сообщить о нарушении
Текущая страница: 90 (всего у книги 132 страниц)
Отступив от нее на пару шагов, Рада подняла катаны. Руки протестующе заныли, но она приказала себе не обращать на это никакого внимания. Если всю жизнь она сражалась только одним длинным мечом преимущественно в поединках, то это еще не означало, что обращаться с парными катанами можно не учиться. В конце концов, теперь она была анай, а эти проклятые бабы, казалось, могли с закрытыми глазами зарезать тебя любым попавшимся в руки оружием за мгновение короче удара сердца.
Крутить катаны с разной амплитудой было тяжело. Правая рука повиновалась хорошо, а левое запястье до сих пор казалось ватным и каким-то чересчур слабым. Моментально вернулись тугие обручи удушья, перетягивающие грудь, и Рада поняла, что вновь задыхается. Но она внимательно следила за обеими руками, заставляя их работать, не обращая внимания на долетающий со стороны леса ветер, что ерошил ее волосы и пах сосновой смолой, первой влажной землей и напившимися талой воды мхами.
Аккуратно двинувшись вбок, Рада постаралась максимально точно повторить движения наставницы. Перед глазами мелькнул Плац, по которому бегали Младшие Сестры. После очередного спарринга Ута согнала их в строй и заставила бежать, чтобы разогнать сгустившуюся кровь. Сегодня их было меньше, чем обычно. Все достигшие двадцати одного года Каэрос покинули становище, чтобы совершить последнюю инициацию и испить из Источника Рождения в Роще Великой Мани.
Теперь уже Младшие Сестры смотрелись гораздо лучше, чем когда Рада только-только попала в становище, аккурат через пару недель, как всем им вручили долоры и начали тренировать. Да и ты тоже покрепче стала, чего уж говорить.
Довершив разворот, она медленно завела руки за голову и постаралась остановить движение лезвий синхронно, но левое запястье подвело, и катана в левой руке ушла далеко в сторону, едва не вырвавшись из хватки Рады. Довольно неумело и криво она все-таки довершила удар по диагонали, и Тала встретила его на блок. Брови наставницы сошлись к переносице.
- Еще раз. Ты можешь лучше. Внимательно следи за левым запястьем.
Рада вновь отступила, поднимая катаны перед собой. Плечи казались такими тяжелыми, словно кто-то обвязал их веревками, а на концы привесил по пудовой гире. Не жалуйся. В отличие от всех остальных тебя тренирует сама первая катана. Это дорогого стоит.
Тяжело дыша и стараясь моргать почаще, чтобы пот с ресниц не скатывался в глаза, Рада вновь принялась вращать клинки.
Голубое небо над ее головой казалось бездонным, и огненный щит Роксаны золотым шаром нестерпимо сиял с высоты, заливая все вокруг теплом. Прикосновение его лучей к щеке было почти горячим, и Рада буквально всеми порами тела чувствовала, как вокруг нее просыпается мир, мучительно тянется к солнцу, чтобы отогреться после долгих холодов. Откуда-то издали доносился звонкий детский смех: у самых маленьких было время послеобеденного отдыха, и их выпустили поиграть на окраину становища. Брехали местные собаки, далеко над горами плыл тонкий клекот большого чернокрылого орла.
Все радуются весне, все распускается. Почему же я не могу ощутить все это внутри себя? Почему так тяжело?
Она сбилась, катана в левой руке поехала вбок, и на затылок обрушился удар. Рада охнула, пошатнувшись, а из глаз буквально искры посыпались. Боль была такой сильной, что Рада не удержала тихого стона сквозь стиснутые зубы.
- Все в порядке? – в голосе Талы послышалась тревога. – Ты можешь продолжать?
- Проклятье, а зачем вообще ими вращать? – простонала Рада, чтобы хоть немного оттянуть время и переждать боль. И восстановить дыхание. И дать рукам отдохнуть. Сегодня я явно не в лучшей форме.
- Так ты запутываешь соперника и придаешь большую инерцию удару, - отозвалась наставница. – К тому же, это прекрасное упражнение на концентрацию, которой тебе не достает. Ну так как, будешь пробовать еще раз?
Больше всего на свете Раде хотелось сказать «нет» и позорно сбежать с Плаца, чтобы посидеть где-нибудь в одиночестве и подумать. А еще – приложить кусок снега к немилосердно болящей голове. Судя по ощущениям, кожу она не повредила, во всяком случае, кровь за шиворот не текла, но болело так, что хоть вой. Однако это был самый простой вариант, а анай ненавидели простые варианты. Тяжело вздохнув, Рада разогнулась и подняла ненавистные катаны.
- Я попробую еще раз.
- Роксана в твоей крови, Черный Ветер, - довольно кивнула Тала. – Давай. Следи за запястьем.
Сосредоточиться было очень сложно, да и от боли перед глазами все кружилось. Тем не менее, стиснув зубы, Рада заставила себя проделать все упражнение правильно и не покалечить себя при этом. Правда, сделала она все гораздо медленнее, чем наставница, да и левое запястье казалось совсем чужим и твердым, будто старое корневище.
Несмотря на все это, Тала удовлетворенно проговорила:
- Уже лучше. Все равно по-бхарски, конечно, но будем отрабатывать. А теперь иди-ка ты, отдохни. Кажется, на сегодня с тебя хватит.
- Но у меня еще занятия после обеда по стратегии, - вяло запротестовала Рада, морщась от боли в голове.
- Я передам Ийе, что тебя не будет. – Тала хлопнула ее по плечу и внимательно взглянула в глаза. – Кажется, ты и так уже сегодня достаточно повредила себе мозги, чтобы не калечить их окончательно на занятиях. Считай, что у тебя выходной. Отдохни как следует.
- Спасибо, первая, - устало выдохнула Рада, понимая, что Тала права. Вряд ли сегодня она еще была на что-то способна.
- Тогда до завтра, - кивнула та, забирая из рук Рады тренировочные катаны.
Рада устало подобрала коричневую форменную куртку с воротом-стоечкой и набросила ее на влажные от пота плечи. Она побрела прочь с Плаца, в сторону едальни, потирая надувающуюся на затылке шишку. Та распухала буквально с каждой секундой, а в ее центре чувствовалась болезненная вмятина. Глянув на пальцы, Рада обнаружила несколько капель крови и поморщилась. Все-таки разбила, и поделом. Значит, будешь внимательнее в следующий раз.
Народу в такой час на улице было немного, в основном Ремесленницы, занимающиеся обычной поденной работой. Разведчицы или тренировались в Ристалище, или отрабатывали стандартные построения в небе над Роуром, метрах в пятистах к востоку от Сол. Рада прищурилась, разглядывая, как горящие точечки строятся в разные геометрические фигуры, и вяло подумала, что скоро и она тоже будет летать вместе с ними. Правда, сегодня эта мысль не принесла такого восторга и радости, как обычно. Да что же со мной творится-то? Грустно, хоть удавись.
Хотя это было не совсем правильное слово. В груди все свернулось в тугой комок, а окружающее пространство буквально давило на нее со всех сторон, как будто Раду загнали в угол и замуровали в нем. Выхода не было нигде: сколько ни шарь руками по сплошным стенам из гранита, все нигде ни одной зацепочки. И непонятно было даже, отчего так. Разве что сны, что продолжали тревожить и терзать ее, не давая ни одной спокойной ночи передышки, или тяжелые тренировки днем, или невозможность вновь дотянуться до того светлого, легкого, невероятного во время вечерних медитаций, когда все, чего она добивалась, - это какая-то отупляющая полудрема. Рада поморщилась, вновь потирая шишку. Казалось, весь мир сейчас ополчился против нее.
Мимо, помахивая хвостом, пробежал большой лохматый рыжий пес, бросив на Раду любопытный взгляд и навострив уши. Его звали Лишайником из-за цвета шкуры, а может, из-за того, что он то и дело остервенело скреб себя за ухом длинной лапой или, оскалив зубы, выгрызал кого-то из густой шерсти на боках. Пока еще лежал снег, младшие Дочери впрягали его в сани и катались на этих санях по становищу с хохотом и криками. Как-то раз Рада видела, как одна из волчат оседлала пса и даже заставила его бежать вперед со всех ног. Вот только проехала она недолго, какие-то метров пять от силы, а потом Лишайник дернулся в сторону и свалил ее в сугроб под хохот всех остальных девчонок.
Проходили Ремесленницы с узелками на плечах или ведрами с водой, с корытами, в которых лежало грязное или чистое белье. Кто-то разгружал большую телегу с продуктами, что приехала с ближайших становищ. Одна совсем молодая девочка длинной хворостиной погоняла гусей, которые, ковыляя вразвалочку, тыкались длинными клювами в первую, едва успевшую проклюнуться на оттаявшей земле травку. Все при деле, все чем-то заняты и не задаются идиотскими вопросами. Одна я не только голову себе умудрилась разбить, но еще и куда себя деть не знаю. Впрочем, продолжать тренировку она сегодня все равно вряд ли смогла бы, да и так тошно было на душе, что хотелось убраться прочь, подальше от чужих глаз, и побыть одной.
Сначала ноги понесли ее в сторону едальни, но Рада глянула на солнце и передумала. Совсем скоро обед, туда потянутся разведчицы после утренней тренировки, набьется Ремесленниц и Младших Сестер. Все они начнут галдеть, смеяться, громыхать посудой, и без того болящая голова Рады разболится еще сильнее. Не говоря уже о том, что все будут спрашивать у нее, что случилось, а она не хотела, да и не знала, что ей отвечать на этот вопрос. И еще – там будет искорка.
Бросив еще один взгляд на едальню, Рада развернулась и побрела в сторону сосновой рощи, что подступала к становищу с севера, беря его в полукольцо. Шумели на весеннем ветру сосны, перешептывались, звенели тонкой, будто розовая кожица, корой. Солнечные лучи путались в их пушистых иголках, скакали зайчиками по оттаявшей земле, едва не поджигая сухой слой прошлогодних иголок у их корней. Голубое небо буквально текло сквозь лес, сочилось по нему вместе с солнечными лучами, и птицы на каждой веточке голосили, как оголтелые.
Рада мрачно надела в рукава свою куртку и застегнула ее до самого воротника. Разгоряченное после долгой тренировки тело моментально остыло, и она продрогла. Все болело, ныла голова, перед глазами кружились черные мухи. Видимо, приложила она себя гораздо сильнее, чем думала раньше. Но все это было неважно. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это убраться как можно дальше отсюда.
Ноги ступали по напитанной влаге земле, и она пружинила под подошвами коричневых сапог до колена на мягкой шнуровке. Отличная обувка, чтобы подкрадываться к врагу, но не очень подходящая для долгого марша. Мелочи, думай о мелочах. Так легче.
Протискиваясь между вставшими почти что стеной молодыми соснами, что высадили здесь всего восемь лет назад, Рада оставила за спиной становище. Густые колючие лапы отрезали звук, а птицы своими трелями заполнили все окружающее пространство так, словно никакого иного звука здесь больше и быть не могло. Теперь Раде казалось, что она вообще одна одинёшенька на всем белом свете, что она где-то далеко-далеко от людей, и это чувствовалось правильно.
Сны, да, конечно, это все сны. Мрачно глядя под ноги, она пробиралась между стволов. Кошмары про ее сына и дочь, которых забирают у нее. Искорка, что смеется ей в лицо, обнимая широкие плечи Алеора и уходя с ним прочь. Искорка, что обманывает ее, лжет ей, искорка, которая умирает на ее руках, а Рада совсем ничего не может сделать. Но это были простые кошмары, самые обыкновенные, с которыми легко было справиться, или, по крайней мере, не обращать на них внимания. Но были и другие сны.
Почти каждую ночь Рада просыпалась в холодном поту, тяжело дыша или постанывая, встречая испуганный взгляд Лиары. Она знала, что должна была кричать во сне или говорить что-то, а потому смотреть в глаза ее маленькой нареченной было невыносимо. В этих снах ее пытались обмануть, запугать, использовать. Ей приходили странные создания с глазами холодными, как у рыб, с острым запахом беды. Эти создания принимали лики ее знакомых и любимых и звали ее за собой, предлагали взять или съесть что-то. Некоторые из них, как та тварь, в самый первый раз, пытались завлечь ее в постель или взять силой, и от этого-то Раде было хуже всего. И как бы она ни пыталась отбиться от них, как она ни пыталась удрать из сна или сделать хоть что-нибудь, чтобы мука прекратилась, ничего не выходило.
Над головой звенел пронизанный солнцем, полный радости лес, а Рада мрачнее тучи пробиралась между сосенок, рассеяно обдирая шелушащуюся рыжую кору и тоненькие веточки. Ей было страшно, по-настоящему, впервые в жизни. Что, если искорка слышала что-то из ее невнятного бормотания, что, если поняла? Было так стыдно смотреть ей в глаза, зная, что с ней самой происходило во сне. На память постоянно приходили слова Магары о Черноглазом, чей разум контролировал Сети’Агон. Раз он из такой дали смог дотянуться до того ведуна, может ли он дотянуться и до меня? И что, если это он посылает мне все эти кошмары? Что, если из-за него я не могу больше погрузиться в свет и радость Великой Мани?
Это тоже пугало и заставляло ее нервничать. С некоторых пор под лопаткой в спине больше не жгло, как раньше, а вскоре боль и вовсе исчезла. Вместо нее нагрянули выматывающие, тянущие жилы головные боли, когда Раде казалось, что кто-то буквально пальцами выдавливает ей глаза изнутри. Или методично тыкает острой металлической иглой в одну точку до тех пор, пока она не начинала скулить от боли. И даже Найрин, которая могла исцелить абсолютно все, кроме смерти, даже она не могла унять этой боли или хотя бы облегчить ее. Нимфа пыталась несколько раз, но ничего не выходило, и брови ее хмурились от непонимания и удивления. Да и на Раду она начала поглядывать странно, потому как причины этим болям найти не могла. Тоже, небось, думает, что это из-за Сети’Агона. А что, если это и правда так?
И у кого ей было просить помощи? Попроситься в Эрнальд, к Тьярду, поговорить с ним? Но его ведь не было в городе, когда тот Черноглазый сходил с ума, да и как Тьярд мог знать, что ощущает человек, в чей разум вторгся Сет? С ним-то такого не случалось, да и ни с кем, кроме Ульха, не случалось.
Как мне понять, что со мной происходит? Кто может ответить мне? У кого спросить? Эти вопросы постоянно мучили Раду, а ответа на них все не было и не было.
С некоторых пор ей не давались и медитации. Они собирались по вечерам в Зале Совета, рассаживались, как обычно, кружком, вот только с Радой ровным счетом ничего не происходило. Остальные чувствовали прикосновение Великой Мани, ощущали, как в них идет сила. Даже Лэйк, немногословная будто камень, периодически качала головой и говорила, что никогда еще не ощущала Небесных Сестер так сильно, что ей кажется, будто она видит Их перед собой. О том же твердили и Найрин, и Торн, и искорка, сияющая от счастья, будто огонек в черной зимней ночи, а Рада могла только вздыхать и смотреть в ответ, понимая, что с ней ничего подобного не происходит. И не понимая этого. Не понимая!
- Почему? – горестно пробормотала она вслух, срывая очередную веточку зеленой молодой поросли. – Почему у меня не получается? Ты отвернулась от меня, Великая Мани?
В воздухе сильно запахло хвоей, на пальцах осталась липкая жидкость. Рада рассеяно поднесла к глазам ладонь. Тоненький зеленый венчик иголочек с самого края ветки. Ярко-зеленые иголки, мягонькие, будто шерстка на загривке у котенка, пахнущие весной, новой жизнью, радостью. Внутри стало еще тяжелее, словно горы обрушились на грудную клетку Рады, стремясь раздавить ее в лепешку. Почему я не чувствую этого? Это ведь так красиво!
Она взобралась на пригорок, так густо поросший лесом, что пришлось протискиваться едва ли не боком, спустилась вниз по склону. Внизу сосны стояли чуть реже, невысокие, на голову выше Рады, разлапив свои пушистые ветви во все стороны. На склонах, которых не касались лучи солнца, лежал посиневший отяжелевший снег, его кромка застыла полосой льда, с которого срывались на укрытую сосновыми иголками землю тяжелые капли талой воды. Внизу шумел маленький ручеек, который сейчас превратился в бурный поток, несущий с гор вниз, в Роур, вешние воды. Рада видела его еще зимой, пока они с Лиарой бродили вдвоем в окрестностях становища и любовались на горы. Искорка так мечтала увидеть их, так мечтала.
Тяжело спускаясь вниз с холма, Рада грустно улыбнулась. Прости меня, маленькая моя, золотая моя девочка. Прости за мою слабость и неспособность всю свою любовь и нежность отдать тебе сейчас. И за то, что я не знаю, что мне делать дальше. И за то, что я боюсь.
Солнце сверкнуло на шумливой переливчатой зыби потока, резанув Раду по глазам, и она сощурилась, пробираясь сквозь густые заросли сосен. Где-то здесь должен был быть большой валун, она приметила его торчащим из-под снега в прошлый раз. Если сейчас его не залила вода, на нем можно будет спокойно посидеть, покурить и подумать. Придумать, что делать дальше, хотя Рада представления не имела, как.
