сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 106 страниц)
Косой переулок, полный волшебников и волшебниц, юных и взрослых, восторженных и серьёзных, а между ними, среди широких мантий, пробирается худой юноша с длинными волосами каштанового цвета и широко распахнутыми на прекрасный мир глазами. Не сразу я узнаю в нём юного Тома. Вот он покупает себе учебники, а в следующий миг сжимает в дрожащей и вспотевшей ладони изящно загнутую длинную палочку. В магазине мадам Малкин он знакомится со смелой девчонкой, чьим неоспоримым достоинством является пышная грива кудрявых волос, и с бледным мальчишкой, в образе которого сразу привлекает внимание не по-детски взрослый взгляд и чёрные как вороново крыло волосы, стянутые в тугой хвост.
Следующие картинки меняются так быстро, что за ними невозможно уследить, но одна из них задерживается перед моим взором. Величавый замок на берегу большого озера и группа волшебников-выпускников в форменных мантиях и изумрудно-серебряных галстуках. Лица многих мне знакомы: Том, Люциус и Нарцисса, Белла и Рудольфус, Северус и Барти. Все смеются и что-то бурно обсуждают, делятся своими мечтами и планами на будущее.
Новая картинка разительно отличается от предыдущих. Неизвестный величественный город, не похожий на города Великобритании, но узкая улочка вьётся почти как родной Косой переулок. Кованая вывеска магазина, седовласый волшебник с вытянутым загорелым лицом, баночки с травами, мерные весы и бурлящие котлы. Затенённое небольшое помещение, единственной мебелью в котором является высокий книжный шкаф и узкая деревянная скамья, где сидят, прижавшись друг к другу, уже взрослые школьные друзья. Одинокая свеча освещает страницы огромного и, видимо, очень древнего фолианта, над которым склонились волшебники. Старый пергамент испещрён узкими строчками на латыни, к красивым буквам тут и там прижимаются необычные рисунки и схемы, некоторые из них стёрлись от времени и не очень разборчивы, но от книги буквально исходят волны сильной тёмной магии.
Картинка растворяется, подобно туману, на смену ей приходит очередная. Отчаянно жестикулирующий Том пытается доказать что-то остальным, его вдохновлённым взглядом можно осветить целый квартал Лондона, но видно, что он немного нервничает, ведь его друзья испуганы. Они боятся того, что он придумал, хотя сама идея весьма соблазнительна, но цена слишком велика…
Следующая картинка мощным эшелоном врывается в ряды других, разметает их как сухие листья на осеннем ветру. То же помещение с книжным шкафом, друзья вновь втайне изучают древний фолиант, только на их лицах явственно читается страх перед этой странной книгой. Один лишь Том выглядит воодушевлённым, как вдруг…Дверь распахивается, и в проёме появляется хозяин магазина с лучиной в одной руке и палочкой на изготовку – в другой. Застуканные волшебники теряются, но только не Том. Он давно всё спланировал. Узкая рука даже не вздрагивает, когда из кончика белой палочки вырывается ослепительный изумрудный луч…
С минуту картинки меняются, как в бешеном калейдоскопе, не позволяя чётко разглядеть их, словно Том намеренно не пускает меня в эту часть своей жизни. От этой «карусели» начинает мутить, но вот окружающее пространство разъясняется, и моему заинтересованному взору предстаёт вполне знакомая картина: Лондон, Лютный переулок, те же друзья, только уже заметно повзрослевшие. Том и Барти Крауч-младший такие, какими я видел их в доме на площади Гриммо. Беллатриса и Рудольфус - какими я узнал их в баре на окраине Лондона. Нарцисса и Люциус, как в одном из моих видений. Северус, словно только вчера мы расстались у замёрзшего фонтанчика. Также я замечаю МакНейра, Петтигрю и ещё несколько неизвестных мне волшебников. Все в длинных чёрных мантиях из дорогой ткани. Только что-то поменялось, но дело не в прошедших годах и не во внешнем виде. Что-то неосязаемое, нематериальное. Они больше не равны, как когда-то. Теперь они – его верные последователи, Том знает это, как и то, что теперь он немного выше их всех. Потому что он не побоялся. Потому что он решился. И теперь на их предплечьях чернеет змея, обвитая вокруг черепа…
И снова картинки устремляются в бешеной скачке, они проносятся мимо, как потоки ураганного ветра: новость о Пророчестве, искажённые ужасом лица каждого юного волшебника, чьим последним зрелищем в этой жизни становится изумрудная вспышка и смеющийся взор потемневших от адреналина глаз. Объятые пламенем дома и кричащие заголовки «Ежедневного Пророка», камин в доме Малфоев и смертельная бледность лиц его последователей, когда новые семьи раз за разом оказывались не теми, кого он искал. Бесчисленное количество страниц запрещённых книг и собственное отражение в зеркале, из которого пронзительно смотрят карие глаза в окружении тёмных теней и источают беспомощность и растерянность. Беспрецедентная ярость, когда в ушах вновь и вновь звучит глубокий и ровный голос Северуса, утверждающий, что Дамблдор знает о его, Тома, планах, и что он тратит все свои силы на то, чтобы защитить другие семьи. Мраморная статуя в Министерстве, которое совсем скоро станет его, и страх, что он – не тот, о ком говорится в Пророчестве. Услужливый вид Петтигрю, того, на кого он меньше всего надеялся, но который помог ему проникнуть в дом Поттеров. Дамблдор проиграет, потому что его Фиделиус – просто детская шалость. И, наконец, удачный момент, они проникают в дом на площади Гриммо, а дальше первая изумрудная вспышка отправляет на тот свет Джеймса, этого задиру с Хогвартса, который любил подшучивать над компанией Тома. И тут появляется главный «виновник торжества»: мальчишка Поттер, безумно похожий на своего уже покойного отца, в дурацких очках и с пылающим взглядом невероятно-зелёных глаз. Всё так предсказуемо и скучно, что немного надоедает, но Лили Эванс…
Да-да, он хорошо помнит её со школьных времён. Её обаянию не поддавались разве что тролли. Когда она встаёт на защиту своего сына, умоляя убить её, а Гарри не трогать…
Он растерян. Он даже не может поднять руку, чтобы свершить свой страшный замысел, потому что внезапно испытывает чувство дежа-вю.
Точно так же его мать встала на защиту уже взрослого Тома, когда тот спустя много лет вернулся домой, в Лондон. Когда он перешагнул порог родительского дома, в нём проснулся тот униженный, лишённый отцовской любви мальчишка, который хотел доказать, что он лучше всех. Он поделился своей радостью с отцом, надеясь, что он, наконец, примет его как равного.
Но он отверг его.
Он отверг и назвал его убийцей. Он хотел выгнать его, но мать встала на защиту сына, которого продолжала любить несмотря ни на что…
Только не для того он прошёл этот сложный извилистый путь.
Мракоборцы врываются в дом, и ему совсем нельзя медлить. Барти растворяется в воздухе вместе с Поттером, ещё одна изумрудная вспышка и странный, чужеродный укол где-то слева в груди, когда из зелёных глаз навсегда исчезает смысл, а волна рыжих волос рассыпается на деревянном полу.
И всё идёт не так: Мракоборцы слишком сильны, а Барти возвращается с новостью, что Поттер вне досягаемости.
Ничего, он ещё вернётся за мальчишкой.
Долгие, бесконечные дни ожидания, расставленные сети сигнальных чар - и, удача, мальчишка в его руках! Эта семья оказалась немного не по зубам, но, может, именно они – те, кого он ищёт.
Теперь всё так просто: поднять руку и, глядя в потухшие зелёные глаза, произнести два слова. Даже немного скучно: парень совсем не желает бороться за свою жизнь.
Вновь чёртов Орден вмешивается в его дела, всё тонет в ослепительно-белом тумане, но ему удаётся отыскать взглядом взлохмаченную голову Поттера, который даже не пошевелился, тем самым облегчая задачу Тому.
Ни секунды сомнения. Торжественное: «Авада Кедавра!», и…
Пустота.
***
Резко распахнув глаза, я вглядываюсь в высокий сводчатый потолок. Странный гул в ушах смешивается с шумом собственного дыхания, кончики пальцев дрожат и покалывают, а грудная клетка сотрясается от сильных ударов сердца, явно решившего, что в груди ему больше не место.
Приподнявшись на локтях, перемещаю тяжесть тела на ладони и осторожно принимаю сидячее положение. По лбу скатываются крупные капли пота и попадают прямо в глаза. Зажмурившись, долго тру веки, пока жжение не проходит, затем шарю ладонью по тумбочке в поиске очков. Наконец, наткнувшись на оправу, пытаюсь подхватить её пальцами, но возобновившаяся дрожь подводит меня. Негромкий звон, прокатившийся по каменному полу, извещает о том, что я разбил собственные очки. Тихо ругаясь сквозь зубы, на ощупь нахожу палочку. Наконец, в свете Люмоса я замечаю тусклый блеск круглых стёкол под соседней…койкой.
Только сейчас я понимаю, что нахожусь в Больничном крыле.
Полностью опустившись на пол, опираюсь на локти и дотягиваюсь до очков. С сожалением рассмотрев мелкие трещины, с трудом возвращаюсь на койку. В голове вместо мозгов - будто горячий студень, который неприятно переливается и обжигает обратную сторону черепной коробки. Починив очки, одеваю их скорее по привычке, нежели из необходимости. Взгляд затуманивается, потому что я ухожу в себя, пытаясь восстановить цепочку последних событий.
Так, насколько помню, я выследил Добби возле кухни, он что-то сказал про Снейпа, вернее, про то, как я переживаю за него, а затем исчез. Я решил вернуться в башню, а потом…ничего.
Ни-че-го.
Теперь я открываю глаза и неведомым образом обнаруживаю себя в Больничном крыле. Сейчас ночь, но какое число? Что вообще произошло?
И вдруг я вспоминаю.
Голос в моей голове.
Голос, который звал меня по имени. Видения дома в Годриковой Впадине, родители, события из жизни…и не только из моей.
Том, он был там. Он показал мне свои воспоминания, а это может означать только одно.
Он узнал о ментальной связи его и моего сознания. Узнал и воспользовался этим.
Если я имею крайне ограниченный доступ к его сознанию, при этом не выводя его из строя, то он выбивает все пробки из электрического ящичка моей головы, отключая от внешнего мира, врываясь в моё сознание, контролируя его и манипулируя им.
Открывшаяся правда завязывает неприятный узел в животе и крутит колени. Пальцы непроизвольно сжимаются на больничной пижаме, а на языке внезапно ощущается солоноватый привкус. Прижав подушечки пальцев к губам, в свете убывающей луны с удивлением замечаю смазанные следы крови. Задумавшись, я прокусил нижнюю губу.
Вытирая кровь рукавом, в волнении размышляю над новым знанием.
С другой стороны, если Том, наконец, понял, что он – царь и бог в моей голове, то зачем он показал мне все эти события, начиная с его детства и заканчивая тем, что произошло в августе? Зачем рассказал о своих родителях, о нелюбви отца?
Возможно, он – великолепный актер и сильный волшебник, решил надавить на жалость, но я очень сомневаюсь, что именно этого он добивался. Надеяться на жалость со стороны того, чьих родителей он убил, по меньшей мере, глупо. Он же далеко не глуп, поэтому этот вариант отпадает.
Подозревать его во лжи – тоже не подходит. Очень сложно подделать воспоминания, тем более что все они выглядели настолько живо и реалистично. Кроме того, я уверен, все из них кто-то может подтвердить. Ведь он действительно дружит с теми, кто теперь является Пожирателями Смерти, он действительно был в Албании и учился у Леотрима, а я больше чем уверен, что тот загорелый волшебник – именно он. Том что-то узнал у него, что-то вычитал в том фолианте, но что?
А главное, зачем он показал мне всё это? Зачем?
И тут я понимаю: мне не найти ответа на этот вопрос.
Но и это не самое страшное.
Я более чем уверен: он ещё вернётся в моё сознание.
Так, проведя время в безрезультатных раздумьях, я не замечаю, как высокое помещение постепенно наполняется тёплым солнечным светом.
Наступает ещё одно утро.
Не успеваю я подумать о друзьях, как двустворчатые двери распахиваются, впуская Рона и Невилла, взволнованных и раскрасневшихся от долгого бега.
Невилл сразу падает на край койки, вцепляется в мои плечи и зачем-то трясёт меня, беспрестанно восклицая что-то о моём чудесном возвращении. Рон останавливается у соседней койки. Его пальцы сжимаются на металлической спинке, как на тонкой шее неведомого создания, - он явно взволнован.
- Давай по порядку, - деликатно останавливаю словесный фонтан радостного Невилла, постоянно возвращаясь взглядом к смущённому Рону.
- Тебя без сознания обнаружили эльфы у входа в кухню, сразу же сообщили об этом Дамблдору. Мы, конечно же, поспешили в Больничное крыло. То, что творилось с тобой в эти пять дней…
Я ошарашено выдыхаю и во все глаза смотрю на друзей.
- Пять дней?! Я не ослышался? – переспрашиваю, быстро моргая в неверии.
- Нет, ты не ослышался, - вдруг откликается Рон. Он отталкивается от спинки кровати, прячет руки в карманах джинсов, внезапно посерьёзневший, продолжает. – Дамблдору даже пришлось наложить на тебя Обездвиживающие чары, чтобы ты попросту не упал с больничной койки. Ты никак не хотел приходить в сознание, метался и заламывал руки, зажмуриваясь, мычал что-то совершенно нечленораздельное. Мадам Помфри бессильно опустила руки, потому что ни магия, ни колдомедицина не смогла помочь. Директор предположил самое страшное, и Гермионе удалось узнать, что. Кто-то проник в твоё сознание, очень плотно обосновался там и не желал отпускать. Всё, что нам оставалось, - это только ждать. Вот, мы дождались…
Друг выдыхает, как после длинного забега, и опускается на другой край моей койки.
Мне требуется несколько минут, чтобы переварить только что услышанное.
Скрип многострадальной двери заставляет нас вскинуть головы.
Гермиона врывается в больничное крыло подобно вихрю торнадо. Громко ахнув, она прямой наводкой падает в мои объятия, крепко обнимает меня и шепчет:
- Гарри, хвала Мерлину, ты очнулся! Дважды ты заставляешь меня волноваться под дверями Больничного крыла!
Невилл и Рон тихонько переглядываются и тепло улыбаются, а мне, наконец, удаётся улыбнуться в ответ.
- Кстати, нам надо собираться: завтра утром мы уезжаем в Лондон.
- Не понял? – откликаюсь я, удивлённо выгнув брови.
Гермиона отстраняется, смахнув слёзы, лучезарно улыбается и отвечает:
- Послезавтра Рождество, Гарри. Мы едем в Нору.
***
Знание того, что теперь Реддл может в любое время суток стать полноправным хозяином моего сознания, нисколько не радует и ухудшает мой и без того нерадостный настрой. Я не сразу смог осознать всю серьёзность своего положения. Что если это случится посреди Кингс-Кросса? Да, я буду не один, но бедные мои друзья, если им придётся что-то делать с телом, корчащимся в ментальных муках.
Однако и это не самое страшное. Теперь в моей голове есть новый царь и бог. Вот что самое страшное.
Том не давил на мой разум, разве что вызвал из памяти летние воспоминания и показал обрывки своих, но даже это заставило моё тело страдать. Что если в следующий раз он вздумает травмировать моё сознание? Я мало что знаю о подобных вторжениях, но подозреваю, что подобным образом человека можно свести с ума, как минимум. Я уже не говорю о возможности никогда больше не очнуться.
В тот же день, когда я пришёл в себя, Дамблдор приглашает меня в свой кабинет.
- Боюсь, что сейчас мы столкнулись с очень большой угрозой твоей жизни, Гарри. Ещё большей угрозой, чем была в августе, - тяжело произносит директор, едва я опускаюсь в гостевое кресло, уже успевшее стать привычным. – Проникновение в сознание, проведённое столь искусным окклюментором, очень и очень опасно не только для самого сознания, но и для тела. Хорошо, что эльфы обнаружили тебя и мы смогли вовремя прийти на помощь. Волдеморту удалось нащупать твоё уязвимое место, и теперь он сполна воспользуется своим открытием. Даже лишённый постоянной материальной оболочки, он остаётся сильным волшебником.
Механически киваю словам директора, тревожно теребя ни в чём не повинную обёртку от конфеты. Когда я, наконец, замечаю это, то поспешно откладываю обёртку и сжимаю пальцы в кулаки. Конечно же, это действие не ускользает от внимательного взгляда Дамблдора. Поджав губы, он качает головой в ответ на собственные мысли и вкрадчиво интересуется:
- Я вижу, тебя беспокоит ещё что-то.
- Видите ли, директор, я не совсем понимаю… - выдыхаю, ёрзая в, казалось бы, удобном кресле. – Чтобы проникнуть в сознание другого человека, проникающий должен быть в непосредственной близости, так?
Дамблдор медленно кивает, вероятно, понимая, к чему я клоню.
- В данном случае, меня и Реддла разделяет огромное расстояние, более того, он потерял свою телесную оболочку. Я догадываюсь, каких сил ему стоит его сегодняшнее положение, поэтому шанс проникнуть в моё сознание, полностью отключить меня от внешнего мира практически сводится к нулю.
- Теоретически, да, - вздыхает директор через некоторое время, - но на деле картина более чем удручающая.
Мы смотрим друг на друга бесконечное количество секунд, словно боясь озвучить самые страшные догадки. Наконец я не выдерживаю.
Притянув колено к груди, опускаю взгляд на видавшие виды шнурки в кедах и тихо произношу:
