Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 68 (всего у книги 139 страниц)
– Агнесс – моя мамочка, – придушенно объяснила леди Кэмпбэлл. – Меня зовут Арлин. Позапрошлой зимой папочка очень сильно заболел, все время кашлял, а врач отчего-то не смог ничего сделать, и… потом мамочка заболела. А когда и брату стало плохо, меня отослали в загородный дом. И… и… теперь я одна, – заключила она совсем тихо.
– О… – выдохнула я. Действительно, история показалась очень знакомой; о чем-то подобном писали в газетах, но тогда я была слишком удручена смертью леди Милдред, чтобы следить ещё и за другими новостями. – Примите мои глубочайшие соболезнования, леди Кэмпбелл, и простите за неуместный вопрос… Тяжело остаться одной в столь нежном возрасте.
– Это мне нужно извиняться. Я такая плакса, – Арлин прижала платок к губам и зажмурилась. – Мистер Чендлер говорит, что это нервические припадки из-за дурной наследственности.
– Мистер Чендлер?
– Мой супруг, – она уткнулась взглядом в палубу. – Я… простите, правда, не могу говорить.
Глаза у неё снова сделались мокрыми.
– Что ж, не буду настаивать, – кивнула я. – Позвольте один вопрос – почему вы плакали, леди Кэмпбелл?
В эту секунду Лиам незаметно дернул меня за платье сзади и указал подбородком на Арлин – она как раз подняла правую руку, чтобы воспользоваться платком. Я пригляделась – и ахнула: от локтя и до запястья кожа вся пестрела синяками, и видно это было даже сквозь кружевные перчатки. Продолговатые синяки, не слишком широкие, словно… словно…
Додумать эту мысль я не успела.
Мэй вдруг вытянула шею, точно силилась разглядеть что-то, и забеспокоилась.
– Леди Виржиния, нам нужно срочно идти! – Мэй нахлобучила шляпку на Арлин, расправила вуаль и взяла госпожу за руку. – Ещё раз прошу прощения, но нам необходимо вернуться в каюту! Прямо сейчас!
Служанка быстро наклонилась к уху Арлин и что-то прошептала. Я уловила только дважды повторенное «он», «не должен» и что-то про «сможет защитить». Арлин испуганно прижала руки к груди и обернулась ко мне:
– Встретимся за завтраком, леди Виржиния! Благодарю за всё! – пискнула она – и, увлекаемая служанкой, засеменила вдоль борта.
Такая резкая перемена встревожила меня. Я оглянулась по сторонам в поисках того, что могло напугать леди Кэмпбелл и её служанку. Кажется, ничего необыкновенного не произошло: так же прогуливались в отдалении пассажиры, большей частью иностранцы; два матроса спорили о чем-то на повышенных тонах, стоя у двери в служебные помещения; прятался за мольбертом художник – любитель морских закатных далей…
– Леди Гинни, туда гляньте, – дёрнул меня за рукав Лиам.
Около широкой лестницы, ведущей к каютам, беседовал с пожилой четой светловолосый мужчина в коричневом костюме. Я пригляделась.
Дама-собеседница рассмеялась и принялась обмахиваться веером. Её спутник начал что-то с жаром втолковывать блондину, размахивая руками… Ничего особенного, обычная салонная беседа.
– Лиам, что с ним не так? – сдалась я через некоторое время.
– Да смотрел он на нас, – нахмурился мальчик, смешно сдвинув белесые брови. – Всё время смотрел, хоть с теми и языком молол. А как Мэй этого белобрыску заметила – она аж побелела. Вот так.
– Интересно… – Мы с Мэдди переглянулись. – Готова спорить, что это и есть тот самый «мистер Чендлер». И, конечно, расстояние может исказить впечатление… но, похоже, он значительно старше бедняжки Арлин.
Мадлен энергично повела рукой, кивнула в сторону Чендлера и приняла задумчивый вид.
– Верно, стоит разузнать о нём побольше, – согласилась я. – Как и об Арлин. Интересная у неё служанка… Мэдди, Лиам, пройдем сейчас мимо этого якобы Чендлера, рассмотрим его поближе. Всё равно нам надо спускаться в каюту – я хочу сменить платье перед ужином с дядей Рэйвеном.
Изображая образцовое «семейство» – леди, её компаньонка и воспитанник – мы проследовали к лестнице. Ни мужчина, ни пожилая чета на нас не обратили ровным счетом никакого внимания, даже голоса не понизили. Беседа шла, кажется, об экспорте каких-то станков на материк; прозвучало слово «ссуда».
«Значит, не салонный разговор, – мысленно поправилась я. – Деловой».
А вслух спросила, когда мы оказались в коридоре:
– Как ваши впечатления, господа сыщики?
Мадлен пожала плечами и неопределенно повела рукой. Значит, ничего.
Лиам же насупился, как недавно на палубе и выдал, глядя в сторону:
– У него, это… морда медовая!
Я оторопела.
– Что, простите?
– Ну, медовая, – неохотно повторил он. – Как у дяденьки из цирка, который сначала обещает бесплатно на представление пустить, а заместо этого на мясо для всяких там жирафов пускает…
Я закашлялась, поперхнувшись смешком:
– Жирафы не хищники, Лиам. Впрочем, я поняла, что ты имел в виду… Скажи только, почему именно «медовая»?
– Как почему, леди Гинни? – искренне удивился он. – Вы же сами сказали – так и сяк, по-вашему говорить «индюк довольный» нельзя, надо что-то про мёд с янтарем… да?
У меня вырвался вздох.
В нелегком деле воспитания Лиама нам предстояло пройти ещё долгий, долгий путь.
Вечера на корабле были особенно тягуче-мучительны. Первые два дня я справлялась со скукой, проводя уроки для новоиспеченного баронета Сайера – по математике, географии и истории. Однако сегодня дядя Рэйвен, занятый наисрочнейшими делами с самого начала нашего пребывания на корабле, решил лично развеять мою скуку – и пригласил на ужин. Состояться это знаменательное событие должно было в наиболее камерном и уютном ресторане из трёх, имеющихся на «Мартинике». Он представлял собою зал, отделанный мореным орехом и темно-синим бархатом; у одной из стен был устроен цветочный каскад – там, на специальных полках, выставлены были горшки с геранями и вьюнковыми бегониями. Ненавязчивый музыкальный фон обеспечивала пианистка – кажется, марсовийка по происхождению.
Кофе из этого ресторана мне уже довелось оценить, но ужинала я здесь впервые, раньше предпочитая заказывать несколько знакомых блюд в каюту. Поэтому выбор меню на вечер был полностью в руках дяди Рэйвена.
…если б я знала заранее, что маркиз настолько истосковался по рыбным блюдам, то проявила бы куда больше настойчивости.
– Нравится ли вам первое путешествие, драгоценная невеста? – спросил дядя Рэйвен, когда наконец бесконечные вариации на тему морских даров унесли, и настало время для вина. Я, хотя и не была ценительницей виноградной лозы, на сей раз искренне обрадовалась заключительной перемене.
– Пока сложно сказать, – улыбнулась я и пригубила вино. Кисловатое… молодое. Такое, если мне не изменяет память, и любит больше всего дядя Рэйвен. – Я, наверное, еще не привыкла к мысли, что Аксония осталась где-то далеко позади. Вокруг звучит знакомая речь, Мадлен рядом… А вам нравится путешествие?
Маркиз едва заметно поморщился:
– Признаться, я не любитель морских странствий. Увы, доехать с нашего благословенного острова на материк поездом невозможно. – Он невесело рассмеялся. – Одного не отнять – общество на «Мартинике» собралось изысканное.
– Я встретила леди Хаббард, но никто другой из пассажиров мне не знаком, – созналась я. – Поэтому оценить изысканность общества трудно. Впрочем… дядя, вы знаете что-нибудь об Арлин Кэмпбелл?
– А, молодая баронесса Кэмпбелл? Наслышан, – произнес он со странной интонацией. – Очень неприятная история вышла с её семьей. Знакомо ли вам чувство омерзения и бессилия, когда наверняка знаешь негодяя, виновного в гибели хороших людей, но доказать что-то не имеешь возможности? Пожалуй, тут меня понял бы мистер Норманн, надо отдать ему должное, – добавил дядя Рэйвен неожиданно.
У меня появились нехорошие предчувствия. «Неприятная история»… Если уж о скандале с погибшим кузеном Рыжей Герцогини дядя Рэйвен отозвался – «скучать не пришлось», то что же такого случилось с Кэмпбеллами, если он теперь говорит об омерзении?
– Мне довелось обменяться с леди Кэмпбелл парой слов, – осторожно начала я. – И она упомянула о болезни, унесшей жизни родителей и брата… – я многозначительно умолкла.
– То была не болезнь, – покачал головой маркиз и снял очки. Тусклые желтые светильники отражались в его глазах, словно луны. – Кэмпбеллов отравили. Причем сделал это человек, которому они всецело доверяли – семейный врач. Девочку, к счастью, мать успела отослать вместе с верным человеком, заподозрив неладное. Но прежде, чем Особая служба вмешалась в дело и изобличила отравителя, барон Кэмпбелл, его жена и наследник получили смертельные дозы яда. Титул перешел к Арлин. Опекуном девочки до замужества либо до совершеннолетия стала миссис Истер, двоюродная сестра покойного барона. И она совершила чудовищную глупость, заставив Арлин принять предложение руки и сердца от Рольфа Чендлера. На мой взгляд, этот брак такой мезальянс, что перед ним меркнет даже выходка дочери виконта Китса, сбежавшей в Романию с оперным певцом.
Прозвучало это на редкость многозначительно.
– Дело лишь в происхождении мистера Чендлера или?.. – предположила я, и дядя Рэйвен холодно подтвердил:
– «Или». Чендлер достаточно состоятельный человек. И даже более чем. Его годовой доход – около тридцати тысяч хайрейнов.
– О… Не все аристократы обладают таким доходом.
– Поговаривают, что мистер Чендлер причастен к контрабанде. Правда это или нет – неизвестно, но неоспоримо, что он занимает, скажем так, осуждающую позицию по отношению к Его величеству, – сухо констатировал дядя Рэйвен. – Настолько осуждающую, что титула он не получит, даже если скупит все земли от Бромли до самого моря… Да ему никто и не позволит. За мистером Чендлером водятся грязные делишки – но, увы, доказать его причастность к ним практически невозможно. А жаль – если бы нашлась хотя бы пара свидетелей, подтверждающих, что Чендлер снабжал деньгами «Детей красной земли», то я с превеликим удовольствием препроводил бы его на виселицу, – произнес маркиз с такой интонацией, что мне сделалось не по себе, и даже померещилось, что тени вокруг него стали гуще. – Прошу прощения, я отвлекся от основной темы, моя драгоценная невеста, – повинился он. – Так вот, врач Кэмпбеллов действовал не сам по себе. Однако во время транспортировки этого мерзавца в столицу произошло нападение на экипаж. Убито было два человека из сопровождения… и сам врач. Ему дважды прострелили голову – видимо, очень не хотели, чтобы он заговорил. А мистер Чендлер был единственным человеком, которому горе в семье Кэмпбеллов принесло выгоду. Не считая миссис Истер, чей счет внезапно пополнился двумя тысячами хайрейнов.
Я застыла, как громом пораженная.
– Только не говорите мне, что…
– Я уверен, что леди Арлин Кэмпбелл, шестнадцати лет от роду, уже полгода является супругой истинного виновника гибели её семьи, – прервал меня дядя Рэйвен. – Увы, доказать это пока не представляется возможным, а устранить Чендлера, гм, иным путем мешает его возросшее влияние в стране. И не смотрите на меня так, Виржиния, – скривился он и пригубил вино. – Я не всесилен. Итак, леди Кэмпбелл замужем за убийцей. Хуже мезальянса не придумаешь… Я не говорю уже о разнице в возрасте.
– О… Чендлер намного старше жены? – осторожно поинтересовалась я.
Маркиз очень медленно надел очки и сцепил пальцы в замок, пристально глядя на меня.
– Виржиния, вам двадцать. Скажите откровенно, с вашей точки зрения я – завидный жених?
– Но… дядя Рэйвен!.. – ошеломленная, я осеклась, не зная, что ответить.
Маркиз криво улыбнулся.
– Вот и ответ, Виржиния. «Дядя». Напомню, мне тридцать шесть лет. Рольфу Чендлеру – сорок шесть.
– Получается, что он почти на тридцать лет старше Арлин, – выдохнула я. Голова у меня слегка кружилась. Чендлер – убийца… Интересно, знает ли Арлин? Её служанка определенно подозревает о чем-то. – Бедная девочка!
Дядя Рэйвен шевельнул пальцами и отвернулся.
– К слову, Виржиния. Я считаю, что вам было бы неплохо… подружиться с леди Кэмпбелл.
– Вы на что-то намекаете? – насторожилась я.
Маркиз вновь улыбнулся, и на сей раз в его улыбке не было ни затаенной злости, ни бессилия.
– О, нет, драгоценная моя невеста. Разумеется, нет.
Второй бокал вина отчего-то показался мне слаще. Некоторое время мы с дядей говорили о пустяках, а потом я обратила внимание на большие настенные часы – и удивилась: было уже около половины двенадцатого. Вот правда говорят, что в путешествии время тает, как иней на майском солнце… Проследив за моими взглядами, дядя Рэйвен все понял и предложил составить компанию в прогулке до каюты.
– К слову, – спохватилась я, уже поднимаясь. – Вы перед отъездом говорили, что поможете мне вспомнить алманский…
– Я помню, – кивнул маркиз, подавая мне руку. – С собою у меня есть несколько книг. Мы могли бы их почитать или же просто поговорить по-алмански – полагаю, для того, чтоб скорее вспомнить язык, нужно всего лишь попрактиковаться в нём. Но, к сожалению, завтра я не могу вам помочь в учении; у меня есть важное дело, которое, увы, невозможно отложить. Впрочем, я, кажется, знаю, чем вас занять – и это даже поспособствует изучению алманского, – улыбнулся он вдруг хитро. – Завтра капитан Мерри познакомит вас с семейством Шварц – Карлом Шварцем, его прелестной супругой Ренатой Шварц и их сыном Хенрихом. Это замечательная семья из Алмании, люди, достойные во всех отношениях. Карл Шварц – ученый, занимается химией, а супруга его происходит их рода с давней и благородной историей – вам будет о чём поговорить, я думаю. А Хенрих, если мне не изменяет память, на год старше новоиспеченного баронета Сайера.
Я посмотрела на дядю Рэйвена внимательно – на открытый взгляд поверх зеленоватых очков, на губы, изогнутые в полуулыбке… и вздохнула:
– Сдается мне, с этим знакомством не всё так просто.
– Что вы, драгоценная невеста, – смешно выгнул он брови. – Я забочусь исключительно о вашем досуге.
Перед тем, как вернуться в каюту, я еще немного прогулялась по палубе в сопровождении дяди Рэйвена. Несмотря на поздний час, желающих насладиться морскими пейзажами хватало. Повстречалось нам большое семейство с тремя очаровательными девочками в голубых платьях – судя по говору, это были романцы. Раскланялся с дядей Рэйвеном старичок в сто лет как вышедшем из моды фраке и напоследок что-то пожелал нам по-алмански, улыбаясь. Я не поняла ничего, кроме слов «счастье» и «дом» и в который раз посетовала на свое невежество в отношении иностранных языков. Маркиз, впрочем, пожеланием остался более чем доволен… А уже у лестницы мы заметили небольшую разношерстную компаню: матросы, официанты, женщины из прислуги… Одна высокая и худощавая девушка издали показалась мне знакомой, но хорошенько разглядеть её не удалось – единственную лампу кто-то погасил, стоило нам с маркизом приблизиться.
Но зато разговоры я расслышала прекрасно.
– …да-да, снова еда пропадает. Только я на блюдо выложила утиные грудки, отвернулась за зеленью, чтоб украсить – глядь, двух уже нет!
– …алманка из шестой капитану жаловалась, что, мол, дверь у неё открытой оказалась…
– …а ключи-то, а ключи…
– …а у меня – вы, бабы, цыц! – штаны пропали. Ну вот ей-ей, вывесил их, значит, сушиться…
– …и слезливая жаловалась, что видела в коридоре верзилу в плаще. Всего такого… загадочного!
Мимо компании мы проследовали молча, но после я решилась поинтересоваться у маркиза:
– О ком это они?
– На корабле завелся воришка, – пожал плечами дядя Рэйвен. – Пока ворует по мелочи. Где-то пропало одеяло, где-то – тарелка с пудингом… К слову, пустая тарелка потом нашлась у дверей кухни. Видимо, на «Мартинике» путешествует нелегальный пассажир. Учитывая размеры корабля, не стоит этому удивляться – здесь может тайком разместиться целый отряд. Особенно если есть сообщник среди команды. А люди, естественно, тут же заговорили о призраке… Что ж, моряки – народ суеверный.
Я вежливо посмеялась, но после этого разговора – глупо, конечно – стала с опаской поглядывать в темные коридоры. И, наверно, поэтому померещился мне перед сном неясный силуэт в изножье кровати…
…море похоже на жидкое серебро.
Остов древней каравеллы венчает риф – мертвая корона повелителя глубин. Призрачные огни – лайлак и шартрез, сангрия и янтарь – усыпают растресканные мачты. Человечьи кости белеют сквозь толщу воды; риф – одно большое кладбище.
Едва касаясь голыми ступнями сияющей воды, я сижу на старинной пушке – наполовину погруженной в воду, проросшей кораллом и морской травой. Небо беззвездно и бездонно, и лишь холодная луна зависла в пустоте, тщетно пытаясь разогнать синеватый мрак. Леди Милдред стоит рядом со мною, в тяжелом платье из красного бархата, и ноги ее по щиколотку погружены в волну, а юбки намокли до середины. Из трубки течет белесый дым и льнет к остову корабля.
– Как ты думаешь, милая Гинни, смерть – это благо?
Я наклоняюсь и погружаю руку в соленую воду. Исцарапанную кожу немного щиплет. Вскоре пальцы натыкаются на что-то гладкое на скале.
Человеческий череп.
В лунном свете кость становится ещё белее, чем она есть. Это неприятно видеть, и я подманиваю ближе красноватый огонек. Он не сделает кость живее, но подарит ей призрачное тепло.
– Думаю, что смерть – это неизбежность.
В пустых глазницах свернулась чернота.
– Не всегда… – Милдред покачивает трубкой, стряхивая густой дым в волну. – Люди на этом корабле были пиратами, Гинни. Тридцать человек – тридцать отчаянных убийц. Два дня они преследовали судно, на котором ехали в Колонь те, кому не нашлось места в Старом свете. Не одинокие путешественники, но семьи, ищущие землю, где можно пустить корни. Эти странники не были богаты; догони каравелла их лёгкое суденышко – и поживы пиратам бы не нашлось. И тогда в ярости они уничтожили бы всех – и женщин, и детей. Но море отчего-то решило иначе; начался шторм, а потом на пути пиратского корабля из глубин вдруг поднялся риф. Никто не выжил – ни один из тридцати убийц, чья кровь была черна, как сажа. Как ты думаешь, Гинни, благо ли это?
Череп в моей руке вдруг становится тяжелым, словно бронзовый шар, выворачивается – и падает в море, не порождая ни кругов на воде, ни брызг, ни пены.
– Это судьба. Наверно… Кто знает, какие люди плыли в Колонь на том корабле? Были ли среди них убийцы? Зачинатели новых войн? Или те, кто принес потом стране мир и процветание, и потому судьба хранила их?
Я наклоняюсь и вглядываюсь в темную глубину; череп медленно опускается в бездну, и красноватый огонек, пронзая толщу воды, летит за ним – по долгой, долгой спирали.
Бабушка улыбается беззвёздному небу.
– Кто знает… На том корабле мы с Фредериком совершали свое первое в жизни путешествие. На том корабле был тот, кто потом убил моего сына…
Я поворачиваюсь так резко, что теряю равновесие.
Море принимает меня ласково и жадно.
Последнее, что различают мои глаза, пока грудь наполняется горькой влагой – белое, словно кость, лицо Милдред.
На следующий день на море был небольшой шторм. К счастью, на комфорте это никак не сказалось, разве что ходить мне стало немного труднее, но благодаря Лиаму я справлялась. Капитан Мерри настоятельно не рекомендовал прогуливаться по палубе – из-за сильного северного ветра. Знакомство с семейством Шварц откладывалось на вечер, до ужина… Я попыталась было найти дядю Рэйвена, но его секретарь, молодой человек в идеально пошитом костюме цвета кофе, вежливо и непреклонно спровадил меня, сославшись на то, что «маркиз, увы, занят делами неотложными и почти что государственными».
Шутку я оценила, но скуку мою это развеяло ненадолго.
Мысли невольно возвращались к странному сну. Были ли бабушкины слова всего лишь порождением ночных страхов – или настоящим предупреждением? Убийца, следовавший на том же корабле, на котором плыли юные Милдред и Фредерик… А потом я вспомнила, что бабушка вела во время путешествия некие дневники. До того, как родители отправили меня в пансион, она часто зачитывала вслух отрывки, дополняя их воспоминаниями. И, возможно, там…
Меня охватило волнение.
Усилием воли успокоившись, я попросила Мадлен сказать горничной по ярусу, чтоб она принесла из ресторана горячего шоколада со свежей выпечкой и записала на наш счет.
– Леди Гинни, а что вы такое пишете?
Когда Лиам успел пройти в мою каюту и заглянуть через плечо, я не заметила – и потому отшутилась:
– О, научишься хорошо читать – узнаешь. Как поживает твое задание, к слову?
– Учу умножение, – скис Лиам. – Да без толку пока. И вот давеча исписал этой, как её, каллиграфией целую страницу, и буквы уже, как белки, не скачут, а Мадлен всё ругается.
– Мастерство приходит со временем, чего бы это не касалось, – улыбнулась я, закрывая тетрадь, где только что записала подробности своего сна – на всякий случай. – Так что не унывай. Сейчас служанка принесет горячего шоколаду, а после ланча мы втроем – ты, я и Мэдди – прогуляемся по палубе. Моя нога уже гораздо лучше – думаю, скоро смогу ходить с помощью одной только трости. Дядя Рэйвен, правда, посмеивается и говорит, что она предназначена не только и не столько для ходьбы… и правда, тяжеловатая вещь. Но зато красивая, да и ручка очень удобна, – продолжала я заговаривать Лиаму зубы, пряча тетрадь в стол и запирая на ключ. Делиться мыслями о странном сне отчего-то совсем не хотелось. – К тому же капитан Мерри должен вот-вот познакомить нас с одной замечательной алманской семьей, у которой есть сын – твой ровесник, Лиам. Думаю, вы подружитесь, а не подружитесь, так ты хотя бы привыкнешь держаться в высоком обществе. До сих пор мы с тобой бывали лишь у моих друзей, но вскоре после возвращения придется провести официальный прием, дабы показать тебя нужным людям. И к этому следует серьезно подготовиться.
Лиам заметно спал с лица.
– Я, это… пойду умноженье поучу! И ещё страницы две этой каллиграфии понакалякаю, чтоб Мадлен довольная была!
Я проглотила смешок.
Кажется, найден способ вдохновлять Лиама на учёбу.
После ланча небо и впрямь немного расчистилось, хотя море все еще штормило. Но можно уже было прогуляться по крытой палубе, любуясь бурными волнами цвета свинца и подышать славным морским воздухом. Дважды мы обошли корабль вдоль борта, а потом остановились, чтоб дать отдых моей ноге. Тут-то к нам и подошел капитан Мерри, сияющий, что твое весеннее солнышко.
– Хорошего дня, леди Виржиния, мисс Рич, баронет Сайер, – раскланялся он со всеми нами, даже с Лиамом, причем совершенно серьезно. Я ответила капитану в духе ни к чему не обязывающих светских любезностей, Мадлен также просияла улыбкой, и только Лиам остался хмур. – Счастлив видеть вас в добром здравии! Увы, не все мои гости могут гордиться такой похвальной стойкостью перед лицом стихии. Но есть ещё одно благородное семейство, снедаемое скорее скукой, нежели морской болезнью. Вы не возражали бы, если б я представил их вам, леди Виржиния?
– О, полагаю, речь идет о Шварцах, о которых мы все уже весьма наслышаны? – прощебетала я беспечно, мысленно благодаря дядю Рэйвена за заботу. Наверняка он захотел познакомить меня со Шварцами, одновременно преследуя и некие тайные цели, но пока наши стремления совпадали. – Буду искренне рада! Они также прогуливаются?
– Нет, все же на палубе слишком сыро, по мнению миссис Шварц, – с улыбкой сообщил капитан. – Да и в Восточном салоне сегодня и только сегодня подают сладости в никконском стиле – вы ведь не захотите упустить такое событие? Кстати, полотна, вывешенные там же, мне подарил один друг, также капитан, но из самого Никкона. Нарисовал их его брат, также мой знакомый и замечательный художник, вдохновляемый мифами и легендами своей утонченной родины…
Поддерживая светскую беседу, мы проследовали к Восточному салону.
Сознаюсь честно, я ожидала, что Шварцы будут выглядеть как типичные алманцы, рыжие, веснушчатые и полноватые, но они скорее походили на аксонцев. Карл Шварц неуловимо напоминал чем-то самого капитана Мерри – такой же не особенно высокий, но с осанкой потомственного военного, с умными светлыми глазами и внушительным носом. Существенное различие заключалось в том, что капитан постоянно улыбался, и потому казалось, что он словно бы источал ощущение радости и благожелательности. А Карл Шварц был ужасно хмур; кроме того, он щеголял роскошными усами, каких мне давно не приходилось видеть – в Аксонии царила мода на чисто выбритые лица.
Миссис Шварц оказалась маленькой коренастой женщиной в роговых очках наподобие тех, что носила миссис Скаровски. Лицо у неё было приятное, хотя черты его и не отличались изяществом – курносый нос, полноватые губы, массивные надбровные дуги… Однако в нем светился такой ум, что любые недостатки вскоре растворялись и становились неважны.
Мальчик, Хенрих, очевидно, пошел целиком в мать, но был в отличие от нее робок, держался все время в тени и норовил отступить за спины взрослых. Я посчитала это хорошим знаком – если Лиам увидит, что не он один боится незнакомцев, то, может, и приободрится.
– Значит, вы та самая графиня Эверсан? Дочка графини Эверсан, обогнувшей землю в кругосветном путешествии? – меланхолично поинтересовался Карл Шварц, когда все формальности были соблюдены. «Р» у него выходило твердое и будто бы отдельно стоящее, а гласные звучали излишне мягко. При этом выражение лица у Шварца было такое, что все особенности речи вызывали не улыбку, а острое желание проявить сочувствие.
– Внучка, – уточнила я привычно.
– Удивительно! – У Ренаты Шварц глаза загорелись любопытством, по-детски непосредственным и искренним. В отличие от мужа, она говорила по-аксонски очень чисто, практически без акцента. – Та самая графиня, что меньше месяца тому назад сама застрелила из револьвера Душителя с Лентой?
Вот это мне польстило гораздо больше.
– Подробности того дела были чрезмерно раздуты газетами, а на самом деле все вышло случайно, – ответила я, чувствуя одновременно и смущение, и гордость.
– Благородные поступки не перестают быть благородными оттого, что совершаются без намерения, – с живостью возразила миссис Шварц и, оглянувшись на мужа, отступила. – Словом, позвольте выразить свое восхищение.
– А мне – позвольте пригласить вас присоединиться к нашему ланчу, – подхватил Карл. – Как уверяет капитан Мерри, «сегодня и только сегодня» здесь подают традиционный никконский чай и десерты, да к тому же показывают, как проходит чайная церемония в Никконе. Замечательный человек, этот капитан Мерри! Не дает нам, пассажирам, заскучать!
Когда мы вошли, в Восточном салоне уже было восемь человек. Леди Хаббард и её супруг беседовали с немолодой четой, которую я уже, кажется, где-то видела. Наслаждался зеленым чаем в одиночестве насмешливый дядин секретарь – заметив меня, он улыбнулся в знак приветствия, но отчего-то подходить не стал. После этого я подумала, что, возможно, упоминать имя маркиза в разговоре с Шварцами не стоит; это было скорее предчувствие, нежели логический вывод, но очень ясное и навязчивое.
Прочие посетители салона оказались мне незнакомы.
Пока мы ожидали чай и десерт – уже второй за день для нас с Мэдди и Лиамом, но не отказываться же – Карл разговорился о себе. Похоже, он принадлежал к той породе людей, что вечно испытывают меланхолию и недовольство окружающим миром и расцветают лишь тогда, когда пускаются в долгий рассказ о своей захватывающей жизни. Рената Шварц в беседу вмешивалась редко, большей частью отвечая на мои вопросы.
– …так значит, вы занимаетесь наукой?
– Да, химия – моя страсть, – важно подтвердил Карл Шварц и изволил пошутить: – Я даже женился на девушке из старинного рода ученых. Точнее, сперва увлекся работами отца моей дражайшей Ренаты, – миссис Шварц достался теплый взгляд, – а уж затем, когда стал частым гостем в его доме, понял, что нашел там свою судьбу.
– О, так значит, и вам не чужда исследовательская жилка? – обратилась я к Ренате.
Взгляд у Карла стал тревожным – мгновенно, будто слетела фарфоровая маска весельчака и беспечного болтуна.
– И да, и нет, – с запинкой ответила Рената. – Мне хотелось бы заниматься наукой, как мой отец, однако в Алманский университет не допускаются…
Тут к нашему столу подошел официант. Миссис Шварц осеклась, видимо, смущенная присутствием постороннего человека, пусть и слуги. Я недоверчиво моргнула – только что он разговаривал с секретарем дяди Рэйвена, а затем сразу, не выполнив, очевидно, никакого заказа, направился к нам. Официант же склонился к Карлу и что-то сообщил ему шепотом.
– Прошу прощения, – почти сразу же поднялся Шварц, делаясь ещё более хмурым. Во взгляде его скользил откровенный испуг. – Мне нужно срочно отлучиться. Кажется, дверь в нашу каюту снова была открыта. Я только проверю кое-что и сразу же вернусь. Надеюсь, вы не позволите заскучать моей дорогой Рени? – натянуто улыбнулся он.
– Конечно же, нет, я как раз хотела рассказать об одном случае в моей кофейне, – заверила его я. – К тому же скоро принесут чай и десерт.
Несмотря на все заверения, после ухода Карла повисло неловкое молчание. Мадлен, впервые за долгое время чувствовавшая себя неуверенно из-за немоты, чересчур усердно пыталась подружить Хенриха и Лиама, несмотря на то, что Хенрих почти не знал аксонского, а Лиам, разумеется, ни словечка не мог произнести по-алмански… Кроме нескольких заковыристых ругательств, как выяснилось еще на палубе – к счастью, в присутствии всего лишь капитана Мерри, а не Шварцев. Причем источник этих «знаний» Лиам называть категорически отказался…
А если нет надежды ни на подругу, ни на детей, то разряжать обстановку придется мне – так я успела подумать, прежде чем Рената Шварц, пугливо обернувшись, спросила тихо, от волнения сбиваясь на алманский:
– Скажите, вы ведь сейчас упомянули кофейню… А в Аксонии действительно женщина может вести дело, и её не будут mißbilligen… то есть ее не станут порицать?
Я несколько растерялась.
Вопрос действительно был… сложный.
– Хвала святой Роберте Гринтаунской, у женщин сейчас побольше прав, чем двести лет тому назад. Но это касается в основном передачи титула, наследования, опекунства и прочего. Ну, и, разумеется, в прошлое ушел ужасный закон, по которому женщина считалась совершеннолетней лишь будучи связанной узами брака. Однако в отношении финансовой самостоятельности ситуация более чем печальная. Пожалуй, ширманки не во всём так уж неправы, – невесело пошутила я. – Конечно, леди с громким титулом, тем более – вдова, как герцогиня Дагвортская, например, может и сама управлять своими землями. Более того, чаще так и происходит. Да и среди бедняков работающая женщина – явление частое. Но вы ведь не о прачках спрашиваете, так, миссис Шварц? – Она кивнула. – Юная леди или горожанка из состоятельной, но не родовитой семьи никогда не сможет открыть своё дело, не укрываясь за спиной мужчины. Брата ли, мужа… неважно. Право управлять кофейней именно в том виде, в каком это происходит сейчас, перешло мне по наследству от леди Милдред, а та получила его лично от королевы. Я знала ещё одну женщину, мисс Дюмонд, у которой также было своё дело – реставрационная мастерская. Но потом выяснилось, что сперва мастерская принадлежала её отцу, и лишь спустя долгих семь лет мисс Дюмонд, заработав определенную репутацию в мире искусства, смогла отстоять право самостоятельно заниматься любимой работой, не скрываясь ни от кого. Есть, полагаю, ещё молодые особы, к которым дело перешло по наследству, однако чаще они продают его, вкладывают деньги в банк, а затем просто получают проценты с капитала. Это и проще, и позволяет достичь финансовой независимости, не рискуя репутацией… А почему вы спрашиваете, миссис Шварц?
