэм – джентльмен до мозга костей.

– Не слишком такому можно поверить, прочтя вот это.

– Да, конечно, у меня было то преимущество, что я не знала, кто он. Так что я могла изучить его как бы в чистом виде. Он очень осторожен с женщинами.

– Ты полагаешь, он их боится?

– О нет, конечно же, нет. Он знает женщин. Знает слишком хорошо, поэтому и осторожен. Ты бы видел, как он водит меня по магазинам. Он всегда точно знает, что я хочу и какой ценности подарок я готова от него принять. К примеру, между нами уговор, что я не приму ни одного подарка, который стоит больше пятисот долларов.

– Почему именно эта цифра?

– До этой черты подарок может все еще считаться скромным, так что я ничем не буду обязана Сэму. К тому же я действительно ничего ему не даю.

– Это из-за того, что ты… связана с двумя другими джентльменами?

– Ты что, презираешь меня?

– Да нет. Меня просто разбирает злость.

– Ну конечно, – возмутилась она, – сидишь тут, лакаешь свой коктейль, внешне холодный, как этот ломоть огурца, который туда кладут, и при этом еще заявляешь, что тебя разбирает злость.

На ней были зеленые туфли и зеленое шелковое платье, такое же зеленое, как и ее глаза. Единственное отличие от вчерашнего дня. Мы сидели за той же стойкой в том же полупустом зале напротив той же стеклянной стены, за которой был виден бассейн и бисквитный пляж, и часы снова показывали шесть. Нескончаемо долгий и по-летнему безжалостный день нехотя клонился в Майами к вечеру, но нам до этого не было ни малейшего дела: мы удобно расположились в безвременном пространстве, которое предвещало долгий путь сквозь сумерки, а что до моих предрассветных конвульсий, то они были уже далеко позади. Я подался вперед и поцеловал Модену. Не знаю, было ли это мне наградой за выполненное в срок обещание или она целые сутки только и мечтала о том, чтобы снова поцеловать меня, но я почувствовал, что надо мной нависает беда. Влюбиться в Модену Мэрфи не так уж и невозможно. Ее нарочитая осторожность в разговоре была лишь вуалью, которую ничего не стоит сорвать, а под ней во всей своей первозданности обнажится вполне понятное желание – теплое и сладкое, пылкое и необузданное, каким ему и положено быть. Теперь я понимал, что в ее устах означало «без фокусов».

– Хватит, – запротестовала она, – ну-ка довольно с этим.

И слегка отстранилась, отодвинув границу на пару дюймов. Я терялся, не зная, кем больше восхищаться – ею или собой. Никогда я не производил подобного эффекта на девушку, нет, даже на Салли. В голове у меня засел один-единственный вопрос – где? Ну и, соответственно, разрешит ли она мне подняться к ней в номер.

Не тут-то было. Она выпрямилась и заявила, что я должен уважать ее законы. Ручка есть? Есть. Она нарисовала на салфетке маленький кружок, потом рассекла его вертикальным диаметром.

– Вот так я живу, – сказала она, – по одному мужчине на каждой половине, и этого вполне достаточно.

– Почему?

– Потому что за пределами этого круга – хаос.

– Откуда ты знаешь?

– Откуда знаю – не знаю, но мне это ясно. Неужели ты мог подумать, что я вот так болтаюсь и целуюсь с кем попало, как сейчас с тобой?

– Нет, я надеюсь.

– Ты меня будоражишь.

– Можно я поцелую тебя еще?

– Не знаю. На нас все еще косятся.

Три средних лет пары – туристы – торчали за отдельными столиками в просторном зале «Май-Тай». В Майами-Бич лето. Бедняга «Фонтенбло»!

– Раз ты не хочешь расстаться с тем малым из Вашингтона, тогда почему бы тебе не дать отставку второму, что в Палм-Бич? – предложил я.

– Если бы я могла сказать тебе, кто это, ты бы понял.

– А как вы встретились?

Она явно гордилась собой. Ей, безусловно, хотелось рассказать мне об этом, тем не менее она лишь помотала головой.

– Не верю я в твой кружочек, – настаивал я.

– Но ведь я не все время так жила. Два года у меня был только Уолтер.

– Уолтер, который из Вашингтона?

– Пожалуйста, не говори о нем таким тоном. Он добр ко мне.

– Только женат.

– Не важно. Он любил меня, а я его нет, так что все справедливо. И ни в ком я больше не нуждалась. Когда мы встретились, я была еще девушкой. – И она опять прыснула своим гортанным смешком, будто самое сокровенное в ней вновь требовало выхода на поверхность. – Разумеется, у него время от времени стали возникать заместители, но вторая половина круга оставалась вакантной. Вот когда тебе надо было появиться.

– Поцелуй меня еще раз.

– Отстань.

– Значит, дальше на твоем горизонте возникает Синатра.

– Откуда ты знаешь?

– Возможно, потому, что мы с тобой уже почти одно целое.

– Ты явно чего-то добиваешься, – сказала она. – Может, ты и взаправду хочешь меня, но ты явно чего-то добиваешься.

– Расскажи мне о Синатре.

– Сейчас не могу и не стану. Скажу только, что он все порушил.

– Может, все-таки расскажешь, а?

– Нет, я не должна этого делать. Я же твердо решила раз и навсегда: моя жизнь подчиняется непреложному закону круга.

Я подумал: «А ведь, похоже, меня вот-вот угораздит снова влюбиться в женщину, которая, говоря о себе, изъясняется собственными понятиями».

– Почему бы тогда не распрощаться с Уолтером, – предложил я, – и впустить в круг меня?

– Он выше рангом.

– Тогда возьми бессрочный отгул у того, что из Палм-Бич. Вы же все равно не видитесь.

– А каково тебе будет, если он появится снова, – нашлась она, – и мне придется распрощаться с тобой?

– Я попытался бы сохранить новое status quo.

Она рассмеялась, по достоинству оценив отвагу претендента в любовники, но, как ни крути, я выглядел нелепо.

– А как зовут этого парня из Палм-Бич? – допытывался я. – Не могу же я называть его Палм-Бич…

– Хорошо, скажу, все равно тебе это ничего не даст. Джек.

– Уолтер и Джек.

– Да.

– Не Сэм и Джек?

– Безусловно, нет.

– Не Фрэнк и Джек?

– Мимо.

– Но на Джека тебя вывел Синатра?

– Боже мой, – воскликнула она, – ты опять угадал! Ты, видимо, в своем деле дока.

Я не стал пояснять, что выбор слишком прост – кроме Синатры и некому.

– А теперь иди, – сказала она.

– Куда это? Вечер у меня свободен…

– А у меня свидание. С Сэмом.

– Отмени.

– Не могу. Когда я с кем-то договариваюсь, это железно. Железно – и все тут. Мой принцип. – Она молча чмокнула губами с расстояния в добрых три фута, но сделала это так изящно и ловко, что теплая волна нежности мгновенно накрыла меня. – Завтра в восемь утра я улечу, – сказала она, – и вернусь только через неделю.

– Через неделю!

– Увидимся, – пообещала она, – когда я вернусь из Лос-Анджелеса.

– Если не помешает присутствие Джека, да?

– Этого не случится. Насколько я знаю.

– А что ты потеряла в Лос-Анджелесе?

– Джек пригласил меня, – ответила Модена, – и я попросила отпуск.

Мы расстались, и я поспешил в «Зенит». НАСТАВНИК в ответ на запрос выдал пятистраничную справку на СИНАТРУ, ФРЭНКА. Рубрика «Друзья и знакомые» представляла собой длинный список с одним-единственным Джеком по фамилии Энтраттер, отель «Пески», и примечанием: «Возможно, член Клана». Дальше следовала отсылка: «На „Клан“ – смотри ВЕЯЛКУ».

Мне не пришлось снова забираться в базу ЗЛОДЕИ. В основном блоке памяти ВЕЯЛКИ в рубрике «Клан» сидели: Джон Бишоп, Сэмми Кан, Сай Девор, Эдди Фишер, сенатор Джон Фицджералд Кеннеди, Пэт Лоуфорд, Питер Лоуфорд, Дин Мартин, Майк Романофф, Элизабет Тейлор, Джимми Ван Хойзен.

Я тут же послал телеграмму Проститутке в Джорджтаун, без подписи: ПОСКОЛЬКУ НАШИМИ ДРУЗЬЯМИ ОКАЗАЛИСЬ ХУАН ФЬЕСТА КИЛЛАРНИ И СОННИ ГАРГАНТЮА, НЕ ПОРА ЛИ ПОДВЕЗТИ ВАШ ТОВАР НА ПОЛЕ?

Мне до конца не верилось, что Джек из Палм-Бич мог быть Джоном Фиццжералдом Кеннеди, которого съезд демократической партии в Лос-Анджелесе вот-вот собирался выдвинуть кандидатом в президенты США, но «бритва» была тут как тут, напомнив мне, что простейшее объяснение всему на свете и есть правильное объяснение. Фактов у меня было не так уж и много, но те, что имелись, указывали на Джека Кеннеди. Я не мучился, пытаясь заснуть, потому что и не пытался. Проститутка позвонил мне в шесть утра, и хозяин, кривой на один глаз, злобно сверкал оставшимся, когда я открыл дверь на его стук и направился к телефону в вестибюль.

– Постарайся впредь не слать открытых телеграмм, – для начала пожурил меня Проститутка. – Успех застилает тебе глаза.

Разговор оказался коротким. Мне было приказано немедленно прибыть в Вашингтон.

10

На этот день – с утра и во второй половине дня – у меня были назначены встречи с двумя кубинскими эмигрантами, докладывавшими мне о неафишируемых сторонах деятельности своих политических групп, причем, естественно, на разных явочных квартирах, на расстоянии двадцати миль одна от другой. Не сумев заранее связаться со вторым агентом, я предупредил Проститутку, что прилечу ближе к вечеру. Из вашингтонского аэропорта я взял такси и отправился в его джорджтаунский дом, где он усадил меня за обеденный стол в обставленной антикварной мебелью столовой, и мы принялись уничтожать гамбургеры с картофельной соломкой из морозилки – эта малозначительная деталь запомнилась мне потому, что Хью самолично вывалил ледяной кирпич на сковородку. У повара был в тот вечер выходной, и Хью припомнил, что в мальчишеские годы в Колорадо он ничего другого на ужин и не ел, – это был один из редчайших случаев, когда он в разговоре со мной упомянул о детстве.

– А с кем вы ели? – спросил я.

– Он пожал плечами.

– Я ел один.

Потом он встал из-за стола, провел меня в свой кабинет, открыл довольно большой чемоданчик, извлек из него внушительную стопку папок высотой дюйма в три, затем сунул их обратно в чемодан, захлопнул его и, щелкнув замком, вручил мне ключ.

– На, владей… пока, – сказал он, – и держи эти бумаги в своем сейфе в «Зените».

– Дассэр.

– Не смей оставлять ничего из этого на своем столе в течение дня и ни клочка бумаги в мотеле. – Еще во время нашей не слишком изысканной трапезы он поинтересовался организацией безопасности в «Зените» и моими жилищными условиями в «Королевских пальмах».

– Итак, – спросил он наконец, – как бы ты охарактеризовал ситуацию?

– Этому невозможно поверить.

– Роль Кеннеди мне достаточно ясна. Если он будет избран, то станет нашим первым приапическим[151] президентом со времен Гровера Кливленда[152]. А что там насчет второго – этого Гаргантюа, как тебе взбрело в голову его назвать в своей игривой телеграмме?

– Я проявил беспечность.

– Ты был упоен собой. В нашей работе это равнозначно сыпному тифу.

– А кто, кроме вас, мог бы догадаться, что все это значит? – спросил я.

– Эдгар Будда, к примеру. У тебя просто нет достаточного навыка, чтобы слать открытые телеграммы.

– Дассэр.

– Допусти еще одну такую промашку, и ты больше на меня не работаешь.

– Дассэр.

Он так тщательно откашлялся, будто собирался оповестить мир о новом пришествии.

– Теперь о мерах гигиены. Кодовое наименование операции – БЕСПЕЧНЫЙ. Джанкану назовем РАПУНЦЕЛ. Кеннеди обозначим ЙОТА. Синатра пусть будет СТОУНХЕНДЖ. У девки должно быть мужское имя. Как насчет СИНЕЙ БОРОДЫ?

Я кивнул. Без особого восторга, но кивнул.

– Ее закадычная подружка – Вильма Рэй, которой, как ты увидишь, она регулярно исповедуется, – будет у нас АКУСТИКА.

– Дассэр.

– У меня не было времени на чтение всей этой чертовой кучи. Так, пробежал глазами. Тебе предстоит переварить все содержимое этого чемодана и составить для меня резюме. Не пропусти ничего существенного… Это все продукция ФБР, они, когда надо, чистили запись с помощью электроники, но все равно полно непонятных мест. ФБР только так и работает. Так что проясни для меня текст. Оставь только самое основное. Когда идет многословие, ухвати и суммируй смысл. Из всей этой каши выуди по возможности ясную картину перемещений в пространстве нашей предприимчивой СИНЕЙ БОРОДЫ. – Он внимательно на меня посмотрел. – А каковы твои шансы оказаться с этой кралей в постели?

– Пятьдесят на пятьдесят, – выскочил из меня ответ. – Надо поразмыслить, гожусь ли я для этого.

– Наверняка все эти советские живчики задают себе тот же вопрос, отправляясь к нам в гости по заданию КГБ. Стань ее наперсником. Естественно, старайся не оставлять голоса на пленках бюро. Води ее каждый раз в новый гостиничный номер.

– Это будет накладно.

Он заметно помрачнел.

– Может, вы разрешите мне воспользоваться конспиративными квартирами? – спросил я. – У меня в Майами есть на примете несколько подходящих хат.

– О Господи, вот теперь мы наступаем на Тору! – Хью взвесил возможный риск. – Давай-ка начнем с номеров, – заключил он, – а если расходы полезут из разумных в безумные, вернемся к твоему предложению.

– Дассэр. – Я сделал паузу. – Предположим, я достигну желанной цели, но тут надо предвидеть некоторые сложности.

– Ну-ка, ну-ка!

– Раз уж ФБР прослушивает ее номер в «Фонтенбло», они рано или поздно услышат имя Гарри Филда в ее трескотне с друзьями. Да и сама она вполне может заподозрить, что Филд работает на ЦРУ. В Майами это предположение не считается бредовым. В итоге бюро меня засечет и начнет пасти.