сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 132 страниц)
Скрипнули дверные петли, а она ощутила, как колотится прямо в ребра сердце. И не потому, что они только что преодолели тяжелейший подъем по несчетному количеству ступеней. Из памяти всплыли глаза сына, полные слез, его режущий душу крик: «Мама, не уезжай!». Рада пошатнулась, чувствуя, как от боли сжимается все внутри. Она старалась как можно глубже затолкать эти воспоминания, упрятать понадежнее, шепча себе снова и снова, что теперь Далан в безопасности в руках Марны, что ее проклятие не падет на него, раз никто не знает, что он ее сын. Только каждую ночь в ночных кошмарах Далан кричал ей, моля о помощи, и черные руки Сети’Агона вырывали его прямо из рук Рады и прятали от нее, а она все бежала и бежала к нему по черному лабиринту из тоски и отчаяния и никак не могла добежать.
Комната, открывшаяся глазам Рады, была совсем небольшой. На полу лежал простой ковер, у светлого прямоугольника окна стоял стол с придвинутым к нему стулом. Все пространство вдоль стен занимали полки, уставленные книгами. Но все это Рада увидела лишь мельком. Ее взгляд словно магнитом притянул к себе маленький мальчик, сидящий на простой узкой кровати, скрестив под собой ноги.
Не помня себя, Рада подбежала к сыну и прижала его к себе, целуя пушистые темные волосы, которые пахли книгами и почему-то чем-то очень сладким, то ли цветущим лугом, то ли яблонями по весне. Она не видела и не слышала больше ничего, а сердце в груди так надрывно звенело, что едва не лопалось на части.
- Маленький мой, дорогой мой сыночек! – Рада слышала свой голос будто со стороны, чувствовала соленые слезы, бегущие по щекам, а ладони все гладили и гладили его волосы, дрожа так, как никогда в жизни. – Маленький мой!
- Мама! Ты пришла! Я так ждал тебя! – высокий голос Далана приглушило ее плечо, к которому он прижался, будто маленькая птичка. Рада чувствовала его худые плечи под ладонями, тонкие косточки, будто тростинки.
- Как ты здесь, маленький? Все ли у тебя хорошо? – не помня себя, она отстранилась, заглядывая в его доверчивые синие глаза. Такие же синие, как и у нее. Его личико помещалось в ее ладонях, щеки были теплыми и мягкими, как бархат. Сейчас Далан стоял на кровати и даже так едва доставал ей до середины груди. – Ты здоров? Все в порядке?
- Да, мама! – взгляд сына лучился радостью, но какой-то мягкой, сдержанной радостью. Ночные тени легли на его лицо, придав ему отпечаток отстраненности, словно мыслями мальчик был далеко отсюда. Взгляд Рады остановился на большой выпуклой шишке между его бровей, вдоль которой виднелся горизонтальный разрез, сейчас сомкнутый, и она непроизвольно сглотнула. Око Марны.
- Так значит, все эти рассказы – правда, - прошептала она, ошеломленная до глубины души. Она прекрасно знала, что увидит здесь, она верила всем тем слухам, которыми полнились людские города с самого момента ее отъезда из Мелонии. Но видеть Око Марны во лбу собственного сына было слишком странно, слишком непривычно. И даже немного пугающе.
- Да, мама! – мальчик вновь тепло улыбнулся ей, своими маленькими ладошками обняв ее большую ладонь, что лежала на его щеке. Глаза его смотрели спокойно и как-то очень ласково, очень открыто. Не по-человечески. – Марна Дева взяла меня к себе и бережет меня. Она сказала, что ты скоро придешь, чтобы проведать меня.
Сердце вновь пронзила немыслимая боль, и Рада всхлипнула, видя, как расплывается из-за слез лицо сына перед глазами.
- Прости меня, мой дорогой, мое солнышко! Прости, что я ушла тогда! Но я не могла иначе. За мной гнались, меня хотели убить силы гораздо более грозные, чем я даже себе представляла. Я не хотела навести их на тебя!
- Я знаю, мама, - серьезно кивнул Далан. – Марна Дева показала мне, как все было и как все будет. Я не держу зла на тебя. И ты не страдай сердцем за меня. У меня все будет хорошо.
- Конечно, мой дорогой, конечно! – Рада с трудом проглотила рвущийся к горлу ком. – Сейчас мы заберем тебя отсюда и увезем так далеко, что никакая беда и боль больше не тронут тебя. И я клянусь, что никогда больше тебя не оставлю!
- Нет, мама, - вдруг тихо и серьезно покачал головой сын, и внутри у Рады что-то оборвалось. - Нет. Я принадлежу Марне Деве, и для меня будет лучше остаться здесь. Так Она сказала.
Рада ждала, что так может быть, готовила себя к тому, что именно такую судьбу могла сплести для ее сына Дева, но это все равно было так невыносимо больно, что ноги подкосились. Низко опустив голову, Рада осела на пол возле кровати, не в силах оторвать рук от плеч собственного сына. Глаза застили слезы, и теперь она не видела ничего. Лишь как тяжелые капли срываются с ресниц и падают вниз, на пыльный пол. Сколько еще лет они не увидят друг друга? Как они оба изменятся к тому моменту, как встретятся вновь? И встретятся ли вообще? Это наказание мне, Дева, за то, какой матерью я была. Я знаю, ты наказываешь меня за это.
- Не плачь, мама! Тебе не нужно грустить, потому что мы с тобой всегда будем вместе, - тихо заговорил Далан, и теперь уже его крохотные ладошки гладили ее по волосам, успокаивая. И в голосе его слышалось что-то совсем недетское, но такое мягкое, что слезы хлынули уже неостановимым потоком. – Я всегда буду следить за тобой, знать, что с тобой происходит. Дева обещала это мне, и Она часто показывает мне тебя. Не беспокойся, мне здесь хорошо. Никто не обижает меня, все относятся по-доброму и заботливо. И в руках Марны я в полной безопасности, что бы ни происходило вокруг.
- Сынок!.. – Рада бы и хотела что-то сказать, да только слова не шли. Лишь слезы лились и лились из глаз, никак не останавливаясь.
- Марна Дева хочет поговорить с тобой, мама, - прозвучал над ее головой голос Далана.
А потом что-то буквально пронзило Раду с ног до головы, как разряд молнии, вонзившийся в оголенные нервы. И на голову пало… что-то. Звенящая, тяжелая атмосфера, густая тишина, в которой не было ни звука. Раду вжало в пол, парализовало, и каждая ее клетка напряглась в полном оцепенении на пределе надрыва.
- Подними голову, Черный Ветер, - прозвучал голос.
Это был и голос ее сына, но и не он в то же самое время. Он был и ее голосом, и голосом искорки, и Алеора, и Найрин и Торн, и еще тысяч мужчин, женщин и детей, голосом ветра и звезд, голосом всего мира. Весь звук буквально всосался, собрался в этот голос, и его звук стал всем, заполнив Раду своим гулким звучанием. Две большие невидимые ладони с великой нежностью тронули ее голову, и Рада ощутила мурашную щекотку на волосах, как бывает, когда крохотный жучок, упавший с дерева, путается в прядках, стремясь выбраться. Она медленно подняла голову и вздрогнула.
Ее сын смотрел на нее, но глаза его остекленели, а лицо было умиротворенным и счастливым. Прямо между его глаз во лбу открылся еще один, и Взгляд Марны буквально подчинил себе Раду, поймав ее, как солнечный луч летящую пылинку. В этом взгляде была вечность, темная, недвижимая и движущаяся стремительнее солнечных ветров, в нем была первая тьма без единого проблеска и движения, и одновременно с этим – пляска тысяч красок и нот мира, смешавшаяся в Великом Ритме. Из глаза во лбу сына на Раду смотрела судьба, и взгляд ее был пронзительным, как острый клинок.
- Оставь этого мальчика мне, Черный Ветер, - проговорили губы Далана все тем же неописуемым голосом, от которого все тело Рады вибрировало в унисон. – Не потому, что это моя кара, не потому, что ты совершила ошибку. Я выбрала его, и он – мой. И вовек с ним не случится ничего дурного, пока благословение мое с ним.
- Благодарю тебя, Марна Дева, - с трудом прошептала Рада, едва ворочая языком. Во рту вмиг пересохло, как в душной пустыне.
- Я давно наблюдаю за тобой, - продолжила Марна, и взгляд ее стрельнул за спину Рады, на ее спутниц. – И за тобой, Светозарная Дочь Звезд, и за тобой, Последняя Лунная Плясунья. Вы все отмечены мной, и ваши Нити подобны золотой парче и стальным канатам. Вы нарисуете мне самый красивый узор из всех, что когда-либо сплетали Марны, и золотым потоком польется он с небес на весь мир, утомленный и изможденный.
Глаз вновь вонзился в Раду, и воля Марны придавила ее, как обрушившаяся на плечи гора.
- Иди с миром, Черный Ветер, туда, куда мы привели тебя однажды. Не бойся за тех, кого ты оставляешь здесь. Их судьба больше не в твоих руках, они ждут Крика, и когда он прозвучит, поднимутся, чтобы разрушить то, что должно быть разрушено. И не страшись, когда этот час придет, потому что в последней песне ветров и реве умирающего мира родится золотая судьба будущего, и двери в Новое распахнутся перед всеми.
- Я не понимаю, Марна, - с трудом прошептала она. Мысли в голове расползались в стороны, их вытесняла, выдавливала прочь монолитная скала света, от которой череп Рады дрожал, грозя лопнуть в любой миг.
- Ты поймешь, когда придет время. – Голос Марны прошелестел приливами тысяч океанов и едва слышным дыханием дождя, выпадающего ранним утром. – А теперь прощайся со своим сыном и иди. Вас не должны увидеть вместе.
Следом за этим глаз во лбу сына закрылся, Рада еще успела увидеть, как закатывается око куда-то вверх. Тяжелая давящая атмосфера моментально исчезла, и Рада судорожно втянула носом воздух, услышав такие же вздохи у себя за спиной. А Далан моргнул, и взгляд его вновь обрел четкость и эмоции.
- Иди, мама! – тихонько повторил он, с великой нежностью глядя ей в глаза. – И помни, что я всегда рядом с тобой, где бы ты ни была, что бы ни происходило. Мы никогда не расстанемся больше, потому что я всегда в тебе.
- Сынок!.. – Рада прижала его к себе вновь, но на этот раз слез больше не было. Лишь в груди болело и болело, но теперь сладко, терпко и как-то правильно. – Я очень люблю тебя, маленький мой совенок! – прошептала Рада, уткнувшись лицом в его затылок.
- И я люблю тебя, мама! – его ладошки сжали ее плечи, потом Далан слегка оттолкнул ее. – Идите. Ваш стражник очнулся и поднял тревогу. Еще немного, и здесь будут Истинные Жрецы. Я скажу им, что они обознались, и сохраню ваш визит в тайне, но вам надо спешить.
- Я люблю тебя, малыш! – вновь повторила Рада, часто моргая и отступая на несколько шагов назад. Она чувствовала, как Лиара тянет ее за руку, но просто физически не могла отвести глаз от лица сына.
Марна была права, Марна сказала все абсолютно правильно, но у Марны не было своих детей. А может, не было сердца, обычного человеческого сердца, которое могло разорваться на части от тоски.
Маленький мальчик с синими глазами улыбнулся ей, стоя на кровати и махнув рукой на прощанье. Рада в последний раз шепнула ему «люблю», а потом попятилась в серый прямоугольник колеблющегося прохода, открытого нимфой прямо посреди комнаты. Еще мгновение она слышала какие-то отдаленные крики на лестнице, гулкий топот шагов, а потом все это отрезала прочь захлопнувшаяся вертикальная линия Грани.
========== Глава 35. Весточка от друга ==========
В лесу стояла влажная весенняя тишина. Сугробы отяжелели, словно одно огромное промокшее насквозь ватное одеяло, и глубоко под толстым слоем снега медленно накапливалась вода. Вокруг деревьев протаяло, и все они стояли в больших мокрых ямках, а стволы выглядели влажными и холодными. Порой с ветвей капало вниз, и поверхность сугробов испещряли неглубокие ямки.
Лиара вдохнула сырой воздух, пахнущий чуть сладковато. Пока еще в нем был только аромат намокшей коры и первых соков, что просыпались в деревьях после долгой зимней спячки, поднимаясь вверх от корней к ветвям, напитывая их силой. Совсем скоро завяжутся на кажущихся мертвыми сейчас черных ветвях первые почки, день ото дня становясь все нетерпеливее, все туже. А потом ростки пробьют влажную тишину леса, и на ветру зашумит, зазвенит, рябя на солнце, первая ярко-зеленая листва.
Небо затягивали серые тучи, низкие и тяжелые, еще по-зимнему снеговые. Но Лиара уже знала, чувствовала всем своим сердцем, что время слома близко. Еще совсем немного ползти по небесам этим недовольным великанам, царапая брюхами усталые от холода черные шапки лесов. А потом ветер разыграется, молодой и счастливый, расшвыряет их в разные стороны и выпустит в мир солнце, которое победными лучами отогреет всю эту зимнюю унылую спячку, разбудит землю и ручьи, и зазвенит, запоет лес тысячами золотых голосов первых птиц, славящих весну.
Носишься ли Ты здесь с ветрами и хохотом, Молодая, Среброглазая? Мелькают ли Твои крылья среди туч, искрятся ли под солнцем? Или эти края слишком далеко от Твоей родной земли, слишком давно отвернулись от Тебя, чтобы Ты посещала их?
Лиара вновь всей грудью вдохнула наступающую весну. Вот она уже и начала думать, как анай. Мерить весь мир ладонями их любимых Небесных Сестер. И разве же это было неправильно? Все становится таким простым и таким красивым, когда ты выкидываешь прочь все лишнее. Когда остаешься лишь ты сам и мир, что окружает тебя.
Теперь она наконец-то поняла, всем телом поняла, чем анай так сильно отличались от всех остальных народов. И для этого ей нужно было вернуться сюда, в страну, которую она когда-то звала родной. Вдохнуть воздух, в котором чего-то не доставало, почувствовать на своем лице равнодушный ветер. Ощутить звезды, которым нет никакого дела до тех, кому и до них нет дела. Измерить ногами землю, отстраненную и тихую, нелюбимую жену, погруженную в себя и замкнутую, любовь которой никак не разбудить ни сохой, ни серпом, ни песнями. Все здесь спало, в этом краю без жизни, в краю людей и торжества их разума. В краю золота, торговли и войн, цивилизации, истории, великих открытий и достижений. И даже самой крохотной травинке, которая прорастет здесь всего через каких-то пару недель, не будет ровным счетом никакого дела до всего этого вранья.
А ведь когда-то эта земля была живой, думала Лиара, шагая через глубокие сугробы, тихонько дотрагиваясь пальцами до влажной коры деревьев. Она слышала старые песни и чуяла в них великую истину. О временах, когда мир был юн, когда он звенел от счастья и радости, делая первых вздох. О тех забытых эпохах, когда эльфы впервые спустились со звезд и танцевали с душой мира, словно с самой красивой женщиной в одеждах из лепестков ландышей, когда они пели земле и ручьям, когда учили своему языку деревья и птиц. И мир с великой радостью тянулся им навстречу, встречал их, незваных гостей, полюбивших каждую его частичку как самое дорогое сокровище на всем белом свете. Мир был живым, дышащим, любящим, он рождал так щедро, он цвел так буйно, он пах так ярко. И серебристые звезды по ночам осыпались на поля из светящихся ночных цветов, и по утрам роса алмазами покрывала нежные лепестки цветов. И из груди земной вышли нимфы, первый народ, разбуженный самими эльфами, рожденный землей в бесконечной благодарности за их заботу и нежность.
Странно было видеть последнюю нимфу во всем Этлане, шагающую сейчас во главе отряда по вбитой в лед дороге, странно, горько, но и правильно. Сначала в мир пришли люди, амбициозные и честолюбивые испорченные сыновья первого дня, начали ломать и менять его своими руками, подстраивая под собственные интересы и ни с чем не считаясь. Потом и другие расы тоже родились в глубоких горных норах, на вершинах гор, на дне океанов и в танцующей пляске пламени. И всем им стало тесно на этом щедром клочке земли, который так радушно встречал их, так распахивал им навстречу объятия. И полилась кровь, обильно орошая землю вместо шумливых дождей и серебристой росы, народы бросились друг на друга, топча крохотные зеленые травинки, тянущиеся к небу, сжигая леса и рощи, обрушивая вниз скалы и возводя новые. И равнодушные эльфы, разочаровавшись в гармонии, которую они так стремились создать, ушли прочь от мира последними, предоставив его самому себе. И земля, как и всякая женщина, которую предали и смешали с грязью, не простила. Она отвернулась ото всех своих детей, замкнувшись в себе и уйдя в свои мрачные медленные сны, не тревожимые ни одним лучиком солнца. И везде в мире стало сумрачно, везде, кроме Данарских гор.
Понятное дело, почему последняя нимфа в конце концов оказалась именно с анай. С кем же еще ей было оказаться? Нимфы были душой мира, его дыханием, лунными бликами света на поверхности ручьев, шепотом загадочной летней ночи в самый канун Дня Солнца, цветком папоротника, таинственно мерцающим в ночи на диких полянах. Они хранили в своей груди красоту и гармонию всего сущего, и именно поэтому никто, кроме знающих ту же гармонию Первопришедших эльфов, не был в состоянии равнодушно смотреть на них. Их загадка манила, становясь мучительной жаждой, невыносимым желанием понять, сожрать, присвоить, сделать своей. Так их и уничтожили когда-то на заре мира первые народы, забывшие, каково это – дышать одним дыханием со своей Матерью, мучающиеся в бесконечном удушье, страдающие от жажды, которую они не могли утолить.
