сообщить о нарушении
Текущая страница: 85 (всего у книги 106 страниц)
– Кто ты такой и что тебе здесь нужно? – голос на мгновение вздрагивает, выдавая испуг хозяина с головой, что только придаёт мне уверенности.
– О, тебе моё имя хорошо знакомо, – вкрадчиво отвечаю и прежде, чем Питер успеет что-либо предпринять, бросаюсь вперёд и рывком вжимаю его стену, как когда-то давно на площади Гриммо. Теперь он отчётливо видит моё лицо. Едва узнав меня, он выпучивает глаза и хватается за рукава моей куртки, пытаясь выкрутиться из захвата.
– Откуда ты знаешь про это место?! – Питер извивается в панике, но я надёжно держу его, удивляясь собственной силе, и с лёгкостью перехватываю его руку, отбирая палочку и швыряя её в темноту. Не знаю, что такого он видит в моём лице, когда я вновь поворачиваюсь в его сторону, но он сжимается, втягивает голову в плечи, словно желает стать меньше, и пытается расцепить мои руки, умоляя пощадить. Если ещё на пороге меня одолевали сомнения на счёт дальнейших действий, то сейчас непоколебимая уверенность в том, что эта сволочь заслуживает смерти, буквально окрыляет меня. Кровь кипит в венах, сердце готово выскочить из груди, меня переполняет чувство собственного превосходства, взор ясен и чист, а внимательность на высшем уровне. В момент, когда я бесстрастно заношу палочку для заклинания, в голове звучит тихий, но уверенный голос, который повторяет одну и ту же фразу: «Давай, убей его». И я соглашаюсь с этим голосом, ощущая собственный триумф, распрямляю плечи, получая удовольствие от смертельного страха в распахнутых глазах Питера, абсолютно не слыша его жалкие мольбы о пощаде. Всё моё сознание, всё существо буквально замирает в предвкушении долгожданной мести, в сладком зрелище того, как потухнет жизнь на дне расширенных зрачков, как смолкнет этот противный тонкий голос и как разожмутся безжизненные пальцы на рукавах моей куртки. Я набираю полную грудь воздуха и уже произношу первое слово непростительного заклинания, несущего с собой неминуемую смерть, как вдруг замираю. Хотя нет, даже не замираю. Это как если бы я мчался на метле на полной скорости, а передо мною неожиданно выросла несокрушимая преграда, которой попросту не должно быть.
Потому что это всё – не моё. Эта ярость, эта злость, это сумасшедшее желание убить, насладиться чужой смертью – мне незнакомы эти чувства. Они принадлежат не мне, вовсе не мне, а кое-кому другому…
Сам того не замечая, я медленно опускаю палочку и хмурюсь, прислушиваясь к собственным стремительно меняющимся ощущениям. Такое впечатление, что меня на время подменили, выбросили и вставили в мою голову кого-то другого, жестокого и бесчеловечного.
К несчастью, не я один замечаю перемены в себе: Питер, визжавший до этого как самая настоящая крыса, угодившая в ловушку, начинает приходить в себя, а это совсем нехорошо. Как только он обретёт способность адекватно мыслить, тут же примет анимагическую форму и исчезнет. Поэтому я, не теряя ни секунды, крепко хватаю его за грудки и, что есть силы, ударяю о стену. Он хватает ртом воздух, пытается откашляться, а я вжимаю кончик палочки в его висок, злобно выплёвывая:
– Из-за твоего предательства погибли мои родители, за что ты вполне заслуживаешь смерти, но я поступлю иначе.
Питер неожиданно сильно толкает меня в грудь и бросается в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, каким-то чудом отыскав свою палочку под первой ступенькой.
– Лукритус Статио! – кричит он и, не глядя, взмахивает палочкой в мою сторону, отчего неведомая сила тут же отталкивает меня назад. Я налетаю спиной на дверь, что выбивает весь воздух из лёгких, а пол и потолок меняются местами на несколько секунд. К счастью, Питер оказывается не сильно расторопным: с его комплекцией очень сложно взбежать вверх по лестнице в полутьме.
– Глиссео! – не подымаясь с пола, рассекаю палочкой воздух, и деревянные ступени вмиг складываются в покатую горку. Питер с громким криком скатывается вниз и врезается в комод, я поднимаюсь на ноги и кидаюсь в его сторону, а в следующий миг едва успеваю укрыться за высоким шкафом от яркой молнии Круцио.
Петтигрю поражает воображение: пытаясь подняться с пола, он умудряется размахивать палочкой, выкрикивая: «Мобилиарбус!», отчего все предметы, какие оказываются в досягаемости, начинают лететь в мою сторону. Отбиваюсь от ваз и книг, пока это не выводит из себя, и я, изловчившись, посылаю новое заклинание, чудом выуженное из памяти:
– Фрагранте!
Комод, на который опирался Питер, обжигает его огнём, заставляя отпрыгнуть в сторону. Выиграв несколько мгновений, я бросаюсь вперёд, но Петтигрю безмолвно взмахивает палочкой прежде, чем я успеваю добраться до него. Шея и грудь начинают невыносимо гореть от боли, и я с ужасом вижу, как на куртке проступают чёрные пятна крови. Со стороны Петтигрю раздаётся смех ликования, но я из последних сил выворачиваю руку и злобно выкрикиваю:
– Тьеро Дементо!
Питер падает, как подкошенный, хватается руками за голову и начинает выть, как загнанный в ловушку зверь. Зажимая рану на плече, я подхожу ближе, не опуская палочку, благодаря чему заклинание продолжает действовать. Петтигрю корчится на полу, бормоча что-то неразборчивое, закатывает глаза так, что становятся видны одни белки, и от этого становится жутко, но я не позволяю себе опустить руку. Я слишком хорошо помню вид Чёрной Метки над крышей дома Сириуса, кровь на рыжих волосах мамы и выражение бесконечной любви в её прощальном взгляде. Я слишком остро ощущаю боль потери даже спустя полгода.
Я опускаю палочку, когда Питер перестаёт биться в конвульсиях и затихает с отсутствующим выражением лица. Он не видит меня, он вообще не видит ничего вокруг себя, только смотрит в одну точку и тихо бормочет о чём-то понятном ему одному. Я тяжело приваливаюсь к перилам пострадавшей лестницы, понимая, что сейчас произошло. Тьеро Дементо, заклятие ужаса, сильно повреждающее психику жертвы, а при долгом воздействии доводящее до сумасшествия. Заклятие, само собой сорвавшееся с языка. Я не убил Питера, но то, что случилось с ним, гораздо хуже смерти.
И это – достойная месть.
Отвернувшись от жуткого зрелища, прячу палочку во внутреннем кармане и покидаю дом. В мыслях и душе – противоречивые чувства, в которых совсем не хочется разбираться, к тому же, сейчас это не столь важно. Я ранен и, похоже, серьёзно: ткань свитера и куртки насквозь пропитаны кровью, несколько капель падают на чистый снег, пока я пересекаю небольшой дворик. Закрыв коленом калитку, я чуть не падаю от резкого головокружения и накатившей тошноты. Решив не геройствовать, осторожно опускаюсь прямо на бордюр, отделяющий тротуар от проезжей части, не без труда достаю палочку и произношу лечащее заклинание. Становится легче, но не настолько, насколько должно. Смутившись, произношу другое заклинание, чудом балансируя на грани реальности и посттравматического шока, но всё безрезультатно: рана продолжает кровоточить, как и прежде.
Липкий страх поднимает волосы дыбом и учащает дыхание, пока я пытаюсь судорожно вспомнить ещё хотя бы одно заклинание и вообще придумать, что делать дальше. Вся эта затея с визитом к Питеру уже не кажется такой притягательной, когда я чувствую, что силы начинают покидать меня. Кровь капает на свежевыпавший снег, я смотрю на неровные пятна и всеми силами пытаюсь не впасть в паническое состояние. В какой-то момент эмоции берут верх над разумом, пальцы ослабевают, палочка выскальзывает из рук на колени, и я не сразу различаю звук чужих шагов. Запоздало фиксируя движение рядом с собой, поворачиваю голову и вижу, что ко мне приближается тот самый человек в длинном чёрном пальто. Свет от фонаря бьёт в глаза, мешая разглядеть лицо, но вот незнакомец останавливается возле меня. Поколебавшись, он расстёгивает пальто, чтобы оно не стесняло движений, и присаживается на корточки, а мне не хватает сил на какую-либо реакцию, ведь передо мной не кто иной, как Барти Крауч-младший. Я не успеваю изумиться, когда он подцепляет мой подбородок кончиками пальцев и внимательно вглядывается в глаза, оценивая плачевное состояние. Его взгляд холодный и колючий, как снег подо мной, и я понимаю, что совсем не могу предугадать дальнейшие действия Барти: с таким грозным выражением лица, как у него, вряд ли оказывают помощь. Что, если он выследил меня с одной лишь целью: сдать, раненного и обессиленного, Реддлу?
Я зажмуриваюсь и отворачиваюсь, чувствуя себя последним идиотом, но вдруг лёгкое чувство щекотки пробегает по шее и груди. Такое бывает, когда мадам Помфри диагностирует раны и ушибы. Распахнув глаза, я в шоке смотрю на то, как Барти убирает палочку в карман пальто и недовольно присвистывает, словно то, что он видит, нисколько не радует его. Он проводит ладонью по волосам, наводя ещё больший беспорядок на голове, и произносит непривычным рассудительным тоном:
– Режущее проклятье Секо. Раны практически не лечатся.
Сглатываю противный ком в горле, радуясь тому, что сознание временно возвращается ко мне, – видимо, я всё ещё живу на остатках адреналина в крови. Благодаря этому я могу осмысленно встретить хитрый взгляд Барти и услышать окончание фразы, которое он сопровождает многообещающим подмигиванием:
– Твоя удача, Поттер, что я знаю, как помочь тебе.
Видимо, адреналин заканчивается, раз я чувствую, как ноги становятся ватными, а вслед за ними и всё тело. Сам того не желая, я кренюсь вбок, и чужие руки ловят меня, надёжно удерживая от падения на снег, но не от падения в бездну забытья.
========== Глава 33 ==========
You take only seconds to draw me in
So be mine and your innocence I will consume.
Muse “Darkshines”
***
– Мой Лорд, он ещё не готов…
Вздрагиваю.
Обморочная тьма с неохотой отпускает меня, она прилипает к изнаночной стороне век, как клейкая лента, не давая возможности распахнуть глаза и осмотреться. Сбоку вздыхает огонь, потрескивая поленьями, к этому звуку примешивается смутно знакомый голос, в котором слышится лёгкое раздражение:
– Он нужен мне сейчас.
Чудом разлепившиеся веки являют уплывающему взору затенённое помещение, на высоких стенах которого пляшут причудливые тени, отбрасываемые живым огнём. Я без очков, и от этого всё словно покрыто пеленой, через которую сложно что-либо разглядеть. В шею под затылком упирается что-то твёрдое, а кожу на груди неприятно пощипывает.
Неуклюжее движение тяжёлой после обморока рукой отзывается тянущей болью в ранах, я мычу сквозь стиснутые зубы, а сбоку мгновенно раздаётся шорох.
– Я выполню всё так, как вы желаете.
Последний особо громкий треск догорающих углей касается слуха, и я вижу сквозь тонкую кожу сомкнутых век, как резко убавляется яркость огня. Гулкое эхо шагов по паркету отражается от стен просторного помещения, совсем близко скрипят пружины в обивке кресла, а потом чья-то рука почти заботливо проводит влажным бинтом по ранам. В ту же секунду мне хочется взвыть от жуткой боли: ощущение, будто под кожей разливается огонь, вряд ли можно вынести. Не контролируя себя, я пытаюсь ухватиться за чужую руку, но мои запястья надёжно перехватывают. Шок от испытываемой боли путает мысли, резко бросает в жар, я чувствую, как по виску скатывается капля пота. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем невыносимая боль сменяется чувством онемения.
Облегчённый вздох срывается с дрожащих губ, когда всё прекращается. По телу разливается приятная слабость, в голове воцаряется туман, мешающий нормально думать. Подобный был после того, как мы с друзьями увлеклись виски на приёме у Слизнорта, и это было вполне ожидаемо, чего не скажешь сейчас. Тьма неумолимо наваливается на меня, намереваясь вновь выдернуть из окружающей действительности, и измотанное болью тело одерживает победу над всем остальным. Тот, кто помог мне, встаёт с кресла и, судя по звуку шагов, уходит, я пересиливаю себя и из последних сил поднимаю веки. Высокая фигура Барти Крауча-младшего, скрывшегося за дверью, становится последним, что я вижу за секунду до того, как отключиться.
Неизвестно, сколько времени проходит до момента, когда я открываю глаза и немного удивлённо обвожу взглядом гостиную, не сразу вспоминая последние события. Да-да, помещение, в котором я нахожусь, оказывается гостиной. Мрак ночи рассеивается лунным светом, льющимся из больших окон, и узкой полоской света, который проникает из смежного помещения через приоткрытую дверь. Этого оказывается вполне достаточно, чтобы разглядеть очертания окружающих предметов. Роскошный мебельный гарнитур, паркетный пол и гобелены, мраморный каминный портал и огромная люстра – всё выдержано в тёмных тонах и говорит о богатстве владельцев. Наконец, я с большой радостью замечаю собственные очки на низком кофейном столике.
Картина-вспышка с Барти всплывает в памяти, заставляя резко сесть. Безумие, это какое-то натуральное безумие: находиться здесь, в двух шагах от врага и в случае чего не в силах постоять за себя.
Врага, который помог мне.
Он разговаривал с кем-то, я помню это. Пытаюсь выудить из удивительно избирательной памяти обрывки фраз, бессознательно трогая повязку, обхватывающую грудь под рубашкой. Раны не беспокоят, я могу свободно двигать рукой…
«Мой Лорд, он ещё не готов…»
Сердце резко сбивается с ровного ритма.
«Он нужен мне сейчас».
Лёгкие сжимаются, не в силах принять в себя хоть каплю воздуха.
«Я выполню всё так, как вы желаете».
Страх перед неизвестностью затопляет сознание, из ног уходят все силы, когда я порываюсь вскочить с дивана. Резко одёргиваю себя, потому что паника ни к чему хорошему не приведёт. С трудом успокоившись, я надеваю очки и ещё раз смотрю по сторонам, прикидывая, как можно незаметно убраться отсюда. Глаза успевают привыкнуть к полумраку, и я замечаю нечто бесформенное, темнеющее в дальнем кресле и напоминающее пальто Барти. К сожалению, это – не единственное, что попадает в поле зрения. В кресле, стоящем близко к моему дивану, спит домовой эльф. Наверняка Барти оставил его на случай, если я проснусь.
Стараясь не шуметь, осторожно пересекаю гостиную, радуясь, что я сейчас в носках, и гладкий паркет заглушает шаги. Подойдя к креслу, я с тихим ликованием идентифицирую не только пальто Барти, но и собственный джемпер с курткой в придачу. Как и следовало ожидать, палочки в куртке нет. Я не ленюсь обыскать пальто Пожирателя, хотя в такой темноте очень сложно что-либо увидеть. Потянув пальто за широкий лацкан, шарю ладонью в абсолютно пустых карманах, как вдруг обоняние улавливает отголосок смутно знакомого запаха. Я склоняюсь ниже, и сладковатый аромат корицы и ещё чего-то неопределённого, но терпкого и безумно-приятного мгновенно возвращает меня в Лондон, в Лютный Переулок, в объятия самого странного и загадочного Пожирателя Смерти.
Сдавленный стон вырывается из груди и символизирует то, как отчаянно я ненавижу самого себя в данный момент, и именно это разрушает чуткий сон эльфа.
– Я позову хозяина, он велел предупредить его, когда вы придёте в себя, – быстро произносит маленькое создание, в готовности сползая с высокого кресла, а я с запозданием понимаю, что такой мягкий голос может принадлежать домовухе, но никак не домовику.
Прежде чем она успеет растаять в воздухе, я бросаюсь вперёд и перехватываю тоненькую руку.
– Послушай, как тебя зовут?
– Винки, сэр, – раздаётся не сразу.
Убедившись, что Винки не собирается исчезать, я отпускаю её. Она осторожно пятится назад, благодаря чему лунный свет падает на её фигуру, и явно ждёт от меня продолжения.
– Это ведь дом Крауча? Ты знаешь, зачем я нужен ему?
Винки перекатывается с пятки на носок и неуверенно шепчет:
– Не думаю, что хозяин одобрит мою болтливость.
– Он велел тебе молчать? – я присаживаюсь на краешек дивана и заинтересованно склоняю голову, когда Винки скованно кивает. – Понимаешь, он является моим врагом, и я должен знать, грозит ли мне чем-нибудь нахождение в его доме.
Её реакция на последние слова поражает: она выразительно распахивает и без того огромные глаза и прижимает руки к груди. Большие уши начинают мелко подрагивать, когда она делает шаг в мою сторону и произносит с поразительным трепетом в голосе:
– Хозяин никогда бы не посмел…
Однако Винки не успевает договорить, потому что дверь резко распахивается, хлынувший с коридора свет ослепляет привыкшие к полумраку глаза, и мне приходится зажмуриться.
– Винки, какого чёрта?! – раздаётся недовольный возглас Барти. – Я же просил сказать мне, когда Поттер придёт в себя!
