сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 106 страниц)
Когда я захожу в дом, в моей голове выстраивается чёткий план действий: о моих новоиспечённых знакомых я никому рассказывать не буду, завтра примерно в то же время вновь аппарирую в Лондон, вдруг повезёт вновь встретить Рудольфуса. Вот чёрт, надо было хотя бы его фамилию узнать! Я нутром ощущаю, что нечистые дела вершит эта четвёрка во главе с неким Тёмным Лордом.
Буду надеяться, что в следующий раз мне улыбнётся удача.
========== Глава 6 ==========
— Где ты был вообще?!
— Гарри, мы тебя обыскались!!!
— Ты в своём уме, исчезнуть и никого не предупредить?!
Волна упрёков обрушивается на меня сразу, как только я оказываюсь дома. Кто бы сомневался в составе участников со стороны обвинения: мама, Гермиона и…Тонкс? Она-то когда успела здесь оказаться?
От меня, видимо, ждут ответов, причём незамедлительных, но я лишь неопределённо пожимаю плечами и иду к лестнице. Мне вслед тут же сыплется ещё одна щедрая порция упрёков.
Я недовольно отмахиваюсь и буквально взлетаю по ступенькам на второй этаж. Догонять меня никто не стал. Ох уж эти женщины.
В комнате, как я и предполагал, меня ожидает Рон.
— Если ты тоже хочешь возмутиться по поводу моего отсутствия, то лучше сразу уходи, и желательно молча, — с порога произношу я, даже не взглянув на друга; через голову снимаю толстовку вместе с футболкой, скидываю обувь, оставаясь в одних джинсах, и падаю на кровать.
— Да я и не собирался ничего такого говорить, — неуверенно отвечает Рон, пожав плечами и скривив губы в извиняющейся улыбке.
— О, ну а что тогда? — я откровенно удивляюсь, приподнимаясь на локте.
— Просто я подумал, что и без меня найдутся те, кто будет тебя ругать.
— Спасибо за одолжение, Рон, — кисло улыбаюсь я, снимая очки и пристраивая их на край тумбочки.
— Гарри, это не одолжение. Я на самом деле не вижу причин, чтобы упрекать тебя. Ты вправе распоряжаться своим свободным временем так, как тебе того хочется, и не обязан ни перед кем отчитываться.
Ну что ж, звучит вполне убедительно. Я поднимаю взгляд на друга. Вот что-что, а врать он не умеет. Удовлетворённо улыбнувшись, я переворачиваюсь на живот и утыкаюсь носом в подушку, устало прикрывая глаза.
— А где ты был? — доносится до моего слуха спустя какое-то время.
— Рооон! — возмущённо восклицаю я, вновь переворачиваясь на спину и удивлённо взирая на засмущавшегося друга.
— Ну я же просто интересуюсь, что ты сразу заводишься? Да никому я не расскажу!
— Это тебя Гермиона подослала что ли? — подозрительно прищуриваясь, я изучаю малейшие изменения в мимике Рона.
— Да причём тут Гермиона? Она вообще хотела, чтобы я вместе с ней, Тонкс и твоей мамой встречал тебя с порога! Ты понял, о чём я…
— Это было бы слишком, — отвечаю я с добродушной усмешкой.
— Вот видишь. Думаю, я заслуживаю твоего доверия.
Так и есть. Потому что Рон как раз один из тех немногих людей, которым я полностью и безоговорочно доверяю. Поэтому я рассказываю ему всё о своём сегодняшнем визите в Лондон.
— Да, странные люди эти Рудольфус и Белла. Я бы даже сказал, опасные и загадочные.
— Вот именно поэтому я планирую встретиться с ними ещё раз, — рассеянно произношу я, принимая сидячее положение.
Ответ я слышу не сразу.
—…Что ты сказал?! Гарри, нет! Ты что, мало ли, кто эти люди? — Рон даже вскакивает со стула.
— Вот только не бери пример с Гермионы! Если ты сейчас же не прекратишь, то вылетишь из этой комнаты, как пробка!
Друг тут же затихает, залившись краской, и снова садится на стул.
— Рон, пойми, мне надо разузнать как можно больше про этих людей, потому что мне кажется, что они связаны с теми самыми взрывами.
— Ты действительно так считаешь? — с сомнением в голосе спрашивает Рон, косясь на меня.
— Чёрт возьми, да! Я именно так и считаю! Скажи мне, Рон, много ли ты встречал людей в Лондоне, для которых Круциатус — это не средство пытки, а развлечение, м?
Рон сокрушённо вздыхает и отрицательно мотает головой.
— Вот видишь. Поэтому мне необходимо всё разузнать.
— Но твои шансы вновь встретиться с ними ничтожно малы!
— Я знаю. И всё же я попробую.
Стук в дверь пресекает очередную попытку Рона переубедить меня.
— Кого там черти принесли! — ругнувшись, я встаю с кровати и распахиваю дверь.
За дверью оказывается Снейп, немного удивлённо меня разглядывающий. Я не сразу догадываюсь о причине столь пристального внимания к собственной персоне. И потом вдруг осеняет. Рубашка, точнее её отсутствие на мне.
— Надеюсь, я не помешал вашему времяпровождению, — сдержанно произносит профессор, заглядывая вглубь комнаты, — но нам необходимо поговорить, наедине.
— Ну, я тогда зайду попозже, — натянуто улыбается Рон и быстро выходит из комнаты.
Кивком пригласив профессора войти, я подхватываю клетчатую рубашку со спинки стула и поспешно надеваю её. Вот уж неудобно вышло. В следующий раз буду одеваться прежде, чем открыть дверь, а не наоборот.
— Так о чём вы хотели со мной поговорить? — как можно более непринуждённо спрашиваю я, жестом приглашая зельевара присесть.
— О вашей утренней отлучке, — отвечает Снейп, опускаясь на стул, и в его голосе столько спокойствия, что я просто не нахожу в себе наглости возразить.
Я присаживаюсь на соседний стул, одновременно думая над ответом. Хотелось возмутиться, сказать что-то вроде: «Да какое вам дело до того, куда я хожу по утрам?», но встречаясь с абсолютно серьёзным, без намёка на возмущение, взглядом, я к собственному удивлению, выкладываю Снейпу все события моего утреннего путешествия в Лондон.
Его реакция на только что услышанное поражает меня. Всё то время, пока я рассказываю, мужчина не произносит ни слова, изредка кивая и не поднимая взгляда. В тот момент, когда я дохожу до эпизода с Рудольфусом, Снейп заметно напрягается. Стоит мне заговорить про Беллатрису, как вдруг профессор стремительно сокращает расстояние между нами, и это получается настолько неожиданно для меня, что я рефлекторно подаюсь назад на стуле и упираюсь спиной в ребро столешницы. Снейп грозовой тучей нависает надо мной, отчего я вжимаю голову в плечи и затравленно смотрю в глаза напротив, которые сейчас близко, как никогда.
— Вы запомнили её фамилию, Поттер? — звучный голос вырывает меня из лёгкого забытья, в которое я незаметно для самого себя успеваю провалиться.
— Чью фамилию? — неуверенно переспрашиваю я, изучая черты лица Снейпа. Причём, сейчас я могу делать это открыто, не боясь оказаться в неловком положении.
Профессор на пару мгновений прикрывает глаза, видимо сдерживая себя от парочки язвительных фраз в адрес моей невнимательности, и на это короткое время расходятся, казалось бы, вечные морщинки на высоком лбу и в уголках губ.
Вот такого Снейпа я не видел никогда.
Додумать я не успеваю.
— Фамилию Беллатрисы, чью же ещё. Вы мне только что про неё рассказывали.
Пожав плечами, я тихо отвечаю:
— Я не интересовался её фамилией.
— А вот зря, Поттер. Это — первое, что вы должны были узнать.
— Но я же не собирался составлять досье на эту женщину! И как вы себе это представляете? «Приятно познакомиться, Белла, но мне хотелось бы узнать и вашу фамилию». Думаете, она ничего не заподозрила бы, после подобных расспросов?
Секунды три Снейп внимательно смотрит мне в глаза, мысленно что-то прикидывая, и я успеваю почувствовать себя неловко под этим взглядом. Как всегда.
— Что же, ты прав, — профессор отстраняется так же неожиданно, как и приблизился, отходит к окну и, скрестив руки на груди, продолжает, — хотя бы потому, что от Беллы ты получил бы точно такой же вопрос.
Я откровенно не понимаю, о чём он.
— И что в этом такого?
— А то, что будет неплохо, если в ближайшее время ты не будешь называть свою фамилию малознакомым людям, — отвечает Снейп и устремляет на меня взгляд, в котором так и читается: «Ослушаешься — убью».
— С каких пор моя фамилия стала столь секретной информацией? — я удивлённо вскидываю брови.
— С тех самых, когда прогремели первые взрывы и погибли молодые люди с точно такой же датой рождения, как и у вас, Поттер, и будьте так любезны, прислушайтесь к моему настоятельному совету и не болтайте лишнего.
В моей голове мелькает догадка.
— Вы знаете этих людей? Знаете Беллу и Рудольфуса?!
Зельевар неопределённо пожимает плечами.
— Это не столь важно.
— Нет, это важно! Вы даже не представляете, насколько! — я вскакиваю, подходя к профессору, и пытаюсь перехватить его взгляд. — Мне необходимо знать, кто эти люди.
— Зачем? — лаконично спрашивает Снейп.
— Мне просто надо.
— «Просто надо», — профессор насмешливо повторяет мои слова, изучая меня взглядом, затем обходит меня и, по всей видимости, хочет покинуть помещение, но я в необъяснимом порыве хватаю его за рукав и тяну на себя. Снейп останавливается и, обернувшись, одаривает меня таким изумлённым взглядом, что я на пару мгновений забываю всё, что хотел сказать. Но прежде чем красноречие возвращается ко мне, профессор коротко вздыхает и произносит:
— Гарри, постарайся не вмешиваться туда, куда не следует, потому что потом ты можешь пожалеть о содеянном. Грядут страшные времена, и лучшим решением сейчас будет сидеть тихо и не высовываться. Ты всё поймёшь потом.
Надо бы спросить, откуда ему известно о приближающейся опасности, и как всё это связано со мной, но я лишь киваю в ответ и выпускаю рукав Снейпа, предоставляя ему возможность уйти.
Когда я вновь остаюсь один, в моей голове начинает роиться втрое больше мыслей и вопросов.
Ведь жилось же мне спокойно все предыдущие семнадцать лет, и я наивно полагал, что так будет всегда.
Сообразив, что если я пробуду наедине со своими размышлениями ещё хотя бы минуту, то целой моя голова точно не останется. Я ничего не придумываю лучше, чем спуститься на первый этаж и объясниться с семьёй.
Как только я оказываюсь в гостиной, то сразу же натыкаюсь на недовольный взгляд отца. Он отвлекается от разговора с Сириусом, тот прячет за пазуху сложенный лист пергамента и спешит оставить нас наедине.
- Ты должен пойти и извиниться перед мамой, - произносит отец серьёзным тоном.
Не глядя на меня, он поднимается с дивана и подходит к каминной полке, без особого интереса разглядывая наши семейные колдографии.
- За что? – спрашиваю я бесцветным тоном.
Папа вновь устремляет на меня тяжёлый взгляд поверх круглых очков.
- За своё утреннее поведение, - отвечает он тоном, не терпящим возражений.
Я помню всего один случай, когда отец разговаривал со мной так, как сейчас. Много лет назад, когда я учился на первом курсе. Были Рождественские каникулы, и мне пришло в голову полетать на метле. На улице – жуткий мороз, время перевалило за полночь, темно, хоть глаз коли. Несмотря на мамины запреты, я всё же выбрался на улицу тайком. Когда я пролетал низко над крышей дома, край тёплой мантии зацепился за флигель. Метла по инерции резко дёрнулась вверх, я мгновенно соскользнул с наполированной ручки, кубарем покатившись вниз по кровле. Каким-то чудом я успел ухватиться за покрывшийся льдом водосток и избежать падения.
После этого случая отец впервые в жизни повысил на меня голос. Сейчас-то я понимаю, что в нём говорил страх за моё здоровье, но тогда это было весьма обидно.
Обычно мама отчитывала меня за непослушание, которая, как любая нормальная мать, втройне переживает за своё чадо. Особенно если оно такое взбалмошное, каким я был в детстве.
Вплоть до сегодняшнего дня она может прикрикнуть на меня, сделать замечание, или ещё что-то в этом роде.
Отец же, по сути своей, не такой строгий. Скорей всего, в нём осталась та несколько легкомысленная жила ещё со времён Хогвартса, капелька безрассудства и радужное виденье окружающего мира. Конечно, повзрослев и обзаведясь семьёй, он стал намного серьезней и ответственней. Но, видя меня, свою точную копию, он закрывает глаза на мою необузданную и независимую натуру. Потому что где-то в глубине души он испытывает гордость за меня, за то, что я пошёл по его стопам и, как результат, являюсь лучшим ловцом Хогвартса, за нашу неразлучную Гриффиндорскую троицу, напоминающую ему о школьных временах Мародёров. Он гордится всем этим, естественно, втайне от всегда строгой и рассудительной мамы.
Я ненадолго успеваю отгородиться от реальности, поэтому несколько раз моргаю и смотрю на отца.
- Ты аппарировал из дома в неизвестном направлении, никого не предупредив. Что мы могли думать?
Я виновато опускаю взгляд, неловко почесав затылок.
- Хорошо, пап. Я обязательно поговорю с мамой.
Уже развернувшись в сторону выхода во двор, как вдруг замираю и, немного погодя, оборачиваюсь.
- И ещё… Пап, ты тоже меня прости. Я не подумал…
Отец не сразу, но отвечает мне немного грустной улыбкой. Я благодарно киваю в ответ и выхожу во двор.
Что мне нравится в папе, так это то, как быстро он отходит от обид.
Теперь осталось извиниться перед мамой. Уф, это уже несколько сложней.
Я нахожу её возле цветочных клумб, по обе стороны украшающие дорожку, ведущую прямо к дому.
Мама делает короткие замысловатые взмахи волшебной палочкой, одновременно что-то нашёптывая себе под нос с таким сосредоточенным видом, что в моей голове невольно возникает ассоциация с художником, который пишет свой очередной шедевр.
Я останавливаюсь на месте и заворожено наблюдаю за процессом.
Изящная рука неожиданно замирает в воздухе, на лице мамы появляется скептическое выражение лица. Пару мгновений она изучает ярко-жёлтые гладиолусы, задумчивым и таким привычным движением наматывая прядку волос на указательный палец. Потом вдруг делает резкий взмах палочкой, и цветы вмиг окрашиваются в нежно-персиковый цвет. Таким бывает небо на рассвете, едва тронутое первыми лучами восходящего солнца.
Ещё раз взглянув на результат проделанной работы, мама расправляет плечи и только сейчас замечает моё присутствие. Она мягко улыбается мне, но я успеваю заметить горечь, затаившуюся в глубине зелёных глаз.
- Красивые цветы… - выдыхаю я, подходя поближе. Прячу ладони в передних карманах джинсов, разглядывая носки своих кед. Когда я не смотрю прямо в лицо собеседнику, мне легче просить прощения.
- Я хотел извиниться за сегодняшнее утро, - неразборчиво бурчу я, но мама всё понимает.
Спрятав волшебную палочку в карман кофты бледно-оливкового цвета, она коротко вздыхает и прохаживается вдоль края клумбы. Я терпеливо молчу.
- Ты должен, наконец, научиться отвечать за свои поступки. Да и сами поступки должны соответствовать твоему возрасту. Тебе семнадцать лет, а то, что было утром, и до одиннадцати не дотягивает.
Она останавливается прямо напротив меня и подцепляет кончиками пальцев подбородок, принуждая встретиться с её взглядом.
- Пойми, мы с папой волнуемся за тебя.
Я смотрю ей в лицо, и вижу перед собой не просто ту добрую и милую маму, какой она всегда была, а взрослую, уверенную в себе женщину, ту, которая своим вроде бы ненавязчивым вниманием способна держать на плаву всю семью. Именно от её решения зависит всё в этом доме, вплоть до цвета гладиолусов на клумбе.
- Я осознал, что поступил неправильно, мам. И постараюсь больше так не делать.
Мама внимательно смотрит на меня, потом притягивает к себе, обнимает за плечи и отвечает уже более мягким тоном:
- Уж постарайся, дорогой. Прежде чем что-то совершить, несколько раз подумай о последствиях.
Я покорно мычу в ответ. Она отстраняется и, коротко улыбнувшись, говорит, что ей надо ещё немного поработать.
Весь оставшийся день я подавляю в себе желание аппарировать в Лондон и разыскать этого самого Рудольфуса. Множество вопросов не оставляет меня в покое ни на минуту, и чем больше я силюсь докопаться до ответов, тем сильнее во мне разгорается это самое желание всё узнать. И всё меньше меня останавливает данное родителям обещание не совершать подобных поступков.
К вечеру я не выдерживаю. В ближайшие несколько часов я кровь из носу, но аппарирую в Лондон. Только надо постараться сделать это как можно более незаметно.
В восьмом часу меня подлавливает отец.
— Гарри, мне надо кое-что сказать тебе.
— Ну так говори, — отвечаю я, немного напрягшись.
Не люблю, когда люди начинают разговор со слов: «Я тебе сейчас что-то скажу, но только ты не злись», или вот как отец сейчас.
— Нет, это должно быть наедине. Пошли в нашу с Лили комнату.
Кивнув, я следую за отцом.
Когда мы оказываемся в родительской спальне, отец замыкает за мной дверь и подходит к шкафу. Оттуда он достаёт небольшой бумажный свёрток и протягивает его мне со словами:
— Вот, Гарри, это — мой подарок тебе. Я хотел отдать его ещё в день твоего рождения, но посчитал, что из-за обилия других подарков ты не сможешь по достоинству оценить мой.
Я, несколько заинтригованный, принимаю свёрток и аккуратно разворачиваю его, в то время как отец продолжает:
— Я пользовался ею ещё со времён Мародёров, она не раз меня спасала от ночных патрулей. Теперь, я считаю, пришла пора передать это сокровище по наследству.
Внутри оказывается странная на вид, сложенная в несколько раз ткань.
— Это мантия, но не совсем простая. Давай, доставай, — с азартом в голосе произносит отец, нетерпеливо кивнув в сторону подарка.
