сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 106 страниц)
Я хмурюсь, отодвигаю стул и закидываю ногу на ногу, задумчиво переваривая полученную информацию. Что-то меня смущает, и я никак не могу понять, что именно.
- То, что он оставил его в живых, в принципе, неудивительно, особенно если учесть то, что Волдеморт собирал сторонников. Меня настораживает вот что: если всё то, что ты говоришь – верно, и именно Волдеморт ходил в лавку загадочного инкогнито, то почему тогда торговец рассказал всё магическим властям Албании?
Невилл непонимающе морщится.
- Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь.
- Сомневаюсь, что тёмный маг - а этот торговец по-любому тёмный, потому как, согласись, светлый волшебник не будет держать столь сомнительный магазинчик – может пойти и выложить на блюдечке всё о своём, считай, соратнике.
Лицо друга изумлённо вытягивается. Хлопнув ладонью по лбу, он резко подаётся вперёд, прижимаясь грудью к ребру столешницы, направляет на меня ошарашенный взгляд своих больших глаз:
- Мерлин, и как я раньше до этого не додумался?! Я подозревал, что в этой истории что-то нечисто, но что именно – оказалось для меня загадкой.
- Вот и я о том же… - выдыхаю, сползая вниз по стулу в полулежащее положение.
Воцаряется тишина, и я почти могу услышать, как напряжённо щёлкают мои мозги, пытаясь найти подвох.
- Это всё, что известно?
Невилл поспешно кивает, по его сосредоточенному лицу видно, что друг находится в процессе мозгового штурма. Я сам силюсь понять, что не так во всей этой истории, но за неимением достаточного количества достоверных фактов ничего не могу сообразить.
- Насколько мне известно, Том Риддл родился здесь, учился в Хогвартсе, а потом, если речь идёт именно о нём, уехал в Албанию? Когда именно, а главное - зачем он вернулся в Англию?
- Точной даты нет, но примерно полгода назад. Зачем? Вот уж не знаю…
- Странно… - я задумчиво вожу кончиком указательного пальца по подбородку. – Сидел в Албании практически всю свою сознательную жизнь, как вдруг сорвался и вернулся на историческую родину.
- Может, из-за Пророчества? - предполагает Невилл, поведя бровью.
- Как он может быть точно уверен в том, что Пророчество про него?
- Тут, скорей всего, дело в его личных амбициях. Сам посуди – слышал ли ты о каком-либо другом тёмном волшебнике, подобном ему?
Я отрицательно мотаю головой, и Невилл победно взмахивает руками.
- Вот видишь. Том Риддл – очень незаурядная личность. Он готов идти до конца ради достижения поставленной цели, а главное, он не поскупится на средства, даже такие, как многочисленные человеческие жертвы.
Я мысленно ещё раз прокручиваю услышанные факты, пытаясь собрать воедино модель возможного поведения Волдеморта.
Кто-то однажды сказал мне, что величие обретается двумя путями – либо оно сваливается на тебя, как снег на голову, либо долго и кропотливо взращивается, дюйм за дюймом. Второй вариант – это как раз про Волдеморта. Первый же – про Избранного. Один годами стремится к нему, второму величие задаром не нужно.
Один из них должен стать убийцей. Для Риддла это не проблема, а очередное представление с целью устранения вражеской пешки в хитроумной шахматной партии, для Избранного – тяжёлое испытание, от которого он не имеет права отказаться.
- Что ещё стало известно из допроса Питера? – я переключаюсь на другую тему, сжимая ноющие виски.
- М… - Невиллу требуется несколько мгновений, чтобы выйти из состояния задумчивости и ответить на мой вопрос. – Он выдал полный список Пожирателей Смерти, среди которых известный тебе Барти Крауч-младший.
- Почему «младший»? – сразу задаю волнующий меня вопрос.
- Тут ещё более туманная история, - друг допивает своё сливочное пиво и, отставив пустой бокал, сцепляет пальцы в замок. – Как выяснилось, молодой Пожиратель – сын Барти Крауча-старшего, который является никем иным, как главой Департамента международного магического сотрудничества.
Профессор Трелони может мною гордиться.
- И он не в курсе, что его сын – Пожиратель Смерти?!
- В том-то и дело! Неизвестно, как он относится к этому факту. Вообще, Барти Крауч-старший ведёт себя крайне странно в последнее время, будто его подменили… - Невилл делает паузу и вздыхает так, словно никак не может решить сложную задачу.
Мимо пробегает мадам Розмерта, бросает взгляд в нашу сторону и поднимается вверх по лестнице. Через несколько секунд на втором этаже хлопает дверь, и снова всё вокруг стихает.
Я поворачиваюсь в сторону выхода и смотрю на то, как за окном теряют листья и шевелятся, потревоженные ветром, ветки деревьев. Осень явно хочет поскорее завладеть природой.
- На протяжении последних недель меня преследует одна и та же мысль…
Я перевожу взгляд на Невилла. Он низко опускает голову, круглый подбородок практически касается мерно вздымающейся груди, руки спрятаны под столом. При всём желании я не могу увидеть выражение лица друга, поэтому мне остаётся лишь подождать продолжения его речи.
- А что, если всё оказалось напрасно? Точнее... вдруг ты, я – никакие мы не Избранные? Что тогда, Гарри?
Он вскидывает голову и впивается в меня взглядом своих глаз, блестящих от сдерживаемых слёз. Вот тебе и стойкий, несгибаемый Невилл.
- Что, если твои родители погибли зря, а мои родители напрасно лишились разума? Что, если мы с тобой также погибнем, не оказавшись теми, за кого нас принимают?
Я чувствую, как кровь резко холодеет в ногах, а в горле совсем некстати застревает ком.
- Невилл, погоди, не пори горячку…
Придвинувшись к столу, я вытягиваю руку и сжимаю плечо друга, неотрывно глядя в глаза. Мне надо успокоить его, не позволить сорваться и впасть в панику, в конце концов, надо стараться контролировать самого себя, потому что если сломаюсь и я, то кто подумает о Невилле?
Он часто моргает, потом долго трёт глаза подушечками пальцев. Проходит несколько минут, друг возвращает самообладание и переключает внимание на погоду за окном.
На этом наш разговор заканчивается. Либо Невилл рассказал всё, что знал, либо не желает продолжать, и я его прекрасно понимаю.
Его последние слова поднимают неприятный осадок со дна моей души. Сколько раз я задавался теми же вопросами, что озвучил Невилл? Столько же, сколько пытался гнать от себя безрадостные мысли. Всё бы хорошо, да вот только я плохо старался.
- Ты как? – поднимаю взгляд на притихшего Невилла.
- В порядке, - он поджимает губы и выходит из-за стола.
Я следую его за ним.
Погода совсем испортилась. Сейчас около пяти часов, а такое впечатление, что время близится к полуночи. Несчастное солнце безуспешно силится прорезать слабыми лучами густые облака, мрачные тени накрыли крыши домов, ветер совсем потерял совесть. Как это напоминает мне вечер, когда погибли мама с папой, только тогда ещё была гроза.
- Ты куда это? – друг удивлённо смотрит на меня, когда я, попрощавшись, сворачиваю в улицу, ведущую в противоположную от замка сторону.
- Мне надо кое-куда попасть.
Невилл приближается ко мне. Я кутаюсь в тёплый шарф по самый нос, щурясь от ветра.
- Куда?
- К родителям на кладбище, - и тут же быстро добавляю. – Не спрашивай, зачем.
Друг вздыхает, задумчиво прикусывая губу изнутри.
- Я так понимаю, тот факт, что скоро совсем стемнеет, тебя не останавливает.
Он хорошо меня знает.
- Только директор установил антиаппарационный щит вокруг Хогвартса и ближайших его окрестностей.
- Вот чёрт… - неконтролируемо ругаюсь сквозь зубы.
- Но есть такая вещь, как каминная сеть.
Мои брови против воли ползут вверх.
- То есть, ты не будешь меня останавливать?
Невилл опускает ладонь на моё плечо, заглядывая в глаза.
- Если бы мои родители умерли, я бы, наверное, жил на кладбище. Поэтому, нет, я не буду останавливать тебя. Только будь осторожен, Гарри.
Да, это мне не Гермиона, которая в лепёшку бы разбилась, но не позволила мне уйти.
- Никому ни слова о моей отлучке, хорошо? Ни Сириусу и, уж тем более, Снейпу. Тот меня на месте убьёт, если узнает, - прошу я друга, когда мы уже входим в замок и направляемся в сторону учительской. В такое время года, пока ещё на начался учебный год, она пуста, что значительно упрощает задачу.
Невилл клянётся, что он будет нем, как рыба, пока я беру горсть летучего пороха.
- Будь осторожен, - повторяет друг, смотря на меня во все глаза.
- Всё будет хорошо, не волнуйся.
Теперь уже я ободрительно сжимаю плечо Невилла, и тот поддакивает, скорее для того, чтобы убедить самого себя в правильности ситуации и в том, что он так скоропалительно согласился отпустить меня.
Перешагнув через каминную решётку, я чётко произношу адрес родительского дома и меня тут же затягивает в стремительную круговерть.
***
Я не мог предположить, что настолько болезненно отреагирую на возвращение домой.
Всё здесь напоминает о родителях: посуда, расставленная в серванте, книги на полках, вафельное полотенце на вешалке в кухне, мамин фартук, отцовский свитер, забытый на спинке кресла.
В доме царит полумрак и слабый запах пыли. По какой-то причине я не решаюсь зажечь свет, на ощупь поднимаясь по лестнице. Из-под двери, ведущей в родительскую спальню, виднеется полоска неяркого тёмно-оранжевого света, такая же полоска выглядывает из-под двери моей комнаты.
Дом погружён в сон, но в то же время он словно ждёт возвращения своих хозяев. Нужно только немного прибраться, зажечь свечи, приготовить ароматный ужин, собрать близких друзей – и дом вновь заживёт своей жизнью. Только этому не суждено сбыться.
Со странным чувством на сердце я покидаю дом, пару раз оглянувшись на тёмные окна. Взгляд падает на клумбу с поникшими цветами и к горлу подступают удушающие слёзы, но я не даю воли своим эмоциям, плотнее кутаясь в шарф и устремляясь вверх по улице до главной площади.
На Годрикову Впадину опускается сизый туман. Всё вокруг замерло в ожидании чего-то, и даже неясный свет окон соседних домов, говорящий о бодрствующих волшебниках, не обнадёживает меня.
Ноги безошибочно приводят меня в низину, где расположена небольшая церквушка с примыкающим к нему кладбищем. Скрипучая калитка поддаётся под лёгким толчком. Здесь туман более густой, не пропускающий слабые лучи заходящего солнца, воздух влажный и странно покалывающий открытые участки кожи.
Длинная дорога в тишине, почему-то не внушающей доверия, и вот я стою напротив могильного камня.
Две белые розы, будто только что срезанные, лежат на траве. Розы, которые я принёс в день похорон. Не сразу догадываюсь, что цветы зачарованы против засыхания. Интересно, кто догадался сделать это?
Медленно опустившись на корточки, протягиваю руку и прикасаюсь к холодному камню. Неужели прямо там, внизу, под толстым слоем земли лежат мои родители, вернее то, что осталось от их тел после пожара?
Осознание давит на горло, сила, что помогала мне держаться все эти дни, ослабевает, и я зажмуриваю глаза, по горящим щекам тут же скатываются прохладные слёзы. Прижимаю кулак к губам, стараясь хоть как-то заглушить хриплые рыдания, зарождающиеся в груди, но ничего хорошего из этого не выходит.
Видимо, я слишком долго держал всё в себе, злился, нервничал, впадал в депрессию, но не давал воли слезам. Я так боялся выглядеть слабым в глазах других, что, в конечном счёте, устал от собственной маски.
Кто сказал, что мужчины не плачут?
Ещё как плачут. Только когда никто не видит этого.
***
- Не плачь, Поттер, скоро всё закончится, - шёпот, который я меньше всего ожидал услышать, раздаётся прямо над моим ухом.
Я не успеваю пошевелиться, как чужая рука крепко обхватывает меня за плечи, лишая возможности встать на ноги, в щёку вжимается кончик волшебной палочки и всё тот же голос вкрадчиво продолжает:
- Глупо было приходить сюда. Тёмный Лорд не такой дурак, как ты думаешь, - дыхание шевелит волосы на моём виске, спиной я чувствую тепло чужого тела.
Меня бросает в холод, я не могу и пальцем пошевелить, потому что суставы сковывает от страха.
- Он весьма предусмотрительно наложил на кладбище охранные чары, настроенные на тебя. Он знал, что ты обязательно появишься здесь, и появишься совершенно один.
Единственная мысль, которая крутится в моей голове сейчас, это: «Господи, какой же я дурак, какой дурак!».
Я не вижу ещё кого-либо в поле зрения, значит, Барти появился один. Будь у меня волшебная палочка, может, я смог бы что-то предпринять, а так…
- Я заметил, ты любишь поболтать, - произношу в надежде отвлечь Пожирателя и не узнаю собственный голос.
Раздаётся хмыканье, затем какое-то движение – я уже стою на ногах, смотрю в безумные голубые глаза, неприятное воспоминание о которых ещё слишком свежо.
- А ты любишь совершать легкомысленные поступки, что, впрочем, только на руку Тёмному Лорду.
- Что же твой Лорд сам не пришёл сюда, чтобы убить меня? – я фактически выплёвываю слова в лицо Крауча, чувствуя, как подрагивают пальцы заломленных за спину рук.
- Не волнуйся, ты ещё успеешь умереть, но не здесь, - тонкие губы искривляются в пугающей улыбке, острый конец волшебной палочки больно давит на горло, и я незамедлительно кашляю.
Он крепко держит меня за вывернутые запястья, но я могу вырваться, если очень постараться. В процессе короткой возни мне удаётся высвободить одну руку, я хочу отобрать палочку, но не успеваю, потому что кто-то другой посылает заклятие мне в спину, и я чуть не сбиваю с ног Барти, благодаря которому не падаю на землю.
Как мне знаком этот заливистый высокий смех. Беллатриса.
- Что-то ты долго, Барти. Тёмный Лорд уже заждался, - голос волшебницы звучит всё ближе, я встряхиваю головой, пытаясь восстановить ориентацию в пространстве. Чёртов Ступефай.
- Я уже собирался аппарировать, пока… - огрызается Крауч, но Беллатриса перебивает его.
- Пока безоружный Гарри чуть не одолел Пожирателя Смерти, да?
Тонкие женские пальцы больно сжимают моё плечо, и я непроизвольно вскрикиваю. Барти сдерживает себя от того, чтобы не вступить в перепалку с волшебницей, которая делает вид, что вовсе не замечает направленного на неё прожигающего взгляда.
- Он ждёт, - повторяет Беллатриса и в её голосе отчётливо звучит металл. – И без шуток, - она обращается ко мне, вцепившись в волосы на затылке, и тыкает палочкой между лопаток.
Аппарация, усилившееся после неё головокружение, яркий свет ударяет в глаза, отчего приходится зажмуриться. Меня уже никто не держит, я прижимаю ладони к лицу, выглядывая в просветы между пальцами, чтобы свет не так резал глаза, сквозь стёкла очков различаю человека, стоящего в десяти футах от меня.
- Вот мы и встретились вновь.
Я медленно убираю руки от лица, немного сощурившись, смотрю на Волдеморта. Его лицо спокойно, почти умиротворённо, рука с волшебной палочкой полусогнута, но не направлена в мою сторону. Тяжёлая мантия ниспадает складками на гладкий белый пол.
- Ты мне кое-что задолжал, знаешь ли. Свою жизнь.
Краем глаза замечаю Пожирателей Смерти. Их много, гораздо больше, чем я мог представить. Десятки. Все в чёрных мантиях, в серебряных масках, неподвижные, безмолвные, безликие, одинаковые.
Меня начинает подташнивать, но не от страха, а от отвращения. Мне противно. Противно от их безвольности, отсутствия силы духа, от их якобы величия, от того, что они возомнили себя теми, кто может повелевать человеческими судьбами, кому дано право распоряжаться чужими жизнями. Они – лишь бледная тень их Лорда. Они жалки. И я их не боюсь.
Головокружение проходит. Встряхнув головой, я задираю подбородок и расправляю плечи.
- Наверное, это так увлекательно: напасть на человека в момент, когда он слаб, затащить его в ловушку, а потом поставить в центре величественного и, несомненно, пафосного сооружения, окружить и убить его, безоружного. Да, это в стиле Пожирателей Смерти.
Мои слова, эхом отразившись от высокого сводчатого потолка, затихают. Воцаряется такая гробовая тишина, от которой начинает звенеть в ушах.
Никто не решается заговорить. Даже Волдеморт замер, его неподвижный взгляд направлен на меня.
По меньшей мере, я их шокировал. Редкое, однако, достижение. Теперь можно спокойно умирать в изумрудных лучах заклинания.
- Я не зря выделил тебя среди всех остальных, - шелестящий шёпот благодаря потрясающей акустике здания разливается в пространстве и звучит довольно-таки громко.
Волдеморт мягко двигается с места и обходит меня по кругу, не сокращая расстояния между нами.
- Ты особенный, Гарри Поттер. Твои амбиции порой бегут впереди тебя, а твоя смелость заставляет безмолвствовать моих приближённых, - тонкие губы Волдеморта вздрагивают в намёке на улыбку, худощавая рука обводит Пожирателей.
К чувству отвращения подмешивается раздражение. Ещё один любитель поболтать. Мерлин, сразу бы прикончил меня и не надрывался, пытаясь впечатлить высокопарными речами.
К собственному удивлению отмечаю, что говорить он перестал. Волдеморт вновь оказывается напротив меня с той лишь разницей, что теперь его волшебная палочка направлена мне в грудь.
Почему я не боюсь?
