сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 106 страниц)
- Я испытывал злость…жуткую, сильную. Она такая непривычная, нехарактерная мне. Я никогда прежде не был в такой…ярости. Это чувство новое, чужеродное. Раньше его не было у меня, а сейчас… Я словно упиваюсь им, и это…пугает.
Чёрные брови Снейпа сдвигаются к переносице, взгляд на полминуты теряет свою концентрацию, словно зельевар уходит мыслями куда-то далеко, и в это время его пальцы зачем-то прощупывают мои виски, скорее неосознанно, чем с какой-то определённой целью.
Едва успеваю остановить себя от того, чтобы блаженно прикрыть глаза, потому что я просто не представляю, как это будет выглядеть со стороны. Вернее, очень даже представляю. Нет, лучше не представлять, иначе…
Никак не могу взять в толк, почему я становлюсь несобранным и жутко нелогичным человеком, когда Снейп рядом?
- Я не могу дать объяснения подобным метаморфозам в твоих ощущениях прямо сейчас. Думаю, мне надо посоветоваться с Дамблдором. Ты рассказывал об этом кому-нибудь ещё?.. Эй, Поттер!
Вздрагиваю, возвращаясь из губительного мира мыслей и чувств в мир реальный. Немного удивлённо выгибаю брови, пытаясь собрать воедино только что услышанные слова. Медленно качаю головой, поджав губы, и только потом отвечаю:
- Нет, не рассказывал.
И, прежде чем я успеваю добавить ещё что-либо, Снейп убирает свои чудесные руки от моего лица и начинает отодвигать кресло.
- Скажите, почему вы тогда поцеловали меня? Надеялись, что я не почувствую?
Он замирает от такого поворота разговора, но потом неопределённо ведёт плечами, и я больше склоняюсь к положительному ответу, при этом Снейпу немыслимым образом удаётся сохранить практически непроницаемое выражение лица, в то время как за своё я совсем не ручаюсь.
- Смысл тогда целовать человека, зная, что он не сможет отреагировать? – откровенное непонимание звучит в моём голосе, профессор хмурится и, наконец, отвечает привычным ровным тоном:
- Не советую думать о подобных вещах, всё равно не сможешь найти правильный ответ.
Как ни странно, я нисколько не обижаюсь, потому что Снейп прав: понять мотивы его действий – всё равно, что пытаться обмануть смерть.
***
- Где ты был всё это время? – подозрение во взгляде Рона переливается через край, грозясь превратиться в настоящую бурю.
- С каких пор тебя это интересует? – отвечаю в тон, застыв посреди спальни над раскрытым чемоданом.
Друг явно размышляет над тем, что ответить, а потом вздыхает и со словами: «Ладно, забудь, только не злись», отворачивается к своей кровати.
Я не выдерживаю. Схватив подушку с кровати, со всей силы швыряю её в спину Рона, тот незамедлительно оборачивается с изумлённым выражением лица. Я опережаю его и выкрикиваю, чувствуя, как меня начинает трясти изнутри от обиды:
- Только не злиться, значит? Что, боишься, да? И не пытайся отрицать это, я вижу, какой страх плещется в ваших глазах всякий раз, когда вы смотрите на меня, вы все: ты, Гермиона, Невилл - все, абсолютно все! Вы – те, кого я считал своими друзьями, и вы предаёте меня самым непостижимым образом! Это…немыслимо.
Мой голос ломается на последнем слове, затухает, так же как и весь мой запал. Тяжело опустившись на край кровати, я низко опускаю голову, с силой сжимаю кулаки. Обида, горькая, липкая, заполняет меня, вызывает чувство отвращения.
Со стороны Рона раздаётся непонятный шорох, потом звук глухой поступи, кровать слегка прогибается рядом.
- Друг, прости нас. Мы были…напуганы. Ведь, согласись, не каждый день видишь подобное. И это вовсе не значит, что мы боимся или, тем более, предали тебя. Правда, прости нас…
Широкая ладонь опускается на моё вздрогнувшее плечо. Поворачиваю голову, глядя на виноватую полуулыбку Рона, на его слегка покрасневшие щёки.
- «Друг», значит?
Тот кивает так, как если бы желал подтвердить что-то очевидное.
- Хорошо, прощаю, но если такое повторится ещё раз…
- Нет, ни в коем случае, - Рон начинает мотать головой, но я вовремя перебиваю его:
- Не зарекайся. Просто вы должны понять, что вы – одни из самых близких мне людей. Из оставшихся у меня людей.
Рон вздыхает так, как будто два часа таскал на себе огромного тролля.
- Гермиона вообще распереживалась. Ты так резко ушёл и пропал на целый час, мы не знали, что и думать…
- Рон, не начинай, - с укоризной смотрю на друга, а тот примирительно машет ладонями. – Это твоё дело, где ходить и с кем быть. Главное, береги себя.
Непроизвольно перестаю дышать на последней фразе друга: то же самое произнёс Снейп перед тем, как я покинул его кабинет.
***
Жизнь в Хогвартсе день ото дня становится всё более невыносимой. То, что происходило в начале сентября, было лишь слабым намёком на грядущие проблемы.
Студенты Слизерина откровенно ненавидят меня из чувства зависти. Как так – какой-то Гарри Поттер, студент Гриффиндора – и вдруг Избранный? Несомненно, я шарахаюсь от этого слова, как дементор от Патронуса. Хотя выходки Слизеринцев – ничто по сравнению с тем, что мне приходится выслушивать от Гриффиндорцев.
Находиться по вечерам в гостиной стало просто нереально. Взгляды: косые, завистливые, ненавидящие – прожигают дырки в моём лбу и затылке, особо «смелые» решаются высказывать колкие реплики по поводу очередной статьи в Ежедневном Пророке, который я с недавних пор даже в руки не беру.
Несчастная газетёнка – это вообще отдельная история. Возмущению директора нет предела, когда в одно октябрьское утро по другую сторону ворот появляется целая толпа репортёров с объективами колдокамер и блокнотами. При попытке прогнать их они возмущаются, требуя «предоставить им доступ к Гарри Поттеру с целью получения у него интервью». С огромным трудом преподавательскому составу удаётся выпроводить журналистов. Такого хамства стены этого замка, пожалуй, ещё не видели.
Зато статья, вышедшая следующим утром на первой полосе газеты, ни для кого не становится неожиданностью. В ней поливается грязью и Дамблдор, и я сам, и школа в том числе. Видимо, Ежедневный Пророк оказывает сильное влияние на умы Министерства, раз в тот же вечер директор получает сову от министра с обвинительной речью, в которой основной упор делается на «устаревшую систему образования с её первобытными методами». Проходит слух, что школу даже могут закрыть, если Дамблдор не подпустит ко мне репортёров. Абсурд полнейший.
Правда, далеко не все придерживаются того же мнения.
Апогей сумасшествия приходится как раз на середину октября, когда перед ужином директор выступает с речью, общий смысл которой заключается в том, что он не допустит проникновения министерских козней в Хогвартс. По столам проходит нехороший шепот, пока слова одного из Слизеринцев не перекрывают общего гула:
- Пусть уж Гарри Поттер покажется журналистам, а не будет прятаться за спиной директора, или он просто так носит звание Избранного?
Тишина, которая воцаряется после этих слов, не свойственна даже кладбищу в ночное время.
Возможно, это становится моей роковой ошибкой, а может, приносит временное спасение, но я взрываюсь. Со звоном уронив вилку на тарелку, резко вскакиваю на ноги и с горячностью произношу, не очень громко, но тишина и высокий сводчатый потолок играют мне на руку:
- Как легко говорить о моей Избранности вам, никоим образом не соприкоснувшимся с этой проблемой! Легко тыкать в меня пальцем, обвинять, обзывать! Даже завидовать! – злобный взгляд в сторону Слизеринского стола. – Думаете, я рад тому, что меня считают Избранным? Думаете, это так здорово? Если кому-то из вас хочется, то я с радостью поменяюсь местами с любым желающим, только подумайте: вы готовы стать жертвой номер один в списке Пожирателей Смерти? Готовы потерять своих родителей? Готовы распрощаться со спокойной, обычной жизнью ради сомнительной славы?..
Тишина, что была до этого – ничто по сравнению с той, что повисает сейчас. Ни единого шороха, ни малейшего шума чьего-либо дыхания. Глухое эхо растворяется где-то под зачарованным потолком, где сейчас плавают свинцовые тучи, а наэлектризованный воздух наполняется почти осязаемым напряжением.
Перешагнув через скамейку, быстрым шагом покидаю Большой зал под аккомпанемент невыносимо-громких отголосков моих шагов.
Закрыв массивные двери, приваливаюсь к ним спиной, запрокидываю голову вверх. Срываю очки с лица, с силой сжимаю переносицу. Участившееся сердцебиение никак не желает униматься.
Если так и будет продолжаться, то я превращусь в законченного психопата. Как только ещё бокалы не полопались на преподавательском столе? Видимо, слишком далеко стояли, потому что злость во мне была неописуемая. Правда, она практически сразу сменилась горьким отчаяньем.
Почти Безголовый Ник, проплывающий мимо по воздуху, провожает меня долгим печальным взглядом, а я шумно выдыхаю, пропуская волосы сквозь пальцы.
Впоследствии данный случай принёс почти феноменальный результат: меня перестали задевать. Слизерин не в счёт. А так – ни единого выпада в мою сторону, ни единого плохого слова. В принципе, так же, как и хорошего.
Ко мне больше не относятся так, как это было раньше, за исключением близких друзей, хотя и здесь появляются свои ощутимые изменения. Мы разучились радоваться, разучились смеяться. Даже редкие вылазки в Хогсмид с его магазинами сладостей и сливочным пивом в «Трёх мётлах» - ничто не может вернуть того былого задора и веселья, какое было в прошлом учебном году.
Я очень надеюсь на Рождественские каникулы, предвещающие поездку в Нору – Рон ещё в сентябре сказал мне, что Молли очень ждёт меня к ним на Рождество. Я даю обещание, что приеду, хотя никак не могу отделаться от жуткой мысли о том, что это будет первый праздник без родителей.
С грустью вспоминаю наш дом зимой, увешанный мерцающими разноцветными огнями, полный гостей и близких людей, традиционный рождественский пудинг, миниатюрных летающих Санта-Клаусов, подарки и особенную тёплую атмосферу, свойственную только Рождеству. Как жутко жить и не знать, что когда-то всё то, что было тебе дорого, оборвётся в одно мгновение.
На днях я получаю письмо от Сириуса, испытывая неземное чувство облегчения от того, что с крёстным всё в порядке. Оказывается, сейчас он живёт у родителей Рона. Как и обещал, он делится со мной историей о Лестрейнджах, я же, в свою очередь, спешу пересказать всё это ребятам.
- То есть Сириус утверждает, что Лестрейнджи практически сразу после окончания школы уехали в Албанию? – лицо Гермионы недоумённо вытягивается, в то время как Рон и Невилл внимательно изучают содержание письма.
- Да, а что тебя удивляет? – я перекатываю в ладонях пустой стакан из-под тыквенного сока, вопросительно глядя на подругу.
Сейчас около восьми вечера, час назад закончился ужин, и мы решаем остаться в Большом Зале. Здесь мало людей: только два человека за столом Рейвенкло - так что наша компания остаётся вне досягаемости для чужих ушей.
- Я так понимаю, Беллатриса, окончив Хогвартс, выходит замуж за Рудольфуса и по прошествии полугода уезжает вместе с ним в Албанию к тому самому Леотриму? – я утвердительно киваю, и Гермиона, заправив прядь волос за ухо, продолжает рассуждать. – Тогда почему же Том отправляется вслед за ними только спустя полтора года? Как такое возможно? Они же очень тесно общались ещё в Хогвартсе – и тут вдруг разбегаются в разные стороны.
- Видимо, на то у него были свои причины… - медленно произносит Рон, передавая письмо Невиллу, устало трёт глаза и, подперев подбородок ладонью, спрашивает. – Меня больше интересует, как по возвращении в Лондон ему удалось семь лет оставаться в тени, а потом резко объявиться? Спрашивается, где он был всё это время? Прятался под мантией-невидимкой?
Невилл усмехается, да и я невольно расплываюсь в улыбке, которая быстро сходит с моего лица в миг, когда Гермиона недовольно шикает на нас и, сложив ладони на столе, с крайне серьёзным видом заявляет:
- Нам нужен кто-то, кто сможет рассказать обо всём этом подробнее.
- Ещё скажи, чтобы мы съездили к Леотриму, вдруг к нему память вернулась, - вздыхает Невилл, возвращая мне письмо.
Какое-то время мы молчим, на лице каждого из нас отражается бурная мозговая деятельность. Мои мысли возвращаются в лето, если точнее – в день моего знакомства с Лестрейнджами. До сих пор помню слова бармена Ларри о Беллатрисе: «Опаснее её, пожалуй, только сам Тёмный Лорд».
Ларри…
- Я знаю, к кому мы можем обратиться! – восклицаю, резко хлопая ладонью по столу, чем привлекаю ненужное внимание пары учеников.
Друзья содрогаются от неожиданности, почти синхронно округлив глаза, а я разве что не подпрыгиваю от нетерпения, но продолжаю, значительно понизив голос:
- Ларри – бармен в одном малоизвестном баре Лондона, где я летом познакомился с Лестрейнджами, он мне и рассказал о Тёмном Лорде. Мы можем спросить у него, вдруг, он что-нибудь знает.
Сокрушённый вздох Невилла и разочарованный взгляд Гермионы настораживают меня, но когда Рон произносит: «Да, только мы полностью отрезаны от внешнего мира», - всё сразу встаёт на свои места.
- Защитные чары вокруг Хогвартса и Хогсмида, антиаппарационный щит, я уже не говорю про перекрытую каминную сеть и прочие меры безопасности. Как ты мог забыть про всё это? – Рон констатирует факты, безнадёжно разводя руками.
- Тем более, тебе вряд ли удастся исчезнуть незамеченным. К тебе приковано внимание всей магической Британии, - подмечает Гермиона, чем вгоняет меня в состояние окончательной удручённости.
Мы печально переглядываемся. Сжав пальцами виски, я пытаюсь найти лазейку в сложившейся ситуации.
- Помните, что директор говорил про Хэллоуин? – вдруг выдаёт Рон, обводя нас сияющим взглядом. Гермиона заинтересованно смотрит на него, а мы с Невиллом переглядываемся, заметив отражение надежды во взглядах друг друга. – Что к нам приедут гости из Франции. Ради этого на пять минут будут сняты защитные чары с замка и его окрестностей.
- Откуда такая уверенность в последнем? – настороженно спрашивает Гермиона, в то время как я уже готов чуть ли не в пляс пуститься, принимая на веру слова друга.
- Мне отец сказал это за пару дней до моего отъезда в Хогвартс. Он услышал об этом в Министерстве.
- Значит, у нас есть шанс, - произношу шёпотом, словно боюсь спугнуть забрезжившую вдалеке удачу.
Рон и Невилл с широкими улыбками трепят друг друга за плечи, потом принимаются за меня, а вот Гермиона, похоже, не собирается радоваться.
- Как вы успеете исчезнуть за пять минут? – недовольно спрашивает она, скрещивая руки на груди.
Рон отмахивается от неё и деловито отвечает:
- Укрыться под мантией-невидимкой от глаз людских очень легко, а там дело останется за аппарацией.
- Не думаю, что нам это удастся. Нас слишком много, все мы не поместимся под мантией Гарри, - подмечает девушка, постукивая пальцами по учебнику, который она зачем-то принесла с собой на ужин.
Три голоса сливаются в один изумлённый:
- «Нам»?
Гермиона закатывает глаза, бурча себе под нос что-то про «тупоголовость мальчишек», затем подаётся вперёд и практически шепчет:
- Думаете, я позволю вам одним отправиться в Лондон? Мечтайте больше.
От моего внимания не ускользают искорки авантюризма, промелькнувшие во взгляде подруги на последних словах.
- Тем не менее, мантия-невидимка мала для четверых, - развожу руками, а Невилл предлагает другой вариант:
- А как же твоя Карта Мародёров? С её помощью у нас получится не попасться на глаза посторонним людям!
Мне становится не по себе. Игнорируя вопросительные взгляды друзей, пытаюсь вспомнить, где Карта. Последний раз она точно была при мне в день, когда я отправился в Годрикову Впадину. Нападение Волдеморта, три дня в Больничном крыле – и карта исчезла, а я совсем забыл про неё!
- Я не знаю, где она. Кто-нибудь из вас забрал её себе, пока я был без сознания?
Друзья переглядываются и отрицательно качают головами.
- Нас не пускали к тебе, Гарри, поэтому мы ничего не смогли бы забрать, - вздыхает Невилл, а я разочарованно кусаю губы.
Карта Мародёров. Подарок Сириуса.
- Тогда как мы это сделаем? – Рон откровенно недоумевает, а Гермиона с таким хорошо знакомым выражением лица «Я всё знаю, а вы нет», проводит ладонью по обложке учебника, загадочно улыбается и произносит одну-единственную фразу:
- Положитесь на меня.
Какая-то часть моего сознания смутно подозревает, что я получу по первое число от Снейпа за то, что решился на подобное безумие, но информация о Волдеморте сейчас важна и необходима, как никогда.
***
Проходит неделя, до Хэллоуина остаётся ровно столько же. Наш план «побега» практически готов. «Практически» - потому, что большая его часть опирается на волю случая и имеет жуткие прорехи. Ладно, что кривить душой, он совсем не готов, а это, в свою очередь, совсем не устраивает Гермиону.