сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 106 страниц)
Настроение плавно опускается до низкой отметки, стены светлого и гостеприимного дома внезапно начинают давить, поэтому я решаю немного прогуляться во дворе. Уже перед самой входной дверью меня подлавливает Гермиона. В ответ на вопросительный взгляд она терпеливо поджимает губы, перевязывает мой шарф так, чтобы не задувало за шиворот, и только после этого произносит:
– Гарри, я знаю, насколько важен для тебя профессор Снейп, я вижу это. Ты молодец, что не сорвался вниз и не стал никому ничего доказывать, хотя на долю секунды у тебя был крайне решительный вид. Всё, чего я желаю для тебя как для близкого друга, – чтобы ты был в ладу с самим собой. Сириус – твой крёстный, родной человек, но ему не понять, что кто-то другой, с кем ты не связан кровным родством, может быть так же близок тебе.
– Женскую интуицию не проведёшь, да? – беззлобно усмехаюсь, глядя на Гермиону поверх очков, а она шутливо хлопает меня по плечу и, немного посмеявшись, продолжает прежним проникновенным тоном:
– Ты понял мою мысль. Я действительно хочу, чтобы ты был счастлив.
Заглянув в её доброе лицо, не удерживаюсь и сгребаю подругу в охапку, а она только и может, что сдавленно выдохнуть мне в плечо.
– Спасибо тебе, Гермиона. Что бы я без тебя делал, – искренне откликаюсь, расцепляя объятия, а Гермиона пожимает плечами – мол, «откуда мне знать» – и возвращает мне тёплую улыбку.
Немного приободрённый, я выхожу на заснеженный двор, миную деревянную калитку и останавливаюсь почти у самой границы охранных чар. Набрав полную грудь морозного воздуха, с удовольствием ощущаю, как благодарно раскрываются лёгкие. Вокруг всё такое ослепительно-белоснежное, сияющее в ласковых лучах зимнего солнца, отчего в душе воцаряется какое-то ребяческое настроение. Солнце оставляет блики на стёклах очков, поэтому я предпочитаю закрыть глаза и погрузиться в приятное ватное состояние отрешённости от внешнего мира. Мерлин, мне уже очень давно не было так спокойно. Даже Волдеморт с его возвращением не маячит на первом плане вяло текущих мыслей, чьи потоки неумолимо устремляются к одному человеку, но теперь эти мысли не имеют тревожных оттенков. Они мягкие и пушистые, как накрахмаленный чехол подушки, спокойные, как гладь озера у подножия Хогвартса, пахнут мятой и чабрецом, как пахнет он.
Распахнув глаза, я срываю очки с переносицы и во все глаза смотрю на бескрайний небесный купол молочно-голубого цвета, который не умещается в поле зрения. Его вид умиротворяет, и через какое-то время я почти могу ощущать такую же бесконечную чистоту внутри себя, в своей душе и мыслях.
Как же я хочу, чтобы так было всегда.
Время теряет свои параметры, и только по сдвинувшемуся солнечному диску можно судить, что я провёл на улице не меньше часа. В конце я начинаю замерзать, поэтому спешу направиться в сторону дома со жгучим желанием выпить чёрного чая с корицей и имбирём.
Профессор Дамблдор покидает Нору вместе с Артуром и Ремусом, близнецы и Рон скрываются где-то наверху, отлынивая от подготовки к Рождеству. Впрочем, Молли, Гермиона и Джинни вполне удачно справляются на кухне, откуда по всему дому разносится чарующий аромат разнообразной выпечки. Кивнув им, я поднимаюсь по лестнице и успеваю преодолеть второй этаж, когда одна из дверей открывается, демонстрируя в просвете серьёзного Снейпа.
– Зайди ко мне сейчас же, – сухо произносит он и тут же скрывается за дверью.
Мне остаётся лишь недоумённо пожать плечами и выполнить приказ. Впрочем, мой покорный настрой резко сменяется изумлением, когда я обнаруживаю, что Снейп не один у себя.
– Я устал бороться с непробиваемым идиотизмом твоего крёстного, поэтому, будь добр, объяснитесь с ним сейчас же и как можно скорее покиньте мою комнату, – раздражённо бросает Снейп, не глядя ни на меня, застывшего в проёме, ни на Сириуса, прислонившегося к подоконнику с самым недовольным видом.
– Ну-у… – тяну, переводя взгляд с идеально ровной спины профессора, что-то пишущего за столом, на мрачного Сириуса, который нервным движением откидывает волосы с лица и скрещивает руки на груди.
Подумав, что лучше разговаривать за закрытой дверью, я вхожу в помещение и прислоняюсь к стене, кусаю губы от растерянности, так как Снейп не потрудился уточнить, что именно я должен объяснить крёстному.
Наконец, профессор нервно дёргает плечом и оборачивается ко мне. Я тут же вопросительно выгибаю брови, а Снейп устало возводит глаза к потолку.
Немного развернувшись на стуле, он облокачивается о его спинку и терпеливо произносит:
– Сириус считает, что в Хогвартсе ты подвергаешься гораздо большей опасности, чем здесь.
Я прекрасно понимаю, куда клонит профессор, но вида не подаю: в конечном счёте, никто не должен знать, что мы с ребятами подслушивали.
– Я не совсем понимаю, о чём вы говорите, – откликаюсь как можно более убедительно.
– Там ты оторван от внешнего мира, Гарри, – встревает Сириус, а Снейп морщится, как от лимона.
– От тебя, ты хотел сказать, – бросает он в сторону крёстного, а тот разве что зубами не скрипит.
Я сцепляю пальцы в замок, взгляд мечется от одного мужчины к другому, пока я не прихожу к единственно-верному решению.
– Обещаю, мы сможем разобраться наедине.
Смерив меня внимательным взглядом, профессор взмахивает кистью, давая понять, что больше не задерживает нас.
Я выхожу тут же, а крёстный появляется не сразу: более чем уверен, что они успевают обменяться уничтожающими взглядами. Мерлин Всемогущий, всё вернулось на круги своя. Вроде взрослые, рассудительные люди, а между собой разобраться не могут. Ведь ещё в начале осени Сириус говорил о том, как он благодарен Снейпу за своё спасение в день нападения Пожирателей на его дом.
– Гарри, ты должен понять меня: я безумно волнуюсь, когда ты не рядом, – признаётся Сириус, когда мы располагаемся в его комнате.
Устроив подбородок на прижатых к груди коленях, я немного устало выдыхаю и обвожу пальцами незатейливый узор на покрывале. Крёстный разворачивает стул спинкой вперёд и, опустившись на него, складывает ладони на покатой спинке.
– Ты тоже должен понять меня, Сириус. Мне есть на кого положиться там, в Хогвартсе, – уклончиво отвечаю, неотрывно глядя в хмурое лицо крёстного.
Он проводит подушечками пальцев по чёрным бровям, трёт щёки.
– Знаю, это сложно понять. Я бы на твоём месте тоже волновался, но представь, как переживал я, когда тебя ранили. Нора – далеко не безопасное место. Хогвартс надёжнее.
Сириус качает головой и вдруг понижает голос на одну октаву:
– В своё время я потерял близких мне людей. Потом твои родители. Не хочу, чтобы это повторилось с тобой.
Разгибая колени, я подаюсь вперёд и непонимающе хмурюсь.
– Кого ты имеешь в виду?
– Беллу. Я уже говорил, мы были очень дружны в детстве.
– Да, пока она и Нарцисса не познакомились с Томом, – быстро киваю.
– Но это было не так страшно, как то, чем они занимались после окончания Хогвартса.
Я вновь киваю, побуждая к продолжению, как вдруг Сириус покидает стул и приближается к окну – как когда-то давно, пока родители были ещё живы, а крёстный впервые рассказал мне о том, насколько ему больно осознавать, что некогда близкий ему человек теперь – Пожиратель Смерти.
– Окончание Хогвартса поставило жирную точку в наших отношениях. Я, как и твой отец, мечтал о карьере мракоборца, а Беллатриса с Нарциссой перестали появляться дома. Без конца пропадали где-то в компании Реддла, поползли слухи, что их всё чаще видели в Лютном переулке, а спустя пару лет вообще пропали из страны. Я пытался достучаться до матери, но она не желала даже пальцем пошевелить – более того, мои речи были ей вовсе не по нраву. Одна лишь Тонкс поддерживала меня, но не прошло и года, как нас фактически выгнали из собственного дома. Мы поняли, что мать была в курсе, где сейчас наши сёстры, возможно, даже поддерживала их во всём: имя и положение в обществе было дороже семейных уз. Не передать, как тяжело нам дался разрыв с семьёй. В конечном итоге мы условились никогда более не говорить об этом. Именно поэтому ты ничего не знал о моём родстве с Беллой.
– С ума сойти… – выдыхаю и во все глаза смотрю на профиль крёстного.
Наконец, он поворачивает голову в мою сторону.
– Потом я потерял твоих родителей. Ты, Тонкс и Ремус – единственные близкие мне люди. Не хочу потерять ещё и вас.
Пружиной вскочив с кровати, равняюсь с крёстным и опускаю ладонь на его плечо:
– Я никуда не денусь, поверь. И в Хогвартсе есть люди, на которых я могу положиться.
***
Вечером, когда в окнах Норы зажигается по-домашнему тёплый свет, мягко пульсирующий сиянием разноцветных гирлянд, я кутаюсь в пушистый шарф и слушаю нестройный скрип снега под подошвой. Ветра нет, крупные снежинки тихо падают с неба глубокого синего цвета и пугливо приземляются на мою куртку. Те, которые смелее, щекочут нос и щёки, стремятся присесть на стёкла очков. Сняв их, запускаю свободную руку в карман в поисках платка. Громкий хлопок в доме и последовавший за ним взрыв смеха заставляют меня вскинуть голову и улыбнуться: наверняка очередные проделки близнецов.
За спиной приглушённо скрипит дверь. Закончив с очками, водружаю их обратно на переносицу и разворачиваюсь, чтобы посмотреть на того, кто решил присоединиться к моей прогулке.
– Ой, – тушуюсь и спешу отступить назад, когда мой нос чуть не врезается в грудь профессора зельеварения. Несколько снежинок резво спрыгивают с чёлки и метко приземляются на стёкла очков. Опять.
– Мне кажется или ты увлёкся прогулками на свежем воздухе? – ровно спрашивает он, без особого интереса глядя куда-то поверх моей макушки.
– Не волнуйтесь, убегать я не собираюсь, – ворчу скорее не от вопроса, а от проворных снежинок.
Со стороны Снейпа раздаётся хмыканье. Спрятав руки в карманах мантии, он огибает меня и, судя по звукам шагов, не спеша удаляется в сторону курятника.
В который раз очистив стёкла, заталкиваю платок в карман и быстро нагоняю профессора, который тут же скашивает на меня глаза, будто только и ждал моего вопроса:
– Скажите, директор знал о том, где вы? Ведь так?
Как несколько месяцев назад меня завораживает зрелище пушистых снежинок, устроившихся на волосах и мантии серьёзного профессора. Не представляю, что я нашёл в этом...
– Угадал, – коротко отвечает он, совершенно не давая возможности понять его отношение к моему разыгравшемуся любопытству.
– И как давно?
Я почти успеваю втянуть шею в плечи, но Снейп отвечает мгновенно, даже не глянув в мою сторону:
– На следующий же день я отправил ему письмо.
На мгновение захлёстывает чувство обиды: почему он не сказал мне? Ведь он знал, как я отнесусь к его исчезновению.
– Значит, назначение Слизнорта на должность профессора зельеварения – всё это было подстроено? Чтобы окончательно утвердить версию, что вы пропали без вести?
Снейп ведёт подбородком и бросает на меня короткий взгляд. Мы огибаем курятник, так что дом пропадает из вида, и теперь прогуливаемся вдоль невысокого деревянного заборчика на краю участка.
– И это в том числе. Слизнорт преподавал у Тома и общался с ним ещё пару лет после окончания Хогвартса, пока тот не отправился в Албанию.
Глядя себе под ноги, я непонимающе хмурю брови:
– Но зачем нужен Слизнорт, если есть вы? В смысле, вы знаете Реддла, как никто другой.
К моему удивлению, профессор сокрушённо качает головой.
– Он делился со мной далеко не всем. Скажем так, я не всегда испытывал воодушевление от его идей.
– А кто испытывал? – я догадываюсь, куда клонит Снейп, и попадаю в точку.
– Беллатриса, самая преданная его последовательница. С ней он делится абсолютно всем, с остальными, в том числе и со мной, – только некоторым.
– Это плохо… – вздыхаю, случайно задевая боком заснеженный куст смородины.
Некоторое время мы идём в молчании, которое совсем не тяготит, как вдруг яркая мысль озаряет моё сознание.
– Теперь вы вернётесь в Хогвартс?
Видимо, надежда слишком отчётливо читается в моём взгляде, потому что Снейп произносит явно не то, что собирался сказать:
– Но не в роли профессора зельеварения, – и, опережая второй очевидный вопрос, добавляет, – а как профессор по защите от тёмных искусств.
Ему приходится обернуться, потому что я застываю на полушаге с раскрытым ртом. Скривив губы в беззлобном негодовании, он слегка встряхивает волосами, сгоняя стаю снежинок.
– Люпин оставляет эту должность в пользу своей беременной супруги. Но это не значит, что он уходит из Ордена.
Мои губы на мгновение выгибаются в счастливой улыбке за Ремуса и Тонкс.
– И всё же, вы много знаете о Реддле. О том, что он делал в Албании.
Снейп немного замедляет шаг, с интересом взглянув на меня.
– Понимаю, у тебя много вопросов. Я всё тебе расскажу, но не сегодня.
Я смотрю в его лицо, не высокомерное, не снисходительное, не искажённое отрицательными эмоциями, а такое открытое и близкое, что уголки моих губ сами собой приподнимаются в искренней улыбке. Он оценивающе смотрит на меня несколько мгновений, и тонкая морщинка всё же подбирается к узкой переносице, а я только сейчас понимаю, что мы уже несколько минут стоим на одном месте, друг напротив друга на краю участка, а вокруг нас медленно кружатся и опускаются снежинки.
– Мне пора идти, – вдруг заявляет Снейп, расправив плечи и разорвав зрительный контакт. Потом, подумав, добавляет. – На собрание.
Меня мгновенно обдаёт холодом.
– Только не как в тот раз, – не успеваю прикусить язык, но что поделать.
Я слишком сильно боюсь потерять его вновь.
Замечаю, как высоко приподнимается грудь профессора от глубокого вдоха.
– Береги себя, – роняет он, задержав на мне взгляд, и начинает движение в сторону калитки.
Я растерянно топчусь на одном вместе, не замечая, как ладони сами собой сжимаются в кулаки, а дыхание учащается, будто от продолжительного бега. Он покидает зону защитных чар и может трансгрессировать в любое мгновение.
– Но ведь сегодня Рождество, – выдыхаю в морозный воздух, рукавом смахивая налипшие на стёкла снежинки, и во все глаза смотрю на то, как вздымаются полы чёрной мантии профессора.
Он чудом слышит мои слова. То ли здесь слишком тихо, то ли я произношу их слишком громко, но он оборачивается. Я не вижу его лица, слишком темно сейчас, слишком далеко он успел отойти, а он запрокидывает голову и смотрит на небо.
– Оно уже настало.
Недоверчиво хмурюсь и поднимаю взгляд наверх.
Высоко-высоко, почти на середине бархатного небосклона тускло сияет первая звезда.
– С Рождеством, Гарри.
Я моргаю от громкого хлопка, а в следующий миг вглядываюсь в чернеющую пустоту.
Неимоверных усилий стоит прогнать грусть.
В доме царит атмосфера настоящего семейного праздника: тут и там сияют разноцветные гирлянды, высоко под потолком позвякивают золотые колокольчики, янтарное сияние свечей отражается в боках высоких бокалов. Длинный деревянный стол укрывает скатерть насыщенного винного цвета, а посередине красуется замысловатый букет из физалиса, сушёных долек апельсина, анисовых цветов и палочек корицы. Миссис Уизли буквально порхает между столом и плитой, на ней длинное атласное платье изумрудного цвета. Увидев меня, Молли подгоняет меня на второй этаж, чтобы я переоделся во что-то более праздничное. Мимоходом я успеваю бросить долгий взгляд на мило щебечущих девочек, при взгляде на которых глаз радуется. Гермиона наколдовала себе гладкие уложенные локоны, а подол её шифонового платья нежного персикового цвета ниспадает на пол красивыми складками. Джинни, напротив, в коротеньком платье из мягко мерцающей тафты насыщенного сапфирового цвета. Она склоняется к Гермионе, когда подруга что-то шепчет ей на ухо, а в следующую секунду девочки тихо смеются, глядя на Рона. Тот выглядит немного сконфуженным, периодически теребя край свитера ярко-морковного цвета, а в его рыжих волосах проглядывают зеленоватые пряди. Заметив меня, он порывается вскочить со стула, словно я – спасательный круг, а он – утопающий, но я жестом даю понять, что скоро вернусь.
Взлетев на третий этаж, вихрем проношусь по коридору и, не закрывая дверь, останавливаюсь перед шкафом. Недолго думая, скидываю одежду и облачаюсь в хлопковую рубашку синего цвета и чёрные брюки. Хоть я отдаю предпочтение джинсам, всегда буду помнить наставления мамы о том, что на праздники нужно делать исключение.
Пальцы, до этого застёгивавшие пуговицы, останавливаются. Я с грустью смотрю на своё отражение в прямоугольном кусочке зеркала. Взгляд скользит вверх по бледному шраму, и горло сжимается, будто от внезапного приступа удушья.
Как же мне их не хватает, мамы и папы.
Шмыгнув носом, снимаю очки и долго-долго тру глаза до тех пор, пока режущее чувство не проходит. Надев оправу обратно, несколько мгновений вглядываюсь в собственное лицо и, наконец, вздёргиваю подбородок и крепко сжимаю челюсть.
Сегодня праздник, и я должен быть весёлым.
Ради них. Ради родителей.
