Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 139 страниц)
– Управление спокойствия, конечно, взялось за это дело со всем рвением? – спросила я, когда пауза затянулась.
Хотя ответ был уже очевиден. Мертвый мальчик из бедного приюта для «отверженных», душное лето, извечная лень «гусей»… Когда мистер Халински напал на Эвани, причем у самого парикмахерского салона, никто и не подумал начинать расследование. И даже мне, графине, не сразу удалось расшевелить «гусей». Помогла только личная встреча с мистером Хоупсоном, начальником Управления.
Думать об этом было… неприятно.
И, словно подтверждая мои подозрения, отец Александр тяжко вздохнул и, почесав в затылке, протянул:
– Ну как вам сказать, дочь моя… «Гуси» тогда не слишком-то горели желанием бросаться и искать в огромном городе убийцу безродного мальчишки. Мы так и похоронили Себастиана… А потом Эллис сколотил команду из наших, приютских, и из уличных, и решил искать убийцу самостоятельно. И знаете, что? – голос отца Александра окреп. – Он нашел его. Почти через полгода. Мистер Блэр, даже не подумав сменить имя, устроился учителем в воскресную школу при церкви святой Элизы на другом конце Бромли. Там он предъявил то же рекомендательное письмо, что и мне в свое время, и рассказал ту же самую душещипательную историю. И вновь нашлись простаки, поверившие в историю этого… мерзавца, – отец Александр опустил глаза.
Лицо у него побледнело, и мне отчего-то вспомнилась древнероманская присказка о том, что стыд делает человека красным, а гнев – белым; конечно, в виду имелись воины, люди оружия, но сейчас священник как никогда напоминал старого, много повидавшего солдата. В том числе – и смерти соратников, а потому научившегося отпускать.
Но вряд ли таким умением обладал ребенок.
– …Когда Эллис увидел его, то набросился на него с ножом. Ранить не успел – где мальчишке справиться со взрослым мужчиной? Понятное дело, Эллиса скрутили. Лайла это видела и сразу, как смогла, побежала за помощью ко мне. Ох, какие я только связи не поднял, чтоб мальчишку вызволить… – покачал головой священник. – Но все было б зря, если б Эллис, уж не знаю, как, не сумел уговорить одного из «гусей» арестовать Блэра. А звали того славного человека детектив Макгилл… Ну, а в тюрьме-то Блэр сразу «поплыл» и во всем сознался. Как убил Себастиана – и многих других. Этот Блэр, как оказалось, уже много-много лет шатался по стране с этим «рекомендательным» письмом, оседая то там, то тут, и везде сеял смерть. К слову, когда стали раскапывать дело, то нашли и злополучную школу в Истхэйме. Там действительно был пожар; только вот винили в нем того самого мистера Блэра. В огне это исчадие ада пыталось спрятать первую свою жертву…
– А что было с Эллисом потом?
– Детектив Макгилл, добрая душа, забрал его под свое поручительство, – вздохнул отец Александр и неловко одернул рукав. – Эллис сперва в Управлении помогал – бумажки принести-отнести, с тем поговорить, тому передать. Ну, потом, ясное дело, ему настоящую работу дали. Помощником детектива. Только вот Эллис, глупая голова, до сих пор считает, что Себастиана уберечь мог, – он снова вздохнул, еще тяжелее. – Он ведь видел, как тот вокруг Блэра вился… Из-за этой вот вины Эллис с Лайлой и разругался – и ей сердце терзал, и себе. До того дошел, что и ее обвинять стал, а девочка-то в чем виновата? И сейчас опять то же самое. Детишки пропадают, а Эллис ничего сделать не может, вот и грызет себя.
Я немного помолчала, раздумывая, стоит ли разглашать тайны следствия, но затем все же сказала:
– Эллис уже близок к разгадке. Он узнал имя женщины, у которой находились те самые лиловые ленты. Осталось только ее найти.
Отец Александр посмотрел на меня бесконечно старыми глазами.
– Так-то оно так, дочь моя… Но Джеральд пропал уже слишком давно. Увидим ли мы его живым?
– Даже если и нет, это точно не вина Эллиса, – твердо сказала я. – Но неужели вы уже потеряли надежду? Думаю, что мальчика успеют спасти. Эллис уже не ребенок, да и «гуси» под его началом готовы перевернуть каждый камень в Бромли, лишь бы найти преступника.
Лицо Александра прояснилось.
– Это верно! Вон, Эллис уже и выяснил, что Джеральд пропал около спуска на станцию Найтсгейт. Я своим детишкам строго-настрого запретил там ходить – а вдруг?
Я насторожилась.
– Найтсгейт? Это не та ли станция, что ближе всего к Часовой башне? И к…
– …к площади Клоктауэр, – подтвердил священник. – Да, именно там. Джеральда мы пристроили работать помощником в пекарню. Но ночевать он всегда возвращался в приют. Дорога пролегала мимо Найтсгейта… Да что я рассказываю, – спохватился отец Александр. – Это уже лишнее. Единственное, о чем попрошу вас – постарайтесь ненавязчиво донести до Эллиса мысль, что он… э-э… Не виноват ни в чем. И не стоит ему наказывать себя, избегая возвращаться в приют. Мы любим его и… и… и приют всегда будет для него домом. Если он пожелает.
У меня в горле словно застрял комок. По-весеннему яркое солнце даже сквозь мутное стекло слепило глаза.
– Я сделаю все, что возможно.
Лайзо, послушный приказу, ждал меня у автомобиля. Но не один – вокруг гипси вились, точно пчелы у мёда, приютские дети. Я узнала смуглую чернокосую Нору и ее подружку, Берту, нахального голубоглазого мальчишку Лиама О'Тула, хулигана по фамилии Уэллс, чье имя, увы, не запомнилось, смутно знакомого темноволосого паренька – худющего, до торчащих ключиц… Были среди ребят и незнакомые. Присев на капот, Лайзо что-то рассказывал – верно, очень захватывающую историю, потому что самые маленькие и вовсе слушали, раскрыв рты. Одна девочка, лет шести, не больше, чем-то сама напоминающая гипси, задумчиво вертела в руках марсовийское кепи Лайзо, особенно интересуясь вышитыми на изнанке инициалами.
– …и я вручил ее письмо Жану – за минуту до того, как часы пробили полночь. Так спор был выигран, а мой карман потяжелел на пятнадцать ферро. И я сказал себе – Лайзо, ты счастливчик, а раз денежки теперь есть, почему бы не прокатиться на море… О, леди идет!
Завидев меня, он шикнул на галдящих детишек, забрал у маленькой гипси свое кепи и мимоходом потрепал её по лохматой голове – а девочка инстинктивно потянулась за ним и ухватилась за мизинец. Лайзо сначала рассмеялся, а потом наклонился и тихо сказал что-то. Она заулыбалась, хлопнула маленькой ладошкой по его ладони, развернулась и припустила за своими друзьями. Нора дождалась ее, ухватила за руку и, махнув напоследок Лайзо, потянула к воротам приюта.
Дождавшись, пока Лайзо останется в одиночестве, я подошла к автомобилю.
– А дети вас, похоже, любят, мистер Маноле.
Он усмехнулся.
– Не меня – дальние страны. Я-то сколько всего повидал, пока по материку бродил – за год все не перескажешь, а им интересно. Маленькие романские городки на побережье, лотки с печеными каштанами на улицах ночного Лютье, Стальная Стрела в огнях, горячий шоколад и сухарики в тягучем расплавленном сыре близ Ассонских гор, невесомое кружево с острова Сайпра, древние развалины Эльды… Ай, леди, простите, что-то я заговорился, – поспешно свернул он разговор, заметив, как у меня округляются глаза. – Вы, это, не слушайте, я поболтать-то люблю, а меры не знаю.
– А… ничего страшного, – улыбнулась я и указала рукоятью трости на дверцу автомобиля. Лайзо спохватился и торопливо распахнул ее передо мною. – Эта девочка, которая держалась за вашу руку, очень похожа на вас, мистер Маноле.
– Для аксонцев все гипси на одно лицо, – без улыбки ответил он. – Хотя Сара и впрямь мне сестренку напоминает… – Лайзо помрачнел, и я с опозданием вспомнила, что его сестры погибли еще в раннем детстве от легочной болезни. – Эх, раньше, таким, как она, две дороги было – в прислугу да в воровки. Но теперь-то время другое, так что надежда есть. Берта, вон, шляпки делать мечтает, Нора – в газеты писать. А Сара хочет весь мир объехать… Как думаете, леди, выйдет что у них?
– Возможно, – я отвернулась к окошку, с излишней тщательностью расправляя юбки на коленях. – Мир переменчив, мистер Маноле. С каждым годом люди становятся все свободнее. Родовитость или богатство уже не определяют будущее. Посмотрите – сколько аристократических семей у нас, в Аксонии, разорилось? А сколько авантюристов достигли процветания в Колони? Нет, мистер Маноле, теперь в жизни слишком мало предопределенности… И мечты приютских детей могут сбыться, а жизнь дочери древнего рода рассыплется… пеплом, – я помрачнела. Перед глазами, как вживую, предстали развалины сгоревшего особняка Эверсанов. Закопченный кирпичный остов, обугленные ветви старых каштанов… – Но мы действительно слишком увлеклись беседой. Пора возвращаться. И, мистер Маноле, если вас не затруднит, поезжайте мимо станции Найтсгейт. Никогда не обращала внимания на метро. А ведь эта станция как раз на пути к особняку – грех упускать возможность.
– Как скажете, леди, – согласился Лайзо, с подозрением скосил на меня глаза. «По пути» было явным преувеличением, крюк пришлось бы заложить порядочный. – Как скажете.
Станция Найтсгейт выглядела как самый обычный вокзал. Если бы не претенциозная надпись на воротах – «Электрическая железная дорога Бромли», то я бы и не подумала, что это та самая «труба». Потом Лайзо указал мне на одинаковые арки метрах в пятидесяти от станции, по обе стороны.
– Спуск под землю, леди. Видите, там пути огорожены? Это нарочно сделано, чтоб народ в туннели не шастал. А то под землей тесно, темно, того и гляди под поезд попадешь. На станции завсегда один гусь сторожит, а теперь они по двое ходят. Эллис приказал убийцу выглядывать.
Я окинула взглядом оживленную площадь перед станцией Найтсгейт. Дородные, но шустрые торговки горячим чаем, лотки с пирожками и печеным картофелем, зеваки, случайные прохожие разной степени достатка, служанки с огромными корзинами, спешащие с рынка… В такой толчее сложно было заметить даже яркие юбки гадалок-гипси или шулера-наперсточника с непременным алым платком, расстеленным по земле. Что уж говорить об убийце, наверняка выглядящем, как самый обычный человек?
– Едем домой, мистер Маноле, – я вздохнула. – У меня еще много дел.
До званого ужина оставалось меньше недели, и дни эти пролетели в чаду жуткой суеты. Приглашения были разосланы заранее, составить меню также не представляло труда – с моим-то опытом содержания кофейни и проведения благотворительных мероприятий! Но постоянно обнаруживались какие-то мелкие вопросы, требующие срочного решения – рассадка гостей, определение для каждого пары на вечер, украшение зала, согласование программы с музыкантами… Если бы не воистину неоценимая помощь Глэдис, то, пожалуй, мне не удалось бы справиться со всем в срок.
Самая большая неприятность возникла в связи с ролью хозяина вечера. Обычно это бывал муж хозяйки. Или, на крайний случай, отец. Для вдовствующих особ существовали свои правила, но мне они не подходили. В конце концов, я попросила о помощи дядю Рэйвена – и он согласился.
И даже с радостью, кажется.
– Единственное, Виржиния – я буду присутствовать как ваш опекун – или как жених? – спросил он во время краткой встречи в кофейне.
– Как жених, – ответила я после недолгих раздумий. – Нет-нет, не говорите ничего. Я понимаю, что подобный статус вызовет новый всплеск пересудов о нашей вероятной свадьбе – но это лучше, чем заострять внимание на статусе опекуна. Ведь праздник посвящен моему совершеннолетию – а значит и избавлению от опеки.
– Разумно, – согласился дядя Рэйвен.
Улыбка его была на редкость довольной.
По совету Глэдис, упор мы решили сделать на традициях. Ужин подавали «а-ля марсо» – то есть гости приходили к уже накрытому столу. Титул графини и статус весьма обеспеченной леди обязывал меня к некоторому шику – три вида супов вместо одного, красная и белая рыба, устрицы, с десяток различных соусов и мелких закусок… И это все еще до первой перемены блюд! Пришлось еще готовить и дичь, хотя в нашей семье подобные вещи не слишком-то любили.
А вот в выборе десертов я была абсолютно свободна, и потому дала волю воображению – в ущерб традициям, запланировав «кофейную перемену».
Какой же это может быт праздник наследницы блистательной леди Милдред – и без кофе?
В назначенный день предпраздничная суета достигла апогея. Хотя прием был назначен на половину восьмого, подарки и поздравления начали доставлять с самого утра. К полудню я уже извелась и про себя ругала «новые традиции», привнесенные Александрией Сумасбродной, супругой предыдущего монарха, Генриха Шестого. Цветы по моему приказу относили в зал и расставляли на столиках вдоль стен. Приложенные подарки и поздравления складывались на специальную стойку, которую Магда метко окрестила «похвалюшкой». Распечатывать подарки до вечера было не принято, однако, судя по упаковкам, преобладали украшения, драгоценная посуда и картины. Кто-то из поздравителей отличился, прислав мне клетку с великолепнейшей черной кошкой, глаза у которой были желтые, как расплавленное золото.
– Леди, еще письма! – Магда робко заглянула в комнату, где проходила финальная примерка платья. Я в это время возносила мысленные молитвы святой Генриетте Милостивой о даровании сил. Дорогой бхаратский бархат насыщенно-синего цвета с вышивкой серебряной нитью в этническом стиле – это, без сомнения, броско и остромодно, но, право, так тяжело! – Вот, на подносе. Желаете взглянуть, али мне их в кабинет отнести.
– Желаю, – выдохнула я и послала извиняющуюся улыбку помощницам мисс Рич. «Мисс» было уже далеко за сорок, однако сменить обращение она не хотела даже из практических соображений – смелое решение по нашим временам, когда многие мастерицы оставляют продвижение дела на своих мужей – Пожалуй, сделаю перерыв. Мисс Рич, все же я считаю, что эта лента здесь лишняя… Вы подумаете?
– Конечно-конечно, – кивнула она седой головой. Перья на миниатюрной, но совершенно фантастической по форме шляпке-сеточке покачнулись. – Странно, на предыдущей примерке это выглядело совсем иначе…
Оставив мисс Рич наедине с вопросами моды, я с удовольствием занялась разбором корреспонденции. Среди поздравлений затесалось два деловых письма – отчет о положении на фабрике и соображения мистера Спенсера об экономии на налогах. А затем мое внимание привлек небольшой, но явно дорогой конверт из серебристой бумаги. Запечатан он был черным сургучом с оттиском в виде шестигранника, с вписанной в него странной палочкой. Я торопливо срезала печать и заглянула в конверт.
На плотном белом листочке было всего несколько слов, написанных размашистым почерком.
Прекраснейшая леди Метель!
Этим вечером я намереваюсь подарить Вам звезды. Подарок будет ожидать в Часовой Башне в три часа пополуночи. Если на то будет Ваше желание, карета заберет Вас от черного хода особняка в два с четвертью.
Крысолов
P.S. Клянусь своей душой, что Ваша честь и жизнь будут в безопасности.
P.P.S. Верите ли Вы в сказки?
Я очень, очень медленно сложила листочек пополам, убрала в конверт, как будто это ничего не значило. При втором рассмотрении на печати уже ясно виделась флейта – неизменный атрибут Крысолова из мифов и легенд.
Святая Генриетта, отчего же так кружится голова?
– Леди, вы в порядке? – тихо и беспокойно спросила Магда, оглядываясь на шушукающихся с мисс Рич помощниц.
– Я? О, да, – слишком поспешно откликнулась я, губы сами собой растянулись в нервной улыбке. – В полном порядке. Магда, отнеси все эти письма в мой кабинет, на медный поднос для несрочных документов. Мисс Рич, что скажете насчет ленты?
Кажется, я потом еще о чем-то разговаривала с мастерицей, даже умудрялась отвечать разумно. Но в мыслях моих набатом звучали одни и те же слова:
«Верите ли Вы в сказки?»
Нет, Крысолов. Не верю. Но, похоже, от бабушки мне досталось слишком много авантюрности…
Дядя Рэйвен прибыл без четверти шесть.
Разумеется, было еще ничего не готово – на кухне отмокало в маринадах и соусах нежнейшее мясо высшего качества, отлеживалась на подушке из специй белая рыба по особому, пряному рецепту; на кухне закрытого на один день «Старого гнезда» Георг, миссис Хат и Мадлен колдовали над сложными десертами; сновали по особняку слуги, умудряясь одновременно наводить чистоту и сеять хаос – Стефан и мистер Чемберс едва успевали раздавать команды, и, к чести молодого дворецкого, справлялся он ничуть не хуже старожила этого дома. Часть присланных в подарок цветов пришлось вынести в холл и поставить в чжаньские вазы у стен и на лестнице, и теперь любого гостя, стоило ему переступить порог, оглушали ароматы лилий, роз и пионов.
Последние, к слову, были доставлены буквально минуту назад – огромная бело-розовая охапка в подарок от Дагвортских Близнецов.
– Добрый день. Вижу, дорогая Виржиния, что без дела вы не сидите – даже в свой праздник, – с улыбкой поприветствовал меня дядя Рэйвен, войдя в гостиную, где четыре служанки под моим командованием заменяли батальное полотно «Падение Руан-су-Видора» на «Островитянку» Нингена – И чем вы занимаетесь сейчас, позвольте спросить?
– Предупреждаю дипломатический скандал, – со вздохом призналась я и поспешила грозно прикрикнуть на заглядевшуюся на гостя прислугу: – Ради всех святых, осторожнее держите, этой картине почти сто лет! А повредите ее – выплачивать стоимость будете ровно в три раза дольше!
– Примерно в три с половиной, если я хоть немного разбираюсь в искусстве, – дядя Рэйвен поправил очки на переносице и пригляделся к «Падению». Я только улыбнулась:
– По сравнению с обычным жалованием – да, но Эверсаны всегда очень хорошо платили слугам… Впрочем, не о том речь. Представьте себе, я только что сообразила, что на приеме будут присутствовать марсовийский атташе по вопросам культуры, причем с супругой. А в гостиной на самом видном месте висит напоминание о городе, где в самом начале Полувековой войны аксонским генералом Миттвиллем был казнен последний монарх династии Видоров…
– А, Анри Третий, Несчастливый! – с видимым удовольствием кивнул маркиз. – Да, действительно. И потом еще пятьдесят лет Марсовией правили аксонские ставленники. Это был очень хороший период в истории, когда власть нашего великого государства простиралась на половину континента, а Корона Аксонии имела влияние даже на внутреннюю политику Алмании… Однако лишний раз напоминать о нем дипломату из Марсовии было бы, конечно, невежливо. К тому же «Островитянка» в свете последних событий в мире искусства, несомненно, произведет фурор.
– И она нравилась отцу.
– И она нравилась Идену, – со вздохом согласился дядя Рэйвен. – Виржиния, с вашего позволения, я расставил своих людей вокруг особняка. Гостям они не помешают, так как лишь очень внимательный взгляд сможет заметить охрану, зато я буду спокоен – никто не сможет омрачить ваш праздник…
– Да что вы творите?! Повторяю, это произведение искусства! О, простите, дядя, это я слугам. Так что вы говорили об охране?
– Говорил, что никакие опасности вас сегодня не потревожат, – улыбнулся дядя Рэйвен и скосил взгляд на служанок, пытающихся со всей возможной аккуратностью завернуть картину в отрез полотна, дабы затем временно перенести в мой кабинет. – Милая моя невеста, это правда кошка мяукает – или меня подводит слух?
– Какая кошка? – удивилась я и запоздало вспомнила о подарке в золотой клетке, доставленном еще в два пополудни. – Ох… Надо срочно сказать Магде, чтобы она покормила животное и выпустила его из клетки… и, что ли, в сад вывела? Даже не знаю…
– Идите и разберитесь с кошкой, – все так же улыбаясь, предложил маркиз, глядя на меня поверх синих стеклышек очков. – А за слугами я присмотрю. На правах опекуна, жениха… и во имя спокойствия Аксонии.
– Дядя Рэйвен, вы сегодня мой спаситель, – выдохнула я с восхищением. – Не знаю, что делала бы без вас. Присмотрите здесь за слугами, а я вернусь, как только смогу!
– Можете рассчитывать на меня, драгоценная невеста, в этот нелегкий час, – с полной серьезностью кивнул он.
Знала бы я, что слова его окажутся пророческими – и «в этот нелегкий час» постаралась бы оказаться как можно дальше от своего собственного дома!
Гости начали прибывать еще в семь. Я с ужасом наблюдала из окна, как экипажи и автомобили наворачивают круги по площади, чтобы скоротать время до назначенного часа. Леди Вайтберри, по обыкновению также приехавшая слишком рано, воспользовалась привилегированным статусом подруги, дабы первой постучаться в двери особняка и разразиться потоком подобающих случаю поздравлений, заверений и восхищений. Затем по ее знаку двое слуг вынесли из автомобиля продолговатую коробку, в которой оказалось зеркало, отделанное перламутром и малахитом. В верхней части рамы были выложены жемчугом мои инициалы и загадочная надпись – «Pulchritudo Est Aeterna»
– Это на древнероманском, – пояснил робкий супруг блистательной Эмбер, отвечая на мой вопросительный взгляд. – Девиз какой-то богини из языческого пантеона. Означает «Красота вечна».
– Примите это как пожелание, Виржиния, – прочувствованно сказала Эмбер, часто моргая, будто она вот-вот готова была расплакаться. – Будьте всегда прекрасной, как богиня красоты… – она кинула быстрый взгляд на стоящего в двух шагах маркиза Рокпорта и шепотом продолжила, смешно округлив глаза: – И непременно найдите свою истинную любовь. Это так важно для любой женщины, будь она леди или последняя кухарка!
Маркиз подозрительно кашлянул.
Готова поклясться, что он слышал все до последнего слова.
– Благодарю за чудесный подарок, сэр Вайтберри, дорогая Эмбер, – растроганно произнесла я, пытаясь сгладить неловкость. – Но Романия определенно преследует меня сегодня. Это уже второе упоминание о ней за день.
– Да? – живо заинтересовалась леди Вайтберри. – А какое было первым?
– Я подарил своей драгоценной невесте небольшой дом в Серениссиме, надводном городе на севере Романии, – невозмутимо ответил дядя Рэйвен вместо меня.
Эмбер так и застыла со смешно приоткрытым ртом.
– Но это не самый удивительный подарок! – поспешила вмешаться я. – Мне подарили кошку. Черную, как уголь, от усов и до хвоста! И такой длинной, красивой, пушистой шерстью. И глаза у этой кошки – ярко-желтые.
Сэр Вайтберри удивленно покачал головой, а моя подруга только рассмеялась:
– Желтые, говорите? Тогда вы просто обязаны назвать ее «Эмбер» в мою честь, Виржиния! И не думайте отказываться, я ужасно обижусь.
На том мы и порешили.
После, разумеется, появился дядя – родной дядя. Невысокий, светловолосый, с мягкими чертами лица, он удивительно был похож на мою мать, однако это сходство не вызывало никаких теплых чувств – напротив, только раздражение.
– Дорогая племянница! Какое счастье – видеть вас в добром здравии! – пропел он, едва завидев меня. Угрюмый лакей возвышался за его плечом, как гора.
– Дядя Клэр, – прохладно откликнулась я, глядя в светло-синие глаза – такие же были у матери. – Признаться, я не ожидала, что вы примете мое приглашение.
– Как я мог упустить возможность увидеть любимую племянницу, плоть от плоти моей сестры, – сладко улыбнулся Клэр.
Светлые его волосы завивались безупречными локонами, контрастируя с темно-синей тканью костюма, слишком молодое для сорока лет лицо было, кажется, слегка припудрено для придания аристократической бледности, а обоняние щекотал сладкий запах определенно женских духов.
Не могу сказать, что дядя одевался безвкусно… нет, образ его был выдержан филигранно, балансируя на той самой грани за которой экстравагантность переходит в безвкусицу. Но сами бесконечные попытки выглядеть светски дабы просочиться в самое высокое общество вызывали у меня отторжение.
…И я никогда, ни за что не простила бы своим родственничкам попытку выдать мою мать за старика виконта – попытку, к счастию, окончившуюся безумной влюбленностью лорда Эверсана и его скоропостижной женитьбой. Возможно, мой отец и был человеком авторитарным и причинившим немало зла «бедняжке Ноэми», пытаясь сделать из нее великосветскую даму, но, по крайней мере, он любил ее.
А не видел в ней всего лишь средство выбиться из нищеты – как родной брат.
– Между тем, дорогая племянница, я приготовил для вас подарок, – пропел Клэр, подходя ко мне вплотную. Я с трудом удержалась от того, чтоб рефлекторно не отступить и не закрыться веером. Это было бы позорнейшим проявлением слабости. – Вот, позвольте… То, что нужно именно вам.
И, повинуясь его элегантному жесту, лакей с поклоном вручил мне книгу.
– О, как мило.
– Я же знаю, что вы любите полезные подарки, любезная моя племянница, – сладко улыбнулся дядя.
На обложке книги значилось:
«Как удачно выйти замуж. Рецепты леди Сесилль».
– Вижу, вы уже поговорили… по-родственному, – послышалось у меня за плечом прохладное, и я выдохнула с облегчением: в присутствии маркиза Клэр не стал бы мне докучать. Так и случилось – он откланялся достаточно быстро.
– Никак не пойму этого человека, – задумчиво произнес дядя Рэйвен, когда Клэр удалился в комнаты, подготовленные для гостей. – Его поведение – следствие зловредности или всего лишь глупости?
– Не выношу его, – искренне призналась я. – Но мама говорила, что Клэр всего лишь желает ей счастья – по-своему.
– Будем надеяться, что так…
Взгляд маркиза был отнюдь не добрым.
Затем, почти одновременно, прибыли герцогиня Дагвортская и чета Клэймор, затем – Луи ла Рон, который преподнес мне еще не поступивший в продажу утренний номер газеты «Бромлинские сплетни» с небольшой, но очень лестной статьей, посвященной моей особе и кофейне «Старое гнездо». А потом гости начали прибывать так быстро, что мы с дядей Рэйвеном едва успевали встречать их. Впрочем, к половине девятого поток иссяк. Лишь когда все расселись за столом и начали светские беседы, а я смогла перевести дух. Благо с развлечением гостей неплохо справлялись мои друзья – Глэдис отвечала за многомудрые беседы о высоком искусстве, Эрвин Калле – за пикантно-богемные разговоры, ла Рон – за сплетни и политику, а Эмбер одной улыбкой могла смягчить любую неловкость.
Время словно бы не пролетало – а пролетало мимо; неосязаемое, шумное, веселое, быстрое, неостановимое…
После второй перемены блюд я наконец-то почувствовала себя спокойной и уверенной. Леди Абигейл, поначалу с неприязнью посматривавшая на старого маркиза Истрей, который зачастую позволял себе неприятные высказывания о ее муже, когда тот был жив, позабыла о великосветских дрязгах и даже соизволила завести беседу со старым врагом. Эрвин Калле, сидевший ближе к середине стола, уже откровенно зазывал гостей на свою новую выставку; многие, впрочем, только радовались такому повороту событий, так как слава художника год от года только росла.
Словом, воцарилось относительное равновесие… и именно в ту минуту, как я подумала, что самое трудное позади, Магда доложила, что принесли еще одну коробку.
– Пусть ее поставят к остальным подаркам, – тихонько указала я на стол, где были сложены многочисленные коробки, свертки и конверты. – И скажи Георгу, что горячего шоколада придется делать больше.
Магда послушно исполнила поручение. Через некоторое время служанка внесла небольшую черную коробку и поставила ее на стол. Пора было уже устраивать небольшой перерыв, а после него – кофейную перемену, но тут случилась странная вещь.
Кошка в золоченой клетке вдруг вздыбила шерсть и страшно зашипела, а затем рявкнула.
– Святые небеса! – охнула Абигейл и заморгала. Гости постепенно замолкали, один за другим. А кошка все шипела и шипела, выгибая спину и яростно топорща черную шерсть. Служанка потянулась было к клетке, чтобы убрать ее, но маркиз взмахнул рукой:
– Нет, погодите. Леди Виржиния, не подходите к коробке. А всех собравшихся попрошу оставаться пока на местах.
Подозвав служанку, маркиз что-то коротко приказал ей, а затем подошел к столу с подарками и осторожно приподнял загадочную черную коробку. Я с опозданием заметила, что она была перевязана траурными лентами и сглотнула.
«Странная форма для подарка на совершеннолетие», – пронеслось у меня в голове.
Дядя Рэйвен взвесил коробку на руке, тщательно придерживая крышку, а затем поднес к уху. Прислушался, закрыв глаза… и отвел коробку в сторону, как можно дальше от себя. Пожалуй, только я, знавшая маркиза очень хорошо, понимала сейчас, что он в шаге от того, чтобы швырнуть ее в сторону. Губы у него побелели, и, хотя на лице оставалось то же спокойное и уверенное выражение, бьющаяся на виске жилка выдавала всю степень волнения.
– Господа, прошу не беспокоиться, – улыбнулся он словно бы смущенно и доброжелательно; но это было ложью, ложью настолько невероятной, что я удивлялась, как на нее можно купиться. – Кажется, в этом году в моду вошли живые подарки. Вот кто-то и прислал нам, по-видимому, живого хорька или, возможно, горностая. Сложно определить только по звукам. Так как кошка в золотой клетке у нас леди, то удалиться придется джентльмену, то есть хорьку. Сейчас слуга унесет его, и праздник продолжится.
Он еще не договорил, когда в зал вошел мужчина, одетый слугой. Правда, я не могла припомнить, чтобы у меня в доме работал человек с такой неприметной, серой, внешностью и в то же время цепким и неприятным взглядом. Маркиз передал «слуге» коробку, шепнув напоследок пару слов, и вернулся за стол.
Несмотря на все улыбки и уверения в том, что эта ситуация – исключительно забавное недоразумение, мне стало не по себе. Кошка в клетке застыла ониксовой статуэткой, тревожно щуря желтые глаза.
К счастью, это происшествие оказалось единственным за весь вечер. Зато я услышала много комплиментов и уверений в самом глубоком уважении к моей особе. «Кофейная» перемена имела необыкновенный успех, а герцогиня Дагвортская, расчувствовавшаяся к концу вечера, уверяла меня, что такой способ оформления десерта непременно войдет в моду до конца сезона.
Но, как бы то ни было, я устала. Так, будто день и ночь непрерывно ворочала тяжелые камни. Когда гости начали расходиться в первом часу, у меня уже подгибались ноги, а улыбка, кажется, навсегда пропечаталась на лице. Дядя Рэйвен, святой человек, взял на себя большую часть формальных забот, благо статус хозяина вечера это позволял. Когда последний гость покинул особняк на Спэрроу-плейс, я выдохнула с облегчением.
– Это был невероятно долгий вечер, дядя.
– И невероятно трудный, – нахмурился маркиз. – Не хочу зря пугать, драгоценная моя невеста, но кто-то пытался вас убить. Благодарите кошку за спасение жизни.
От его слов меня бросило в холодный пот, а сознание сразу прояснилось.
– Что вы имеете в виду?
– Вы сейчас сами похожи на ту кошку, Виржиния, – невесело усмехнулся дядя Рэйвен, коснувшись моего плеча. – Такой же боевой и настороженный вид… Помните коробку с траурными лентами? Так вот, в ней была змея. Обыкновенная черная гадюка. Как правило, они не нападают первыми, но эта была очень злой. Пожалуй, я и сам бы разозлился, если бы меня посадили в душную коробку и хорошенько потрясли.
