сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 132 страниц)
Найрин невольно усмехнулась. Держащая Щит уже выступила сегодня с пламенной речью, посоветовав Лэйк отправить чужеземок к Магаре с сопроводительным письмом, в котором той предлагалось назначить им опекунов и начать обучение с ноля, будто они едва научились ходить. Сама Найрин в этот момент могла лишь посочувствовать Лэйк. Эта кучерявая девочка с серыми, будто море, глазами была настолько очаровательна, что ревнивая, как бесы мхира, Саира при одном только упоминании ее имени начинала рычать и плеваться огнем, хоть его и не было в ее крови. Судя по всему, решение оставить их в становище Сол будет стоить Лэйк очень дорого. Все Каэрос успели попривыкнуть к бешеному нраву Дочери Воды и даже приняли ее, хоть и со скрипом, как свою Держащую Щит, однако попадаться ей под руку не хотелось никому. И больше всех от Саиры доставалось самой Лэйк. Даже рождение двух дочерей никоим образом не смягчило ее нрава.
Впрочем, сейчас все это было не столь уж важно, и Найрин приказала себе сосредоточиться и хорошенько подумать.
- Что касается Рады, то тут все достаточно просто, - начала она. – Они с Торн вроде бы нашли общий язык, да и меч Рада носит так, что явно умеет им пользоваться. Я поговорю с Торн, пусть возьмет ее к себе, пусть тренируется с Клинками Рассвета, общается с ними. Думаю, они смогут многому научить друг друга, да и мы узнаем новое о стратегии ведения войны по ту сторону гор. В любом случае пригодится.
- Я тоже об этом думала, - кивнула Лэйк.
- Что касается Лиары… - Найрин задумчиво запыхтела трубкой. – Полагаю, ей будет лучше всего с Ремесленницами, если она захочет того. Скоро весна, начнутся полевые работы, Дочерей повезут в Ифо. Пусть едут с ними, смотрят, слушают, говорят. Так они быстрее поймут, что к чему, да и мы сможем приглядеться к ним.
Лэйк кивнула, отхлебывая ашвила. Вид у нее был усталый.
- Я буду беседовать с ними время от времени, - продолжила Найрин. – Лиара сказала одну вещь, о своем видении, в котором ей пришли картины кровавого колеса и знание, как победить смерть. Рада тоже уверена в том, что это возможно, и они так горячо говорят об этом, что я полагаю, им хватит смелости и безумства, чтобы найти способ. Мы будем говорить с ними. Может, вместе придумаем, что делать дальше.
- Хорошо, - кивнула Лэйк, протягивая Найрин флягу. – Мне все нравится, неверная, так что завтра можешь начинать. А летом посмотрим. Коли все пойдет хорошо, можно будет предложить им остаться с нами насовсем.
- Ты хочешь дать им крылья? – Найрин недоверчиво взглянула на нее. – А получится?
- Они обе эльфийской крови, как и ты, - отозвалась царица. – Можно попробовать. А что касается Источника, то, как ты говорила, в один они уже нырнули. Да и про Источник Рождения тоже все знают. Не вижу смысла ограждать их от этого.
- Интересно, что произойдет, когда они войдут в Белый Источник? – Найрин задумчиво выдохнула дым. – Как поведет себя сила в их крови? Такого еще никогда раньше не было.
- До этого в любом случае далеко, и раньше времени тревожиться не стоит, - резонно заметила Лэйк.- Так что пока ждем. А завтра я отправлю кого-нибудь к Тиене, чтобы поставить ее в известность обо всем произошедшем. Пусть дальше голову ломает она, а с меня хватит.
Найрин кивнула. Так оно будет лучше всего. Заодно Великая Царица известит и Магару, которая из собственной шкуры выпрыгнет, лишь бы ни в чем не отставать от Каэрос и знать ровно столько же, сколько и они. За прошедшие восемь лет отношения между кланами заметно улучшились. Под эгидой Великой Царицы был провозглашен всеобщий Обмен, хоть пока еще не все перекрестные договора между кланами были заключены. Поговорив между собой, царицы решили начать с пограничья, где контакты между кланами всегда были особенно частыми. Потому теперь в становище Ифо и окрестных деревнях носилось множество маленьких носатых бхар, с которыми дочери Каэрос отчаянно дрались, но уже и начали дружить. Да и на далеком юге, у становища Идар, тоже появились представители других кланов: светлоголовые Нуэргос, смешливые и вечно любопытные, как и их молодая Богиня. Только Раэрн не было, но Руфь с маниакальным упорством настаивала на Обмене, и Лэйк уже почти что подписала договор на следующий год, оставались только формальности.
Из них из всех Магара была самой энергичной и деловитой. Впрочем, ничего удивительного, учитывая ее характер. С каждым годом количество отданных для Обмена детей росло, Лаэрт бурно отстраивали становища на пепелище Долины Грез, заключали все новые и новые торговые договора на поставку строительного леса, которого там теперь не было, камня, тканей и прочего. Гонцы сновали между Сол и Натэль с такой скоростью, что Боевые Целительницы, открывающие для них переходы, из сил выбивались. Любовница Аленны всеми силами пыталась выказать Лэйк свое особое расположение, и создавалось ощущение, что она что-то затевает, слишком уж ярко и открыто она демонстрировала свое дружественное отношение к Каэрос. В обмен на это и Лэйк была вынуждена идти Магаре на уступки и извещать ее обо всех событиях, происходящих в землях Дочерей Огня. Но чувство, что Магара в чем-то пытается обвести их вокруг пальца, год от года становилось только сильнее.
Найрин устало потерла ладонями лицо. Она-то, наивная, думала, что по окончании Войны у них будет время отдохнуть. Получилось же все наоборот. Кажется, никогда у нее не было столько работы и поводов для тревог, как сейчас.
- Иди-ка ты отдыхай, неверная, - Лэйк покосилась на нее и усмехнулась краешком губ. – Час уже поздний, да и дел завтра по горло.
- Пойду, пожалуй, - кивнула Найрин, поднимаясь с места и набрасывая на плечи пальто. – Светлого вечера, царица! Надеюсь увидеть тебя завтра в целости. Больно уж прыскает ядом наша кроткая как овечка Держащая Щит.
- Просто молчи, Найрин, - устало пробормотала Лэйк, закрывая лицо рукой. – Ничего не говори мне об этом.
Улыбнувшись напоследок, Найрин зажала в зубах чубук трубки и вышла из Зала Совета на улицу.
Морозная ночь дрожала между двух острых пиков Бурой Горы и Перста Тары. Щедрой горстью рассыпались по небу звезды, словно вышитый подол Милосердной, что сейчас медленно шагала по небу, неся в руке Свой почти разбитый вдребезги щит. Его бледный свет смешивался с загадочным мерцанием звезд и осыпался ослепительными бликами на белое одеяло снега, укрывающего становище. Резкий запах зимы, смешанный с ароматом хвои, наполнил ноздри Найрин, и она едва заметно улыбнулась. Роща, высаженная вокруг становища, поднималась все выше, и уже ветер шумел в пушистых шапках совсем молодых сосенок, словно сама земля изо всех сил стремилась залечить раны, нанесенные войной.
На улице никого не было в такой поздний час. Окошки большей части зданий становища давно погасли, лишь в Доме Дочерей еще кое-где теплился свет, и его рыжие квадраты падали сквозь густую тень на сугробы под окнами. Вдали лениво брехнул пес, да и затих, упрятав голову под пушистый хвост. Было так тихо, что Найрин слышала, как дышат горы, а издали долетал мерный звук молота по наковальне – Дара со своими пятью ученицами допоздна ковала у себя в кузне. И еще с Плато Младших Сестер долетали обрывки смеха и голосов. Там всегда царило веселье, как сильно бы ни загружали девочек, как бы много времени ни отнимала у них учеба.
Докурив и выбив трубку о каблук, Найрин спустилась по скрипучим ступеням крыльца на протоптанную в снегу тропинку. Снег похрустывал под сапогами, а щеки щипал мороз. И ей так ярко вспомнилось сейчас ее детство, когда под вечер все они сидели за изукрашенными морозными узорами окошками у большого стола, доедали нехитрый ужин, сплетничали и смеялись над шутками рыжеволосых близняшек. И в печке тихонько потрескивали дрова, и под шерстяным пледом было так уютно-уютно, что можно было и не думать о ледяной ночи, притаившейся за стенами их маленького дома.
Развернув крылья, Найрин оттолкнулась от земли и взлетела, чувствуя сладкое тепло в груди и легкую грусть. Сейчас тоже было хорошо, ничуть не хуже, чем тогда. Разве что близняшек не хватало до боли, и Эрис тоже ушла в Рощу Великой Мани, сделавшись далекой и загадочной, как звезды в небе. Но зато саму Найрин у теплого очага дома ждала Торн. И запах хлеба наполнял их маленький дом, и шерстяное одеяло они всегда делили на двоих, и в ее руках было так хорошо и так правильно, как нигде и никогда. Думала ли ты об этом много лет назад, когда сама жила на Плато Младших Сестер? Могла ли ты представить, что так будет?
Морозный ветер кусал лицо и щеки, и Найрин тихонько улыбалась, взлетая все выше и выше на могучих воздушных потоках. Она миновала Плато, оставив его далеко позади, миновала домик царицы, в окошках которого яркими огоньками горел свет. Там, наверное, сейчас собирает на стол Саира, ворча, что не ее это дело, а сама ждет Лэйк, следя за тем, чтобы ее ужин не остыл, заботливо подкладывая в очаг толстые поленья. Замелькали под ногами Найрин и другие огоньки других домов, в каждом из которых анай ужинали или готовились ко сну. И этих огоньков было значительно больше, чем восемь лет назад. Но и меньше, чем до войны.
Порог ее собственного дома встретил ее теплым светом оконца, под которым, каким-то чудом прилепившись к склону горы, росла колючая сосенка. Найрин по привычке огладила ее кучерявые веточки, как делала всегда, когда возвращалась домой. Иногда она даже специально приносила с собой земли, чтобы подсыпать к ее корням, а этой осенью они с Торн укрепили ствол с помощью вбитых в скалу распорок, чтобы дереву было легче расти под пронзительными ветрами, что на этой высоте не стихали ни на миг.
В доме было тепло, пахло горячим ужином, в доме ее ждала Торн, лежащая поверх шерстяного одеяла на кровати и читающая при свете маленькой чаши с огнем Роксаны. Потрескивал очаг, наполняя воздух пряным сладковатым запахом сосны и березы, возле него, чтобы вода не остыла, стоял закопченный железный чайник. Найрин сняла с плеч пальто, вешая его на крючок у двери рядом с пальто Торн, и жена пошевелилась на кровати, откладывая в сторону книгу.
- Замерзла? Поешь горячего, все готово.
- Ты сама ужинала? – Найрин знала ответ еще до того, как задала вопрос. Это тоже была традиция, такая же, как и сосенка, и плащи на крючках. Драгоценные мелочи, маленькие самоцветы воспоминаний.
- Нет, тебя ждала, - улыбнулась Торн, поднимаясь с кровати.
На ней были простые домашние штаны из холстины и свитер крупной вязки, который, исколов себе все пальцы и изругавшись, с грехом пополам связали-таки Найрин. Торн, в чьих глазах всегда отражалось тепло очага, согревающее даже в самые холодные ночи. Торн, которая была надежнее всех этих гор вместе взятых.
- Какая же ты глупая, - тихонько прошептала Найрин, обнимая ее и пряча лицо на ее плече, пахнущем дымком, хлебом и ей самой. И не было на свете иного запаха, которым ей хотелось бы дышать. А Торн только рассмеялась и покрепче обхватила ее, целуя куда-то в стриженный висок.
А знаешь, Роксана, нет ничего дороже тех восьми лет мира, что Ты дала нам. И как бы я Тебя ни звала, как бы ни просила у Тебя для своего народа, для себя я прошу лишь одно – этот маленький дом с узорами на стеклах, и ее в нем. Только ее.
***
Рада проснулась рывком, вскинув голову с простой плоской подушки, на которую она упала навзничь несколько часов назад и почти сразу же уснула. После долгого сна тело чувствовалось ленивым и мягким, напоенным приятной дремой, которая расслабила усталые мышцы, развернула вечно сведенные плечи. Пошевелившись под одеялами, Рада вздохнула и огляделась, с трудом припоминая, где она находится.
Маленький домик тонул в тенях, скрадывающих углы, смягчающих острые очертания предметов. Здесь почти ничего и не было, но при этом было так уютно, как она и мечтать не могла. Печка, выпирающая толстым боком из стены, в алом зеве которой малиново мерцали угли, а во все стороны от нее расходились волны уютного смолистого тепла. Добротно сколоченный стол с двумя стульями возле него, а на столе – кувшин с молоком, две чашки и краюха домашнего хлеба, накрытая простым льняным полотенцем. Узкий шкаф, внутри которого на полках сейчас лежали их сложенные вещи. Маленькая чаша в восточном углу помещения, пустая, из тех, в каких анай разжигали огонь во славу своей Богини. А на полу – плетеная циновка, на которой играли отсветы пламени из камина, бросая на нее диковинные живые узоры, которые никогда бы не смогла вышить даже самая талантливая мастерица.
И тишина.
Рада вдохнула ее всей собой: тишину, в которой было лишь легкое потрескивание дров в печи, да едва слышное дыхание мороза за окнами. Это была не та стылая, бесконечная тишь, никогда не нарушаемая ни единым звуком, которая обычно лежала за Семью Преградами. И не странное молчание ночного Эрнальда, в котором все равно порой слышался чей-нибудь заспанный кашель, отдаленное шарканье шагов по пустым галереям, обрывки музыки из домов тех, кто еще не спал. Это была тишина гор, молчаливых зеленых лесов, взбирающихся по их склонам, тишина полного звезд неба и солнца, что ждало своего часа, чтобы родиться где-то за самым краешком мира. Тишина зимы, укрытая толстым одеялом снега, когда лес угрюм и ворчлив, когда дороги и перевалы завалило до весны, когда глубоко у древесных корней, укрывая пушистым хвостом нос, дремлет жизнь, сомкнув золотые глаза.
Как хорошо!
Рада вновь вдохнула воздух, и он пах домом. Деревом, из которого была сложена передняя часть их вырубленного в скале жилища, молоком, налитым в кувшин и чашки и забытом на столе, углями и разогретыми боками печи, которая прятала их у себя за пазухой. К этому всему примешивался еще сладковатый запах циновки и едва слышный травяной аромат ее волос, от которого кружилась голова, и невыносимая нежность сжимала сердце Рады.
Она откинула край шерстяного одеяла и села, спустив босые пятки на пол. Под ногами приятно чувствовалась циновка, которой в несколько слоев были устланы полы, и в доме было тепло и уютно. Искорки не было в комнате, но Рада ощущала ее присутствие в доме: неуловимое знание, шестое чувство, как когда-то кто-то стоит за твоей спиной, и достаточно лишь его дыхания, чтобы знать – он там.
Из узкого коридора, ведущего на маленькую кухню и дальше, в сени, лился на пол мягкий свет свечи. Рада пригнула голову, проходя под низкой притолокой, сработанной из сосны, в трещинах которой янтарными слезами приглушенно посверкивали капли смолы, и вышла в кухню, остановившись на пороге.
Возле маленького, полностью скрытого под узорами мороза окошка сидела Лиара, поджав под себя ноги и полностью уместившись на стуле, будто кот. Перед ней на узком столе горела свеча, отбрасывая на стены причудливые отсветы. Здесь тоже было совсем немного мебели: несколько шкафов для посуды, разделочный стол, еще один стол для еды, бок печи, выпирающий из стены, с двумя конфорками на нем. Но что-то невероятно уютное было в закопченных кастрюлях, аккуратной стопкой высившихся у стены, в глазурованных глиняных чашках и мисках с простеньким орнаментом, в большой корзине для дров и двух ведрах ключевой воды, такой ледяной, что аж зубы сводило. И пахло здесь: травами, едой, домом.
Сквозь окошко внутрь дома смотрела черными глазами ночь. Загадочно мерцала изморозь, застывшая странными узорами, колкими иглами зимы, ледяными цветами, что цвели под отсветами свечи. И в глазах Лиары, повернувшейся к Раде, тоже было что-то загадочное сейчас, совсем чаровное и такое древнее, что на миг Рада оробела.
Искорка просто смотрела на нее, ничего не говоря, и улыбалась. Ее пушистые кудряшки отливали червонным золотом, и это же золото дробилось в ее глазах, преломлялось на ресницах, мягким светом заливало щеки, такие нежные, теплые, словно наливные персики, которые до боли хотелось поцеловать. На плечах ее лежало второе шерстяное одеяло, из-под которого торчали только голые пальцы ног, да выпирали худенькие коленки.
Рада вдруг поняла, что не может сдвинуться с места или сказать хотя бы слово. Маленький домик на краю мира, укрытый в холодной зимней ночи, и она в кухне, завернутая в шерстяное одеяло. И ночь, что была тише самого мягкого урчания котенка за пазухой. Разве могло быть что-то нежнее, что-то красивее? Разве нужно было ей самой еще что-то другое?
- Посидишь со мной? – приглушенно спросила искорка, поправляя на плече шерстяное одеяло.
- Да, - хрипло кивнула Рада, нетвердой походкой подходя к ней.
Она поискала глазами стул, но его здесь не было. Лиара тихонько пискнула и вцепилась в ее плечи, когда Рада приподняла ее, а потом опустилась на стул, усадив у себя на коленях. Теплые руки сразу же обвили ее плечи, и глаза, в которых загадочно плавились огненные солнца, заглянули прямо в самое сердце Рады.
- Ты выспалась? – спросила искорка, внимательно разглядывая ее, и золото в груди Рады начало закипать все сильнее и сильнее, готовое в любой момент лопнуть, взорваться тысячью фейерверков, увязанных в одну скатку. – Отдохнула, моя радость?
- Да, искорка, - кивнула она, понимая, что наглядеться не может в эти волшебные глаза, у которых не было дна, лишь только свет. – А ты?
