Текст книги "Заставь меня жить (СИ)"

Автор книги: Your Personal Boggart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 106 страниц)

Это было на самом деле. Меня действительно кто-то поцеловал. Кто-то реальный, осязаемый, но кто? Причём, поцеловал, считая, что я уже мёртв... Но зачем тогда? Для чего целовать того, кто уже не сможет почувствовать? Что мог означать тот поцелуй?.. С беспокойным чувством попадаю в гостиную, сообщаю ребятам, что хочу немного поспать. Собственные мысли удивляют ещё раз, подсовывая недавнее желание заснуть на плече Снейпа. Я повредился умом, не меньше. Раздевшись, ныряю под уютное одеяло, отгородившись бархатным пологом от солнечного света, зарываюсь носом в подушку. Какая-то часть сознания за миг до того, как провалиться в сон, успевает решить, что человеком из воспоминания является Снейп. Как так получается, что я соглашаюсь с этим? Соглашаюсь с тем, что это мой профессор. Мой профессор. Не сразу понимаю, что произношу это вслух тихим полушёпотом. Против воли улыбаюсь и засыпаю. ========== Глава 17 ========== - Что делает моя фотография на первой полосе Ежедневного Пророка?! Мой гневный возглас заполняет гостиную и получается, видимо, слишком громким, раз люди на многих портретах недовольно затыкают уши. - Ты только сильно не злись. Всему виной последние события, - Рон поспешно вырывает газету из моих рук, пряча её за спиной с самым испуганным видом. Я успеваю перехватить его взгляд, посланный в сторону растерявшейся Гермионы. - Рон, отдай, - требовательно вытягиваю руку ладонью вверх. Друг пятится, но я тут же сокращаю расстояние, даже не собираясь отступать. - Отдай ему. Он всё равно узнает, - вздыхает Невилл, сидящий в кресле у окна. Газета, наконец, попадает в мои руки. - «Гарри Поттер – новая знаменитость»? Это ещё что за чушь? – изумлённо выдыхаю и неверяще смотрю на собственную колдографию размером в две трети страницы. - Это всё Рита Скитер, - произносит Гермиона, поморщившись так, словно учуяла скверный запах. – Она известна своими шокирующими и обличающими статьями. - Я, конечно, понимаю, что вокруг моей личности теперь нешуточная шумиха, но чтобы называть меня… знаменитостью?! – задыхаюсь на последнем слове, отбрасывая дурацкую газетёнку на стол. – Мои родители погибли, я сам чудом остался жив, и то неизвестно, надолго ли, вокруг творится самый настоящий ужас – и они смеют называть меня подобным образом? Это возмутительно! Как давно это началось? - На следующее утро после нападения Волдеморта, - неохотно произносит Гермиона, скрещивая руки на груди, и присаживается на край дивана. – Теперь это любимая тема практически для всех статей. - Это не самое страшное, - отмахивается Рон, опускаясь рядом с Гермионой. – Самое печальное то, что большой популярностью пользуются именно статьи Риты Скитер, которая через каждые три строчки твердит о том, что ты Избранный. Что ещё возмутительней – она утверждает, что якобы брала у тебя интервью сразу после того, как ты пришёл в себя. Ты там такого «наговорил», - друг присвистывает, закатывая глаза к потолку. - Бред какой-то. Неужели люди этому верят? – недовольно качаю головой, пропуская пряди волос сквозь растопыренные пальцы. - Получается, что да. Общественность очень падка на подобные сенсации, - отвечает Гермиона не без сожаления в голосе, рассматривая моё чёрно-белое изображение на первой странице. Да уж, с каждым днём всё интереснее и интереснее. Тяжело выдохнув, забираюсь с ногами в ближайшее к камину кресло, долго смотрю на огонь. Меньше всего на свете я мечтал о подобной славе. Да что далеко ходить – я вообще никогда её не желал. Пусть она останется для кого-то другого, но только не для меня. Только теперь мне никуда не деться. - Что происходило, пока я был без сознания? – спрашиваю бесцветным голосом, не отводя невидящего взора от извивающихся языков пламени. - Знаешь, мы сейчас не сможем в точности объяснить – все были так напуганы, так боялись, что ты никогда больше не придёшь в себя… Голос Гермионы вздрагивает, отчего она замолкает, поэтому вместо неё продолжает Рон: - Мы хотели увидеть тебя, но Снейп нас не пускал. Главное, сам мотался от подземелий до больничного крыла со скоростью бладжера, а нас прогонял. Потом, видимо, ему надоело, ну он и позвал Дамблдора. Тот оказался хитрее, и просто поставил пароль на вход, который мы, сам понимаешь, не знали. Вот так и прошли три дня – как в тумане, пока ты не очнулся. - Ещё дурацкие статьи в газете, кучи сов с письмами директору от родителей учеников о том, что они не намерены отпускать в Хогвартс своих детей до тех пор, пока ты находишься здесь, - с отвращением в голосе добавляет Гермиона, а я резко оборачиваюсь, изумлённо выгнув брови. - Тут-то я причём? Подруга поджимает губы так, как делает в моменты, когда ей не хочется говорить о чём-либо. На помощь ей приходит Невилл. Продолжая прижимать к груди учебник по Травологии, он подаётся вперёд: - Они знают, в чём дело. Конечно, не во всех подробностях, более поверхностно, но тем не менее, боятся отпускать своих детей в школу, потому что считают её далеко не безопасным местом. - Хогвартс – одно из самых безопасных мест, - возражаю я, и Гермиона вновь включается в разговор: - Конечно, это так, но попробуй доказать это другим. Не все понимают, что пока Дамблдор рядом с нами, никакая опасность нам не грозит. Он оградил замок и его предместье всевозможными защитными чарами, разрушить которые практически невозможно, перекрыл Каминную Сеть, возвёл антиаппарационный щит на много миль вокруг. Меры предосторожности наилучшие, но… Гермиона разводит руками, сделав паузу, чтобы вдохнуть побольше воздуха и продолжить: - Многие волшебные семьи бегут из Лондона в другие города и даже страны. Все напуганы. Магглам ещё хуже – они вообще не могут понять, что происходит. Пожиратели Смерти зверствуют, взрывая метро, круша здания и мосты. Страна на грани чрезвычайного положения, в Министерстве Магии, судя по всему, тоже не всё в порядке, но главное – всё внимание сейчас приковано к твоей личности, Гарри. Ты – тот, кто выжил после Авады Кедавры, тот, кто явился причиной исчезновения Тёмного Лорда. Теперь они не оставят тебя в покое. - Спасибо, Гермиона, - кисло заключаю, вновь отворачиваясь к огню и зябко обнимая себя за плечи. Ребята шёпотом переговариваются, но я даже не пытаюсь вслушаться. Нечто сродни омерзению поселяется в моём сознании, не давая возможности думать о чём-либо другом, кроме того, что я сейчас услышал. Мерлин, как это всё можно перенести? Тут ещё Сириус с недавней новостью о своём отъезде вогнал меня в состояние окончательной растерянности. Ему приходится покинуть Хогвартс с началом учебного года, что оказывается вполне логично. Только я об этом не подумал. Даже не хочу вспоминать, какими глазами он смотрел на меня сегодня утром, иначе на душе станет ещё паршивее, хотя больше уже некуда. Завтра первое сентября – день, прихода которого я боюсь как никогда. Я загнан в угол, выхода из которого нет и в помине. Единственное светлое пятно на фоне всепоглощающей тьмы – это то, что Невилл вернул мне дневник моей мамы, как и обещал. Прочтение первой страницы вызвало неприятное жжение в горле и покалывание в носу, поэтому я спрятал тетрадку на дно своего чемодана в надежде, что когда-нибудь смогу спокойно прочитать её. Сириус заинтриговал меня, обещав рассказать мне кое-что интересное о Лестрейнджах в первом же письме. Нет, мне ни в коем случае нельзя думать о крёстном, нельзя гадать, где он сейчас находится, нельзя допускать хотя бы мимолётной мысли о том, что он не в безопасности, иначе я полезу на стену от невыносимого чувства безысходности, разъедающего мой разум. - Ты куда? – с неприкрытым волнением в голосе спрашивает Рон, когда я поднимаюсь на ноги. - Пройдусь по коридорам, успокою мысли, - пожимаю плечами. Друзья кивают, и я ныряю в проём отъехавшего портрета. С успокоением, конечно, погорячился, потому как не вижу ни единого способа добиться внутреннего равновесия. Одна гнетущая мысль сменяется другой, та, в свою очередь, сменяется третьей – и так до бесконечности, по замкнутому кругу. Порой доходит до того, что я желаю повернуть время вспять и всё-таки погибнуть от Смертельного заклинания, потому как это легче. Проще сразу умереть, а не пытаться вынести всё то, что в одночасье свалилось на меня. Извечный вопрос «Почему именно я?» даже не думает оставлять меня наедине с самим собой, а настойчиво стучится в мою голову, вызывая почти невыносимую боль. Сжимая пальцы до побледнения суставов, я часами напролёт сижу на холодном подоконнике, силясь найти ответ, но каждый раз он неумолимо ускользает от меня, вызывая новые приливы раздражения и разочарования. Единственное, в такие моменты меня несколько удивляет странная закономерность, которая заключается в том, что по прошествии неопределённого количества времени, когда я успеваю отсидеть себе все бока и замёрзнуть от соприкосновения с ледяными стенами – тогда из-за поворота коридора появляется тёмная фигура, в которой я безошибочно угадываю Снейпа. Причём, его приходы не зависят от моего местоположения, особенно если учесть то, что сижу я каждый раз в разных местах: он всегда находит меня. Не произнося ни слова, он присаживается на противоположный край подоконника, складывая сцеплённые в замок ладони на колено, и прямой взгляд бездонных глаз замирает на моём лице. Мы можем заговорить не сразу. Его это не раздражает так же, как не напрягает меня. Я даже не стараюсь догадаться, что он делает, когда молчание затягивается на добрые полчаса, потому как варианты, приходящие на ум, настолько оригинальные и никак не вяжутся с характером и манерой поведения профессора. Ну не будет же он сидеть и смотреть на то, как я с застывшим выражением лица безмолвно терзаюсь сомнениями и попытками отыскать ответы на мучающие меня вопросы? Это было бы…удивительно. Потом я начинаю говорить: долго, много и безостановочно. Я выливаю на него всё то, что накопилось внутри, что настойчиво заполняло меня до краёв, и мне становится легче, хоть и ненадолго. По крайней мере, я могу спокойно спать по ночам, ощущая себя на утро не раздавленным флоббер-червём, а нормальным человеком. Ну, относительно нормальным. В сегодняшний третий по счёту вечер я бессознательно жду его прихода. Я нуждаюсь в его присутствии не меньше, чем в необходимости узнать правду, выяснить которую очень и очень проблематично. Не спрошу же прямо в лоб: «Скажите, профессор, случайно не Вы поцеловали меня, когда я чуть не погиб?» Если хочу выставить себя посмешищем – именно так и стоит поступить. Надо как-то извернуться и обыграть ситуацию таким образом, чтобы он ответил, но в то же время не посчитал, что незачем больше тратить своё время по вечерам на такого идиота, как я. Только как?.. - Я увидел ту чушь, которую пишут про меня в Ежедневном Пророке. - Верно подметил: иначе, как чушью, эти статьи не назовёшь. Усмехаюсь, но как-то вяло, а он встряхивает головой, откидывая назад волну чёрных волос. За два предыдущих вечера я рассказал ему всё, что только можно. Своей способностью говорить поразил даже самого себя, однако сам Снейп не посчитал это чем-то ненормальным. Он ни разу не упрекнул меня в излишней болтливости, ни разу в его взгляде не промелькнуло недовольство. Он словно понимает, что мне необходимо выговориться, хотя с другой стороны – оно ему надо? Слушать о переживаниях собственного, пусть даже более близкого, чем другие, ученика, разъяснять ту или иную ситуацию, более того – успокаивать, если это потребуется? Я оставил все попытки разгадать этого человека ввиду бесполезности затеи. Снейп смотрит на меня с таким уравновешенным спокойствием, что мне остаётся только позавидовать. Правда, не могу не заметить, что раньше он не позволял себе быть столь умиротворённым. Интересно, не эта ли его сущность, случайно, истинная? Конечно, у каждого из нас много масок, и мой профессор – не исключение, и всё же почему-то хочется верить в то, что сейчас он – неподдельный, такой, какой есть на самом деле. Если то, что я сейчас подумал, правда, и окажется, что он настолько доверяет мне, раз показывает себя настоящего… Что-то дёргается слева под рёбрами, так странно и непривычно, отчего я не сразу понимаю, что это сердце, пропустившее удар, а затем резко и громко бухнувшее где-то в горле. Стараясь не выдать себя, запускаю пальцы в жёсткие волосы, сжимая их у самых корней, вглядываюсь в одинокую луну, печальный свет которой скользит по зеркальной глади Озера. Он мог быть тем человеком. Он мог поцеловать меня. Остаётся только безнадёжно гадать, откуда во мне святая уверенность - такая же неприкосновенная, какая была несколько дней назад, на грани между реальностью и сном. С изумлением вслушиваюсь в нежданно разволновавшееся сердцебиение, изо всех сил контролирую свою мимику, потому что к спокойствию в его взгляде примешивается внимательность в союзе с настороженностью. Неужели я слишком громко дышу? Здесь так тихо, что он вполне может слышать, как колотится моё неугомонное сердце. - Скажите, профессор… - и задыхаюсь. Мерлин, лучше бы я вообще не раскрывал свой рот – голос дрожит, как у провинившегося домового эльфа под яростным взглядом хозяина. Снейп, похоже, даже не догадывается о причинах моего поведения, как минимум, странного, как максимум – о, я даже боюсь думать, на что это вообще может быть похоже со стороны. Чёткая линия бровей зельевара вопросительно выгибается в ожидании продолжения, а я пытаюсь придумать, что говорить дальше, но мысли настолько сумбурные, что найти среди них одну мало-мальски убедительную совершенно нереально. Вдруг меня осеняет. Идея напрочь лишена всякого здравого смысла, и если всё пойдёт не так – результат будет равносилен катастрофе мирового масштаба, но рискнуть стоит. Хотя бы ради интереса, тем более, терять мне уже нечего и хуже, чем есть, не будет. Прыти во мне сейчас больше, чем в огромной стае пикси, к тому же эффект неожиданности – штука весьма и весьма действенная. Отслоняюсь от стены, перемещаюсь на колени, делаю один шаг на четвереньках по ужасно твёрдому подоконнику, при этом стараясь не растерять уверенность под подозрительным взглядом, и… Целую своего профессора. Слишком скованно, слишком скромно, но этого достаточно, чтобы понять, что именно эти губы касались моих в тот вечер. Этого совсем недостаточно. Мои действия не получают отпор, но одновременно и не встречают поддержки. Воодушевлённый одним из этих явлений, отстраняюсь всего на пару дюймов, и то только для того, чтобы в следующий миг повторить свои действия с большим энтузиазмом. Снять бы очки, которые мешают, но мне по какой-то причине страшно пошевелить руками или открыть глаза, потому как я внезапно осознаю, что он…отвечает. Он целует меня в ответ. Он… Что-то оглушительно шумит в ушах, обрывая последнюю связь с внешним, хоть и погружённым в сон, миром. Ощущение тепла - до дрожи знакомое, почти успевшее стать родным - обволакивает меня, когда я, рухнув на грудь Снейпу, вцепляюсь в его напряжённые предплечья прежде, чем он успеет отгородиться от меня замком скрещённых рук. Да, из-за этого я получаюсь гораздо ниже и шея выгибается под не совсем комфортным углом, да, я теряю всякий стыд и беззастенчиво располагаюсь на коленях своего профессора – всё это взрывается и безвозвратно меркнет перед тем фактом, что я оказываюсь не в силах оторваться. Никакими способами я не могу заставить себя отодвинуться от этого человека, в чём окончательно убеждаюсь в момент, когда за моей спиной замыкается своеобразное кольцо объятий. Мерлин, мне никогда ещё не было так уютно. Только когда лёгкая прохлада касается влажной поверхности губ, я понимаю, что поцелуй закончился. Малодушничаю, открывая глаза лишь тогда, когда пристраиваю голову на плече профессора, тем самым увиливаю от возможности встретиться взглядами. Некоторое время ничего не происходит, пока он не поднимает руку и не проводит ладонью по моим волосам, останавливаясь у основания шеи. Может, я слишком мнительный, но это движение настолько необычно и ново, что я теряюсь. Правда, необходимость подумать над ответной реакцией отпадает практически мгновенно из-за того, что мне тривиально не хочется думать. В голове такая приятная пустота, какой не было уже очень и очень давно, а тело максимально расслаблено, отчего нет желания даже просто моргать. Прикрывая глаза и не обращая внимания на съехавшие набок очки, обвиваю одной рукой шею Снейпа и слушаю его тихое и размеренное дыхание. Вот он, долгожданный покой. *** - Гарри, ты вообще слушаешь меня? Резкий и от этого ещё более неприятный щелчок перед самым носом заставляет меня вздрогнуть всем телом. Автоматическим движением поправив очки на переносице, фокусирую взгляд на недовольном лице Гермионы. - Конечно, слушаю. Что ты там говорила?