сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 106 страниц)
Подруга возводит глаза к потолку в безмолвном вопросе «И в кого же он такой невнимательный?», затем вновь впивается в меня своим фирменным недовольным взглядом и нетерпеливо постукивает пальцами по странице раскрытой книги.
- Ты сегодня весь день витаешь в облаках. Конечно, это гораздо лучше, чем состояние депрессии, только в данный момент мне очень необходимо твоё внимание.
Про облака она предельно точно подметила.
Поёрзав на неудобном стуле, поджимаю под себя одну ногу и всеми силами стараюсь изобразить на лице выражение крайней заинтересованности. Видимо, получается убедительно, раз Гермиона заправляет пушистые волосы за ухо и с серьёзным видом произносит:
- Когда ты лежал в больничном крыле, Невилл рассказал нам о том волшебнике из Албании, который, по его словам, был знаком с Волдемортом. Опустив тонкости взаимоотношений родителей Рона со своими коллегами в Министерстве Магии, хочу сказать, что нам удалось выяснить один очень интересный факт.
- И какой же?
- Этот самый волшебник, которого, кстати, зовут Леотрим, фамилию я не запомнил – так вот, он ни о каком Волдеморте и в помине не слышал, - отвечает Невилл и всплескивает кистями рук.
- Как такое возможно? – теперь мне на самом деле становится интересно.
- Пока неясно, особенно если учитывать то, что до этого он давал кардинально другие показания, - хмыкает Гермиона, пожав плечами.
Повисает напряжённая тишина, в течение которой каждый из нас пытается найти отгадку, пока Рон не хлопает себя по лбу, восклицая так громко, что мы подпрыгиваем на месте:
- Заклятие Забвения! Что, если Волдеморт наложил на этого Леотрима заклятие Забвения и по-тихому вернулся в Англию? Замёл следы? Такое может быть?
- Вполне, только подозрительно всё это… - задумчиво тянет Гермиона, водя подушечкой указательного пальца по подбородку. – Зачем ему стирать память тому, у кого он длительное время учился?
- Учился? – я откровенно удивляюсь, а подруга утвердительно кивает.
- Да, есть сведения о том, что Волдеморт, в то время ещё Том Реддл, жил и учился у Леотрима, который славился на всю Албанию своими выдающимися способностями в области магии и зельеварения. Последнее было его козырем. Я осторожно расспросила по этому поводу профессора Дамблдора, но тот отказался что-либо говорить, намекнув лишь, что ещё в Хогвартсе у Тома был великолепный учитель.
- Я так понимаю - учитель по зельеварению? – встревает Невилл, и Гермиона повторно кивает, продолжая с энтузиазмом, который присущ ей всякий раз, когда дело касается каких-то неразгаданных тайн.
- Раз Том учился в одно время с Сириусом, то нетрудно было узнать у него, кто преподавал зельеварение в то время.
- Ты просто умница, - восхищённо выдыхает Рон, подпирая щёку кулаком, чем сбивает Гермиону, которая, слегка покраснев, продолжает с ноткой улыбки в голосе.
- На самом деле, это было элементарно. Так вот, этим человеком оказался профессор Слизнорт, а он, в свою очередь, известен любовью к «коллекционированию» успешных учеников, и Реддл был одним из них. Далее рассуждаем логически: Том оканчивает Хогвартс и лишается возможности заниматься со своим учителем, но это, по всей видимости, не очень его расстраивает, раз он практически два года живёт в Лондоне, работая в магазине в Лютном Переулке.
- Он работал в магазине в Лютном Переулке? – моему удивлению, кажется, нет границ.
- Именно. Пока в один прекрасный момент не срывается с места и не отправляется в Албанию.
- Знакомится с этим самым Леотримом, в течение восьми лет учится у него всему, чему только можно, который потом по непонятным причинам доносит на собственного ученика местному Министерству, за что и получает благодарность от Реддла в виде Обливиэйта, - заканчивает Рон.
- А что стало с самим Томом?
- Неизвестно. Он словно канул в небытие на добрые семь лет до момента предсказания Пророчества.
Задумчиво склоняю голову к лакированной поверхности стола. Всё так сложно и запутанно, что мозг категорически отказывается работать.
- Мы не можем быть на сто процентов уверены во всём этом, но…да, сейчас это самый правдоподобный вариант, - вздыхает Гермиона, уделяя внимание витиеватым строчкам в раскрытой перед ней книге.
- Слишком мало фактов, одни лишь наши догадки, - раздражённо подмечаю, теребя маленькие пуговички на манжетах своей рубашки.
- Я знаю, Гарри, но пока что у нас нет выхода. Будь мы хотя бы за пределами школы, было бы гораздо легче раздобыть информацию, а так… - подруга разводит руками в беспомощном жесте, закрывает книгу и удаляется в сторону стеллажей.
Я откидываюсь на спинку стула, задрав голову вверх, провожаю взглядом зачарованные книги, лениво кружащиеся под самым потолком. Мы сидим в самом дальнем, а значит, малопосещаемом углу библиотеки, так что оказываемся недосягаемыми для чужих ушей.
Сегодня первое сентября – ещё один день в списке тех, которые я желаю забыть.
Всё начиналось вполне безобидно: церемония распределения в Большом зале, торжественная речь Дамблдора, шикарный праздничный пир, но потом кто-то со стороны стола Пуффендуйцев заметил мою скромную персону и стал выкрикивать, что это «тот самый Гарри Поттер, который теперь считается Избранным» - вот тут мне стало действительно не по себе. Чуть ли не все взгляды вмиг оказались прикованы ко мне, отчего я ощутил острую потребность спрятаться под своей мантией-невидимкой.
На помощь пришёл директор, чудесным образом исправивший ситуацию. Как именно это ему удалось, я не понял, потому что не старался услышать его громких слов. На меня вмиг накатило столь знакомое чувство отвращения пополам с негодованием, что я предпочёл уставиться в свою тарелку и подождать, пока все утихомирятся. О том, что мне удалось спокойно завершить ужин, не могло быть и речи. Наплевав на всё, я удалился из Большого зала в сопровождении десятков заинтересованных взглядов.
Верните мне кто-нибудь июль месяц, чтобы я смог всё исправить. Мерлин, разрешите мне добраться до мерзавца Петтигрю, и я уничтожу его собственными руками.
Кстати, о Питере. Его на самом деле выпустили из Азкабана. Хотел бы я посмотреть на этого очень «умного» человека, который оправдал преступника, обвинявшегося фактически в покушении на двойное убийство. Ах да, это же Барти Крауч, отец печально известного мне Пожирателя Смерти, управлял судебным процессом. Вот уж по кому точно плачет тюрьма.
Не сразу замечаю, как гневно сжимаются и разжимаются мои пальцы под столом.
В последние дни внутри меня поднимается такая злость на окружающий мир, какой не было ни разу за семнадцать лет жизни. Да, я мог гневаться из-за чего-либо, но, как правило, это состояние быстро проходило. Оно не было таким сильным, как сейчас.
Злость такая всепоглощающая и разрушительная, что в какой-то момент я со страхом ловлю себя на мысли, что получаю удовольствие от этого чувства. И когда её уровень почти зашкаливает за все допустимые нормы, что-то с оглушительным треском разлетается на части прямо на столе, за которым мы сидим.
Шокировано моргая, Невилл с Роном отшатываются назад, чуть не попадав со стульев, пугливо разглядывают стеклянные осколки, секунду назад бывшие резной подставкой под перья.
Я напуган не меньше, хотя непонимание всё же перевешивает.
Прибежавшая на шум Гермиона с толстой книгой в руках перескакивает взглядом с наших лиц на груду стекла.
- Что здесь произошло? – спрашивает она дрожащим голосом.
- Мы сами не поймём… - неуверенно начинает Рон, зачем-то оборачиваясь по сторонам. – Сидели тихо-смирно, как вдруг подставка разлетелась на мелкие кусочки сама собой.
- Сама собой? – теперь подруга недоверчиво щурится.
- Конечно же! – выдыхает Невилл тоном, будто говорит о чём-то само собой разумеющимся и не понимает, как в это можно не верить.
- Не может предмет разлететься сам собой… - терпеливо поясняет Гермиона, но я перебиваю её, и мой голос звучит неожиданно мрачно:
- Это я виноват.
Три пары глаз моментально обращаются ко мне. Гермиона сглатывает, перехватывает книгу покрепче и интересуется:
- Гарри, зачем тебе понадобилось причинять вред школьному имуществу?
Я выхожу из-за стола, неосознанным движением взлохмачиваю волосы, начинаю ходить взад-вперёд. Как же мне объяснить эту, поистине, несусветную чушь?
- Понимаете, я просто задумался о Петтигрю, разозлился, только это была не та злость, какая бывает обычно. Не знаю, как это может быть связано между собой, но от того, что я был в гневном состоянии, оно, видимо, передалось подставке, которая не выдержала и лопнула, и… - бросив короткий взгляд на странные лица друзей, я останавливаюсь на месте, разом замолкнув.
Мне не верят. Не верят ни единому сказанному слову. Конечно, это звучит, как самый безумный бред, но что ещё я могу сказать?
- Гарри, ты уверен? – осторожно спрашивает Гермиона.
- Абсолютно. Последние дни меня одолевает такая беспощадная злость, что я сам не могу понять, откуда это…
Никто не пытается заговорить вновь. Я успеваю заметить почти испуганный взгляд Гермионы к Рону, как мне тут же всё становится понятно.
Они боятся меня. Мои же собственные лучшие друзья боятся меня.
Это непостижимо. Это – тот недостающий кусочек безумной мозаики, которая расщепляет мой разум, лишая его адекватности.
Я не знаю, что сказать. Я даже не могу больше смотреть на них.
Круто развернувшись на каблуках, уношусь в сторону выхода, не обращая ни малейшего внимания на такие же пугливые взгляды учеников из-за высоченных стеллажей.
Мне срочно надо успокоиться, иначе я не ручаюсь за остальные стеклянные предметы.
Успокоиться.
Покой.
Я знаю, где могу найти его.
========== Глава 18 ==========
- Лили была…неповторимой, ты и сам прекрасно знаешь это. - Профессор ставит передо мной чашку из тонкого фарфора с чаем приятного медового цвета.
Поднеся её к лицу, вдыхаю богатый аромат множества трав. Уж не добавил ли он туда чего-нибудь успокоительного, потому как мне не очень нравится чувство волнения в направленном на меня взгляде.
Наверняка, думает, что я не в порядке. Конечно, я не в порядке, но поить меня всякого рода настоями лучше не стоит.
- Там нет ничего такого, что смогло бы повлиять на твою нервную систему.
Вот чёрт, заметил моё недоверие.
Делаю небольшой глоток, наслаждаясь необычным сладковатым привкусом чая, а Снейп садится по другую сторону стола и серьёзно спрашивает:
- А почему ты, собственно, интересуешься этим?
Осторожно вернув чашку на тоненькое блюдце, разминаю суставы пальцев и объясняю:
- Просто мне интересно побольше узнать о ней. Я помню её уже взрослой женщиной, но вы знали её с самого детства. - Прямой взгляд на хмурое лицо профессора и заключительное: «Расскажите».
Снейп смотрит на меня пару мгновений, смотрит внимательно, почти пытливо. Наконец, он встаёт и, скрестив руки на груди, медленными шагами начинает кружить по своему кабинету. Голова слегка запрокинута, взгляд теряется где-то под каменным потолком, а голос тихий и переливчатый.
- Она выделялась из большинства. Смешная, задорная, она в то же время обладала острым умом и поразительной серьёзностью. Могла часами напролёт рассказывать о какой-то несусветной глупости, а потом резко менять тему и рассуждать о причинах существования сквибов в волшебных семьях. Могла грустить, но не называть причин, бесконечно радоваться пятёрке по травологии, хотя была блестящей ученицей и отличные отметки – не новость для неё. И что самое главное – я не встречал более доброго человека, чем она. Это чувство распространялось на всех вокруг без исключения, порой даже на тех, кто совсем этого не заслуживал. Она умела находить хорошее даже в самом ужасном человеке. Рядом с ней мы все становились чуточку лучше…
Слова растворяются в небольшом помещении, оставляя после себя неописуемое чувство тоски. Я не сразу понимаю, что сижу, сжавшись в комок, а грудь сдавливает от недостатка кислорода – в какой-то момент я перестал дышать. Хрипло вдохнув, морщусь от жжения в глотке, невероятным усилием держу себя в руках, потому что последний случай, когда я дал слабину, не принёс ничего хорошего.
Зажмурившись на несколько долгих мгновений, медленно открываю сухие глаза и смотрю на Снейпа. Он стоит вполоборота в противоположном конце кабинета, склонив голову так, что за упавшими волосами не видно лица. Пальцы одной руки сжимают острый подбородок, другая рука служит подставкой для согнутого локтя. У меня сразу складывается впечатление, будто он забыл о моём присутствии.
Одно неверное движение – скрипит кресло – и с профессора тут же спадает временное оцепенение. Обернувшись, он хмурится так, словно не понимает, что я делаю в его кабинете. Потом, встряхнув головой, слишком быстро подходит ко мне, слишком резко склоняется над креслом, опираясь на подлокотники, вжимает меня своим пронзительным взглядом в обивку.
- Тебе много раз говорили, что ты похож на неё?
Я теряюсь. Задумчиво прикусываю нижнюю губу, затем неуверенно отвечаю, нервно теребя мягкую ткань на подлокотнике всего в двух дюймах от руки Снейпа.
- В основном только то, что я похож на отца.
Он возводит глаза к потолку, а потом произносит:
- Я не говорю про внешнее сходство, хотя то, что ты – почти его точная копия, за исключением глаз – это у тебя не отнять.
Я ещё больше запутываюсь.
- Откуда же мне знать… - скованно пожимаю плечами, ненароком задеваю его прохладные пальцы своими. – Со стороны виднее, но, отвечая на ваш вопрос: да, говорили, но нечасто.
- А ты не смей противоречить, потому что люди говорят правду. Ты унаследовал от Лили много чего хорошего.
- К чему вы клоните? – спрашиваю, потому что откровенно недоумеваю, почему он завёл разговор на эту тему.
Снейп терпеливо вздыхает, отрывает одну руку от подлокотника и мягко сжимает моё плечо, отчего необъяснимое волнение поднимается внутри меня.
- К тому, что заканчивай с копанием в самом себе. Ты слишком много анализируешь себя и свои поступки, пытаясь отыскать изъян. Поверь, причина кроется не в тебе, Гарри.
- А в чём тогда? – получается почти шёпотом, и то ли причина в том, что он каким-то образом догадывается о моём самобичевании, то ли в его ладони, до сих пор покоящейся на моём напряжённом плече.
- Причин много, и все они загадочны, но то, что они никоим образом не связаны с твоими личностными качествами – правда.
И как только ему удаётся вселять в меня непоколебимую уверенность в произнесённых словах? Хочется сказать: «Спасибо», но я опять-таки повторюсь в словах благодарности, не зная, как выразить всё то, что возникает в моих мыслях всякий раз, когда он не позволяет мне окончательно упасть духом. Я давно оставил все попытки понять, зачем он это делает, но всё же его неподдельный интерес не оставляет меня в покое.
Стоит мне вспомнить случай в библиотеке, из-за которого я и спустился в подземелья Хогвартса, как былая уверенность начинает стремительно таять, как пушистый снег под лучами весеннего солнца.
- Только мои друзья так не считают, - тяжело выдыхаю, опускаю глаза. – Они боятся меня. Нет, вы представляете? Меня боятся собственные друзья. И то, только потому, что неведомым образом лопнула стеклянная подставка как раз в тот момент, когда я испытывал чувство ярости.
Он замирает. Я не решаюсь поднять взгляд, потому что больше всего на свете боюсь, что увижу в тёмных глазах чувство, отдалённо напоминающее то, что читалось во взглядах друзей.
Кто угодно, но только не мой профессор.
- И давно это происходит?
В его голосе нет ни капли подозрительности или ещё чего-то, что могло бы насторожить меня. Чистый, ровный тембр.
- С того самого дня, как я пришёл в сознание, причём исключительно в тех случаях, когда я жутко зол.
Наши глаза неожиданно оказываются практически на одном уровне. Нет, Снейп не заставил меня посмотреть на себя, он каким-то чудесным образом понял, что сейчас я не приму насилия ни в какой, даже самой малой, форме. Он разворачивает стоящее рядом кресло так, чтобы сесть напротив меня, настолько близко, что мои прижатые друг к другу колени устраиваются между разведёнными ногами зельевара.
Но когда он подаётся вперёд, облокачиваясь на подлокотники моего кресла, когда прохладные ладони останавливаются на моих щеках, а острый взгляд прошивает насквозь…
Тогда я понимаю, что в моей, поистине, безумной голове крутится мысль об одном единственно-верном продолжении его действий. Мысль, по своей силе заглушающая все остальные, настолько яркая и всепоглощающая, что я не сразу улавливаю смысл сказанных профессором слов:
- Опиши подробнее свои ощущения до того момента, как лопнула подставка.
С каких, интересно, пор слова разлетаются в моей голове, не желая рождаться на свет под прицелом внимательного взгляда Снейпа?
Снейпа, который своей близостью так отчётливо напоминает мне недавний случай ночью.
Горло не желает расслабляться, поэтому речь получается несколько хриплая:
