сообщить о нарушении
Текущая страница: 82 (всего у книги 106 страниц)
– Ты безмозглый идиот, раз решаешься на подобное! – шипит Снейп прямо мне в лицо, отчего меня на мгновение обдаёт ледяным испугом, но я быстро подавляю это неприемлемое чувство. Собрав в кулак всю волю и наглость, вскидываю голову, достойно встречая натиск и совершенно не заботясь о последствиях:
– Называйте меня, как угодно, я своё решение не изменю, и вы мне не помешаете.
Он на миг застывает от такой наглости, изумлённо приоткрыв рот, даже ярость тухнет на дне зрачков, и этого оказывается достаточно, чтобы я резко вырвался из захвата и тут же поморщился от боли в районе ключицы. Видимо, недавняя травма всё же даёт о себе знать, только мне сейчас не до неё. Мне нужно, чтобы Снейп понял: я устал прятаться за чужими спинами, потому что действительно могу быть полезен. От всплеска адреналина сердце бьётся как заведённое, пока мы буквально прожигаем друг друга непреклонными взглядами. Не знаю, как долго это могло бы продолжаться, но вдруг Снейп закрывает глаза на несколько мгновений, а когда открывает их вновь, всем своим видом он начинает излучать поразительное спокойствие.
– Иди за мной, – твёрдо, но без угрозы, произносит он, хоть я и сомневаюсь, стоит ли доверять ему в данный момент. Не дожидаясь, профессор разворачивается и уходит в неизвестном направлении, а мне ничего не остаётся, как повиноваться.
На этот раз я иду с приличным отставанием, чтобы в случае чего можно было легко скрыться, сжимаю кулаки и буквально скриплю зубами. Уходим мы недалеко: он отворяет дверь свободного кабинета факультативных занятий и отступает вбок, предлагая мне войти первым. Вот уж нет, если он задумал запереть меня здесь, спешу его разочаровать: я не такой дурак.
Скрещиваю руки на груди и непокорно мотаю головой, что вызывает у Снейпа убийственно-безнадёжный вздох. Он входит первым, я, немного повременив, проскальзываю следом и застываю на пороге. Настроение никак не хочет меняться в более миролюбивую сторону, да и Снейп не спешит возвращать себе привычное, хоть и своеобразное дружелюбие. Он начинает ходить по кабинету, бросая в мою сторону совершенно неприемлемые взгляды и сильные фразы, в то время как я продолжаю топтаться на пороге, не выпуская дверную ручку из ладони.
– Сколько я пытался вдолбить в твою голову, что ты должен трезво оценивать собственные поступки, но всё зря! Ты продолжаешь с завидным упорством нестись навстречу опасностям, каждый раз находя оправдание своим неразумным поступкам. На этот раз ты зацепился за опрометчиво оброненную мною фразу о том, что Тёмный Лорд не собирается трогать тебя. Ты не подумал, что есть множество других способов, кроме убийства, которые могут довести человека, в лучшем случае, до сумасшествия? Попадись ты Реддлу, могу тебя заверить, он не станет марать руки, а позовёт Барти, которому ты так симпатизируешь, и уж он отыграется на тебе! Об этом ты подумал?
Он резко останавливается и требовательно смотрит на меня, а мне каким-то чудом удаётся пожать плечами и ответить ровным голосом:
– Я полностью осознаю опасность, которой подвергаю себя.
На короткий миг мне кажется, что Снейп хочет прикрыть лицо ладонью в знак безнадёжности, но он разбивает вдребезги мои стереотипы и бросается ко мне, рывком вжимая в дверное полотно. Сердце подпрыгивает до самого горла, а рука, до этого покоившаяся на ручке, выворачивается под неестественным углом. Его взгляд мечется по моему лицу, а от следующих слов все силы покидают меня:
– Я делаю всё для того, чтобы уберечь тебя, но ты не упускаешь ни единого шанса пренебречь этим.
И всё. Тут я понимаю, как жестоко ошибался всего час назад, полагая, что Снейп рискует и ведёт двойную игру ради всего человечества, а не ради его отдельного представителя. Сердце в дуэте с дыханием не могут так быстро отходить, как сознание, но мне всё же удаётся сказать прежде, чем профессор успеет отодвинуться от меня:
– Вы не представляете, насколько я ценю всё это.
Он как-то недоверчиво смотрит на меня, а потом выходит из кабинета, я же вновь прижимаюсь спиной к дверному полотну и шумно выдыхаю, переводя дух, прежде чем выйти в коридор. Почему же с ним так трудно?..
Передо мной даже не встаёт вопрос о том, куда нужно пойти в первую очередь, потому что ответ очевиден: мне необходимо увидеть друзей.
Гермиона обнимает меня так, будто я признался в том, что отправляюсь на верную смерть. Больших усилий стоит отцепить её от себя, и в этом мне, как ни странно, помогает Рон.
– Ты его сейчас задушишь, – с лёгким укором произносит друг, расцепляя руки Гермионы за моей шеей, и подруга поддаётся: скорее от удивления, чем от желания прервать крепкие объятия.
– Гарри, это безумие, – она присаживается на подлокотник кресла и всё-таки бросает короткий, но весьма красноречивый взгляд на Рона. Тот замирает у бардового гобелена неподалёку, не глядя в нашу сторону, но по тому, как низко он склоняет голову и поджимает губы можно судить, что друг тоже сильно переживает.
Сразу после весьма эмоционального эпизода со Снейпом я отправляюсь в Гриффиндорскую башню: занятия успели закончиться, и друзья наверняка собрались навестить меня в Больничном крыле. В тот день, что я пролежал с травмой, Рон и Гермиона заключили перемирие – временное или постоянное, покажет время.
Я сталкиваюсь с ними в проёме, ведущем в гостиную, однако радость за моё быстрое выздоровление быстро сменяется тревогой за скорое будущее.
– Это единственный разумный выход. Нужно увезти крестраж из замка как можно скорее.
– И всё-таки не понимаю, зачем тебе нужно ехать? – Гермиона недовольно щурится – она делает так всякий раз, когда что-либо не умещается в её понимании.
– Мне не нужно, я сам так решил, – сажусь на ближайший диван и дёргаю край ни в чём не повинной подушки, стараясь не встречаться взглядом с друзьями. Они никак не реагируют на мои слова, но я рано радуюсь: уже через пять секунд Гермиона решительно тянет меня за рукав свитера. Кивнув Рону, она ведёт меня в сторону выхода, и я не спешу сопротивляться, только недоумённо переглядываюсь с другом, не отстающим ни на шаг. К моему удивлению, Гермиона останавливается на середине винтовой лестницы: она скрещивает руки на груди, демонстрируя непреклонность, и требует объяснений. Даже то, что она стоит на две ступени ниже, благодаря чему я кажусь значительно выше, не умаляет её грозного вида.
Неловко кашлянув в кулак, прислоняюсь плечом к гладкой стене и, глядя на знакомый витраж в стрельчатом окне, тихо говорю:
– Реддл пока что не собирается меня убивать.
Рон постукивает пальцами по широким перилам и согласно кивает:
– Ну да, ты сказал это двадцать минут назад.
Гермиона скептически выгибает одну бровь, и я спешу добавить:
– Только я мало верю в это. По крайней мере, долго это не продлится, но пока это так, я могу…
– …стать своеобразным щитом, – передразнивает меня подруга и шумно выдыхает, скользя взглядом вверх по высоким стенам башни.
Я с трудом удерживаю себя от желания огрызнуться, и помогает мне в этом пара Гриффиндорцев, прошмыгнувших мимо нас по лестнице: всё-таки не стоит говорить о подобных вещах в присутствии чужих ушей. Дождавшись, когда отрезок лестницы окажется пуст, я сажусь на ступеньку и терпеливо объясняю:
– Дело не только в этом. Подумайте сами, я – тоже своеобразный крестраж Реддла, и пока я здесь, Хогвартс находится в опасности.
Понимание бледной тенью проносится по лицу подруги, которая тут же опирается ладонью о стену, как будто у неё резко закружилась голова. Рон медленно опускается на корточки и, глядя на меня широко распахнутыми глазами, произносит не своим голосом:
– Друг, только не говори, что…
Он замолкает, так и не договорив, мне остаётся лишь обвести друзей тяжёлым взглядом и прошептать:
– Вы всё правильно поняли.
Между нами проходит группа первокурсников: их весёлый щебет и счастливые улыбки отдаются странной болью где-то в груди. Гермиона, видимо, улавливает ход моих мыслей, раз её печальный взгляд приковывается к детям и не отпускает их до тех пор, пока они не скрываются за портретом Полной Дамы.
Поставив локти на колени, я трогаю костяшки пальцев на зажившей руке и старательно формулирую следующие слова, потому что сейчас происходит то, что каждый из нас понимает, но не решается озвучить: мы прощаемся. Наконец, нужные слова формируются в предложения, но каких усилий стоит поднять взгляд на слишком проницательные лица друзей, вдохнуть и произнести:
– У нас есть один крестраж, я видел второй, но мы, к сожалению, потеряли третий. Однако я по-прежнему получаю письма и надеюсь, что новое послание не заставит себя ждать. В любом случае, финал этой истории уже близок, и я чувствую, что всё случится не в здесь, а далеко за пределами Великобритании.
Рон отворачивается и прижимает кулак к губам, Гермиона печально смотрит на него, а потом переводит взгляд на меня. Опустившись на корточки, она накрывает мои неспокойные пальцы своей ладонью и неуверенно спрашивает, заранее зная ответ:
– Мы можем поехать с тобой?..
Потом я долго собираю вещи, не в состоянии предугадать, что может пригодиться в столь необычном путешествии. Всё то время, что я вожусь с чемоданом, Рон сидит на своей кровати и молча наблюдает за мной. Как ни странно, это молчание вовсе не тяготит, скорее наоборот: все слова уже сказаны и добавить нечего.
Вскоре укомплектованный чемодан выглядывает из-за тумбочки, мантию-невидимку я по привычке ношу с собой. Карту Мародёров отдаю Рону: друг изумлённо таращится на меня секунды три, потом машет руками в отрицании, но после недолгих уговоров принимает подарок.
– Мне она уже вряд ли пригодится, – бросаю через плечо, не глядя на друга: вспомнив про книгу об окклюменции, укладываю её в чемодан, поэтому пропускаю момент, когда высокий Рон вырастает за моей спиной. Я не успеваю и глазом моргнуть, как его сильные руки сгребают меня в охапку, и фиксирую это лишь тогда, когда слышу:
– Возвращайся живым, иначе я убью тебя.
Совершенно неуместный смех, вызванный смыслом фразы, вырывается наружу, но быстро сходит на нет. Неловко похлопав друга по спине, отодвигаю его от себя и даю обещание во что бы то ни стало выжить, хотя втайне слабо верю в это. Впрочем, знать это друзьям вовсе необязательно: им и без этого хватает переживаний.
Невилл преподносит самый большой сюрприз: едва узнав о том, что через пару часов я покину Хогвартс, он кинулся разыскивать меня и нашёл в Коридоре Трансфигурации. Я прогуливался по замку и мысленно давал себе обещание, что не позволю Реддлу превратить школу в поле битвы. Увидев знакомый силуэт в конце Коридора, я начал готовиться к худшему, но друг в очередной раз поразил моё воображение.
– Твоя храбрость – пример для всех нас, – Невилл опускает ладонь на моё плечо, пока я пребываю в состоянии лёгкого шока, – но удача тебе не помешает.
Он бодро подмигивает мне, отчего в душу закрадывается лёгкое подозрение, но уже в следующий миг друг начинает говорить о том, как ему будет не хватать меня, однако он верит в то, что я обязательно вернусь ещё до выпускных экзаменов. Его лёгкая болтовня уводит мои мысли в сторону от всепоглощающей тоски, которую я испытываю при малейшем взгляде на стены замка, его коридоры, мощёные дворики и неугомонных студентов. Хогвартс всегда был чем-то большим, чем просто школа. Он стал для меня настоящим домом в последние полгода.
Время летит с сумасшедшей скоростью, и я не успеваю опомниться, как уже наступает время ужина. Многие из Гриффиндорцев, которые ещё не видели меня после возвращения из Больничного Крыла, интересуются состоянием моей руки. Колин превосходит всех: он даже садится рядом с нами и воодушевлённо говорит о том, что Гриффиндор просто обязан победить в следующем матче с Рейвенкло, который будет в середине февраля. К счастью, сегодня он без своей вездесущей камеры, поэтому мы с Роном и Гермионой лишь тихо посмеиваемся в ответ на его реплики и изредка переглядываемся. Каждый из нас прекрасно знает, что команде Гриффиндора придётся искать нового ловца. К слову, я передал полномочия капитана команды Рону, хоть друг сопротивлялся, мотивируя свой отказ крайне неубедительными доводами из разряда: «У меня нет лидерских качеств, как у тебя». Ага, будто бы они у меня есть.
Снейпа нет за преподавательским столом: он вскользь упомянул о том, что ему необходимо появиться на собрании Пожирателей Смерти до того, как мы покинем Великобританию. Дамблдор придумал, как обезопасить Хогвартс: необходимо пустить слух о том, что крестраж будет увезён из замка в надёжное место, и это, якобы, произойдёт завтрашним утром. Поэтому профессор присоединится к нам в Лондоне: там мы с Ремусом будем ждать Кингсли, который принесёт с собой портключ, созданный Дамблдором. Радостной новостью становится то, что Сириус тоже участвует в операции – я узнал это от Люпина. Сейчас Ремус сидит за преподавательским столом рядом с Дамблдором: они тихо переговариваются, видимо, уточняя последние детали предстоящей операции.
Я насильно очищаю разум от потусторонних неспокойных мыслей: у меня будет время как следует обдумать всё, а сейчас не стоит упускать ни единой минуты в компании друзей.
Друзей, которые выглядят крайне спокойно: Рон привычно уплетает блинчики с кленовым сиропом, Гермиона непринуждённо беседует с Джинни. С другой стороны, что они должны делать? Мы уже всё обсудили, какой смысл переживать? Если быть честным, я благодарен им за то, что они не бросают на меня тоскливые взгляды: не представляю, как бы я вынес это.
Беру кусочек малинового бисквита с большого подноса и в очередной раз думаю о Хедвиг. Я не могу взять её с собой, и этот факт сильно расстраивает меня. Вначале я думал оставить её у Сириуса до тех пор, пока не вернусь, но раз крёстный едет с нами, пришлось подыскивать сове новое место. Конечно, в доме на площади Гриммо остаётся Андромеда, но она уже планирует возвращение домой, и неизвестно, как долго продлится наше «путешествие» во Францию. Впрочем, новый вариант быстро приходит на ум: Хедвиг может пожить в Норе. Конечно, птица не поймёт, почему я бросаю её, наверняка будет долго обижаться, но у меня нет выбора. Поэтому я должен успеть проводить её до того, как покину замок. К счастью, я предусмотрительно захватываю с собой тёплую мантию, что позволяет мне отправиться в совятню сразу после ужина.
Малфой останавливает меня в вестибюле и желает удачи. В ответ на мой слегка растерянный вид он призывно ведёт бровями, мол: «Давай, думай», и я практически сразу догадываюсь, в чём дело.
– Гермиона сказала тебе, – упираю руки в бока и недовольно вздыхаю, бросая красноречивый взгляд вглубь Большого Зала, Драко лишь тихо смеётся и поворачивает в сторону парадного выхода. Я не отстаю от него и никак не могу придумать, что сказать напоследок. Впрочем, Малфой освобождает меня от необходимости ломать голову: остановившись сбоку от высоких дверей, он прячет руки в карманах брюк и серьёзно произносит:
– Я пошёл бы за тобой, если бы знал, что этим поступком не подвергну опасности своих родителей.
– Но причём здесь я? Не я веду людей за собой…
Видя моё непонимание, Малфой качает головой, словно я – нерадивый ребёнок. Он заметно колеблется, решая, стоит ли объяснять, но быстро сдаётся. Вытащив одну руку из кармана, он легонько сжимает моё плечо и наклоняется так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне:
– Ты уже очень давно указываешь путь остальным. Странно, что ты до сих пор этого не заметил.
Он вглядывается в мои глаза несколько мгновений, а потом уходит, оставляя меня наедине с собственными противоречивыми чувствами. Смотрю ему вслед, не моргая, и только потом стряхиваю с себя оцепенение, вспомнив, что есть ещё одно незаконченное дело.
Хедвиг сердито ухает, когда я осторожно приподнимаю густое оперение и привязываю к её лапке письмо: она недовольна тем, что я лишил её возможности поохотиться. Потом я долго глажу её по спинке, всеми силами подавляя ненужный приступ сентиментальности по отношению к собственной птице. С ней точно ничего не случится, чего не скажешь обо мне.
Сова срывается с моего предплечья, задев крылом волосы на макушке, и устремляется в сторону горизонта. Я провожаю птицу взглядом до тех пор, пока её силуэт не растворяется в синеве сумерек, а потом возвращаюсь к парадному входу, где меня уже ждёт Ремус.
– Готов? – он плотнее кутается в мантию, неотрывно глядя на растущий месяц, поэтому мне приходится сказать вслух, что я совершенно не готов.
Мы обмениваемся грустными улыбками и начинаем спуск к воротам. Я замедляю шаг в самом конце тропинки и оборачиваюсь для того, чтобы ещё раз взглянуть на величественный замок. В его окнах мерцает тёплый оранжевый свет, и чувство убийственной тоски возвращается с новой силой.