сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 106 страниц)
Книга, раскрытая наподобие «птички» страницами вниз, лениво проплывает мимо (наверняка, кто-то из Гриффиндорцев зачаровал) и привлекает внимание Снейпа. Задев краями тихо шуршащих страниц волосы на моей макушке, она ныряет под лестницу, а взгляд профессора останавливается на моём лице.
— Память тебя не подвела, — медленно отвечает он, и я различаю нотки подозрения в низком голосе.
— Может, вы сможете объяснить мне мои видения и то, как я смог…
Мигом помрачневший Снейп растаптывает все мои попытки связать слова в осмысленные предложения.
Он мягко ступает на нижнюю ступень, и теперь нас разделяет ещё две точно таких же.
— Видения?
Тру двумя пальцами переносицу, поправляю съехавшие очки. Не найдя места собственным рукам, просто прячу их за спиной.
До нас долетает гул наконец разыгравшейся бури: буйный ветер со всего размаха наваливается на окна, заставляя стёкла надрывно гудеть от подобного напора.
— Именно видения. Я говорил об этом с директором. Он сказал, что подобное проникновение в чужой разум доступно лишь очень опытным легилименторам. Очень сомневаюсь, что я отношусь к их числу, поэтому и спрашиваю у вас…
Окончание моей речи перекрывается резким и оглушительным звоном стекла: особо крупная ветка, видимо, отломившаяся от дерева с Запретного леса, подхватывается вихрями урагана и ударяет точно в витражное окно. Ветер в сопровождении мокрого снега, присвистывая и улюлюкая, торжественно вваливается в башню и мигом задувает ближайшие к окну факелы. Полумрак закутывает лестницу в тёмное одеяло, стирая светотени с лица профессора, который так же, как и я, оборачивается в сторону источника шума.
Всё замирает во мне в ожидании. Собственный голос в мыслях убедительно нашёптывает подняться на две ступени, как тут же перебивает самого себя и надрывно кричит о том, что не стоит этого делать.
К чертям.
Темнота сомкнувшихся век. Ноги проявляют чудеса координации и безошибочно перешагивают через одну ступень.
К чертям все мои убеждения в том, что я действительно перехожу границы допустимого. К чертям все его слова о том, что он делает это исключительно ради моего блага и что о его личных чувствах не может быть и речи. Если бы у него не было чувств, он бы вообще не реагировал на меня и мои слова. Опыт же показал, что ему вовсе не безразлично моё душевное состояние.
Язык становится недееспособным, так же, как и пальцы, сомкнувшиеся на мантии профессора. Дужка соскочивших с переносицы очков прижимается к виску, и я с вмиг пересохшим горлом ощущаю, как замирает его грудь под моей щекой — он перестаёт дышать. Вдруг диафрагма приподнимается и, прежде чем Снейп успевает что-нибудь произнести, я резко отстраняюсь от него, одновременно открывая глаза, насильно отворачиваю голову в другую сторону и чуть ли не вприпрыжку преодолеваю оставшуюся часть лестничного марша.
Звук плавно отъехавшего портрета совпадает с тихим треском вновь вспыхнувших факелов.
***
Наступившее утро становится переломным для Невилла. Сегодня воскресенье, поэтому мы с друзьями планируем пойти в Хогсмид. Правда, последствия вчерашней бури несколько корректируют наши планы: всех студентов задерживают в замке до тех пор, пока с территории не уберут вырванные с корнями деревья и обломки веток. К счастью, процесс уборки занимает немного времени, и уже сразу после завтрака шумная толпа галдящих студентов высыпает из южных ворот замка и направляется в сторону магической деревни.
Рон и Гермиона идут впереди, держась за руки, и о чём-то тихо переговариваются, за ними Джинни, закутанная в гриффиндорский шарф, и Полумна в ярко-бирюзовой куртке и канареечного цвета шарфе, их смешат и поддразнивают одинаково одетые близнецы. Позади всех идёт Невилл, и вид у него, в отличие от всех, далеко не одухотворённый. Низко опустив голову, друг бездумно следует за остальными, как хвост. От его шаркающих шагов кучки свежего снега, ещё не притоптанного десятками ног, рассыпаются в морозном воздухе и оседают на носках ботинок Невилла.
— Что-то случилось? — равняюсь с другом, смотрю на него и разве что не охаю от удивления. Такого выражения я никогда не видел на его привычном жизнерадостном лице: неподвижное, будто застывшее, без малейшего намёка на нормальные человеческие эмоции. От стеклянного взгляда неприятный холодок пробегает вдоль позвоночника.
— Случилось, Гарри. Случилось ещё давно.
Его голос подозрительно хрипит, грозясь сорваться. Я подозреваю, в чём дело, но впервые в жизни не знаю, как подступиться к Невиллу. Он спасает меня от мук и продолжает таким же безжизненным тоном:
— Мои родители…их уже не спасти. Беллатриса хорошо постаралась, колдомедики оказались бессильны. Бабушка скрывала от меня правду. Они почти мертвы, с той лишь разницей, что всё ещё дышат и немного ходят. Живые растения… Они никогда не смогут покинуть Госпиталь.
Мне кажется, что я глохну. Звуки, наполняющие улицы магической деревни, разом приглушаются. Становится дурно от того, что я оказываюсь бессилен перед лицом открывшейся правды. Я ничего не могу сделать, даже поддержать Невилла, потому что осознание того, что друг теперь фактически становится сиротой, как и я, убивает тихо и медленно.
— Ребята, давайте зайдём в Три Метлы? — предлагает Рон, и все сразу же соглашаются.
Я суечусь, бросаю беспомощные взгляды на спины ничего не замечающих друзей, пока не останавливаюсь на волнистых белокурых волосах. Полумна, вот кто мне нужен. Задерживаю её возле самого входа, пообещав друзьям, что мы сейчас к ним подойдём.
— Что ты хотел, Гарри? — просветлённый взгляд больших глаз скользит по моему лицу, слабая улыбка трогает слегка обветрившиеся губы девушки.
— Полумна, ты бы не могла поговорить с Невиллом? Ему сейчас очень тяжело, а я…
Кончики пальцев совсем замерзают, и я прячу ладони в карманах куртки, в то время как подругу, по-видимому, холод нисколько не беспокоит. Белокурая голова плавно склоняется к плечу в понимании, улыбка тает, а на белокожем лице Полумны появляется столь несвойственная ей серьёзность.
— Конечно, Гарри, я обязательно поговорю с ним.
Поблагодарив подругу, я придерживаю дверь, пропускаю её в тёплый зал Трёх Мётел и только потом вхожу сам. Ребята уже сидят за одним из самых больших столов, перед ними поблёскивают наполированными бочками кружки со сливочным пивом. Джинни и Рон звонко смеются, видимо, над шутками близнецов, Гермиона нетерпеливо постукивает пальцами по столешнице, но, заметив меня, немного расслабляется.
— Куда вы пропали? — шепчет она, когда я занимаю свободный стул рядом с ней, а Полумна садится рядом с поникшим Невиллом.
Делаю несколько глотков сливочного пива и ненамеренно передёргиваю плечами от прохладного напитка. Джинни замечает это, почему-то покидает своё место и удаляется в сторону барной стойки, за которой хлопочет мадам Розмерта.
— Надо было кое-что обсудить с Полумной. Давай всё потом, в замке.
Подруга не возражает и быстро включается в завязавшийся разговор о предстоящих рождественских каникулах.
Сегодня в Трёх Мётлах много людей, все столики заняты, в их лакированной поверхности отражаются мягкие ореолы зачарованных свечей, плавно покачивающихся в такт приятной музыке, которая льётся откуда-то из-под высокого потолка. Я немного отклоняюсь вбок и выискиваю глазами Джинни, что удаётся мне не сразу, но вот рыжая волна волос мелькает между широкополыми шляпами двух волшебников — увлекательный разговор застаёт их прямо в проходе между двумя рядами столов, — а уже через две минуты подруга возвращается к нам не с пустыми руками. Вопросительно выгибаю брови, когда она ставит передо мной кружку горячего пунша.
— Тебе надо согреться, — свой ответ Джинни сопровождает заботливым прикосновением тёплых пальцев к моей замёрзшей ладони.
Мне только и остаётся, что благодарно посмотреть на неё и приняться за напиток, с огромным удовольствием ощущая, как тепло растекается от горла и желудка по всему телу.
Когда я откидываюсь на высокую спинку стула, согревая ладони о кружку, и плавно скольжу взглядом по лицам друзей, я понимаю, что не только физическое тепло окутывает меня, но и тепло душевное. Джинни, без привычной в дни занятий косички, рыжие гладкие пряди соскальзывают с узких плеч и переливаются золотом, когда она, смеясь, слегка запрокидывает голову назад. Невилл, чьё лицо приобретает осмысленность, прежде бледные щёки оживляются нежно-розовым румянцем и сидящая к нему вполоборота Полумна, её маленькая бледная ладошка соединена с ладонью Невилла. Фред и Джордж, похожие, как две капли воды, в одинаковых шарфах и куртках, одинаково подпирают щёки и стараются перекричать друг друга в желании рассказать лучшие шутки. Я всегда откровенно завидовал неугасимому оптимизму парней и их способности верить в чудеса, невозможные даже в нашем волшебном мире. Яркий пример тому, что два года назад, по окончании Хогвартса, они не стали Министерскими работниками, как того желали Молли и Артур, а открыли свой магазинчик Весёлых и Полезных товаров от Уизли прямо в Хогсмиде, который составляет неслабую конкуренцию Сладкому Королевству. Более того, одну из комнат, не смежную с просторным двухуровневым помещением магазина, они приспособили под жильё и теперь могут заниматься любимым делом, не выходя из дома в полном смысле слова. Сами они объясняют эту идею тем, что не представляют скучной жизни в Министерском болоте, и я абсолютно с ними согласен. К тому же, мы все очень довольны их решением, потому как можем видеться с близнецами до сих пор. Даже учителя оказываются не в силах усмирить огонь, который волнами расходится от братьев, стоит им переступить порог школы. Остаётся только удивляться, как им это удаётся — насколько мне известно, бывшим ученикам не разрешается посещать школу без особой надобности. Да, и откуда они взяли деньги на магазин — это тоже загадка.
Гермиона смущённо поджимает губы в попытке скрыть сияющую счастьем улыбку, когда Рон, увлечённый шутливым спором с Фредом, пододвигает свой стул поближе и обнимает девушку. Кстати, он уже не выглядит таким обиженным, как пару дней назад. Видимо, осознал глупость своей ревности (иначе это никак нельзя назвать) и понял, что, несмотря ни на что, он и остальные всегда будут моими бесценными друзьями.
— Гарри, ты же поедешь к нам на рождественские каникулы, ведь так? — вдруг спрашивает Рон с каплей сомнения в голосе.
Оставляю кружку, прячу ладони под столом и вцепляюсь пальцами в штанины. Заметив, что ребята в мгновение ока прекращают разговор и поворачивают головы в мою сторону, скованно откашливаюсь и утвердительно киваю.
Моё первое Рождество без родителей…
Через полчаса улица встречает нас красивейшим снегопадом. Запрокинув голову, я прикрываю глаза и позволяю крупным снежинкам оседать на моё лицо и очки. Тут и там раздаётся хруст десятков чужих шагов, гудение множества голосов, в конце улицы задорно играет флейта, и только ощущение близкого тепла человеческого тела говорит о том, что я здесь не один, а с друзьями.
Кто-то слабо тянет меня за рукав, и мне приходится открыть глаза.
— Ребята решили зайти в Магазинчик близнецов, чтобы купить сахарные перья, но прежде я хотела сказать тебе, что Невилл чувствует себя немного лучше.
Добрая улыбка трогает губы Полумны, когда я искренне благодарю её. От сердца отлегает, когда я вижу более-менее ожившего друга.
Дорога занимает большой промежуток времени, хотя идти от силы минут десять: неугомонные Фред и Джордж то и дело забрасывают нас снежками, вызывая приступы неудержимого смеха даже у Невилла, а потом и вовсе начинают дёргать за края шарфов со спины, стараясь если не задушить, то как минимум повалить на заснеженную дорогу.
Дойдя до пункта назначения, мы почти в один голос ахаем и, как большинство случайных прохожих, прилипаем к стеклянной витрине. Маленькие снеговички, выполненные из нежнейшего безе, с карамельными руками и глазами из разноцветного сахарного драже, ютятся тут и там на мармеладных холмиках, обсыпанных сахарной пудрой — точно такой же, какая медленно падает из-под импровизированного куполообразного небосвода, фигурные звёзды на котором слеплены из румяного песочного теста.
Здесь действительно есть, на что полюбоваться. Ребята постарались на славу.
Насмотревшись, девочки спешат к входу, их глаза буквально сияют в предвкушении, Рон с Невиллом не отстают ни на шаг. Я восхищённо присвистываю и мгновенно перехватываю довольные улыбки братьев, которые, обняв меня за плечи с обеих сторон, пускаются в красочный рассказ о своих новых изобретениях.
Правда, попасть вовнутрь нам удаётся не сразу: группа гриффиндорцев-третьекурсников создаёт неразбериху прямо посреди крыльца, стараясь как можно быстрее собрать разноцветные сладости, просыпавшиеся через край доверху наполненных бумажных пакетов. Сквозь гомон детских голосов я различаю нетерпеливое бурчание Рона, который первым ступил на крыльцо. Зазевавшись, вырисовываю носком ботинка круги на свежем снегу, бросаю короткий незаинтересованный взгляд вглубь улицы, которая узкой и стремительной змейкой убегает вверх между пряничными домиками, и замираю на полувдохе.
Он такой…необыкновенный. Пушистый белый снег на чёрных-чёрных волосах и такой же идеально-чёрной мантии становится чем-то сюрреалистическим, иррациональным в строгом образе мастера зельеварения. Не то чтобы он выделялся из общей массы волшебников, также облачённых в длинные чёрные мантии, окропленные бесстыдно-сияющим снегом, но именно его образ вызывает во мне безмолвное восхищение.
Каково моё удивление, когда он, едва заприметив меня, начинает уверенно двигаться в мою сторону.
— Можете не сомневаться, Поттер, я совершенно реален, — он верно расценивает моё замешательство и снисходительно приподнимает брови, чем заставляет меня стушеваться. — Прошу следовать за мной, нас ждёт небольшая прогулка.
Подобрав край мантии, он ловко разворачивается, отчего снег недовольно скрипит под его каблуками, и начинает движение в ту сторону, откуда пришёл.
Прихожу в себя, сетуя на собственную растерянность и привычку пялиться на своего профессора дольше, чем позволяют приличия, бегло прощаюсь с растерянными друзьями и бегом нагоняю Снейпа. Косясь на своего высокого спутника и учащённо дыша, я диву даюсь. То, как ему удаётся не задевать встречных прохожих, — загадка. В отличие от меня, путающегося под ногами волшебников, он изящно проскальзывает между людьми, как солнечные лучи в просветы прохудившихся досок, при этом не замедляя и не сбивая свой важный, умеренно быстрый шаг.
Громко вздыхаю, не стремясь скрыть облегчения, когда оживлённая часть деревушки остаётся позади. Впереди белыми ручейками растекаются узкие улочки, чьи русла надёжно удерживаются невысокими каменными домишками с резными ставнями, деревянными балкончиками и миниатюрными дымовыми трубами, многие из которых выпускают сизые облачка дыма.
Здесь совсем немного прохожих, не более десяти, а на той улице, какую выбирает Снейп, — вообще никого. К счастью, он замедляет шаг, и я могу спокойно идти бок о бок с ним.
Лёгкий и непривычно ласковый для зимы ветерок теребит пряди волос профессора, открывая моему взору его вполне умиротворённое лицо. Острый подбородок не задран, но даже сейчас его голова сохраняет гордую посадку. Только в том, как он с лёгким интересом созерцает медленно проплывающие мимо фасады, как расслаблены его лицевые мышцы, не усиливающие чёткость мимических морщин, не сжимающие губы в недовольную полосу, как его привычно-бледная кожа становится благородного оттенка слоновой кости в рассеянном свете послеобеденного солнца, в драгоценном сиянии снежных кристалликов… Во всём этом есть нечто чарующее, отчего я вновь без малейшего укора мирно посапывающей совести всматриваюсь в этого многогранного и притягательного для меня человека и с трудом верю в то, что нас по-прежнему разделяют и будут разделять более чем пятнадцать лет жизни, прожитой им до моего появления на свет.
Он плавно и незаметно переводит взгляд с остроконечной кирпичной башенки на моё наверняка мечтательное лицо. Запоздало захлопываю приоткрытый рот, чем зарабатываю насмешливый, но совершенно безобидный взгляд.
— Директор посвятил меня в детали вашего разговора. Однако я желаю услышать всё, так сказать, от первоисточника.
В горьком сожалении пинаю ни в чём не повинную шишку — одну из тех, что темнеют на снегу неподалёку от раскидистой ели. Снейп полностью поворачивает ко мне лицо, вытянутое в святом удивлении:
— Неужели ты полагал, что я ничего не узнаю?
Как оказывается, его удивление наигранное, потому как в глубоком голосе слышится не особо тщательно замаскированная улыбка.
Взглянув на профессора поверх очков, кривлю губы и отрицательно качаю головой.
— Нет, потому как я знаю, что это бесполезно.
Мой ответ его вполне устраивает, а я спешу добавить, предварительно оглянувшись по сторонам:
— Думаете, нас никто не услышит?
