355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Норман Мейлер » Призрак Проститутки » Текст книги (страница 71)
Призрак Проститутки
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 02:30

Текст книги "Призрак Проститутки"


Автор книги: Норман Мейлер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 89 страниц)

«Теперь мистер Биссел на вылете», – закончил за Хью Лэнсдейл.

«Безусловно. На его место садится Дик Хелмс. Человек менее масштабный, подленький, зато более подходящий».

«Не уверен, что я вас понимаю», – заметил Лэнсдейл.

«Вы утверждаете, что антропология приносит больше пользы, чем пули. Мне нравится ваша метафора, но я хочу предупредить вас: на Кубе осталось не так много объектов для антропологов. Туземцы, первоначально населявшие остров, истреблены три века тому назад. Их забирали приезжавшие на своих кораблях работорговцы. Вы обнаружите, что кубинская культура в таком же состоянии, как и экономика: жители острова – переселенцы-испанцы и бывшие рабы, а товар – сахар, ром, кофе, табак, румбы, амбы, santeria [187] да еще доходы от туристов и секс-шоу».

«Я бы добавил еще два слова, – сказал Лэнсдейл. – Порок и католицизм. Оба – разрешите подчеркнуть – глубоко замотивированы. Когда худо с антропологией, изучай мотивированные побуждения».

«Я понимаю: вы не собираетесь избавлять Кубу от мистера Кастро с помощью рекламной кампании».

«Нет, сэр. Я намерен копнуть поглубже. У вьетнамцев есть замечательная аксиома: „Никто не может управлять народом без мандата с Небес“. Мы попытаемся на Кубе отобрать этот мандат».

«Как же это?»

«По-моему, главное, что поддерживает Кастро, – это умно придуманное сопоставление себя с Иисусом Христом. В этом ему помогает сходство между написанием Castro и Cristo. И в том, и в другом слове, заметьте, одинаковые согласные. Разница лишь в том, что в одном слове стоит „а“, а в другом „и“. В рекламе есть принцип: повтор согласных в двух словах создает между ними связь».

Тут, Киттредж, я воспользовался случаем и шагнул в воду.

«Есть еще одно совпадение, – сказал я. – Эрнандо Кортес и Кастро. Здесь повтор тех же согласных».

«Да, – согласился Лэнсдейл, – правильно подмечено. Кастро и Кортес, великий генерал».

«Хотя эта концепция заслуживает внимания, вы взваливаете на себя уйму трудностей, – заметил Хью. – Как увязать исследование мотивированных побуждений с этой мистикой?»

«Мы свой путь найдем, – сказал Лэнсдейл. – На первый взгляд все кажется иначе, чем на самом деле. Возьмите, к примеру, пудру для уничтожения волос, которую собирались применить, чтобы уничтожить бороду Кастро».

«Ну и?…» – произнес Хью.

«От этой попытки отказались, но, насколько я понимаю, она стала теперь предметом шуточек в верхних эшелонах ЦРУ».

«Да, человека два скривили рожи».

«Жаль, что я в этом не участвовал. Я бы убедил кое-кого. Использование средства выведения волос выглядит глупо, но я бы счел это вполне возможным вариантом».

«Если позволите, – встрял я, – я не понимаю, зачем это нужно. Даже если бы затея удалась и в результате обнаружилось, что у Кастро подбородок слабого человека, разве он не мог бы это скрыть фальшивой бородой и подождать, пока волосы снова не отрастут?»

«Я не могу с этим согласиться, – сказал Лэнсдейл. – Если хорошенькая женщина потеряет свои кудри и наденет парик, слух об этом, можете не сомневаться, поползет. Все ведь становится известным. И секрет, передаваемый шепотом, звучит убедительнее прямого разоблачения. К тому же фальшивая борода может случайно отклеиться. И Кастро, безусловно, вечно находился бы в страхе, что такое может произойти».

«Знаете, генерал, очень интересно было поужинать с вами, – произнес Хью. – Я с нетерпением буду ждать, как станет разворачиваться ваша миссия вместе с Биллом Харви. Не сомневаюсь, что все будет хорошо».

«Надеюсь», – сказал Лэнсдейл.

«Если Билл будет уж слишком строптивым, позвоните мне, – сказал Хью. – Не стану обещать вам луну, но я способен иногда сдержать Бешеного Билла на миллиметр или два».

Мы рассмеялись – по-моему, несколько осторожно. Я не знал, бояться мне генерала Лэнсдейла или жалеть его.

Он, однако, застал меня врасплох, заметив:

«Тебе, как связному, придется выступать толмачом и быть дипломатом. Вот и объясни мне: что твой друг Хью Монтегю пытается мне сказать?»

И в затруднительном же я оказался, Киттредж, положении. Я знал, что Хью не потерпит перетолковывания его слов. Тем не менее работа прежде всего, а это было поручение.

«Рискуя дать собственную интерпретацию, я бы сказал, что Билл Харви готов иметь дело лишь с теми кубинцами, которых он может полностью контролировать».

Хью слегка кивнул в знак одобрения, как бы говоря, что его крестник подает надежды в смысле сообразительности.

Лэнсдейл сказал: «Ну, мы постараемся, чтобы этого не было».

В этот момент я впервые приблизился к пониманию генерала. Он не собирался вдаваться в подробности того, что намеревался предпринять на Кубе, так как подозревал, что его принципы никогда не смогут быть там применены. Я думаю, он взялся за это дело только потому, что это был самый крупный пост, какой ему когда-либо предлагали. Из того, что я узнал о нем накануне, мне стало ясно, что он в течение пятнадцати лет обивал пороги большой военной карьеры. Хоть он и прославился своей эксцентричностью, теперь он хотел получить открытое признание и уважение начальства. И будет заниматься тем, что больше всего презирает: руководить операцией, сидя за письменным столом. Поживем – увидим. Мне любопытно.

В завершение вечера Лэнсдейл рассказал отличную историю. Во время первой встречи с президентом Кеннеди тот якобы сказал: «Мне говорят, генерал, что вы – американский вариант Джеймса Бонда».

Лэнсдейл отрицательно покачал головой.

«Уверяю вас, я бежал от этого как мог быстрее. Последнее дело – дожить до того, чтобы походить на Джеймса Бонда». Я сказал президенту, что скорее всего так можно назвать человека из ЦРУ, которого поставили руководить секретными операциями «Мангуста». «Это Уильям Кинг Харви». – «Вы меня заинтриговали, – сказал президент. – Могли бы вы привести этого парня Харви в Белый дом? Мне бы хотелось с ним познакомиться».

«Ну и через два дня, – продолжал Лэнсдейл, – я препроводил Харви из его подвала в Лэнгли прямо в Белый дом. Пока мы сидели в приемной перед Овальным кабинетом и ждали, когда нас пригласят к президенту, меня вдруг осенило. Спасибо моим звездам! Я повернулся к Харви и сказал: „У вас, случайно, нет при себе оружия?“ – на что он ответил: „Да, я вооружен“. И вытащил из-под мышки увесистый „магнум“. Ей-богу, я чуть не провалился сквозь пол. Как отреагирует Секретная служба при виде незнакомого человека, размахивающего револьвером в Белом доме?»

«Пожалуйста, спрячьте побыстрее эту штуку», – сказал я Харви. Сказал, уверяю вас, очень тихо. Затем подошел к столику, за которым сидел дежурный из Секретной службы, и сказал, что мой спутник интересуется, не нужно ли ему сдать оружие перед тем, как мы уединимся с президентом. Затем, как если бы этого было недостаточно, Харви, когда нас уже пригласили в Овальный кабинет, решил, что надо обнародовать свою «потайную карту», как он это назвал. Оказалось, у него был еще один пистолет в кобуре, пристегнутой к пояснице. Он сунул руку под пиджак, выхватил «особый» 38-го калибра и протянул двум совершенно огорошенным ребятам из Секретной службы. Тут мы подошли к двери в Овальный кабинет. Я успел шепнуть ему: «К чему, ради всего святого, такое снаряжение?» Он ответил: «Если б вы знали столько секретов, сколько знаю я, вы бы тоже носили оружие».

Встреча, как и следовало ожидать, прошла весьма странно. Президент стал поддразнивать Билла, намекая на сексуальные авантюры агента 007, а Харви что-то мямлил по поводу своего веса.

«Как видите, – сказал он президенту, – я не соответствую образу. Наверное, я был больше похож на ноль-ноль-семь в молодые годы. Жил по принципу „каждый-вечер-другая-девчонка“.»

«Ну а генерал Лэнсдейл именно вас назвал в качестве прообраза ноль-ноль-семь», – сказал президент.

«Дассэр», – сказал Харви.

По окончании аудиенции Билл, выходя, сказал мне: «Я вел себя как круглый идиот, но, черт возьми, это же был президент».

Через пару дней, Киттредж, я приступаю к работе. Запру мой стол, спущусь на лифте и отыщу Билла Харви в его Бункере. Предполагается, что он поставит у себя еще один стол для меня.

Кстати, по пути домой после ужина Хью сказал мне, что Харви последнее время очень подавлен. В управлении недавно обнаружили, что Берлинский тоннель был раскрыт еще до окончания строительства. Все время, пока Харви считал, что сидит на коне, на русских работал британский офицер. Не хочу и думать, что сейчас происходит на Трикотажной фабрике. «Урон может быть куда больший, чем в заливе Свиней, – сказал Хью. – Собственно, дело настолько худо, что, наверно, мы все это положим под ковер, а ковер сожжем».

Не знаю, снабдит ли это письмо вас данными, достаточными для того, чтобы руководить управлением и страной, но так приятно снова писать вам. Моя душа не знает большего отдохновения, чем когда я пишу.

Преданный вам

Гарри.

7

Переписка с Киттредж продолжалась всю осень 1961 года и зиму 1962 года. Я писал ей дважды в неделю, и хотя она отвечала не так часто, письма ее, как правило, отличались большей насыщенностью. Собственно, ее информация была, очевидно, более достоверной: ведь в операции «Мангуста» участвовало несколько инстанций. Хотя я готов был описывать ей все, что происходит, я никогда не мог с уверенностью сказать, что – факт, а что – вымысел. По ДжиМ/ВОЛНЕ все время циркулировали слухи, что неизбежно. В Майами сейчас находилось куда больше сотрудников управления, чем было задействовано в заливе Свиней. В самом деле, участие в «Мангусте» превратило ДжиМ/ВОЛНУ в крупнейшую резидентуру ЦРУ в мире.

Соответственно, учитывая наши размеры и скорость, с какой мы были собраны, слухов ходило великое множество, и секретность была слаба. Тут ничего нет удивительного. Самую большую секретность в ЦРУ обычно соблюдали ученые, изучавшие раздачу земель в Маньчжурии в XVII веке. Можно было не сомневаться, что они слова не проронят о своих открытиях. Мы же, сидя в подвале Харви в Лэнгли или разъехавшись снова по доброй половине Южной Флориды и работая над проектами ДжиМ/ВОЛНЫ, сплетничали вовсю. Как Лэнсдейл разбивает яйца, готовя «Мангусту»? Что поступает от генерала Максуэлла Тэйлора или Бобби Кеннеди? Какова подлинная позиция Белого дома? Во Флориде все эти вопросы обступали тебя, тогда как в Лэнгли ты неизбежно чувствовал себя лишь частицей правительственной структуры, а не человеком, творящим Историю.

Работал я в Вашингтоне, а числился в резидентуре Майами. Трудно сказать, где я жил. Я вскоре заподозрил, что моя должность была изобретена Лэнсдейлом не от великой потребности, а из желания сделать приятное моему отцу. Мои обязанности были самого поверхностного свойства, а то и вовсе отсутствовали. Я редко требовался Лэнсдейлу. У него были свои кадры, и он им доверял. Довольно скоро я засел в подвале с Харви. И мы сделали первые шаги, чтобы перейти разделявшую нас пропасть недоверия. Тем не менее мы старались ладить. Возможно, я напоминал ему о героических днях работы в Берлине. Собственно, наши отношения сейчас походили на прежние: Харви рассуждал вслух, потом вешал на рот замок, поверял мне свои мысли, потом замыкался в себе. Через некоторое время я стал относиться к нему так же, как молодая неверная жена относится к пожилому мужу с твердо установившимися привычками. Он не простил мне мои прегрешения, но ему нравилось мое общество. Я даже снова ездил с ним на заднем сиденье его бронированного «кадиллака» – он заглатывал мартини, а я делал записи по дороге в аэропорт. Довольно скоро Харви стал брать меня с собой в свои наскоки в Майами. Поскольку его телеса не умещались больше в кресле туристского класса, он – в порядке исключения – летал первым классом, что позволяло мне, когда я ему требовался, тоже располагаться там в кресле.

Часто я задерживался в Южной Флориде, чтобы понаблюдать за осуществлением задуманного им проекта. С каждой неделей я все больше отдалялся от Лэнсдейла, а генерал, казалось, этого и не замечал. Когда я являлся с отчетом, он выслушивал меня обычно в приемной перед своим кабинетом по пути на совещание с сотрудниками Госдепартамента, министерства обороны или Особой усиленной группы. Генерал увеличивал задание и спрашивал как бы между прочим:

– Харви доволен тобой?

– Я стараюсь его не огорчать.

– Так и держи. Это дело полезное. – И уходил.

Харви спокойно смотрел на мои отношения с Лэнсдейлом. Главное, что его раздражало, – это тень Монтегю. Харви решил, что я прикреплен к нему, чтобы докладывать обо всем Проститутке. По существу, это была правда. Спроси меня Проститутка, я, наверное, дал бы ему информацию, а в общем – не знаю. Мне хотелось быть самостоятельным и никому не принадлежать. Признаюсь, меня даже задевало – хоть и в малой степени – то, что Харви до конца не доверял мне. Я ведь по двенадцать часов в сутки работал на него, а работа рождает лояльность. Ирония состояла в том, что в письмах к Киттредж я, объективно говоря, докладывал ей все про Харви, но думал, что она едва ли станет передавать это Проститутке. Собственно, как она сможет объяснить мужу, откуда у нее такая информация?

Я не переставал размышлять, насколько сильна власть Монтегю над Харви, и часто вспоминал мои последние два дня в Берлине и четырехстраничное донесение, полученное по этому поводу Проституткой, – мне-то он показал из четырех страниц только две. Харви не был уверен, как много я знаю, но он то и дело затрагивал эту тему и высказывался довольно недвусмысленно: «Мне плевать, что ты считаешь, будто этот самодовольный тип имеет надо мной какую-то власть, пошел он к такой-то матери». Раз в неделю Харви позволял себе такие выходки, словно черная флоридская туча, которая разряжается ливнем, а потом мы снова принимались за работу.

А работы было достаточно. Лэнсдейл разогнал машину на полную скорость. До конца месяца он раздал управлению, Пентагону, Госдепартаменту и всем организациям, привлеченным к участию в операции «Мангуста», тридцать два плановых задания. В том числе – по сбору разведданных, переманиванию кубинских чиновников, операции по пропаганде и саботажу, а также сценарий высадки американских солдат, когда новое кубинское движение будет готово сбросить кубинское правительство. Лэнсдейл разослал памятную записку, призывавшую к «революции, которая положит конец полицейскому контролю в государстве. При этом следует опираться на: а) профессионалов из антикастровской эмиграции, б) лидеров рабочего движения, в) группы церковников, г) гангстеров, если потребуется для выполнения специальных задач».

Памятная записка оканчивалась эффектно: «Наша обязанность заставить американский гений сработать быстро и эффективно. Окончательно сбросить Фиделя Кастро возможно. И для достижения этой цели мы не должны жалеть ни времени, ни денег, ни усилий, ни людей».

– Кого он хочет провести? – сказал Харви. – Все же знают, что Лэнсдейл работает под диктовку Бобби Кеннеди. Ничего не жалеть! Да. Они мелют языком, а всю грязную работу должны делать мы. Тридцать два задания! – воскликнул Харви, накручивая себя для очередной речи. – Кто-то должен сказать Лэнсдейлу, что лидеры рабочего движения на Кубе – гангстеры, гангстеры подкупают церковников, а священники тратят деньги на предсказателей. Надо не устанавливать, кто к какой принадлежит категории – «а», «б» «в» или «г». Надо выискивать тех, кто способен делать дело. Мне плевать, если ты приведешь мне одноглазого марсианина с крюком вместо члена и скажешь, что этот парень пьет по ночам кошачью мочу, – я все равно возьму его, если он любит взрывать мосты и станет слушаться моих приказов. Это Лэнсдейл вместе с Бобби Кеннеди, который стоит у него за спиной, говорит о революции? Пусть хорошенько запомнит: ни один кубинец, которого я не контролирую, не будет участвовать в моей операции. Предоставьте дело Лэнсдейлу, и мы получим революцию, в результате которой к власти придут новые коммунисты, только они будут носить знаки отличия на правой сиське, а не на левой. К чертовой все это матери! Я говорю: Кубу надо как следует растрахать. Завалить самым поганым дерьмом, какое только мы способны найти, экономический механизм. Закрутить гайки. Деморализовать мерзавцев. Единственное, в чем я согласен с Лэнсдейлом, – это что мы должны дестабилизировать положение на Кубе. Но говорю тебе: этот сахарный генерал – чертов лицемер. Вчера он дал тридцать два задания. Сегодня он дает новое. Тридцать третье: сделать так, чтобы рабочие не смогли убрать урожай сахара. Этот сукин сын знает ровно столько, сколько необходимо, чтобы прикрыть свой зад. «Надо, – говорит он, – определить политику, прежде чем давать ее на одобрение». Ну, даже я, не являющийся, слава Богу, специалистом по международным отношениям, понимаю, что в международном плане не так. Послушай, что предлагает Лэнсдейл: «Химические вещества, подлежащие применению, должны быть заранее опробованы, чтобы у нас имелась гарантия, что они вызовут лишь временное (курсив мой. – Хаббард) недомогание у кубинских рабочих, которое не позволит им выйти в поле, но не искалечит навечно. Никаких смертоносных химических веществ». Это, братец, вершина всего – ты можешь себе представить, как мы будем выглядеть в глазах остального мира? Можешь быть уверен: Особая усиленная группа и займется заданием тридцать три.

Так оно и было: Особая группа им занялась. Неделю спустя Харви прочел злющими глазами отредактированный текст тридцати двух заданий. Там, в частности, говорилось: «Гангстеры могут оказаться наилучшим потенциальным материалом для нападения на сотрудников кубинской разведки». Харви просто вскипел.

– Такие вещи на бумагу не кладут, – сказал он. – Гангстеры! Хаббард, я знаю, что в бою люди умирают, но это же будет организованное убийство. И кто, предположительно, будет этим заниматься? Да наш друг Билл Харви с его Тактической группой займется мокрыми делами. Билл Харви выстоит, если что-то пойдет не так. Вот что я скажу про Лэнсдейла: сложный он человек. Он не хочет, чтобы хоть один бедненький кубинец был убит, если это не оправдано высокой целью. А затем делает глоток воды и просит, чтобы я прикончил сотни две технических специалистов из советского блока. Добавим и их к списку тех, кто идет под пулю. Меня что-то не приводят в восторг планы этого сукина сына Лэнсдейла.

Харви продиктовал мне памятную записку для Особой группы. По его мнению, в операции «Мангуста» следует делать упор на сбор разведданных. К тому времени я уже знал, что подобные записки никак не соотносились с действительными намерениями Харви – они могли бы служить образчиками писем для нашей ненаписанной книги «Правила протокола в ЦРУ». Теперь я сам мог бы составить такую книгу. Если ты намерен выполнить задание, выходящее за рамки нашего устава, крайне важно оставить письменный след, чтобы запутать всякого, кто попытается проследить твои действия. Необходимо написать противоположное тому, что ты намереваешься сделать, – таково непреложное правило. Если Харви намеревался послать людей на фабрики для саботажа, на бумаге он призывал увеличить наши усилия по сбору разведданных.

Лэнсдейл слишком долго действовал в одиночку, решил Харви, поэтому он и излагает теперь все свои намерения на бумаге.

– Я знавал одну проститутку на Аляске, – сказал Харви. – Большую толстую старую эскимоску с таким широким и уютным задом, как сиденье в «кадиллаке». Рот у Лэнсдейла – такой же большой.

Я же вскоре пришел к выводу, что подлинная проблема состояла не в том, что Лэнсдейл раскрыл и таким образом поставил под угрозу кое-какие из своих идей, а в том, что он их держался. Лэнсдейл хотел, чтобы существовали настоящие подпольные организации, он пытался отыскать кубинцев, которые старались бы добыть подлинные разведданные. И потом делились бы с нами. Казалось, он не понимал, что Харви предпочитал не иметь подпольного движения, чем иметь такое, которое можно контролировать лишь эпизодически. Соответственно Харви создавал кадры из достойных доверия эмигрантов, которых он мог бы использовать в полувоенных операциях. Как иначе ДжиМ/ВОЛНА могла поддерживать секретность в открытой атмосфере Майами?

– Упор, – говорил Харви, – надо делать на куратора, а не на агента. Куратор будет здесь чем-то вроде священника. Наши эмигранты должны все ему рассказывать. Уразумел? Хаббард, ты занимаешься этим уже года два. Ты мог бы установить с ними такие отношения?

– Процентов на пятьдесят мог бы.

– Отлично. – Он хрюкнул. – Мне нравится твой ответ. Ты, наверное, был мягким куратором.

– Не настолько мягким, как вы думаете, – парировал я, и он рассмеялся.

– Черт, в Уругвае ты лишь слегка намочил пальчики. Там ты имел дело с цветочками.

Наконец Лэнсдейл завел меня как-то в кабинет и спросил:

– Чем ты подпитываешь Билла Харви?

– Могу передать ему то, что вы скажете. Собственно, по-моему, он предпочел бы общаться с вами таким образом.

– Не в письменном виде?

– Не в письменном, сэр.

Он вздохнул.

– Значительную часть своей жизни я пытался научиться делать все, как положено военным. А военный не сдвинется с места, если не будет четкого приказа на бумаге. Харви явно привык к противоположному.

– Дассэр.

– Передай Харви: я хотел бы, чтобы он помнил, что я не враг.

– Черта с два он не враг, – сказал Харви, когда я передал это ему.

Во время следующей встречи генерал сказал:

– Гарри, мне б хотелось знать, как обстоят дела. Подчеркиваю следующее: я считаю, что отношения между людьми должны быть хорошими. Если я попрошу тебя передать это Биллу Харви, как, по-твоему, он ответит?

– Не могу знать, генерал.

– Что ж, ты, собственно, ответил на мой вопрос.

– Дассэр.

– Я сейчас кое-что тебе изложу. Чтобы ты все-таки довел до его сведения мою точку зрения.

– Постараюсь.

– Безусловно, надеюсь, ты это сделаешь. Потому что деятельность ДжиМ/ВОЛНЫ на Кубе сводится сейчас лишь к спорадическим рейдам. Никакой стратегии. Никакого стремления чего-то добиться. Право, не знаю, чего можно ждать, выкидывая такие номера. На днях был взорван мост. «Зачем вы это сделали? – спрашиваю я Харви. – Коммуникации между чем и чем вы пытались уничтожить?» Знаешь, что он ответил? «Вы нам не говорили, что нельзя взрывать мосты». Хаббард, это ложное понятие независимости. Я хочу положить конец такому бессмысленному саботажу. Я хочу избавить кубинцев от никому не нужных смертей. Я не устаю повторять: американцы, отправляющиеся за границу, должны быть по-настоящему привержены высоким принципам. – Он был всецело поглощен тем, что говорил, и только сейчас заметил, что я записываю за ним. – О, тебе не нужно передавать все в точности. Просто скажи ему, что до сих пор я был излишне мягок, но на будущей неделе он увидит, какие произойдут перемены.

– Дассэр.

– Если у тебя будет возможность, передай эти мои соображения Монтегю.

Вот этого делать я не стану. Ибо я мог предсказать реакцию Проститутки. Куба – это трясина. Действия Харви по крайней мере снизят опасность, какую, по просвещенному мнению Кеннеди, представляет собой война. Куда важнее предотвратить утечку информации, чем вести сомнительные поиски ярких результатов. Собственно, Киттредж мне так и написала:

Видите ли, Хью убежден, что разведка Кастро всегда будет лучше нашей. Кастро обладает властью и может убивать предателей, а мы наших можем только лишить очередного еженедельного чека. Наши агенты сражаются за свободу – да, но также и за будущие барыши на Кубе. Алчность коррумпирует разведку. Тогда как многие сторонники Кастро считают, что они участвуют в крестовом походе. А кроме того, Кастро знает кубинцев лучше, нем мы. Кастро руководствуется методами КГБ. А мы должны считаться с мнением политиков. Так что, если говорить о Кубе, разведка Кастро всегда будет превосходить ЦРУ. Вывод: сократить потери. Хью, конечно, не говорит всего этого в окружении президента Джека, просто пытается подтолкнуть его в нужном направлении. Я, будучи женщиной и, следовательно, человеком достаточно безответственным, могу поддразнить Джека. «О, – говорю я, – вам не кажется, что у Кастро есть козыри?» – а потом излагаю ему анализ Хью как свой. Но без нажима. Дамы существуют для того, чтобы президент с ними отдыхал, а не для того, чтобы морочить ему голову. Должна сказать, что Джек слушает внимательно. Он не туп и не ослеплен политическими страстями. Хотелось бы мне сказать то же про Бобби – вот он куда более эмоционален. Возможно, в другом письме я попытаюсь описать Вам Бобби.

Контратака Лэнсдейла не заставила себя ждать. Хоть он и выражал презрение к военным методам, но знал, как ими пользоваться. В подвал стали ежедневно поступать запросы. Не успевали мы ответить на один, как поступал следующий. Харви направил Маккоуну докладную с жалобами:

От нас требуют, чтобы мы снабдили Особую усиленную группу тошнотворными деталями, не имеющими отношения к цели операции, а именно: указали градиент берега высадки и состав песка. Нас просят указать время высадки и отплытия, что часто невозможно предсказать или скоординировать. К плану каждой операции должен прилагаться полный перечень снаряжения, даже если речь идет всего лишь о шести вооруженных до зубов кубинцах, которые попытаются на резиновой лодке пройти мимо береговой охраны Кастро. Делается все возможное для того, чтобы мы ничего не могли осуществить. А потом идут жалобы, что ничего не происходит. Нельзя ли сделать так, чтобы нас меньше ограничивали и сводили наши усилия на нет?

Весь январь и февраль 1962 года продолжали поступать запросы. Однажды во время дневного полета на самолете «Истерн эйрлайнз», который мы называли «Молочным рейсом» (потому что там всегда можно было вычислить новых сотрудников управления, перебиравшихся в ДжиМ/ВОЛНУ с женой и детьми), Король Билл повернулся ко мне и сказал:

– У меня солдаты, а он сидит за своим столом, не имея почти ничего. Я покажу этому мерзавцу, как борются недозволенными методами.

Я так и не знаю, был ли Харви автором очередного коленца, но нетрудно заподозрить его, поскольку он с наслаждением артиста рассказал мне об этом. На объединенной встрече комиссий, участвующих в «Мангусте», полковник военного ведомства по имени Форсайт выступил с идеей операции «Подарок».

– Военное ведомство не собирается даже ставить себе в заслугу эту операцию, – сказал Форсайт. – Мы просто украли одну из идей Эда Лэнсдейла.

Операция «Подарок» состояла в том, чтобы распространить по всей Кубе листки с обещанием выплачивать от пяти тысяч до ста тысяч долларов за смерть высших кубинских чиновников. За жизнь Кастро, однако, предлагалось два цента.

Лэнсдейл мгновенно вскочил на ноги.

– Это ужасно, – сказал он. – Это только приведет к обратным результатам.

– Почему, Эд, вы против? – спросил его Маккоун. – Разве это не соответствует вашим принципам?

– Нет, черт возьми, – ответил Лэнсдейл. – Это же бумеранг. Мы не одолеем Кастро таким примитивным путем. Мы же не можем не признать, что кубинский крестьянин живет сейчас лучше, чем раньше. Люди не примут такой издевки над Кастро.

Позже Харви прокомментировал это так:

– Сделав такое заявление, Лэнсдейл потерял Маккоуна, половину госдеповцев и половину военных. Маккоуну не говорят, чего сумел добиться Кастро. «Какую же, по вашему мнению, генерал, – спросил тогда Маккоун, – надо теперь взять ноту?» «О, – говорил Лэнсдейл, – я бы сделал упор на том, что дьявол дал вам все, кроме свободы. Надо довести до их сознания, что мы можем дать им все, что они имеют от Сатаны, плюс свободу».

– Иисуса Христа на бутерброде с ветчиной, – сказал Харви. – Маккоун о Сатане и слышать не хочет, Максуэлл Тэйлор явно смущен, Роджер Хилсмен из Госдепа давится от смеха. За столом сидело человек десять ответственных чиновников и человек тридцать приспешников, а туману Лэнсдейл напустил такого, что рукой не раздвинешь. До Лэнсдейла не доходит, что он проигрывает.

Неделей позже в Тактической группе стали рассказывать, что Лэнсдейл собирается посеять на Кубе слух, будто Кастро – Антихрист и Второе пришествие не за горами. В подвале говорили, что Лэнсдейл прокрутил этот сценарий на заседании Совета национальной обороны. В безлунную ночь в заливе Гаваны может всплыть американская подлодка и выпустить в небо осветительные ракеты. Их будет выпущено столько, чтобы можно было сказать, что Иисус воскрес, что Иисус идет к Гаване по воде. Затем гаванские сплетники распространят слух, что Кастро тоже был в заливе вместе с береговой охраной и сумел не подпустить Христа к берегу. Если провести эту операцию с умом, реакция может получиться наисильнейшая. И Кастро может полететь.

Представитель Госдепартамента якобы заметил: «Это похоже на ликвидацию посредством иллюминации».

Лэнсдейл ужасно все это переживал. Киттредж, между прочим, написала в очередном письме:

Вчера вечером Лэнсдейл опять звонил Хью и жаловался на canard[188]. Клялся, что это неправда. Утверждал, что ничего подобного на Совете национальной обороны не обсуждалось и эта мерзкая сплетня родилась в стенах Тактической группы. Лэнсдейл явно думает, что это дело рук Харви. А я думаю, не причастен ли к этому Хью.

8

На мартовские иды от Киттредж пришла записка:

Будьте душенькой, Гарри. Вы немало рассказывали мне про ДжиМ/ВОЛНУ, но кусочками, в чересполосицу. Можете изложить все полностью? Я даже не уверена, правильно ли я понимаю, что представляет собой ДжиМ/ВОЛНА.

23 марта 1962 года

Дорогая Киттредж!

Я не уверен, что смогу удовлетворить вашу просьбу. ДжиМ/ВОЛНА – большая организация. Однако на прошлой неделе по получении вашего письма я увидел ее во всей многогранности. И понял, сколь она многогранна, в самом необычном месте – на собрании Особой усиленной группы. Должен вам сказать, офицеров моего ранга обычно и близко туда не подпускают. Могу я считать, что вы вполне знакомы с тем, что представляет собой Особая усиленная группа, из кого она состоит и по какому уставу действует? В случае, если вы незнакомы, разрешите сказать, что ее не следует путать с просто Особой группой или Особой группой ПМ (против мятежей). Начнем по порядку: Особая группа собирается в здании правительства каждый четверг в два часа дня в присутствии советников президента – Максуэлла Тэйлора, Макджорджа Бунди, Алексиса Джонсона, а также Джона Маккоуна. Они обозревают все, что произошло в мире в военной сфере с прошлого четверга. Когда с делами покончено, из министерства юстиции приходит Бобби Кеннеди, и начинается заседание Особой группы ПМ. Эти уже имеют дело с войсками особого назначения. То есть с «зелеными беретами». Последнее заседание происходит обычно во второй половине дня – это собирается Особая усиленная группа, – и посвящено оно целиком Кубе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю