сообщить о нарушении
Текущая страница: 93 (всего у книги 106 страниц)
К счастью, друзья не противятся, я вызываю Кикимера и прошу его разогреть что-нибудь, что осталось после обеда. Домовик что-то недовольно брюзжит себе под нос, но выполняет просьбу. Я быстро съедаю курицу с овощами, и следующий час мы проводим в разговорах о собрании Ордена, которое я проспал. То, что никто не смог прийти к единому решению, становится вполне ожидаемым исходом: сложно так быстро во всём разобраться. Даже отлучка Снейпа не вызывает подозрений: наверняка Реддлу интересно узнать, как у нас обстоят дела. Что сильно смущает, так это внезапный интерес Дамблдора к Сириусу и Андромеде. Зная директора, он не станет просто так звать кого-то, и это мне совсем не нравится.
Конечно же, друзья горят желанием узнать, почему я покинул дом прошлой ночью, и я рассказываю им не больше того, чем поделился утром со Снейпом.
– Так ему и надо, – с презрением фыркает Рон, комментируя эпизод в доме Петтигрю, на что Гермиона качает головой.
– Это тёмная магия, достаточно тёмная, чтобы сторониться её. Интересно, откуда ты взял это заклинание?
Подруга выразительно смотрит на меня исподлобья, парни коротко переглядываются, всеми силами стараясь не показать собственного любопытства, что предсказуемо действует на меня. Вцепившись в уже пустую кружку, я нагоняю на себя хмурый вид и отвечаю с недовольством в голосе, стараясь таким образом замаскировать беспокойство:
– Знаешь, я не настолько безнадёжен в вопросе заклинаний, как ты думаешь.
– Я не сомневаюсь в твоих способностях, – раздражённо отмахивается Гермиона, выходя из-за стола. Она левитирует пустые кружки в мойку и добавляет более спокойным тоном:
– Нас такому в школе не учат, значит, ты где-то вычитал это заклинание.
Разговор неминуемо заходит в тупик, я чувствую это по себе и вижу по лицам Рона и Невилла: они смотрят на отвернувшуюся Гермиону так, словно хотят ментально передать ей мысль о том, чтобы она притормозила.
– Вариант «в библиотеке» не подходит? – мрачно цежу и смело встречаю предвзятый взгляд подруги. Я тоже умею прожигать людей взором (это, конечно, не касается Снейпа), так что Гермиона быстро сдаётся, и разговор исчерпывает сам себя.
Мы расходимся по своим делам: Гермиона хочет немного побыть в библиотеке, с которой её познакомила Андромеда. Подруга утверждает, что нашла там кое-что интересное, но ей необходимо уточнить одну деталь, прежде чем поделиться находкой с нами. Я говорю ребятам, что буду в своей комнате: всё ещё чувствую слабость и постоянное желание принять горизонтальное положение. Друзья тоже выглядят уставшими, хотя стараются этого не показывать, и я беру с них обещание не ломать голову над неразрешимыми загадками. Парни соглашаются и уходят в комнату Рона, видимо, желая поболтать и хоть как-то отвлечься от всего, что происходит.
Поднявшись в свою комнату, я достаю из чемодана книжку по окклюменции и, устроившись на застеленной кровати, погружаюсь в чтение. Правда, мысли, то и дело возвращающиеся к своеобразной перепалке с Гермионой, не дают покоя. Дело в том, что я согласен с подругой, хоть ни за что в этом не признаюсь. Мне действительно неоткуда знать подобные тёмные заклинания. Я очень хорошо помню ощущения, захватившие меня, когда Питер корчился в муках. Ярость в дуэте с безумным удовлетворением, наслаждением чужой болью. Ещё тогда я понял, что это – не моё, я не способен испытывать нечто подобное. Это принадлежит Реддлу, его части души внутри меня. Получается, при определённых условиях она, как вирус, может захватить власть над моим разумом, и даже не представляю, что будет, если вовремя не остановиться. Что касается заклинания – почему бы вместе с чертами характера Тома мне не передалась часть его знаний? Такое вполне возможно.
Неизвестно сколько времени проходит до момента, как я слышу приглушённый хлопок входной двери на первом этаже. Закрыв книгу, я надеваю очки, которые за ненадобностью снял во время чтения (хотя не прочитал даже двух страниц), и вылетаю из комнаты. Стремительно спустившись по лестнице, попадаю в длинный коридор, в конце которого замечаю Сириуса и Андромеду: они как раз вешали мантии на вешалку, когда мой топот привлёк их внимание.
– Проснулся, наконец, – улыбается Андромеда, вперёд Сириуса проходя по узкому коридору. Я послушно стою на месте, не двигаясь, пока она оттягивает ворот моей футболки, чтобы осмотреть затянувшиеся раны. Андромеда довольно кивает, я благодарю её, а в следующий миг оказываюсь заключённым в объятия крёстного.
– Хоть кое-кто и просил, чтобы я не ругал тебя, но всё равно скажу: Гарри, ты так меня напугал! – Сириус гладит меня по макушке, а я незаметно прикрываю глаза и сглатываю ком в горле. Кажется, скоро чувство вины станет привычным явлением.
– Раз тебе сказали, значит молчи, – наигранно недовольно бурчит Андромеда, расцепляя руки крёстного за моей спиной, и я коротко усмехаюсь, когда он подчиняется. Впрочем, веселье быстро проходит, так и не успев начаться, потому что я вспоминаю, откуда они только что вернулись.
Видимо, вопрос буквально написан на моём лице, раз Андромеда кивает в сторону гостиной. Она располагается на одном из диванов, Сириус присаживается на подлокотник, а я замираю напротив камина, не в состоянии сидеть на месте. Первой начинает говорить Андромеда: она распутывает шнуровку на высоком воротнике кружевного болеро, из-за чего не имеет возможности видеть перемены в выражении моего лица.
– Думаю, друзья уже рассказали тебе, что Орден топчется на месте. Море разногласий не позволяет прийти к единому решению: кто-то за то, чтобы мы приняли предложение Реддла, а кто-то, как Дамблдор, настаивает, чтобы мы как можно скорее нашли способ уничтожить крестражи.
– О каких крестражах может идти речь, когда у нас в запасе меньше трёх дней? – я изумлённо восклицаю и встречаю поддержку во взгляде Сириуса. Он скрещивает руки на груди и стучит носком туфли по паркету, что свидетельствует о раздражении.
– В том-то и дело! Однако директор ничего не хочет слышать. Собрание закончилось ничем: все разошлись, а нас Альбус попросил проследовать за ним.
– И где вы были? – осторожно спрашиваю, хотя догадываюсь, что услышу в ответ.
Андромеда справляется со шнуровкой: отложив болеро на противоположный край дивана и оставшись в чёрном платье из тяжёлого бархата. Собрав пушистые волосы, она отбрасывает их на спину резким жестом, так и сквозящим неприкрытым недовольством.
– В Хогвартсе. Видимо, Дамблдор решил, что там он имеет большую власть, чем здесь, – волшебница кривит губы, не соглашаясь с данным утверждением, – он хочет, чтобы я и Сириус отправились во Францию к Николасу Фламелю, с которым Альбусу всё-таки удалось договориться.
Они смотрят на меня, а я пытаюсь понять, в чём подвох, как вдруг догадка озаряет сознание, и я в неверии мотаю головой:
– Только не говорите, что он посылает вас за чем-то, что позволит уничтожить крестражи.
Андромеда согласно мычит, а Сириус разводит руками в сожалении.
– Не в наших силах противостоять ему, – крёстный отходит к окну и, спрятав ладони в карманах брюк, печально смотрит на серое небо.
– Но ведь это ещё большее безумие, чем то, что совершил я вчера вечером! – перевожу взгляд со спины Сириуса на лицо мрачной Андромеды, но не нахожу поддержки. Шумно выдохнув, начинаю мерить шагами пространство перед камином, судорожно подбирая убедительные доводы. Внезапно находится единственный и самый весомый, я резко останавливаюсь и в ужасе прижимаю ладонь ко лбу:
– Если мы хотя бы попытаемся уничтожить крестражи, Реддл мгновенно почувствует это, и тогда нам точно конец! Тогда мы можем забыть о его предложении.
По лицу Андромеды проносится тень какого-то вопроса, но что-то останавливает её от озвучивания, Сириус оборачивается и сужает глаза в подозрении:
– Ты хочешь принять его предложение?
Я провожу костяшками пальцев по губам и честно признаюсь:
– Не знаю.
Крёстный хочет ещё что-то сказать, и по его виду ясно, что это «что-то» будет не очень приятно для меня, но в этот момент из коридора доносится трель колокольчика на входе. Андромеда покидает диван и выходит посмотреть, кто пришёл, и я, недолго думая, следую за ней.
Хорошо освещённый коридор являет нам прибывшего Снейпа: он оборачивается на звук открывшейся двери и кивком приветствует меня и Андромеду. Она прислоняется плечом к косяку и терпеливо сцепляет пальцы в замок, очевидно, желая переговорить с профессором. Меня внезапно посещает желание оказаться подальше от чужих взоров, хоть я всеми силами пытаюсь не думать о том, что избегаю взгляда одного конкретного человека. Быстро прощаюсь с Сириусом, который не понимает причины резкой смены моего настроения, но сославшись на усталость, я буквально взлетаю на второй этаж.
Бесцельно промаявшись десять минут в своей комнате, чуть не лишаюсь дара речи, когда на покрывале прямо из воздуха материализуется маленький прямоугольный конверт. Я подхватываю письмо со знакомой подписью и уже хочу надломить печать, но останавливаю сам себя.
Надо рассказать о нём остальным.
К моему искреннему удивлению, гостиная оказывается пуста, когда я врываюсь туда на всех парах. Странно, меня не было около десяти минут, а от трёх волшебников не осталось и следа. Смутившись, уже спокойным шагом прохожу на кухню и обнаруживаю там Снейпа: он стоит возле кухонного стола и заваривает себе чай. Он поднимает на меня взгляд как раз тогда, когда я успеваю отлепить язык от нёба.
– Только что получил, – произношу как можно более беззаботно, помахав письмом.
Отставив сахарницу, Снейп без лишних вопросов приближается ко мне и внимательно наблюдает за тем, как я надламываю печать. Как только я отгибаю загнутые края пергамента, мы синхронно меняем положение так, чтобы оказаться плечом к плечу. И вновь я удивляюсь:
– «Принимайте предложение Реддла и ни в коем случае не пытайтесь уничтожить крестражи», – зачитываю вслух и в сомнении смотрю на Снейпа, на время позабыв о всех наших разногласиях, – что, и это всё?
Профессор, по всей видимости, не испытывает то изумление, которое мучает меня: я не успеваю и слова сказать, как он взмахивает палочкой, и синее пламя, едва охватившее письмо, вдруг становится оранжевым и обжигает пальцы. Рефлекторно отдёргиваю руки, и обрывки пергамента, не тронутые огнём, падают на пол.
– Что вы... – начинаю, было, возмущаться, но восхищённо замираю с открытым ртом, когда Снейп, никак не реагируя на моё поведение, опускается на корточки и осторожно переворачивает кончиком палочки то, что осталось от письма.
Осталось и не думает исчезать.
– Контрзаклятие, позволяющее сохранить часть письма, – спокойно поясняет профессор, когда я тоже опускаюсь на корточки. Убрав палочку, он подпирает подбородок кулаком и поворачивает голову ко мне, а я только сейчас замечаю блеск в его глазах и тонкую довольную улыбку, играющую на губах.
– Но зачем? – тихо спрашиваю, не в силах отвести взгляд от замечательных метаморфоз Снейпа, что слегка затормаживает мыслительный процесс, но потом резко вдыхаю в осознании. – Почерк! Можно будет узнать, кому он принадлежит?
Мои собственные глаза наверняка блестят не хуже, раз Снейп улыбается немного шире и поднимается на ноги. Я следую его примеру и жду ответа на вопрос, пока профессор трансфигурирует первую попавшуюся кружку в стеклянную пробирку с пробкой и опускает в неё обгоревший по краям кусочек письма. Отдав колбу мне, он возвращается к своему чаю, попутно предложив мне присоединиться. Я отказываюсь, но присаживаюсь на один из стульев и жадно разглядываю уцелевшее начало послания.
– Мы действительно сможем узнать это только при наличии образца почерка того или иного человека.
– Что конкретно это должно быть? – разворачиваюсь в пол-оборота и заинтересованно подпираю висок кулаком, когда Снейп садится рядом.
– Что угодно: письмо, записка, простая подпись. Даже одно написанное слово может помочь. Осталось определиться с кандидатами и раздобыть образцы.
Профессор размешивает сахар и, стараясь не обжечься, делает небольшой глоток, совершенно не замечая, с какой тоской я смотрю на него: едва успев стать прежним, он вновь возвращает себе утреннюю отчуждённость.
Снейп отставляет кружку и, закинув один локоть на спинку стула, рассматривает меня с научным любопытством, от которого неприятные мурашки лезут по спине. Вытерпев несколько секунд подобного внимания, хочу спросить, в чём дело, но происходит невероятное: он подаётся вперёд, и его рука, до этого покоившаяся на спинке стула, обнимает меня за плечи. Он привлекает меня ближе, и я, впав в подобие ступора, поддаюсь, потому что момент для чего-то подобного, мягко говоря, неожиданный и неподходящий.
Хотя, подходящий сейчас момент или нет – последнее, о чём я думаю, ведь если судить, время, минувшее со дня смерти родителей, – это один огромный неподходящий момент, и всё же, всё же…
Я прихожу в себя, когда он склоняется для того, чтобы медленно провести кончиком носа по моей шее.
– Запах сигарет был не единственным, что я почувствовал от тебя ещё на пороге, – тихо шепчет Снейп, поднимаясь к уху и втягивая воздух, – был ещё один, едва различимый.
Его пальцы перемещаются на спину, плавно скатываются вниз по позвоночнику, а я мгновенно напрягаюсь, словно на меня вот-вот опрокинут ведро ледяной воды. В другой ситуации я бы только обрадовался такому поведению Снейпа, но не сейчас. Его нисколько не смущает подобная реакция, он зарывается носом в мои волосы и договаривает:
– Сейчас он уже развеялся, но я знаком с этим ароматом, так же как и с человеком, которому он принадлежит.
Он сбрасывает на меня свою ядерную бомбу, а я понимаю, что не могу пошевелиться, ведь как бы хитро он не плёл свою речь, ему даже не надо озвучивать имя, чтобы всё стало ясно. Барти с его особенным одеколоном, чей запах наверняка остался на мне, когда мы…
Я нахожу в себе силы повернуть голову и, сжав челюсть, заглянуть в непроницаемое лицо Снейпа. Он смотрит на меня секунды три, в течение которых я пытаюсь прочитать в его глазах хоть что-то, но вот он резко отодвигает стул и, скользнув взглядом по моей шее, уходит вглубь кухни.
– Я должен сообщить Дамблдору о новом письме, – бросает он, и в его голосе не остаётся ни малейшего намёка на былой вкрадчивый шёпот. – Чем дальше, тем меньше директор хочет слушать меня. Возможно, письмо смягчит его непреклонность.
К концу своих слов он успевает остановиться возле камина и набрать горсть летучего пороха, в то время как я пытаюсь отойти от немого шока, бездумно поправляя воротник рубашки. Неспроста Снейп так посмотрел на мою шею, неспроста…
Он подходит к каминной решётке, но прежде чем переступить через неё, оборачивается на меня с вопросительным видом. Часто моргаю, вмиг ощущая, как жжёт слизистую глаз, и встаю со стула.
– Я провожу друзей, они возвращаются в Хогвартс.
Снейп коротко кивает, и я двигаюсь в сторону выхода, но новая реплика профессора заставляет замедлить шаг:
– Не вздумай натворить ещё каких-нибудь глупостей.
Только хочу открыть рот, чтобы переспросить, но Снейп добавляет непреклонно, объявляя мне сразу шах и мат:
– Ещё одну ошибку я тебе не прощу.
Ярко-зелёное магическое пламя поглощает его, и некоторое время я смотрю на потухший камин, вскоре покидая кухню с такой скоростью, словно за мной гонится целая стая дементоров. Взбежав вверх по ступенькам, я останавливаюсь наверху лестничного марша и вцепляюсь в поручень, зажмурившись до красных точек, поплывших по обратной стороне век.
Ситуация просто чудовищная, по сравнению с ней то, что было утром – просто детский лепет! Что я мог сказать или противопоставить? Ничего! Снейп ещё с самого порога всё понял, он не зря обвинял меня во лжи и пытался заставить озвучить правду – не для подтверждения, а из принципа, смогу ли я рассказать о себе и Барти Крауче-младшем. Однако я продолжал лгать, не подозревая, что Снейп знал всё!
Своеобразный допрос, случившийся утром, открывается под совершенно новым углом, и от этого мне хочется лезть на стену. Решив, что коридор второго этажа – не лучшее место для подобных мыслей, попадаю в свою комнату и, захлопнув дверь, падаю спиной на кровать. Сложив руки на животе и прокручивая в голове эпизод на кухне, я теряюсь в догадках. Снейп раскрывает мой обман, а когда я смотрю на него, в его лице нет и тени малейшей эмоции. После этого он ещё больше поражает моё воображение, молниеносно сменив тему разговора, а потом и вовсе исчезнув. С самого утра он вёдёт себя крайне непривычно, натянуто и отрешённо, словно знает меня всего несколько часов и совсем не рад нашему знакомству. Я могу понять его гнев, как реакцию на ложь, помноженную на факт моего очередного непослушания, но что никак не укладывается в кипящей голове, так это его прохладная реакция на правду обо мне и Крауче.
