сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 106 страниц)
И что самое интересное — так это почему я с таким трудом отыскал газету в доме, и главное где — в комнате у Снейпа? Что значит тот странный взгляд Сириуса? Словно мои близкие что-то знают и не желают, чтобы это «что-то» знал ещё и я. А я так ненавижу быть в неведении.
Всё, хватит, Гарри. Нечего заводиться. Ты точно перегрелся на солнце. И куда все подевались?
Я порю горячку на ровном месте. Ещё ничего страшного не случилось.
Почему-то от последней мысли меня неприятно передёргивает.
Ещё ничего страшного не случилось.
— И не случится, — твержу я себе, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Надо бы поговорить с кем-нибудь по поводу этих взрывов. Вот только с кем… От Сириуса вряд ли чего добьёшься, от родителей тоже. Даже в профессоре Люпине я не уверен.
Северус Снейп, ну где вас носит, когда вы так нужны?
========== Глава 4 ==========
Хочется запереться в своей комнате и не выходить оттуда дня три как минимум, потому что душу щемит от детской обиды на самых близких людей. Зачем пытаться что-то скрыть от меня? В любом случае я всё узнал бы. Тем более такую вещь, как серия взрывов, вряд ли можно долго держать в тайне.
В доме все как будто вымерли. Совсем недавно я видел родителей, полчаса назад столкнулся с Сириусом, а сейчас ни одной живой души. Наверное, стоит начать волноваться, но меня накрывает такое чувство апатии ко всему, что я просто поднимаюсь в свою комнату, падаю на кровать и начинаю думать. Долго и нудно взвешивать факты, свои догадки, все «за» и «против».
Спустя неопределённое количество времени в моей голове складывается возможная версия произошедшего: все эти взрывы — не случайное совпадение, причём между погибшими семьями прослеживается закономерная связь. И самое главное, что у всех четверых парней такая же дата рождения, как и у меня. Что больше всего и пугает.
На самом деле, я в редких случаях верю в подобные совпадения. Но когда дело касается тебя самого… Это заставляет задуматься.
И главным номером программы остаётся таинственное поведение близких людей. Вот тут моему возмущению просто нет предела. Как только объявятся, я всё выясню.
За окном опускаются сумерки. Чтобы хоть как-то отвлечься от назойливых мыслей и возрастающего волнения, я вновь погружаюсь в чтение, предварительно спустившись вниз и забрав книгу с улицы.
По прошествии пары часов до моего слуха доносится приглушённый звук нескольких голосов с первого этажа. Подняв голову от книги, я мгновенно ощущаю, насколько затекли шея и плечи.
Разминая онемевшие мышцы, я выхожу из комнаты и собираюсь спуститься вниз, как вдруг любопытство берёт вверх и заставляет тихонько подкрасться к краю лестницы и напрячь слух.
Голосов четверо и, насколько можно разобрать, их обладатели стоят в прихожей и негромко переговариваются.
— Что же теперь нам делать? — с волнением в голосе шепчет мама.
— Лили, ты слышала, что сказал Альбус. Надо последовать его совету, и сделать всё в точности так, как он предложил, — это уже профессор Люпин.
— Но кого нам выбрать в качестве хранителя? — подаёт голос отец.
— Джеймс, какой хранитель, ты что? Я не хочу уезжать отсюда! — вновь говорит мама, немного повышая голос, но её тут же перебивает Сириус.
— Лили, потише! Разве ты не понимаешь, что всё настолько серьёзно? Находиться здесь становится всё опасней с каждым днём! Подумай о себе и Джеймсе. Подумай о Гарри в первую очередь.
Голос крёстного понижается до шёпота, и мне приходится подойти ещё ближе к лестнице, чтобы расслышать ответ мамы:
— Я всё понимаю, и волнуюсь за Гарри гораздо больше вашего. Но вдруг это всё-таки неправда? Насколько мне известны способности этой…
Раздаётся чьё-то шиканье, после чего мама, так же как и Сириус, переходит на шёпот. Если я попытаюсь спуститься, то в любом случае выдам себя скрипом ступеней. Но мне так необходимо узнать, про чьи способности говорит мама.
Осторожно спускаясь ниже, я пытаюсь вновь прислушаться, как вдруг мерзкий и непозволительно громкий скрип ступеньки разрезает тишину моего укрытия. Вот дьявол.
Глухо выругавшись, я понимаю, что терять мне уже нечего, поэтому быстро выхожу в прихожую.
У них даже выражения лиц одинаковые: удивление, смешанное с вопросом, не услышал ли я что-нибудь не то. В другой ситуации это выглядело бы забавно, только мне сейчас совсем не до смеха.
— Где вы были?
Четвёрка мельком переглядывается, словно ищет поддержки друг у друга, и через какое-то время отец нарушает молчание:
— Гарри, мы были…
— У профессора Дамблдора, да? — с откуда-то взявшейся горечью в голосе я перебиваю отца.
— Да, у него… — отрывисто отвечает папа, и по его лицу видно, что в мыслях у него идёт ожесточённая борьба.
— И что он вам сказал? Зачем нам надо уезжать? Какой ещё хранитель?
С каждым мгновением я всё ясней ощущаю разрастающийся в душе праведный гнев.
— Гарри, ты и так услышал слишком много, тебе вообще не стоило знать даже этого! — мама вдруг начинает умолять, только вот меня уже понесло.
— Ах, не стоило? С каких, интересно, пор я вышел из числа ближайшего окружения? С какого момента появилась информация, предназначенная для всех, кроме меня?!
Я изо всех сил стараюсь сдерживать себя, не говорить слишком громко, но волны злости и горькой обиды захлёстывают меня с головой, и даже мама, для которой мои слова сейчас сродни пощёчины, даже она не смогла бы утихомирить бурю в моей душе.
— Ты не так всё понял, Гарри! — восклицает Сириус.
— Ну так объясните!!! — я не выдерживаю и перехожу на повышенный тон.
Снова это дурацкое молчание.
— Мы не можем. Гарри, прости,— хрипло произносит мама, но окончания фразы я уже не слышу, потому что круто разворачиваюсь и буквально взлетаю вверх по лестнице, громко хлопнув дверью своей комнаты и наложив на неё Запирающее заклятие.
Не могут они. Обалдеть. Это уже ни в какие ворота.
Что сказал им Дамблдор? Какая опасность грозит нашей семье, и неужели всё настолько серьёзно, что нам надо покинуть дом? А как же Хогвартс?
Голову словно стягивает железным обручем, но я не обращаю внимания на боль, только сжимаю пальцами виски и думаю, стараюсь из обрывков фраз собрать воедино цельную картинку. Но это так трудно…
Через полчаса раздаётся короткий и неуверенный стук в дверь. Затем голос мамы. Вроде как требует открыть ей.
Прости мам, но я не могу. Я всё в состоянии понять, я даже смогу принять любую опасность, я уверен в этом. Но только не предательство. А ваше молчание никак иначе, как только предательством не назовёшь.
Спустя какое-то время мне приходится смириться с тем, что сам я ни до чего не додумаюсь. Потому что мне катастрофически не хватает информации. Лишь в одном я стопроцентно уверен — что всё это самым прямым образом связано с теми взрывами.
Глаза начинают слипаться, тело становится словно ватным. За окном уже совсем темно. Взглянув на часы, я удивлённо вскидываю брови — полдвенадцатого.
За дверью периодически раздаются перешёптывания, но больше никто не решается меня потревожить.
Выпустив Буклю на ночную охоту, я оставляю окно открытым и ложусь спать. Вернее, пытаюсь поспать хотя бы несколько часов, потому что сумбурные мысли не дают покоя.
С огромным трудом я дожидаюсь первых лучей солнца.
Выскользнув из своей комнаты, я осторожно и по возможности бесшумно выхожу на улицу. Солнце только-только встаёт над горизонтом, поэтому довольно-таки прохладно, но мне лень возвращаться в дом за одеждой потеплее.
Чувство обиды несколько притупляется, на смену ему приходит пугающее безразличие и разочарование.
Почему им так трудно всё рассказать мне? Особенно маме. Ведь она редко скрывает что-либо от меня, потому что между нами сложились на редкость доверительные отношения, что не характерно, к примеру, для Рона и Молли.
Я всегда мог прийти к маме, ну или, по крайней мере, написать письмо, рассказать о том, что меня волнует. Может, кому-то это могло показаться странным, но она всегда была для меня самым близким другом, ближе, чем Рон и Гермиона. Правда, в большинстве случаев я предпочитал держать всё в себе. Этому меня учил отец ещё с самого детства: я должен быть сильным и не должен выпускать своих внутренних демонов на волю. Я старался, но всё же самоконтроль иногда давал слабину.
Порой всё происходило с точностью до наоборот: я бывал слишком добр к своим школьным обидчикам, а их у меня предостаточно. Отец сетовал по этому поводу, а вот мама как-то странно улыбалась. Как сказал позже профессор Люпин, я перенял её безграничную доброту ко всем людям. Ох, не знаю, не всегда это чувство берёт верх во мне.
Раздавшийся невдалеке лёгкий хлопок, словно кто-то аппарировал, заставляет меня обернуться.
Только через несколько мгновений я осознаю, что стою и наблюдаю с тёплой улыбкой на губах за приближением Северуса Снейпа. И в голове ненавязчиво блуждает мысль, что я ждал его появления как никогда раньше.
Только вот не хватало сейчас ещё начать копаться в самом себе, поэтому, запихнув странные позывы воспалённого сознания куда подальше, я стираю улыбку с лица и приветствую мужчину сразу, как только он поравнялся со мной.
Что-то с ним не то. Походка не такая летящая и стремительная, поникшие плечи, и эта смертельная тоска, промелькнувшая в чёрных глазах до того, как Снейп успевает замаскировать её привычным безразличием.
Чувствую, как ледяные мурашки рассыпаются по позвоночнику, заставляя передёрнуть плечами, и причина вовсе не в холоде.
Так, пока я не растерял оставшуюся храбрость, надо выяснить у Снейпа всё, что меня волнует.
— Сэр, какая связь между мной и теми взрывами?
Ого, я сам не ожидал, что озвучу мучающий меня вопрос столь буквально.
Снейп впивается в меня фирменным внимательным взглядом.
Не могу я, когда он так смотрит на меня. Под прицелом этих глаз я чувствую себя неловко.
Профессор видимо это замечает и учтиво отворачивается, повернув голову так, что набирающие силу солнечные лучи падают на его лицо. И только сейчас я отмечаю, что волосы его отливают глубоким тёмно-синим цветом, как вороново крыло, а опущенные ресницы дают густую тень. Так интересно… Снейп далеко не красавец, но подобные детали внешности, и характерные черты лица придают ему аристократичную привлекательность. Плюс его манера говорить, довольно сдержанная мимика, гордо вздёрнутый подбородок, — всё это завершает образ этакого неприступно-циничного мужчины.
И о чём я только думаю сейчас?!
— Нашли-таки вчерашний номер Ежедневного Пророка? — голос Снейпа возвращает меня на землю.
— Мм…да, — неуверенно начинаю я, параллельно пытаясь додуматься до скрытого подтекста вопроса.
— Я им так и сказал, что от тебя ничего не скрыть.
Мне кажется, или я слышу усмешку?
— Угу. Так какая связь? — как можно более небрежно спрашиваю я, прищурив один глаз от солнечных лучей и задумчиво ероша волосы.
Замечаю, как взгляд Снейпа устремляется на кисть моей руки, путающуюся в прядях.
— Как тебе объяснить…— медленно произносит профессор и умолкает, продолжая наблюдать за моим занятием. Сам он при этом задумчиво постукивает указательным пальцем по своим губам. Я не нарушаю тишину и дожидаюсь ответа.
— Думаю, ты заметил некоторое совпадение.
— Да, день рождения.
— Верно. Причём, ты — не единственный.
— В смысле? — я не понимаю, куда клонит Снейп, — Не единственный, кто заметил?
— Не совсем. Понимаешь, среди волшебников, так же как и среди магглов, много парней, родившихся 31 июля 1980 года. И когда вдруг происходит серия убийств, где среди погибших обнаруживаются молодые люди с таким интересным совпадением, — это наводит на некоторые подозрения. Следовательно, другие юные волшебники с точно такой же датой рождения, проживающие в Англии, начинают беспокоиться за свою жизнь и подсознательно заносить себя в список следующих жертв.
— Глупость какая, — бурчу я под нос, но Снейп тотчас перебивает меня.
— Сегодня утром было ещё два взрыва.
Мои брови ползут вверх.
— И?
— Тоже магические семьи, и тоже два парня с датой рождения 31 июля 1980 года.
— Но откуда вам это известно? Ведь сегодняшний Пророк ещё не вышел.
— Я был у профессора Дамблдора. А он, сам понимаешь, в курсе всех событий.
— Ясно. Но кому могла прийти в голову такая безумная идея? Убивать ни в чём не повинных людей? Причём с такой закономерностью? И почему именно с такой датой рождения? — я пытаюсь совладать с нарастающим волнением, поэтому всячески отвлекаю себя вопросами, чтобы хоть как-то увести свои мысли в другое русло. Чтобы не думать, что я и моя семья, — что мы можем стать следующими.
— Гарри, — Снейп хмурит брови и как-то странно смотрит на меня, словно принимая важное решение. Ну уж нет, ему-то я не позволю молчать.
— Профессор Снейп, прошу вас, скажите! Я ненавижу быть в неведении, — со вздохом произношу я, встречаясь с пытливым взглядом. Что-то похожее на волнение мелькает во взгляде Снейпа, но вдруг мужчина прикрывает глаза, буквально на пару мгновений, а когда открывает вновь, в них уже нет и тени былого чувства.
— Гарри, обещаю, что я расскажу тебе всё. Как только придёт время.
— Но…
— Я что, так часто разбрасываюсь обещаниями? — перебивает меня профессор, и я слышу нотки неприкрытого раздражения в низком голосе.
— Нет, — получилось смущённо.
— В таком случае, стоит принять на веру моё обещание. И ещё — постарайся не вмешиваться, — небрежно произносит Снейп, и, заметив мой раскрывающийся в попытке возражения рот, добавляет уже гораздо твёрже, чётко выговаривая каждое слово:
— Я сказал «не вмешиваться», а это значит не задавать никому лишних вопросов, не подслушивать, не устраивать скандалов и ссор. Потому что сейчас как никогда нужна собранность, трезвость ума и серьёзность в принятии важных решений.
— Получается, моя семья может стать следующей? — озвучиваю я свой сокровенный страх.
Снейп снова сканирует меня внимательным взглядом и отвечает:
— Не факт. Но и расслабляться тоже не стоит. И, если ты ещё не в курсе, наш разговор перестал быть конфиденциальным, — заканчивает Снейп, и я понимаю, что он краем глаза наблюдает за кем-то за моей спиной.
Обернувшись, я замечаю отца, и по его выражению лица можно сказать, что он не очень-то доволен. Интересно, чем? Что я разговариваю со Снейпом? Вот новость-то…
Но отец ничего не произносит, лишь как-то странно смотрит на профессора. Ну, тут уж они пусть сами разбираются. Зельевар молча провожает отца взглядом и скрывается в доме.
Мама оправдывает мои ожидания и, только завидев меня, тут же кидается на шею с характерным щебетанием на тему: «Как хорошо, что я всё понял». Да ничего я не понял, мам. Точней понял, но с чьей подачи… Я-то надеялся от вас всё услышать.
Хотя умом я прекрасно понимаю, что родители просто волнуются за меня.
И, тем не менее, это не облегчает груз их вины. Лучше уж горькая правда. Чтобы потом не было сюрпризов, тем более неприятных.
Вот Снейп рассказал мне, не всё конечно, но на первое время достаточно. И что, мне от этого хуже стало? Естественно, радости мало от полученной информации. Но это лучше, чем слепое неведенье.
По всей видимости, родители замечают моё не особо радостное настроение. На лице обоих мелькает выражение, отдалённо похожее на виноватое.
- Почему вы не можете рассказать? – в который раз я задаю тот же вопрос. Да, я знаю, что сейчас веду себя хуже малого дитя, который никак не поймёт, почему родители не купили ему игрушку. Но я ничего не могу с собой поделать.
Отец бросает взгляд на маму, шумно выдыхает и присаживается на край скамейки. Он не спешит отвечать, ибо понимает, что разговор предстоит не из лёгких.
- Понимаешь, Гарри, сейчас в волшебном мире происходит множество странных вещей, природу которых до конца не понимает даже Альбус Дамблдор, - начинает отец, старательно подбирая слова. – Что уж говорить о нас… Мы сами во многом запутались, и не хотим втягивать в это ещё и тебя.
- Ничего, что я – ваш сын? И я имею точно такое же право на то, чтобы быть в курсе того, что творится, – скептически произношу я, скрестив руки на груди.
Отец морщится и вновь смотрит на маму, ища у неё поддержки. Да, я знаю, как он не любит подобные разговоры. По своей сути папа – не конфликтный человек. Он всегда ловко может увильнуть от неприятной беседы, крайне редко вступает в споры и уж тем более не принимает участия в скандалах. Многие могут принять это за слабость духа, но я так не считаю. По моему мнению, за годы семейной жизни он перенял у мамы лояльность по отношению к другим и толику снисходительности к людским недостаткам.
- Ты прав, Гарри, - наконец, находится мама. Она заправляет выбившуюся прядь за ухо, обводит взглядом окружающие нас цветочные клумбы, затем останавливает на мне свой серьёзный взгляд. – Но твой отец также прав. Мы сами мало понимаем из того, что творится. Когда всё станет ясно, ты первый узнаешь об этом.
