сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 106 страниц)
Ближе к обеду появляется Сириус. Нет, «появляется» — это мягко сказано. Возникает, как тайфун, отыскав меня взглядом, подбегает с абсолютно сумасшедшим блеском в глазах, хватает за воротник и сжимает в объятиях так, что, кажется, хочет меня задушить. Мой нос оказывается вжатым в грудь Сириуса, поэтому я ничего не могу разглядеть, но руки автоматически смыкаются за спиной крёстного, который притворно-бодрым голосом произносит:
— Я, конечно, не понимаю жизни без риска, но не настолько же, Гарри!
Когда он немного отодвигается, я вижу, как блестят от слёз синие глаза. Боже, Сириус. Чем я думал, когда отправлялся в Годрикову впадину?
По мне плачут Снейповы нравоучения.
Приближается время обеда, друзья и Сириус уговаривают меня спуститься в Большой зал.
Сомневаюсь, что мне хочется попадаться сейчас на глаза преподавателей. Мысли о вот-вот приближающемся учебном году, о том, что через пару дней здесь будут десятки учеников, я успешно блокирую.
Поэтому долго упираюсь, но один против шестерых — вариант такой же проигрышный и незавидный, как и все мои попытки не обращать внимание на резкие и пронзительные взгляды Снейпа, который, как назло, сидит прямо напротив меня.
Опустив голову максимально низко, я через силу ем картофельную запеканку, которая совсем в меня не лезет, зачем-то поправляю чёлку, прикрывая ею шрам. Стоит мне взглянуть исподлобья на профессора, как тут же натыкаюсь на острый взор тёмных глаз. От него разве что воздух не электризуется.
Неожиданно давлюсь едой, проклиная про себя запеканку, откашливаюсь, проталкивая злополучный кусок несколькими глотками тыквенного сока.
Снейп снова смотрит на меня, вздёрнув бровь, а выражение лица без слов говорит: «Ну что, олух, понял, наконец, что своим кретинизмом ты впечатлил даже меня?».
Ребята как-то быстро заканчивают обед и уходят, шепнув напоследок, что будут ждать меня в гостиной, профессора постепенно покидают Большой зал, а я сижу, словно пригвождённый к месту, и боюсь даже голову повернуть в сторону выхода.
Снейп совсем не торопится оставлять меня.
Когда количество обедающих становится катастрофически малым, я спешу удалиться, но тут же замираю под грозным Снейповым: «Стоять, Поттер», даже не успев перекинуть ноги через скамью.
Сдержанно попрощавшись с профессором Стебль, которая уходит последней, зельевар отодвигает свою пустую тарелку (я даже не удосужился посмотреть, ел ли он вообще или сидел с целью подкараулить меня), сцепляет пальцы в замок и изучает меня ледяным взглядом, от которого мне незамедлительно становится не по себе.
— Итак, Поттер. Что мы имеем на этот раз: почувствовав запах свободы в Хогсмиде, ты тут же поступаешь, как самый безрассудный болван, легкомысленно попав по каминной сети в Годрикову впадину. Затем весьма опрометчиво посещаешь кладбище, где, по несчастливому стечению обстоятельств, предусмотрительные Пожиратели Смерти расставили Охранные чары. Ты попадаешься в них, как глупая птичка в клетку, прямиком в цепкие руки Тёмного Лорда. Но, как говорится, дуракам везёт, а таким безмозглым, как ты — подавно. Ты оказываешься жив. Все рады, все счастливы. Но меня интересует вот что: когда ты, наконец, научишься осознавать серьёзность своих действий?
Как он сразу подошёл к главному вопросу. Я раскрываю рот, но тут же захлопываю его, так как абсолютно не знаю, что ответить. Снейп предельно чётко разложил все мои, несомненно, неосторожные поступки по полочкам, так что мне нечего добавить. Я не собираюсь защищаться, потому что всё сказанное им — чистая правда.
— Поттер, ты и дальше будешь демонстрировать своё невежество, или всё же соизволишь произнести хотя бы одно умное слово?
Он чуть склоняет голову к плечу, холодно взирая на меня, а я догадываюсь, что всё то, что происходит сейчас — наверняка излюбленный вид особо изощрённой моральной пытки, изобретённой самим Снейпом.
Шумно выдохнув, прячу ладони под столом, туда же опускаю взгляд и бурчу.
— Мне нечего добавить, сэр.
— Ах, нечего? — его голос неожиданно вибрирует от гнева. — Смотри на меня, Поттер!
Я совсем не хочу поднимать глаза, но это будет не так плохо, чем если я ослушаюсь.
Чувствуя, как колючие мурашки бегут вверх по позвоночнику, встречаюсь с прожигающим насквозь взглядом.
— О чём ты думал, когда решался на такой поступок? Ты вообще думал, или действовал, сломя голову?! Возникла ли в твоём бестолковом мозгу простая мысль о том, что будет с остальными, если ты умрёшь? Я уже не говорю про чувство самосохранения, которое, по всей видимости, у тебя полностью отсутствует, но хотя бы одна унция здравого ума должна быть!
— Да, я не отрицаю, что действовал, не подумав, но ведь всё хорошо закончилось…ну, относительно хорошо, — невнятно произношу в ответ, потерев шрам на последних словах, а Снейп буквально взрывается.
— По-твоему, это хорошо?! — его возмущённый тон режет по ушам, сам зельевар резко привстаёт с места, опираясь ладонями о стол, благо, он достаточно широкий и нужно постараться, чтобы дотянуться друг до друга. — То, что ты неизвестным способом остался жив, что Тёмный Лорд, наоборот, исчез, что теперь Пожиратели ослеплены жаждой мести и в несколько раз усиленней охотятся за тобой, что общественность взорвалась от новой сенсации, считая тебя Избранным? Что скоро, в конце концов, начнётся новый учебный год, и ты не сможешь скрыться от всеобщего внимания! Всё это, по-твоему, хорошо?!
Последнее эхо растворяется высоко под сводчатым потолком и устанавливается такая тишина, что я даже слышу, как с едва различимым хлопком использованные тарелки исчезают со стола.
Слишком много информации за раз. Мой и без того измученный загадками ум выходит из строя, и отказывается как-либо реагировать на призвание к ещё одному мозговому штурму.
Сжав виски, я выделяю первую попавшуюся мысль и задаю вопрос:
— Они сильно волновались?
Вот это спросил, так спросил. Глупее вопроса свет ещё не видывал.
Опять у Снейпа лицо а-ля: «Поттер, ну ты и кретин».
— Нет, дурья твоя башка, совсем не волновались! — зельевар демонстративно всплескивает руками. — Блэк разрывался между Хогвартсом и домом Люпина, у которого лунный цикл подошёл к концу, Грейнджер с Лонгботтомом и младшими Уизли вообще с катушек слетели, мы с мадам Помфри только и успевали, что готовить бесконечное количество успокоительных зелий. Больничное крыло стало местом проведения чуть ли не боевых действий, потому как все порывались увидеть тебя, и самому Дамблдору приходилось разгонять твоих обезумевших друзей. И это — лишь небольшая часть всего, что происходило за последние три дня, в течение которых любой боялся допустить хотя бы мысль о том, что ты можешь вообще не очнуться!
Понимание накрывает меня с головой. Три дня. Господи, три чёртовых дня! Я в ужасе прижимаю ладонь ко рту. Потом вцепляюсь в волосы, до скрипа сжимая зубы. Какой идиот, ведь я на самом деле мог вообще не прийти в себя!
— Поздно раскаиваться, Поттер, дело сделано — остаётся только расхлёбывать последствия, какие именно — я перечислил, — с ядом в голосе цедит Снейп, облокотившись на стол и прошивая меня ещё одним своим особо острым взглядом.
Ненавистный мною сарказм. С титаническим усилием пропускаю иголки мимо ушей.
— Как так вышло, что я остался жив, а Волдеморт исчез? Куда исчез?
— Исчез в прямом смысле. В одну секунду, будто растворился в воздухе. Причина никому не известна, так же как никто не в курсе, каким образом тебе удалось выжить.
Он произносит это неожиданно сухо, словно рассказывает сводку нудного гороскопа с последней страницы Ежедневного Пророка. Когда дело касается моей дурости — тут он кричит так, что у меня уши закладывает, стоит завести речь о моём чудесном спасении — всё, выражение его лица надменно-утомлённое. Как же меня это начинает раздражать…
— Если бы ты слушал внимательнее, то смог бы заметить, что Пожиратели Смерти в ярости. Особенно Беллатриса, с которой ты имеешь несчастье быть знакомым. Она никому не простит пропажи её обожаемого Лорда. На тебя объявлена охота, Поттер. Пожиратели вербуют сторонников, и мы не можем быть до конца уверены, кому можно доверять, а кому нет.
— Что вы хотите этим сказать? — я недоверчиво смотрю на Снейпа.
— То, что ты по уши в проблемах. И всё из-за твоей…
— Прошу, не произносите это ещё раз. Я уже прекрасно понял, какой я кретин.
— Я буду повторять это до тех пор, пока хотя бы маленькая частица того, что я стараюсь до тебя донести, не задержится в твоей дырявой голове дольше, чем на миллисекунду.
С трудом игнорирую его очередной выпад. Мысль об исчезновении Волдеморта не оставляет меня в покое. Этот факт не менее странный и загадочный, чем моё спасение. По логике всё должно было произойти с точностью до наоборот: я погибаю, а он остаётся жив и празднует свою очередную победу.
И в довершение всей картины меня опять хотят убить. Я выжил от одной Авады, смогу ли выжить от второй? Да что далеко ходить, сама мысль о том, что меня могут прикончить в любой момент, проберись Пожиратели в Хогвартс, приводит меня в ещё больший ужас.
Другой не менее важный вопрос никак не желает оставить меня в покое. Почему именно я выжил? Почему не кто-то другой, ведь столько семей погибло! Все эти взрывы — лишь прикрытие, сначала он собственноручно убивал каждого, а потом просто поджигал дом, заметал следы. Ему удалось добраться и до моей семьи, моих родителей, но как так вышло, что меня он не смог убить? Как?
Это непостижимо.
— Неужели ради этого должны были умереть столько людей? Я же всех их знал… Неужели смерть моих родителей была необходима?
— Я не совсем понимаю, куда ты клонишь, — осторожно произносит профессор.
Сжав ладони в кулаки, закусываю губу. Как же мне объяснить?
— Дело в том, что…я чувствую себя бесконечно виноватым. Из-за меня погибли люди, из-за меня родители отдали свои жизни. Все, абсолютно все! Только ради того, чтобы я остался в живых. И то не факт, что моя жизнь будет долгой, потому что на меня охотятся Пожиратели.
Это невыносимо. Я не могу так больше. Не могу терпеть.
Быстро перекинув ноги через скамью, разворачиваюсь спиной к профессору, сдёргиваю очки и утыкаюсь лицом в ладони. Слёзы душат, не дают нормально дышать, они против воли катятся по щекам, а в мыслях я сейчас кричу, как ребёнок, потому что не хочу переносить всё, что свалилось на меня. Я бы всё сейчас отдал за то, чтобы вернуться к привычной жизни, чтобы родители остались живы, и не было никакого Пророчества и Волдеморта! Ну почему всё сложилось именно так? Я не смогу, я не переживу, слишком тяжёл груз новых проблем.
— Глупый мальчишка.
Он оказывается рядом, настойчиво, но не больно, сжимает моё плечо. Видимо, хочет, чтобы я убрал руки от лица, распрямился, но я не могу, Мерлин, я ни за что не сделаю этого!
Да что такое-то? Неужели я не смог найти более подходящее время для того, чтобы раскиснуть? Надо что-то с этим делать, причём, немедленно.
Отвернувшись, поспешно вытираю слёзы с лица, надеваю очки, злясь на себя за прогрессирующую чувствительность, на своё судорожно сжимающееся горло. Хотя о чём я говорю? Да тут любой бы уже бился в припадке, узнай, что он по какой-то не очень счастливой случайности не помер, заработал странный шрам и к тому же является объектом номер один в списке очередных жертв обезумевших тёмных волшебников. Участь совсем незавидная. Я уже молчу про гнетущее чувство вины перед всеми погибшими, особенно перед родителями.
Попробуй в такой ситуации остаться уравновешенным и адекватным.
Тем не менее, нужно как можно скорее исчезнуть из поля зрения зельевара. Только как бы это сделать…корректно. Тем более, Снейп вряд ли считает, что наш разговор окончен.
— Успокоился? — спрашивает он, и в его голосе, к счастью, нет ни капли раздражения.
Коротко киваю, нахмурившись. Чувствую себя жутко неловко. Позор-то какой.
— Поттер, у тебя такой вид, будто ты хочешь сквозь землю провалиться.
Да ладно. А я-то думал, что всего лишь хочу пойти удавиться.
— И не хмыкай. Не конец света.
— Вам не понять… — бубню себе под нос. У меня нет сил спорить с ним. Я просто хочу подняться в свою спальню. Просто хочу лечь и заснуть.
— Конечно, куда мне, — фыркает Снейп и останавливается передо мной. Я задерживаю свой взгляд на носках его ботинок, выглядывающих из-под длинной мантии, но он задирает мою голову за подбородок так, что я встречаю его взгляд.
— Слушай, Гарри. Ты виноват в том, что поступил неразумно и подверг свою жизнь опасности, и только. Перестань заниматься самоуничтожением и соберись с мыслями.
— Легко сказать, «соберись с мыслями». У меня полнейший кавардак в голове! Как, по-вашему, я должен собраться с мыслями, когда столько всего произошло?
Я вновь начинаю заводиться. Он что, совсем не понимает?
Взволнованно вздохнув, я поднимаюсь на ноги. Профессор отступает на шаг, скрестив руки на груди, освобождает мне путь для отступления. Что, неужели так просто? Или со мной бесполезно спорить?
— Возвращайся в башню. Никуда не выходи за пределы замка. Про Хогсмид вообще забудь. И не пытайся меня обмануть — если что, я сразу узнаю.
— Будете следить за мной? — тихо спрашиваю и грешу на неуверенный тембр своего голоса.
— У меня свои методы, — загадочно отзывается Снейп.
Собственно, чего я ожидал? После случившегося он с меня глаз не будет спускать. Будет ходить по пятам? Нет, вряд ли.
Возразить Снейпу — всё равно, что добровольно залезть в пасть дракона. Что самое удивительное — так это то, что мне совсем не хочется противоречить ему.
— Как скажете, сэр, — кисло говорю и уже направляюсь в сторону двери, но он окликает меня и, поведя бровями, протягивает мою волшебную палочку.
Стоп. Мою волшебную палочку? Откуда он?..
Слова благодарности застревают в горле, когда я принимаю драгоценную пропажу и, всё ещё не веря, верчу её, проверяя на предмет повреждений. К счастью, она цела и невредима.
— Профессор, спасибо вам… — еле слышно произношу, не зная, как выразить свою признательность.
В ответ он снисходительно склоняет голову, а уголки его губ дёргаются в намёке на улыбку.
Нет сил думать, как он смог забрать мою палочку у Пожирателей. Усталость давит на плечи, но капля восторга отгоняет сонливость и вызывает некие метаморфозы в моём сознании. В другой ситуации это показалось бы странным, но сейчас, когда куда ни глянь — всё из ряда вон плохо, даже самые маленькие радости могут раскрасить мир вокруг в яркие цвета. Возможно, моя реакция на многие вещи сейчас гипертрофированная, я отвечаю на те или иные положительные события с несвойственной мне непосредственностью, не скрывая истинных чувств. В то же время я довожу себя чуть ли не до нервного срыва, но я не могу иначе, когда столько всего свалилось на меня.
Веду себя как ребёнок. Как взрослый ребёнок.
Я предельно искренен с друзьями, когда распахиваю свою душу перед ними и, может быть, потом я пожалею об этом, но ведь Гермиона наверняка была права, когда говорила: «Мы с тобой, Гарри». Если я могу быть таким с ними, то почему нельзя со Снейпом? Он один сделал для меня больше, чем кто-либо другой, так почему я превращаюсь в тюфяк, когда он рядом? Непонятно кем выдуманные принципы ограничивают мою искренность, но зачем?
Я позволю себе быть честным. Всего на несколько минут. Если захочет, пусть потом списывает всё на моё помешательство, как последствие Авады Кедавры.
Сжимая палочку за спиной, прислоняюсь к Снейпу. Да куда там, я чуть ли не наваливаюсь на него, только его скрещенные руки упираются мне в грудь, сохраняя незначительное пространство между нами, но это не мешает мне прижаться щекой к его плечу.
Знакомые ароматы трав щекочут обоняние, и в мыслях на короткий миг возникает странная картина, будто кто-то целует меня, но ослепительно-белый свет мешает разобрать, кто это.
Я приоткрываю веки — и картинка тут же исчезает. На смену ей приходит вполне реальное ощущение дежа-вю, словно мы опять находимся в библиотеке, как тогда. Тогда я ещё не успел натворить глупостей. Тогда мои мысли были в относительной упорядоченности. Тогда мне было не страшно.
Он — мой источник, из которого я черпаю новые силы.
Я бы так и стоял, приткнувшись к тёплому профессору, только вот Снейпу, по всей видимости, данное положение не очень нравится.
Он медленно расцепляет руки и, не убирая их, мягко давит на мою грудь, так что мне приходится отстраниться. Печально, а то я был бы не против заснуть на его плече.
— Иди к себе. И будь осторожен.
Смотрю на него и чувствую, что что-то не так. Прикусываю губу, но покорно киваю и направляюсь в сторону выхода.
Он больше не окликает меня.
Чем ближе к Гриффиндорской башне и дальше от него, тем отчётливее я понимаю, что какая-то важная деталь ускользнула от моего понимания. Что-то осталось в пределах Большого зала.
Возвращаюсь к тому загадочному видению. Может, это воспоминание? Настоящее оно или выдуманное? Оно так похоже на…
Я ахаю, замерев посреди лестничного пролёта — последнего перед входом в гостиную.