Текст книги "Призрак Проститутки"

Автор книги: Норман Мейлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 89 страниц)

7 апреля 1961 года

Непосредственного начальника Ховарда по Эпицентру зовут Рыцарь. Рассказывая мне в Уругвае о своей службе в Гватемале, Ховард упоминал про Рыцаря, который работал тогда на него, так что я случайно знаю настоящее имя этого человека – Дэвид Филлипс. Это несколько осложняет дело: я ведь должен делать вид, что не знаю его имени. Ирония состоит в том, что это не имеет никакого значения. В Эпицентре ничто не пострадало бы, если бы мы звали его Дэйв Филлипс. Вот в Майами прикрытие играет свою роль, а здесь все считают, что мы наводим слишком большую гигиену. Поэтому в дневнике я буду называть его Дэвид Филлипс. Так я его мысленно называю и считаю, что это имя очень ему подходит: он высокий, ладно скроенный техасец с приятным лицом, не очень сильным, но не слабым и достаточно мужественным. Вид у него человека интеллигентного, но не слишком образованного. При распределении ролей его сразу определили бы как цэрэушника, и в данный момент он возглавляет здесь пропаганду. Приблизительно в 1958 году он порвал с ЦРУ и открыл в Гаване рекламное агентство, вполне считая, что Батиста проиграет и все старые рекламные фирмы станут при Кастро persona поп grata. Он не ожидал, признается он сейчас, что Кастро так быстро сдвинется влево и что коммунистическая партия не позволит никому, кроме своих членов, заниматься рекламой. Естественно, Филлипс выполнял кое-какое задание Фирмы, поэтому, когда он вытащил колышки и покинул Гавану, Трейси Барнс тотчас снова взял его с повышением. Филлипс сейчас идет вверх. Внешне они с Ховардом хорошо ладят. Но я догадываюсь, что на самом деле у них отношения как у тестя с зятем.

Со мной Филлипс довольно мил, и он мне нравится, но не слишком. Из-за того, что строит из себя гения в своей области. Он мог бы представлять «Дженерал моторс», «Ай-Би-Эм», «Дженерал фудс», «Тайм-Лайф», можно перечислять до бесконечности. Я полагаю, честолюбия у него не меньше, чем у Ховарда.

Более того, меня отвращает от Филлипса один его порок. Он вечно рассказывает какие-нибудь истории. Они достаточно смешны, если вы немного постараетесь рассмеяться. Слушая его рассказы и хмыкая, я чувствую себя тюбиком, из которого выжимают взбитые сливки. Достаточно будет одного примера: «Я знал одного американского корреспондента в Бейруте, с которым вот что случилось однажды, когда он ехал в Дамаск. Ехал он в „фольксвагене“, и у сирийской границы молодой солдат остановил его. Почему? По подозрению, что он контрабандой перевозит в своем багажнике автомобильный мотор. В борьбе с коррупцией правительство Сирии набрало преданных охранников прямо с ферм, и этот новобранец в форме никогда не видел автомобиля с мотором сзади. Мой друг, однако, будучи человеком бывалым, пожал плечами, развернулся, проехал сотню ярдов до ливанского поста, затем снова подъехал задом к сирийскому таможеннику.

Пограничник подошел к заду машины (который две минуты назад был передом), открыл капот, увидел, что там ничего нет, и сказал: „Можете въехать в мою страну“. Так что мой друг въехал в Сирию задом наперед».

Знаете ли вы, Киттредж, сколько такого рода анекдотов ходит тут? Я понял, что всегда старался по возможности избегать сотрудников вроде Филлипса. Его юмор вызывает у меня такое же ощущение, как рюмка алкоголя перед ужином у непьющего человека, которому доктор посоветовал раз в день выпивать по одной.

Так или иначе, у нас тут образовалась тройка. Филлипс рассказывает анекдоты, Ховард ржет, я подхихикиваю – наш смех длится какое-то время и глохнет, как мотор машины с хорошими тормозами, когда ее останавливают. Клянусь, есть куда больше способов потерять свою душу.

9 апреля 1961 года

В Оперативную поступил отчет об арендованных нами грузовых судах. Они предназначены для перевозки войск и теперь прибыли в Пуэрто-Кабесас в Никарагуа. Через ГАЛИФАКСА я узнал, что это старые корыта с заржавевшими кранами и лебедками, следовательно, погрузка будет затягиваться. Наши люди сразу отреагировали отрицательно. «У меня это сообщение не вызвало энтузиазма», – доложил один из них Кэлу.

Будем надеяться, что такое положение нехарактерно для всей операции. Меня бросает то в жар, то в холод. Бригада уже в феврале производила внушительное впечатление, а с тех пор численность ее удвоилась. Соответственно половина солдат недоучена. Пятый и шестой батальоны были созданы всего два-три дня назад из рекрутов, записавшихся в последние две недели, и есть основания беспокоиться по поводу состава Бригады в целом, так как преимущественно это выходцы из буржуазных слоев общества, негров же всего пятьдесят человек. А это может оказаться проблемой. Ведь больше половины населения Кубы – черные. Вдобавок, по данным Управления разведки, только двадцать пять процентов населения Кубы настроены против Кастро. Почему-то это обстоятельство не вызывает особого беспокойства. Похоже, мы здесь, в Оперативной, гордимся тем, что не обращаем внимания на сведения, поступающие из Управления разведки.

А мне не дает покоя эта статистика: неужели всего двадцать пять процентов кубинского населения настроены против Кастро? Если это правда, то почему он не устроит открытый плебисцит? Должен сказать, я то верю этому, то не верю. И холодею, как подумаю об армии Кастро. По нашим подсчетам, она составляет тридцать тысяч хорошо натренированных солдат, а его милиция – в десять раз больше. Мы, конечно, рассчитываем, что милиция в значительной своей части отвернется от Кастро. Все войны на Кубе выигрывала меньшая сила. Иными словами, Куба – это нечто непредсказуемое. Поэтому я думаю об итоге, как бы я выразился, с хорошей температурой. Исход боя, по Кэлу, – это величайшая магия, и идет бой всегда по старинке «на чертовой равнине», где все зависит от случая и вмешательства непонятных сил. Да, я очень тревожусь за Бригаду.

10 апреля 1961 года

Мне только что передали донесение из «Зенита». Мой агент Номер Один в Майами, все тот же Шеви Фуэртес, с которым я работал в Уругвае, продолжает предупреждать меня по поводу двух джентльменов по имени Марио Гарсия Коли и Роландо Масферрер. В Майами серьезно поговаривают, что их ультраправая группа планирует перебить весь Кубинский революционный совет, как только политических деятелей переправят на Кубу. Мне это представляется скорее угрозой, которая не дойдет до исполнения, но следует задуматься над тем, что, будь я на месте Кастро, я бы не стал арестовывать подпольную организацию Коли на Кубе, пока они не выполнят свою миссию против Кубинского революционного совета. А это значит, что люди Кастро сумели проникнуть к Коли, как проникли к другим.

Я иду с этим к Кэлу, но он только качает головой.

«Ты когда-нибудь читаешь газеты?» – спрашивает он.

Прямо передо мной, на первой странице «Вашингтон пост», написано, что Роландо Масферрер осужден сегодня Федеральным судом присяжных в Майами за заговорщическую деятельность с целью отправить на Кубу военную экспедицию в нарушение закона о нейтралитете.

«Мда, мы не всегда садимся в галошу, верно?» – сказал я.

«Не всегда», – подтвердил Кэл.

Позже, того же 10 апреля 1961 года

Хант, Филлипс и я работаем в конференц-зале на втором этаже и, должно быть, производим впечатление людей, составляющих программу для компьютера, чтобы он мог по требованию печатать поэзию. Когда наступит решающий день, наш коротковолновый передатчик начнет бомбардировать Гавану и провинции Кубы таким количеством передач, что отдел кубинской разведки, которому поручено заниматься перехватом, будет просто парализован. Передачи будут состоять из абракадабры, но должны казаться профессиональными. Это разумно. Наши люди на Кубе не будут обращать на них внимания, считая, что раз они непонятны, значит, предназначены для других групп. Кубинская же разведка будет считать себя обязанной расшифровать каждую передачу. А мы, как добросовестные кузнецы слов, будем оттачивать наши творения. Например: «Шакал бродит среди сахарного тростника». Возникает спор, есть ли шакалы на Кубе и питают ли они пристрастие к сахарному тростнику. Мы не хотим посылать ничего такого, что обнаружило бы наше незнание кубинской природы. Мы, безусловно, могли бы посадить рядом с собой образованного гаванца. Вместо этого мы обращаемся в Карибский сектор Управления разведки. Однако, поскольку они отстранены от операции, мы просим дать нам лишь описание флоры и фауны восточной и западной частей Кубы, а также того, как там обрабатывают землю. Тогда мы будем знать, можно ли сказать: «Сова ухает в полночь», «Рысь переходит через гребень горы», «Болота высыхают», «В полях папайи появился дым». Или самое лучшее: «Ждите циклона с Антиб».

11 апреля 1961 года

Сегодня на берегах Потомака зацвели вишни. Слабое отражение этой благодати природы заметно на нашем общем настроении в Эпицентре, или, возможно, я пришел к такому выводу на основании всего двух-трех улыбок.

Кубинский революционный совет, отныне именуемый КРС, тем или иным хитроумным способом выманили в Нью-Йорк для встречи с их повелителем Фрэнком Бендером, лысым восточноевропейцем с вечной сигарой во рту, который не говорит по-испански. Он собрал их в малом зале отеля «Коммодор» и объявил, что над вторжением работают вовсю и если они хотят, чтобы их отправили на плацдарм, они должны несколько дней просидеть взаперти в номере люкс нью-йоркского отеля – соображения безопасности исключают более подробную информацию. Никаких телефонных звонков. Если кто-либо с этим не согласен, он волен покинуть помещение и не участвовать в высадке. Бендер, старый мастак по части восточноевропейской иронии, как бы между прочим роняет, что лидер КРС, не пожелавший пойти на такое соглашение, может быть сочтен опасным и изолирован от остальных. Естественно, все соглашаются посидеть вместе под замком. Хант утверждает, что такие шаги были необходимы из-за Мануэля Рэя, а я думаю о Тото Барбаро и рад, что никто не сможет теперь послать ему предупреждение. Я полагаю, что мы задействовали человек двадцать в «Зените», чтобы под разными предлогами заставить эту шестерку кубинцев прилететь в Нью-Йорк. Что ж, хорошо сработали, так и дальше держать.

Бендер, который сидит сейчас взаперти с этими почетными пленниками, сообщает Ханту, что они желают знать заранее детали вторжения. «Если уж мы сидим тут взаперти, – говорят они, – можем мы в компенсацию за это хотя бы знать больше других?»

Тем временем Рыцарь – с целью дать нужное направление рекламе деятельности КРС – нанял рекламную компанию «Лем Джонс и К°» на Мэдисон-авеню. Собственно, он заново нанял эту фирму: «Лем Джонс» уже выполняла такую работу для фронта. По выражению лица Филлипса я вижу, что он сейчас начнет мне рассказывать одну из своих историй.

«Должен сказать, – начал Филлипс, – что „Лем Джонс“ в сентябре хорошо потрудилась на фронт. На тот месяц было намечено выступление Кастро в ООН, и мы с Лемом решили встретить его парочкой автобусов с кубинками – „матерями из Майами“. Это было задумано как „Караван скорби“, который должен был закончиться молитвой в соборе Святого Патрика. Однако по пути из Майами арендованные нами автобусы „грейхаунд“ сильно задержались. Мы постарались подобрать четырех беременных женщин, и вот выяснилось, что они через каждые десять миль останавливали автобусы, чтобы пописать. В Вашингтон мы приехали поздно и пропустили пресс-конференцию. Дальше – Филадельфия. „Караван скорби“ прибыл в Нью-Йорк на целый день позже, но все же мы сумели поместить в газетах фотографии женщин, молящихся в соборе Святого Патрика. Их показали и по телевидению. Так что „Лем Джонс“ стоило снова нанять».

12 апреля 1961 года

Операция начинает набирать темп. Это чувствуется в Оперативной.

Сегодня я узнал, что загрузка судов в Пуэрто-Кабесас идет еще медленнее, чем мы опасались. Лебедки то и дело отказывают, а крышка люка на одном из кораблей заржавела и не открывается. Пришлось не один час помучиться, чтобы ее открыть. Бойцы Бригады, однако, движимые сознанием своего долга, кинулись помогать. При моем достаточно богатом воображении я так и слышу, как по всему порту раздается визг лебедок и скрип канатов. Как только корабли будут загружены, они отойдут на несколько сот ярдов и станут на якорь – соответствующая часть Бригады уже будет у каждого на борту. По слухам, бойцы спят в гамаках под палубой и на брезенте, наброшенном на крышку люка. Офицеры, которые по-прежнему живут в палатках на берегу, отслужат сегодня вечером мессу, как только получат полную ориентацию вторжения. Лишь тогда они узнают, когда высадятся на Кубу.

Наши люди в Пуэрто-Кабесас сообщают также, что Луис Самоса, президент Никарагуа, заклинал Бригаду: «Привезите мне пару волос из бороды Кастро». Наш наблюдатель добавил: «Самоса, пухлый диктатор, который пудрится и гримируется, ожидал услышать взрыв рукоплесканий, а услышал несколько ехидных смешков.» Один оборванный кубинец крикнул в ответ: «Из какой бороды – что наверху или внизу?»

В Эпицентре считают, мы недаром арендовали у «Гарсиа лайн» такие старые суда, – теперь кто угодно поверит нашему утверждению, что вторжение финансируется кубинцами и возглавляется кубинцами. Ведь ни один уважающий себя американец и близко не подойдет к таким судам. А Филлипс заметил: «Возможно, мы пережали, создавая правдоподобие кубинского вторжения».

По-прежнему 12 апреля

Я все время колеблюсь, какому из двух источников информации верить. Часть меня цепляется за все донесения, поступающие из ТРАКСА и Пуэрто-Кабесас. Другая часть то и дело напоминает, что я могу разделить участь Бригады. Через неделю, а то и меньше, я присоединюсь к ним и высажусь на плацдарме. Пока что это не представляется мне реальным. В результате тревога живет в моем теле, как легкий грипп, и влияет на каждое движение моих членов.

Теперь мне стали приходить в голову мысли, что на плацдарме я могу попасть в плен, и, если кастровцы придут к выводу, что я цэрэушник, меня могут подвергнуть пыткам. И я могу начать говорить. (Могу? Ответа на этот вопрос у меня нет.) Я вдруг осознаю, что, пожалуй, слишком много знаю. Это вызывает совершенно детскую реакцию: я злюсь на всех в управлении, кто слишком много мне рассказывал. Я фактически говорю такому человеку: «Это будет твоя вина, не моя», – и прихожу в ужас от собственных мыслей. Беда в том, что нет у меня опыта, которым можно было бы измерить предстоящее. И поэтому я зол на всех, как человек, пришедший на вечеринку, где никто с ним не разговаривает.

По-прежнему 12 апреля

Сегодня в Эпицентре самой большой новостью было заявление Кеннеди на многолюдной пресс-конференции. «Ни при каких обстоятельствах, – сказал он, – вооруженные силы Соединенных Штатов не вторгнутся на Кубу».

Естественно, это поразительное заявление было вывешено на доске в Информационной и внизу, в Оперативной. Хант сияет. «Блестящая попытка увести в сторону, – заявил он. – Мы-то знаем, что авианосец „Эссекс“ ждет в Пуэрто-Рико отправки в залив Свиней».

А внизу, в Оперативной, Кэл куда менее доволен. «Если Кеннеди действительно сказал это всерьез, надо вывешивать траурные флаги».

Кэл явно рассчитывал на полновесную военную поддержку США. Это означает, что Биссел и Даллес уверены в том же. Из заявления Кеннеди следует сделать вывод, что он не примет поражения. И обсуждение проблемы крутится вокруг этого. Хочет ли президент дать понять, что не вмешается ни при каких обстоятельствах, или же это мастерский прием, как надеется Хант?

Я больше, чем когда-либо, обращаю внимание на крупномасштабную карту залива Свиней, что висит в Оперативной. Я вижу в этом плод технической магии, противостоящей супу, изготовленному mayombero.

Опять-таки 12 апреля, позже

Новое известие занимает нас всю остальную часть дня. Советский космонавт Юрий Гагарин облетел на космическом корабле вокруг Земли. Иными словами, выражаясь новым для нас языком, совершил облет нашей планеты в космической капсуле. Настроение у большинства в Эпицентре мрачное. Это страшный удар. Как могли русские выиграть гонку за космос? А отец смотрит на это оптимистически. «Лучшего времени для такого события быть не может, – говорит он. – Это заставит ирландца Кеннеди иначе смотреть на высадку».

Никто здесь не произносит «залив Свиней». Мы говорим о Красном береге, Голубом береге. Краски Нормандии? Травы? Иводжима?

13 апреля 1961 года

Я пропустил одно интересное высказывание Джека Кеннеди на вчерашней пресс-конференции: «Приговор, вынесенный мистеру Масферреру из Флориды за подготовку вторжения на Кубу с целью установить там режим, какой существовал при Батисте, говорит о том, как относятся у нас в стране к тем, кто хочет создать подобный тип администрации на Кубе».

14 апреля 1961 года

Сегодня, за три дня до начала операции, Бригада уже была в море. Наше войско посажено на пять старых корыт, операция называется «Canama». Завтра, за два дня до начала, восемь принадлежащих эмигрантам «Б-26» поднимутся в воздух с никарагуанской базы близ Пуэрто-Кабесас и нанесут удар по трем аэродромам Кубы. Мы хотим не только уничтожить авиацию Кастро, но и доказать всему миру, что операция осуществлялась кубинскими беженцами на кубинских самолетах, купленных кубинцами. В Эпицентре преобладает мнение, что крупная воздушная атака в день высадки выглядела бы уж слишком по-американски. Нас с Хантом, однако, тревожит принятое решение. Бомбежка аэродромов за два дня до высадки даст Кастро время разгромить нашу сеть. Таким образом, в день вторжения на Кубе может не оказаться серьезного подполья. Поздно вечером мы спорим по этому поводу в нашей гостиной, и Кэл не согласен с такой логикой, а я впервые понимаю, как правильно рассчитывает свои шаги Аллен Даллес. Сам он отправляется завтра в Пуэрто-Рико для выступления, о котором было договорено несколько месяцев назад, – будем надеяться, это побудит кубинскую разведку счесть, что высадка произойдет не так скоро, – в результате я пришел к выводу, что только мистер Даллес способен на столь холодный расчет: если в нашу сеть на Кубе просочились люди Кастро и она служит ему не меньше, чем нам, тогда пусть Кастро арестовывает десятки тысяч кубинцев. При этом он скорее всего посадит за решетку немало своих двойных агентов, и это плохо отзовется на моральном состоянии его разведки. Ну а что до морального состояния нашего подполья… на это можно не обращать внимания.

Ханта и Филлипса волнует также то, что миллионы листовок не будут разбросаны во время воздушного налета за два дня до вторжения. «Б-26» будут до предела загружены тем, что может уничтожить самолеты Кастро. Потом, если будут еще воздушные налеты (а никто толком не знает, сколько налетов разрешено, и Филлипс принялся стучать кулаком по столу от досады, что он никак не может этого узнать), нам, возможно, разрешат сбросить какое-то количество бумаг, но всякая мысль о перевороте типа гватемальского, похоже, отложена в дальний ящик. Стремясь нас умиротворить, нам говорят, что листовки будут доставлены на кораблях. «Когда у нас будет плацдарм и взлетно-посадочная полоса, ваша продукция очень пригодится».

«Будет слишком поздно», – пытается объяснить Филлипс. Физически он у нас, в Эпицентре, пожалуй, производит самое внушительное впечатление, притом это типичный представитель нашего ведомства, подобно тому, как слушатель Сандхерста является слушателем из Сандхерста и никем иным, и потому странно видеть Филлипса в таком состоянии, когда лицо у него сморщивается, а рот кривится, как у сдерживающего слезы пятилетнего малыша. «Никак они не могут понять, – говорит он. – Мы же занимаемся стимуляцией. Разве занимаются стимуляцией после полового акта?»

Опять-таки 14 апреля, несколько позже

Под давлением Госдепартамента кто-то наверху, по всей вероятности, Биссел, решил, что в завтрашнем воздушном налете будет участвовать дополнительный самолет, который прилетит из Никарагуа прямо в Майами. Для всех это будет кубинский «Б-26», который изменил Кастро, сбросил бомбы на гаванские аэродромы и прилетел к нам. Хант опасается, что с этим самолетом что-то пойдет не так, и шлет шифротелеграмму в Долину Счастья – это наше название аэропорта в Пуэрто-Кабесас. Он объясняет, как надо подготовиться к такому полету. Самолет должен выглядеть так, точно его пощипало в боях над Кубой. Специалисты по маскировке могут сделать в соответствующих местах дырки от пуль и следы огня. Хант по этому поводу изрек: «От этого проекта у меня начались колики в животе. Одна какая-то деталь не сработает, и все полетит к черту».

Зная, что налет начнется на заре, большинство сотрудников Эпицентра остались здесь на всю ночь. Мы отдыхаем на армейских раскладушках с поразительно нестандартными матрацами – либо жесткими, как дерево, либо похожими на желе, – пьем кофе и лоботрясничаем. Наверное, когда ждешь известий извне, всегда кажется, что ты в тюрьме. Чувствуешь себя от всего отрезанным, а, собственно, это и есть тюрьма.

15 апреля 1961 года, 8.00

В комнате всю ночь стоял удушливый сигаретный дым и затхлый запах скученно и напряженно спавших людей. Однако вскоре после рассвета начали поступать телеграммы, касающиеся воздушного налета. Звено из трех «Б-26» под названием «Линда» должно поразить Сан-Антонио-де-лос-Баньос, крупный военный аэродром в тридцати милях к юго-западу от Гаваны. «Пума», другое звено «Б-26», совершит налет на лагерь Либертад в окрестностях Гаваны, а «Горилла», третье звено из двух «Б-26», полетит в другой конец острова, на аэропорт Сантьяго-де-Куба в провинции Ориенте.

Донесения поступают все сразу. На все три аэродрома одновременно с бреющего полета сброшены бомбы. Радио Гаваны передает исторические сообщения, а наши «Б-26» докладывают нам, что авиация Кастро уничтожена на земле.

Как изменилось наше сонное царство! В 6.30 распахнулись окна, мы кричим «ура!». Все кинулись одеваться – и вниз, в Оперативную. Там царит не меньшая эйфория. Офицеры обнимаются. Биссел принимает поздравления.

«Пока ничего официального, – говорит он нам, – надо дождаться официального подтверждения в виде снимков с „У-2“.» Тем не менее он так и сияет. Я слышу, как офицеры перешептываются: «Кончено. Гавана все равно что в наших руках».

Тем временем одинокий «Б-26» прилетел из Долины Счастья во Флориду, сел в Международном аэропорту Майами, Иммиграционная служба тотчас увела пилота, а самолет был взят под охрану. В известиях американских средств массовой информации говорится, что пилот прилетел в Майами в тенниске, бейсбольной шапочке и темных очках, держался он совершенно спокойно и курил сигарету. Над его самолетом, безусловно, потрудились на славу. Один мотор не работал, а фюзеляж был изрешечен пулями.

Миро Кардона заявляет в Нью-Йорке: «Кубинский революционный совет находился в контакте с этими доблестными пилотами и поощрял их». У нас в Оперативной стоит черно-белый десятидюймовый телевизор, и я смотрю, как Кардона выступает перед корреспондентами. Вид у него усталый. Он снимает темные очки и говорит, обращаясь к прессе: «Перед вами, джентльмены, глаза революционера, который в последнее время очень мало спал».

«Являются ли эти налеты прелюдией к вторжению?» – спрашивает репортер.

Кардона улыбается. Поднимает вверх разведенные руки, как судья спортивного матча, показывающий, что все в порядке. И говорит: «Никакого вторжения, сэр».

Однако Барбаро, сидящий рядом с ним, произносит: «Началось нечто весьма впечатляющее».

Часом позже

И непредвиденное тоже. Один из наших «эмигрантских» бомбардировщиков, у которого после налета на лагерь Либертад забарахлил мотор, совершил аварийную посадку в Ки-Уэсте. Когда реальные события совпадают с фиктивным сценарием, это является для всех неожиданностью. Местная школа в Ки-Уэсте собиралась отпраздновать Олимпийский день на базе морской авиации в Бока-Чика. Слушатели собрались там со всеми своими причиндалами, с родителями, оркестрами и мажоретками. Праздник пришлось отменить. Флот объявил, что никакого Олимпийского дня не будет.

Затем другой «Б-26», летевший из Сан-Антонио-де-лос-Баньос, вынужден был сделать посадку на острове Большой Кайман, когда из одного из баков перестало поступать горючее. Поскольку на Большом Каймане реет британский флаг, возвращение пилота и самолета в Долину Счастья не произойдет автоматически. Как заметил Кэл, «британцам в подобных вещах нельзя доверять. Они могут занять формальную позицию в самое неподходящее время».

Директор Иммиграционной службы появляется на телевидении в «Новостях» из Майами. Он отказывается назвать фамилии двух пилотов, приземлившихся в США. Надо думать о защите их семей, оставшихся на Кубе, говорит он.

Один репортер спрашивает: «Разве генералы военно-воздушных сил Кастро не знают фамилий собственных пилотов?»

«Ничем не могу вам помочь, – говорит директор. – Пилоты просили, чтобы их имена остались в тайне».

Хант качает головой.

«Так и слышу, как раскачивается корабль».

И он оказался прав. Весь день репортеры в Майами и в Нью-Йорке задавали новые и новые вопросы. Я увидел в них особую силу среди наших сил – силу, которая инстинктивно чувствует каждую дырочку в ткани рассказа. Один репортер сумел так близко подобраться к самолету, приземлившемуся в Майами, что заметил: дула пулеметов на «Б-26» были все еще залеплены клейкой лентой. Это обычно делают, чтобы уберечь механизм от пыли и мусора, и в то же время это означает, что пулеметами не пользовались. Этот вопрос стоит в информационных бюллетенях. Я слышал, как в Информационной и Оперативной люди бормотали сквозь зубы: «Эти сукины сыны, репортеры, – да на чьей же они стороне?» Я слышу, как сам это произношу. Вопросы становятся все придирчивее, и ответов на них не поступает. Обозреватели на радио и ТВ подчеркнуто произносят: «Комментариев не будет» – всякий раз после более заметной паузы.

В ООН посол Кубы Рауль Роа встречается с Эдлаем Стивенсоном. Сообщения об этом идут по радио всю вторую половину дня. Стивенсон говорит: «Эти летчики бежали от тирании Кастро. Ни один человек из персонала Соединенных Штатов там не участвовал. Эти два самолета, насколько нам известно, являются военными самолетами Кастро и, по словам пилотов, вылетели с кастровских аэродромов. У меня есть снимок одного из самолетов. На нем ясно видна эмблема военно-воздушных сил Кастро».

Мне радостно и одновременно грустно. То, что столь известный человек, как Эдлай Стивенсон, готов ложью прикрыть управление, вызывает у меня своеобразное и неожиданное сознание значимости наших действий. Получается, что Стивенсон тоже принимает участие в зле, которое временно берет верх над добром ради того, чтобы наступил час справедливости. И тем не менее я подавлен. Стивенсон выглядит таким законченным лжецом: голос его звучит абсолютно искренне.

«Не думаю, чтобы ему было что-то известно», – говорит Хант.

А Раулю Роа, безусловно, известно: «Этот воздушный налет на заре является прелюдией к попытке крупномасштабного вторжения, поддержанной и финансируемой Соединенными Штатами. Наемников обучали специалисты Пентагона и Центрального разведывательного управления».

А Пьер Сэлинджер, пресс-секретарь Белого дома, говорит на встрече с журналистами, что ничего не известно о бомбежках.

Позже

К вечеру я захожу в кабинет к отцу, чтобы вместе выпить по чашке горячего кофе. Настроение его хорошим не назовешь. Только что поступило сообщение о первых жертвах. На «Атлантике», одном из зафрахтованных сухогрузов, был установлен для практики 50-калибровый пулемет, и крепления сорвались с палубы (по всей вероятности, проржавевшей). Пули веером прочесали палубу. Один человек погиб, двое ранены. Умершего похоронили в море. Парадная форма, молитвы, и тело на закате летит в воду.

Кэл Хаббард видит в этой ненужной смерти дурное предзнаменование; его тревожит также Эдлай Стивенсон. «Не думаю, чтобы Эдлай знал, что эти два самолета – наши. Вводил его в курс дела Трейси Варне, а Трейси, когда захочет, может быть весьма уклончивым. А когда Стивенсон узнает правду, придется дорого заплатить. Господи, да он же может уговорить Кеннеди отказаться от вторжения! – И тут же добавил: – Этого не случится», – словно силой своей воли, вложенной в слова, которые тут же растаяли в воздухе, он мог что-то изменить.

Вечером

Сегодня вечером, после наступления темноты, к Ханту приехала Дороти. Он выходит из Эпицентра, они садятся в машину и разговаривают. Он не сказал ей, что мы вылетаем на плацдарм через семьдесят два часа. Он даже не сложил сумки. По всей вероятности, Хант присоединится к Кубинскому революционному совету в Опа-Локке и там подберет себе комбинезон и ботинки. Как и я. Я представляю себе, как Ховард и Дороти разговаривают в машине о недавней смерти ее матери, о школьных делах детей – словом, обсуждают домашние дела. Мы направляемся в тропическую страну, а у меня холодок бежит по спине. Никак не могу представить себе, что поеду на войну. И тем не менее живо представляю себе свою смерть. Вижу свой труп. Поскольку этот дневник предназначается для Киттредж, я ставлю вопрос: выводит ли Омега Альфу из себя такими картинами смерти, подтверждающими, что она, Омега, готова принять Альфу в большей мере, чем ее несговорчивый партнер?

Воскресенье, утро

Мало кто из нас хорошо спал на своих койках в прошлую ночь. Хотя вторжение намечено лишь на завтрашнее утро, люди то и дело вставали и ходили в Оперативную. За кофе со сладкими булочками Филлипс угощает нас очередной историей. Одна из секретарш, отработав смену, прилегла на койке и в панике проснулась, почувствовав, что рядом с ней спит незнакомый мужчина. Он был очень крупный и очень бледный – она никогда прежде не видела его. Незваный гость? Ничего подобного, сказал Филлипс, это был Ричард Биссел, наш начальник, решивший вздремнуть.

Около 9.00, когда половина Эпицентра отбыла на час-другой повидаться с семьей и/или пойти в церковь, из Оперативной поступает неприятный слух: аэрофотосъемка после тщательного исследования показала, что вчерашний налет на кубинские аэродромы оказался менее успешным, чем было сообщено. Не все самолеты Кастро уничтожены. Должно быть, пилоты Бригады увидели то, что им хотелось видеть. По подсчетам, сделанным в Оперативной, две трети авиации Кастро уничтожено или выведено из строя, но у него все еще остались три или четыре «Т-33» – реактивные учебно-тренировочные самолеты, столько же истребителей «Си-фьюри» и два бомбардировщика «Б-26». Следовательно, требуется операция для зачистки. Наш офицер, ведающий воздушными операциями, уже собирался оповестить Пуэрто-Кабесас о необходимости осуществить такой налет, как в Оперативную после воскресного утреннего гольфа вернулся генерал Кейбелл, исполнявший в отсутствие Даллеса обязанности директора ЦРУ.