Текст книги "Заставь меня жить (СИ)"

Автор книги: Your Personal Boggart

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 106 страниц)

Подруга прижимает учебник к груди в защитном жесте, заправляет прядь волос за ухо. Наконец, она садится так, чтобы закрыть собой шкаф и полностью привлечь моё рассеянное внимание к себе. - О Снейпе. Прошёл почти месяц с тех пор, как он пропал. Гарри, если бы он был жив, то дал бы о себе знать! Без него Орден бессилен, и профессор прекрасно это знал. Твоя безопасность напрямую зависит от действий Ордена, особенно накануне Рождества, ведь через два дня мы покинем стены Хогвартса, и ты окажешься в потенциальной опасности. Снейп ни за что не допустил бы этого, а раз он до сих пор не объявился, это может означать… - завершает Гермиона тихим шёпотом и в волнении смотрит на меня. Я в свою очередь бегаю взглядом по её лицу и совершенно ничего не могу понять. Что она такое говорит? - Хочешь сказать, ты больше не веришь в то, что он жив? – медленно выговариваю и отчётливо слышу в собственном голосе ноты неизвестно откуда взявшейся угрозы. Видимо, Гермиона тоже слышит их, раз резко откладывает учебник и берёт мои похолодевшие пальцы в свои ладони. - Вовсе я не перестала верить в это, Гарри, но пойми, факты говорят сами за себя… - Какие факты, Гермиона? – горячо шепчу я, и мой шёпот больше похож на шипение холодного моря, вылизывающего раскалённые на солнце камни. – Фактов нет! Кто сказал, что он умер? В том-то и дело, никто. Нет официального подтверждения его смерти. Может, сейчас у него нет возможности попасть в Хогвартс? Может, у него есть более важные дела, чем сохранение моей жизни? Может, он по каким-либо причинам вынужден скрываться? В любом случае, ему виднее. - Но, Гарри, как я сказала, он бы… - в отчаянии шепчет девушка, не замечая, как сильно она сжимает мои пальцы. - Он бы ни за что не бросил меня, знаю, - резко завершаю за неё, отчего на нас оборачиваются рядом сидящие студенты, в том числе и недовольный Рон, который, кстати, всего два вечера назад убеждал меня, что у нас нет доказательств смерти Снейпа, но сейчас мне плевать. – Раз его нет рядом, значит, так надо. - Это звучит слишком… - заключает Гермиона, но, так и не договорив, в поражении качает головой. - «Слишком»?.. – эхом откликаюсь я, вытягивая пальцы из ослабевшего захвата. Подруга раскрывает учебник на последней главе, опускает взгляд на ровные строчки, хотя я прекрасно знаю, что она всего лишь пытается избежать зрительного контакта. - Слишком наивно. Снимаю очки, сжав пальцами переносицу, в усталости зажмуриваю глаза. - Наивно, значит? – повторяю с горечью в голосе. – По крайней мере, это лучше, чем заживо хоронить человека без весомых доказательств. Слышу, как Гермиона ахает в изумлении именно в тот момент, когда двери распахиваются и в кабинет входит серьёзная МакГонагалл. - Знаешь, Гарри… - девушка вновь подаёт голос, когда мы по окончании Трансфигурации покидаем кабинет. – Человек должен суметь найти в себе смелость изменить то, что он может изменить, и мудрость принять то, что ему неподвластно. Тихо выдохнув от недовольства, натянуто улыбаюсь и сквозь зубы отвечаю: - У меня смелости хватит на весь седьмой курс Гриффиндора, поверь. Упругие локоны Гермионы подпрыгивают задорными пружинками, когда она резко останавливается прямо в узком проёме, ведущем в зал с двигающими лестницами, и оборачивается на меня. - В данном случае я говорила про мудрость. Однокурсники сетуют на образовавшийся затор, поэтому нам приходится посторониться, пропуская студентов. Когда мы, наконец, остаёмся одни, я опускаю ладони на плечи Гермионы и, внимательно глядя ей в глаза, твёрдо произношу: - Он жив, и никто меня в этом не разубедит. Посчитав, что на этом наш бессмысленный разговор окончен, огибаю подругу и почти успеваю шагнуть на лестничный марш, но Гермиона, не отстающая ни на шаг, тянет меня за край рукава. Оглянувшись, я уже хочу отмахнуться, как вдруг сталкиваюсь с виноватым взглядом. Это становится такой неожиданностью, что я приоткрываю рот в изумлении, совершенно позабыв про лестницу, которая уплыла от нас в гордом одиночестве. - Гарри, прости меня. Сама не знаю, что на меня нашло, заладила одно и то же. Будто бы я не понимаю, как тебе сейчас тяжело. Просто…столько всего случилось. Твои родители мертвы, ты в опасности. Слишком много плохого произошло, отчего так сложно верить во что-то хорошее…Мне страшно, что смерть может настигнуть ещё кого-нибудь из тех, кого я знаю. Пожалуйста, прости меня. Густые ресницы Гермионы вздрагивают, и с их кончиков спархивают крупные капли слёз, приземляясь точно на обложку местами потрёпанного учебника, который девушка вновь прижимает к груди. Горло резко сжимается, я шумно вздыхаю и притягиваю поникшую подругу к себе, осторожно обнимаю за плечи и глажу по пушистым волосам, как маленькую девочку. Она содрогается в беззвучных рыданиях, одной рукой обнимает меня за шею. Угол обложки учебника, теперь зажатого между нами, неприятно впивается между рёбер, но это неважно. Влажное дыхание обосновывается пониже плеча, а спустя пару мгновений я слышу тихие, срывающиеся на шёпот слова: - Только не оставляй нас, Гарри. Однажды мы чуть не потеряли тебя. Не смей повторять. Немного отстраняю Гермиону от себя, заглядываю в её глаза, сейчас такие большие и по-детски доверчиво распахнутые, тепло улыбаюсь и отвечаю: - Я никуда не денусь, правда. Смахнув крупные капли слёз, Гермиона обнимает меня уже двумя руками, совершенно не обратив внимания на оброненный учебник. Глядя на раскрывшиеся страницы, я обещаю себе больше никогда не причинять боли своим друзьям. *** - Эй, Добби! Ты потерял кое-что. Осторожно сжимаю в ладони маленький флакон из толстого резного стекла, на дне которого переливается мутным золотистым цветом нечто, напоминающее пыльцу. Он чудом не разбивается, когда эльф по неосмотрительности набирает слишком большое количество зелий, одно из них выскальзывает из сумки и катится по полу, прямо к моим ногам. Я решаю выследить Добби и всё-таки выяснить у него, кому он носит зелья Снейпа в таком количестве. Удача улыбается мне у входа в кухню, откуда эльф выскальзывает с парой тканевых сумок, с одной из которых приятно пахнет свежеиспечённым хлебом, а с другой как раз и выкатывается заветный флакон. Увидев меня, эльф вздрагивает всем телом, но всё же начинает приближаться, а трепет больших полупрозрачных ушей выдаёт его страх. - Гарри Поттер, сэр, Добби так рад вас видеть. К сожалению, Добби немного занят… Тонкие узловатые пальцы протягиваются к заветному флакону, но я поднимаю его так высоко, чтобы эльф не смог достать, и разглядываю на просвет. Солнечные лучи играют в резных боках флакона, поджигая пыльцу, которая теперь напоминает стружку драгоценного металла. - Я уже заметил. Так и не признаешься, зачем ты крадёшь зелья и прочие ингредиенты, принадлежащие профессору Снейпу, а сегодня ещё и еду таскаешь с кухни? – намеренно выделяю интонацией глагол «крадёшь», в тихом ликовании наблюдая, как лицо эльфа вытягивается от смеси изумления и оскорбления. - Добби – честный эльф, он никогда не стал бы брать вещи без разрешения профессора Снейпа! – ноздри длинного носа начинают трепетать от обиды, сам эльф крепче перехватывает свою ношу и прячет её за спиной. - Значит, он разрешил тебе брать их? Насколько я знаю, профессор никому не позволял притрагиваться к его зельям, а раз тебе разрешил, значит, сам он временно не имеет к ним доступа. Если я всё правильно понял, это может означать только одно: профессор жив, а ты носишь ему зелья. Вопрос лишь в том, куда ты их носишь? Хитро прищуриваюсь, наблюдая за тем, как эльф явно начинает нервничать, осознав свою ошибку. Не теряя времени даром, делаю короткий, но осторожный шаг по направлению к Добби, но он отшатывается от меня, как от молнии. Чувствуя, что я сам уже начинаю потихоньку заводиться, приседаю на корточки и вцепляюсь пальцами в худые плечи эльфа. - Скажи мне, Добби, где он прячется? Ведь ты знаешь, где он. В ясных голубых глазах мелькает панический страх, моим ладоням передаётся крупная дрожь, и мне на долю секунды становится жалко несчастное существо. - Гарри Поттер, сэр! Добби не имеет права ничего рассказывать, отпустите меня… - Это он тебе приказал молчать? Снейп, да? – горячо восклицаю я, и, видимо, в моих глазах появляется что-то такое, отчего эльф замирает, только кончики смешных ушей продолжают мелко подрагивать. - Вы так беспокоитесь о нем… - произносит он тоненьким голоском, а я моментально ощущаю, как к скулам приливает жар. – Мне жаль, сэр, но я действительно не имею права что-либо говорить. В больших глазах-блюдцах появляется печаль, мои пальцы сами собой разжимаются, и я не предпринимаю ровным счётом ничего, когда Добби забирает у меня флакон и растворяется с коротким щелчком длинных пальцев. С трудом разгибаю словно налитые свинцом колени, тяжело прислоняюсь к каменной стене, дышу быстро и рвано, взгляд в отчаянии цепляется то за густые тени под самым потолком, то за едва различимые ниточки паутины, дрожащие на кованых канделябрах, освещающих вход в кухню, откуда дразнят обоняние сводящие с ума ароматы ванили и какао. Моя теория ужасно хромает, но если она верна, получается, Снейп действительно жив. Злость стремительно разрастается во мне, как грозовая туча, неотвратимо поглощающая ясное небо. Злость на столь скрытного Снейпа, на Дамблдора, который, как и Добби, ничего не хочет мне рассказывать. На самого себя. На своё неукротимое желание найти хотя бы малейшую подсказку, микроскопическую гарантию того, что профессор всё-таки вернётся. Я так свято верю в это, что просто не представляю: а вдруг всё напрасно? Вдруг я впустую трачу силы и нервы, топчусь на одном месте, не способный отыскать в себе силы принять горькую правду? Только прагматичный ум всё ещё берёт верх. Раз нет доказательств его смерти, значит, надежда есть. Ведь она, как говорится, умирает последней. Оттолкнувшись от стены, выставляю ногу вперёд для того, чтобы сделать первый шаг, как вдруг… Резкая и сокрушительная головная боль. Непроницаемый вакуум в сознании и высокий, властный голос. Чужой голос в моей будто одеревеневшей голове: - Гарри Поттер… ========== Глава 25 ========== Лучи яркого полуденного солнца проникают между шторами кремового цвета, мягкой поступью домашнего кота подкрадываются к серванту, запрыгивают на уютное кресло и задерживаются на крышке старого пианино. В гостиной пахнет пылью и немного мятой, тонкие ниточки паутины золотятся на солнце в углах под потолком, а на подлокотнике дивана висит кем-то забытый клетчатый плед. Пальцы ног утопают в густом ворсе ковра, приятно щекочущем ступни, когда я подхожу к пианино. На лакированной поверхности крышки покоятся микроскопические частички пыли, которые пугливо подпрыгивают и начинают кружиться в затейливом танце, стоит подуть на них. Инструмент расстроен и с неохотой откликается на неумелые прикосновения к пожелтевшим от старости клавишам. Резкие негармоничные звуки разливаются в гостиной, удивительно дополняя яркий и настойчивый образ летнего солнца. Улыбнувшись собственным мыслям, бесшумно опускаю крышку: к сожалению, я не силён в музыке. Белая со стеклянными вставками дверь легко поддаётся и выпускает меня на крытую террасу, примыкающую к внутреннему дворику. Розы и астры всех возможных цветов пестрят тут и там, радуя глаз, а густая поросль дикого винограда вьётся по декоративным столбикам, перекидывается на крышу, щедро одаривая тенью. Деревянные доски немного скрипят под ногами, когда я ступаю на террасу. Закинув за голову соединённые в замок руки, с удовольствием развожу локти максимально в стороны, чувствуя, как сходятся лопатки, и делаю несколько шагов вперёд. Почти поравнявшись с низким ротанговым креслом, делаю глубокий вдох и блаженно прикрываю глаза, наслаждаясь ощущением уюта. Так хорошо бывает только здесь. - У тебя хороший дом. Волна неприятной дрожи проносится по телу, когда я слышу чужой, иррациональный в данной обстановке голос. - У меня такого не было, - высокий брюнет, вытянувшись в кресле, ухмыляется и приподнимает узкий козырёк кепки, чтобы взглянуть на меня. Колени подгибаются сами собой, я падаю в соседнее кресло и во все глаза смотрю на Тома Реддла, с достоинством расположившегося на террасе моего дома. - Что ты здесь делаешь? – выдавливаю, удивляясь звукам собственного голоса, непривычно хриплого и глухого. - Отец не любил меня, - словно не слыша меня, продолжает Том, устремив ястребиный взор в сторону горизонта. Неосознанно смотрю туда же и с замиранием сердца наблюдаю за тем, как две маленькие точки стремительно приближаются к нам. – Он считал, что я - недостойный пример благородного рода Реддлов. Что бы я ни делал, всё тщетно: он просто не замечал меня. Щебет птиц из розового куста перекрывает ровный, лишённый эмоций голос Реддла, а я вновь смотрю на его профиль: тонкая ровная переносица, чёткая линия бровей, глубоко посаженные глаза, суженые от яркого солнца, слегка поджатые губы и высокие скулы – ничего лишнего, ничего неаккуратного. Утончённая аристократичная внешность. Свист ветра привлекает внимание, я слегка поворачиваю голову в сторону источника шума и обмираю. Я с отцом гоняю снитч на внутреннем дворе. Между тем, Том чувствует себя вполне комфортно, нисколько не удивляясь счастливому сыну и отцу. Это какой-то дурной сон. В надежде вгоняю ногти в ладонь и морщусь от боли, но долгожданное пробуждение не происходит: Том, мой дом, я и отец на мётлах остаются на своих местах и вовсе не собираются исчезать. - Я помню свою мать…Красивая и воспитанная, кроткая и сдержанная, ей не хватало смелости хотя бы раз поставить отца на место, - сделав паузу, он скрещивает руки на груди и переводит скучающий взгляд на дрожащую тень от листьев дикого винограда. – Она любила меня и вложила в меня всё лучшее, что только могла дать. Она видела во мне талантливого великого волшебника. Она, но не отец. Я же, как любой мальчик, искал поддержки именно у него. За спиной раздаётся скрип несмазанных петель и чьи-то лёгкие шаги. По плечам и позвоночнику пробегает табун ледяных мурашек, когда в поле зрения попадает моя мама. Одетая в лёгкое ситцевое платье василькового цвета и белоснежный фартук, она босиком подходит к краю террасы. Она удобнее перехватывает широкое блюдо с пирожными и машет свободной рукой, привлекая внимание двух ловцов. Руки и ноги словно наливаются свинцом, и всё, что я могу, – это бессильно наблюдать за тем, как мама лучезарно улыбается, когда папа осторожно обнимает её, как я ненастоящий уплетаю пышные пирожные, смазано чмокнув маму и оставив на её щеке крошки от безе. Картина колышется, расплывается, я смахиваю набежавшие слёзы, а когда открываю глаза вновь, оказываюсь в другом месте: светлые стены, односпальная кровать, высокий шкаф, письменный стол, широкое окно и птичья клетка на подоконнике. Моя комната. Карминный закат чарует взгляд, окрашивает помещение в огненные тона. Последний ярко-оранжевый луч солнца оставляет яркий блик на стёклах очков ненастоящего Гарри Поттера. Он по-турецки сидит на полу и осторожно перебирает в руках струящуюся тонкую материю. Мантия-невидимка, подарок отца на семнадцатилетие. Я прислоняюсь плечом к косяку открытой двери, смотрю на себя со стороны и пытаюсь понять. Что это такое? Настолько реалистичные видения? Всё, что я вижу, было в реальной жизни, но что тогда здесь делает Реддл? Который, кстати говоря, скрывается в тени высокого шкафа. Облачённый в строгий костюм, он прячет руки за спиной и внимательно разглядывает другого Гарри. Он, как и мама с папой в предыдущем видении, совсем не замечает нас. - У меня было всё, что мог пожелать любой юный волшебник. Всё, кроме одного… Вновь неприятно вздрагиваю, когда мимо меня проскальзывает папа и окликает другого Гарри. Он оборачивается, а моё горло непроизвольно сжимается: сколько благодарности и любви в этом взгляде. Тогда я ещё не знал, что ждёт мою семью… Тем временем Том отводит длинные волосы от лица и, слегка задрав подбородок, смотрит уже на меня. Его лицо серьёзное, во взгляде тёмных глаз читается непоколебимая решимость. - Я поклялся доказать ему, что чего-то стою, что я – не избалованный мальчик-аристократ, а сильный могущественный волшебник, который может добиться многого. Я хотел, чтобы он гордился мною. Картина вновь вздрагивает, идёт рябью, как вода, в которую брошен камешек, но вместо новой чёткой картинки перед моим взором мелькают чужие воспоминания. Словно яркие вспышки сверхновой, они расцветают тут и там, смешиваясь и растворяясь друг в друге.