Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 139 страниц)
– О, какое совпадение... Я тоже ждал беседы, – без тени иронии произнес маркиз и наконец сел в кресло напротив. – Но мой вопрос может и подождать. Не хочу портить такой момент.
"Уж не об одном и том же мы собирались побеседовать?" – засомневалась я на секунду, а потом решилась – была не была! – и спросила без обиняков:
– Скажите, вы имеете какое-либо отношение к тому, что произошло сегодня с моим водителем?
Маркиз не изменился в лице. Даже дыхание не сбилось с размеренного ритма... Но вот зрачки у него дрогнули, и веки опустились – всего на мгновение, но мне этого хватило.
– Смотря что вы имеете в виду, Виржиния, – спокойно ответил он. – Что натворил этот человек? Огорчил вас?
– О, можно сказать, что я осталась вовсе без водителя, – с совершенно искренним сожалением произнесла я.
Губы маркиза тронула улыбка:
– Не могу сказать, что соболезную вашей потере. Я так и думал, что рано или поздно прошлое мистера Маноле даст о себе знать. Тем не менее, Виржиния, вы можете всецело рассчитывать на мою поддержку. У меня на примете есть хороший, верный водитель, который также способен стать вашим телохранителем, не привлекая при этом внимание общественности.
Я проглотила смешок. Определенно, у Эллиса и маркиза есть нечто общее. По крайней мере, своих протеже они сватают одинаково. Вплоть до формулировок. Надо же – и водитель, и телохранитель!
– Не стоит беспокоиться об этом, маркиз. Я пока не собираюсь увольнять мистера Маноле, его работа меня более чем устраивает. Не каждая леди может похвастаться, что водителем у нее работает тот, кто раньше увлекался гонками на автомобилях... Почему вы так смотрите на меня?
Выражение лица у Рокпорта стало... сложным.
– Вы хотите сказать, что ваш водитель жив?
– Конечно. Никогда не говорила, что он умер, – я пожала плечами. – Как и не говорила, что нападение как-то связано с его прошлым. Мистер Маноле был сильно избит, и поэтому я дала ему несколько свободных дней. Кажется, что мне придется некоторое время пользоваться кэбом. И еще мне кажется, что вы, лорд Рокпорт, можете рассказать о сегодняшнем ужасном происшествии гораздо больше мистера Маноле. Я права?
– Виржиния, не все так однозначно...
У меня кольнуло сердце.
После этих слов маркиз мог ничего больше и не говорить. Разом навалилась усталость и страшная, глухая обида. Не слушая ни единого слова, я тихо спросила:
– Зачем?
Рокпорт не стал отводить глаза. В высшем свете о нем говорили разное, некоторые открыто боялись, другие недолюбливали, третьи считали старомодным чудаком... Но даже леди Милдред, которая знала о нем едва ли не больше, чем мой отец, никогда не обвиняла маркиза во лжи. И с ней, и с отцом Рокпорт был настолько честен, насколько это вообще возможно для человека его склада характера.
Видимо, теперь священное право слышать правду от маркиза перешло ко мне – по наследству.
– Так надо, Виржиния.
– А я ведь сразу заподозрила это, – призналась я. – Вспомнила ту служанку, которая украла мамино колье. Вы пообещали "решить вопрос", а через день служанка сама вернула маме украшения. Плакала... хотела идти и сдаваться "гусям". Отец тогда пошутил, что вы волшебник. Только мне не понравилось такое колдовство.
– Служанка действительно была виновата.
– Я знаю. И, конечно, воровке не место под крышей особняка Эверсанов.
– Вы сердитесь, Виржиния?
– Конечно, – я снова вздохнула. – Я настолько сердита, что вот прямо сейчас начала бы кричать на вас, заламывать руки и кидаться книгами – да вот беда, слишком устала за день.
– Вам так дорог этот водитель? – в голосе у маркиза звякнул металл.
– Нет. Просто не переношу, когда кто-то пытается решать за меня.
Книжные шкафы, корешки старинных фолиантов, пыль, полумрак, оплывшие свечи в тяжелом подсвечнике... Как бы мне хотелось оказаться далеко отсюда!
Я чувствовала себя преданной.
– Значит, все же дорог, – подвел итог Рокпорт.
– Да нет же! – сил у меня хватило только на смех, да и то натужный. – Увольте. Кто дорог, гипси-авантюрист?
– Зачем же вы тогда так за него держитесь? – маркиз сжал пальцы на поручнях кресла – как будто два бледных паука оплели темное дерево. – Виржиния, если бы вы знали о нем то, что знаю я, то вы бы тотчас выгнали этого человека! А то и сдали "гусям"!
– Поверьте, я знаю о мистере Маноле достаточно, чтобы не обольщаться на его счет.
– Обольщаться – очень верное определение, Виржиния. Очень верное, – маркиз уже не просто говорил – чеканил слова. – К сожалению, этот человек действительно талантлив и хорошо скрывает следы своих преступлений. У меня нет ни одного надежного свидетеля или доказательства, однако подозрений хватает с лихвой.
– За мистера Маноле поручился очень надежный человек! – я не выдержала и вспылила. Только тяжесть фундаментального труда за авторством Константа Невинного, придавливающая меня к креслу, не позволила немедленно вскочить на ноги. – Оставьте подозрения прошлому. Мистер Маноле готов измениться, но если мы будем продолжать видеть в нем преступника, он не изменится никогда! Деньги стоят гораздо меньше честной жизни, и он наконец это понял! Нужно всего лишь дать ему шанс...
Я внезапно осознала, что говорю словами Лайзо, и умолкла. Мне стало не по себе. Когда он успел так глубоко просочиться в мою жизнь? Да что в жизнь – в мои мысли...
– Виржиния, Виржиния, – Рокпорт наклонился и осторожно взял мою руку в свои. Ладони у него были теплые и немного влажные. – В вас сейчас говорит молодость и идеализм. Поверьте уже немолодому и не слишком благородному человеку: люди не меняются. Тот, кто когда-то ступил на преступную стезю, уже с нее не свернет. Слишком притягательна эта иллюзия свободы, слишком прочна привычка смеяться над законом. Только в деле леди Саммершот аферист, известный под кличкой "Актёр", по описанию очень похожий на гипси Лайзо Маноле, заработал более полутора тысяч хайрейнов. И это только одно дело, Виржиния! Вы думаете, что кто-то готов отказаться от таких денег ради места водителя?
– Какой еще леди? – ошарашенно выдохнула я и откинулась на спинку кресла. – Леди... Саммершот?
– Да.
– Она была красавицей?
– Да. Вы не на то, на что надо, обращаете внимание, Виржиния, но я расскажу в двух словах об этом деле. Некий юноша представил виконту Саммершоту прекрасные рекомендации и был принят на работу в качестве учителя алманского для сыновей виконта. Но не прошло и трех месяцев, как виконт заявил о пропаже одной тысячи шестисот хайрейнов в золоте, а леди Саммершот – о намерении воспользоваться правом на развод со своим мужем, якобы уличенном в измене. Церковь вскоре дала это разрешение – видимо, леди Саммершот была весьма убедительна. Что же до пропавших денег, она только раз обмолвилась, что это была плата за некие доказательства.
Во время рассказа мне становилось все тягостней. И наконец я не выдержала и перебила маркиза:
– Ну и что! Что плохого в том, что благородная леди избавилась от обманщика? Пусть бы это и стоило ей полутора тысяч хайрейнов! Я бы и не таких денег не пожалела, чтобы разоблачить предательство. Нет ничего хуже того, чтобы терпеть обман!
Последние слова я едва ли не выкрикнула.
– Возможно. Но леди Саммершот после развода потеряла право встречаться со своими сыновьями, – мягко произнес маркиз. – Вы все еще думаете, что Лайзо Маноле совершил благое дело, раскрыв этот, с позволения сказать, "обман"? Не обманывайте себя. Он просто использовал трудное положение четы Саммершот себе во благо. Это называется преступлением и преследуется по закону.
У меня в горле пересохло.
– Нет никаких доказательств, что это сделал именно мистер Маноле. Похож – не доказательство, а домысел.
– Я уверен, что это был он, – маркиз встал и наклонился над моим креслом, глядя сверху вниз. Я почувствовала себя вдруг, как в детстве – девочкой, говорящей глупости. Девочкой в мире взрослых... – Поймите, Виржиния, я беспокоюсь за вас... Нет. Не просто беспокоюсь. Я испуган. Вы не просто красивы, но и чисты. Вы практичны, но не видите в людях зла, потому что в вас его нет. А я вижу. Лайзо Маноле опасен. И поэтому я боюсь за вас. Я не хотел говорить это вам, но его второе прозвище... – Рокпорт помолчал, словно его одолевали сомнения. – Его второе прозвище – Искуситель. А в четырех из шести его преступлений, о которых мне хоть что-то достоверно известно, были замешаны молодые женщины.
– И что? – я уже едва могла говорить.
– Я ничего не могу сказать уверенно, Виржиния... Даже не предполагаю, – маркиз коснулся моего лба, и на сей раз пальцы показались мне ледяными. – Просто подумайте вот о чем. Если Лайзо Маноле не нужны ваши деньги... возможно, ему нужно нечто иное?
Тело мое сковывало оцепенение – медленно, но верно.
– Что именно?
– Лайзо Маноле оказывал вам знаки внимания?
Голос у маркиза был мягок, так, что я не сразу разгадала намек. А как поняла – залилась краской.
– Что вы такое говорите! Он же просто... просто... – "слуга", хотела я сказать, но прикусила язык.
Чего уж кривить душой, "просто" с Лайзо никогда ничего не было. Слуга, который знает шесть или семь языков и разбирается в искусстве лучше своей нанимательницы? Право, смешно. Того же мистера Спенсера мне и в голову не пришло бы записывать в прислугу, я привыкла советоваться с ним и уважать его мнение. А Лайзо – человек не менее умный и образованный, а то и более... Да, в чем-то маркиз был прав – как такому удовольствоваться местом водителя? Но оказывать "знаки внимания"... Абсурд.
Собравшись с мыслями, я продолжила:
– Что вы, ни о каких ухаживаниях и речи не шло. Напротив, манера поведения у него была слишком простой, нахальной, а порой и грубоватой. К сожалению, мне пришлось преподать ему несколько важных уроков вежливости. Но то было в первые месяцы, а сейчас он даже лишнего вопроса себе не позволяет, говорит чаще по делу.
Я скромно умолчала о том, что к "делам" относятся не только обсуждения маршрутов и моего расписания, но и помощь в расследованиях по просьбе Эллиса.
Маркиз тяжело вздохнул, отступая на шаг.
– Мне трудно в это поверить, Виржиния. Что же в таком случае удерживает его на скучной, не слишком хорошо оплачиваемой работе?
– Желание покончить с преступным прошлым?
– Глупости. Я за всю свою жизнь не видел ни одного покаявшегося грешника. Вы молоды, Виржиния, и идеалистичны, – повторил Рокпорт с грустью. – Возможно, Лайзо Маноле представляется вам благородным героем, наподобие Железного Фокса, вольного стрелка. Но мы не герои баллады. Ваш водитель – всего лишь талантливый проходимец, порченая кровь. Он жил за счет горя других людей, поймите. Это не случайная ошибка, не единственный неверный шаг. Это способ существования. Жалеть его – все равно что жалеть паразита. Вам же не придет в голову нарочно разводить блох на собаке или позволять оводу кусать вашу лошадь?
– Разумеется, нет! – я начала сердиться. – Только вот не сравнивайте мистера Маноле с какими-то насекомыми. Между прочим, я лично дважды... нет, трижды видела, как он помогал изловить опасного преступника. Сотрудничество со следствием, так это называется, да? И только благодаря мистеру Маноле я сейчас жива. Он заслонил меня от пули, не особенно надеясь выжить после этого. Это поступок мерзавца или честного человека, маркиз? Ответьте, не молчите, прошу вас, – едко добавила я. – И, в конце концов, даже Писание говорит, что нужно прощать и протягивать руку помощи тем, кто нуждается...
– Только вот не вспоминайте Писание, – маркиз поморщился и отступил в тень. – Если бы вам пришлось повидать то, что видел я, то вы бы сейчас не защищали от меня отъявленного негодяя. Люди не меняются, Виржиния, и один добродетельный поступок не значит ничего по сравнению с привычкой жить за счет других. Избавьтесь от Лайзо Маноле, пока не поздно, или это сделаю я.
Угроза, ненавязчивая, но очень-очень правдоподобная, стала последней каплей. У меня словно хрустнуло что-то внутри, ломаясь окончательно – некий барьер, граница терпения... А может, это раскололась пополам сама память, разделившись на туманно-сказочное прошлое с настоящей семьей, пансионом, вышивкой у камина – и на жестокое до предела настоящее, в котором я осталась наедине с бухгалтерскими книгами, кофейней и призрачным запахом вишневого табака.
– Нет, не сделаете! – я поднялась на ноги. "Пытки" в скользкой кожаной обложке звучно шлепнулись на паркет. – Если вы это сделаете, то можете вообще забыть дорогу в мой дом! И помолвку я расторгну в тот же день! Нет, в ту же минуту!
– Виржиния...
– И дело не в Лайзо Маноле, а в вас! В вас! Не смейте лезть в мою жизнь! Уже прошло то время, когда я просила советов... да что там просила, умоляла о них! Мне хотелось выйти на улицу и закричать – ну хоть кто-нибудь, помогите! Но все, все разбежались – и мамин родной брат, и так называемые "друзья" отца! И вы, вы даже на похороны не явились! Мы с бабушкой остались вдвоем. А вы знаете, как тяжело она болела! Последние месяцы ей даже морфий не помогал, а вы... И на ее похороны вы не приехали тоже.
Я выкричалась всласть и теперь тяжело дышала, не отводя взгляда от лица Рокпорта. Пусть бы сказал что-то, хоть словечко, оправдался бы... Но он только молча наблюдал за мною.
– Когда мне действительно нужна была помощь, вас не было рядом, маркиз, – хрипло произнесла я. – Да, да, знаю – одно ваше имя, одна новость о нашей помолвке отпугнула от меня охотников за наследством. Но кроме имени вы не дали ничего. А теперь я уже крепко стою на ногах, и советы мне не нужны. Особенно ваши.
Я думала, что маркиз теперь точно разозлится. Станет кричать, ругаться на меня... да хотя бы нахмурится. Но он только отвел взгляд, машинальным жестом взял свои чудные очки с книжной полки и, будто в растерянности, раскрыл и сложил дужки. Раз, другой, снова и снова.
– Я просто хочу вас уберечь, – тихо ответил он наконец. – Виржиния, поймите, я видел много страшного. Я видел, как умные, очень умные женщины, оступившись лишь раз, ломали себе жизнь. Наверное, вы не помните мисс Лору Стэнфорд, младшую дочь виконта, а я помню. Жертва даже не соблазнения – насилия, она все равно была отвергнута обществом. Отец хотел увезти ее на материк, но не успел – она повесилась в своей комнате, на собственном пояске. А ведь вина лежала не на ней, а на насильнике... Нет, Виржиния, не отворачивайтесь. Дослушайте, пожалуйста. Я могу рассказать еще много подобных историй. О дочери баронета из Вулф-энд, которая, вопреки предупреждению родителей, обвенчалась с очаровательным юношей без роду без племени – он бросил ее, как только закончились деньги из приданного, и исчез. А она осталась одна, с ребенком – не вдова и не жена. Я знаю о виконтессе, истратившей большую часть состояния на своего любовника и оставшейся потом в одиночестве перед злыми языками в Бромли; о леди из Эннекса, на которой женился охотник за приданным. А Шарлотта Шарли, та самая, что написала "Дом на высоком берегу"? Вы помните, что с нею было? Она вступила в связь со своим адвокатом. Но когда об этом стало известно общественности, тот удрал, прихватив украшения мисс Шарли и ее гонорар за последнюю книгу. Виржиния, Виржиния... – Рокпорт подошел ближе и взял меня за руку. И теперь уже стало совершенно ясно – это не у него холодные пальцы, это я горю. – Наверное, я говорю жестокие вещи, которые вам неприятно слышать. Вы злитесь, конечно. Но это все от страха... Моего страха. Я боюсь, что не сумею уберечь еще и вас. Гинни... я не хочу, чтоб даже одна твоя слезинка пролилась потому, что я недосмотрел и не уберег тебя. Если для тебя это так важно – я больше не трону твоего водителя. Но приглядывать за ним не перестану, – он провел рукой по моим волосам, и без того стоящим дыбом. – Гинни, Гинни... Как же ты повзрослела...
Горло у меня перехватило.
– Дядя... Рэйвен... Прости, пожалуйста. Я не хотела кричать. Просто...
– Просто так получилось. Я знаю, Гинни. Поплачь хоть немного. Почему ты никогда не плачешь?
Я улыбнулась в его сюртук.
– Не умею.
Домой в ту ночь я, разумеется, не поехала. Дядя Рэйвен велел приготовить для меня одну из гостевых спален на втором этаже. Окна выходили в сад. До самого утра ветер стучал в ставни тонкими ветками старых вишен, но звук этот странным образом убаюкивал. В комнате было прохладно – ее не успели как следует натопить; я сдвинула грелку к ногам, закуталась поплотней в одеяло, закрыла глаза – и открыла их только тогда, когда большие напольные часы в зале этажом ниже стали бить час пополудни.
Завтракать мне пришлось в одиночестве. Кроме выпечки, к кофе экономка подала аккуратно сложенную вчетверо записку. Там с детства знакомым мне почерком значилось:
Сожалею, вынужден уехать из города по срочным делам необычайной важности. В случае необходимости обращайтесь к миссис О'Дрисколл, она поможет.
Берегите себя.
Ваш Р.Р.Р.
После завтрака я попросила экономку вызывать кэб – и уехала домой. А уже прибыв в особняк, с удивлением обнаружила, что, оказывается, Мадлен и Георг прождали меня всю ночь. Мэдди и вовсе уже собралась брать особняк маркиза штурмом. Георг еле-еле сумел ее отговорить от того, чтобы немедленно бежать и спасать одну легкомысленную графиню.
Никто не высказал ни слова в упрек, но, право, давно уже не было мне так стыдно. А ведь предстоял еще разговор с миссис Хат, которая наверняка приехала утром в кофейню и обнаружила, что там никого нет... Ох!
В качестве извинения я пригласила Мадлен составить мне компанию и прогуляться в шляпную мастерскую. Георг удовольствовался моим клятвенным обещанием впредь предупреждать о столь длительных отлучках – и уехал в "Старое гнездо", улаживать проблемы. Я тоже собиралась подъехать туда – позже, часам к пяти, когда начнут собираться постоянные гости. Благо из-за скверной погоды многие предпочитали не выглядывать на улицу и оставаться дома, так что кофейня в последние недели была полупустой. Вот когда немного подморозит и выпадет снег – о, тогда наши славные бромлинцы отважатся выглянуть наружу и нанести визит-другой знакомым, и начнется веселая пора званых ужинов, поэтических вечеров, балов и спиритических сеансов.
Распланировав свой день и раздав обещания, я вызвала мистера Спенсера, который дожидался в гостиной с момента моего возвращения и очень хотел поговорить. Управляющий рассказал сразу две хорошие новости и напомнил о некоторых важных делах.
Во-первых, на помощь хворающему Стефану наконец-то прибыл Говард Чемберс с семьей. Собеседование мы условно назначили на послезавтра, решив дать мужчине время освоиться в столице и отдохнуть после переезда – все равно вопрос о приеме на работу был уже фактически делом решенным.
Во-вторых, нашелся автомобиль. Он простоял всю ночь там же, где его и оставили – целехонький, ни единой царапины. Завелся, правда, не сразу – из-за разряженного аккумулятора или чего-то в этом роде. Но несколько слуг-мужчин под руководством неутомимого мистера Спенсера быстро дотолкали автомобиль до гаража, а там уж Лайзо занялся им...
Лайзо. Да, точно...
– ...Хорошо, мистер Спенсер, так и поступим, – кивнула я, завершая разговор. – Что касается дамбы на Тиссе, зимой мы все равно ничего строить не будем, но летом нужно непременно вернуться к этому вопросу. Ссуду Макбрайнам на ремонт винокурни и расширение производства, думаю, можно выдать, это надежные люди. Когда составите договор – покажите мне. На этом все. И, да, чуть не забыла, мистер Спенсер – позовите ко мне мистера Маноле, у меня к нему есть разговор.
Когда управляющий вышел, я достала из ящика стола прошение Лайзо об увольнении, спички и медный поднос. Через четыре минуты в дверь постучали.
– Входите, – я не смогла сдержать вздох. Разговор предстоял не из приятных. Ничего, потом закажу шляпку-другую и подниму себе настроение. И Мэдди заодно.
– Добрый день, леди.
Надо отдать Лайзо должное, в себя он приходил быстро. Конечно, хромота за один день никуда не делась, как и повязка на голове, но в целом вид у гипси был далеко не такой побитый и мрачный, как вчера. Правда, многочисленные следы от ушибов налились жутковатым синевато-фиолетовым цветом. Один – на скуле, другой – у основания шеи, отчетливо видный в вырезе серой домашней рубахи.
На запястьях у гипси тоже были синеватые "браслеты" – следы отнюдь не ласковых попыток удержать его, а вот содранные ладони уже поджили.
– Мистер Маноле, как вы думаете, что это? – я взмахнула смятым листком бумаги.
Лайзо прищурился:
– Это, кажется, мое прошение, леди... Что?!
Я невозмутимо чиркнула спичкой и поднесла трепещущий огонек к краю чуть влажного из-за погоды листа. Занялась бумага не сразу, но потом все же разгорелась. Когда пламя начало подбираться к пальцам, я положила ее на медный поднос.
– Что? Очевидно, ответ на ваше прошение. Я его не подпишу. Даю вам три дня сроку на лечение. А потом извольте заняться починкой автомобиля и приступить к обязанностям водителя.
– Но...
– Вы чем-то недовольны?
– Нет, – Лайзо вдруг улыбнулся, так тепло, что у меня мурашки по спине побежали. Не такие, как бывают от испуга... Другие какие-то. – Я очень рад. Думал, леди, что вы меня теперь взашей прогоните. После всего-то. Я...
– Помолчите, будьте любезны. Я еще не закончила. И, да, присядьте, я помню, что у вас болит нога.
Лайзо, кажется, пробормотал что-то вроде "садиться велят – к дурным вестям", но я не обратила на это никакого внимания.
– Мистер Маноле, я знаю, кто нанял тех людей. Точнее, кому они подчиняются.
– О.
Судя по красноречивому взгляду Лайзо, гипси прекрасно понимал разницу между наемниками и подчиненными.
– Это человек – маркиз Рокпорт, – продолжила я тем временем. – Буду с вами откровенной, я не ожидала, что он зайдет так далеко. Маркиз вмешивается в дела нашей семьи в исключительных случаях. Очевидно, он посчитал, что вы в достаточной мере... исключительны. Мне удалось уладить это недоразумение, но хочу вас предупредить, что отныне за вами будут следить очень пристально, – я сделала многозначительную паузу. – Не пытайтесь избавиться от слежки, они так или иначе узнают все, что им нужно. Если на вас будут пытаться оказать давление – не лезьте на рожон, по возможности уходите от конфликта и как можно скорее докладывайте о случившемся мне. Еще раз повторю – не пытайтесь перехитрить этих людей, вы просто не представляете, с кем имеете дело. Один раз вам повезло. Другой раз удачи может и не хватить.
– Вы говорите... слишком откровенно, – произнес Лайзо спокойно, но кровь от лица у него отхлынула. – А могу я узнать, чем заслужил такое нерасположение маркиза?
– Конечно, можете. Скажем так, маркиз осведомлен о вашем прошлом.
– Насколько хорошо?
Напряжение в комнате стало почти физически ощутимым. Лайзо будто закаменел.
– Недостаточно хорошо, чтобы предъявить вам официальное обвинение. Кроме того, маркиз вряд ли захочет, чтобы арест водителя и судебный процесс повредили моей репутации, – честно ответила я. – Однако это не тот случай, когда нужны формальные обвинения. Думаю, не надо вам пояснять, почему. Да, кстати, говорит ли вам о чем-нибудь имя Саммершот?
– Розалин? – живо откликнулся Лайзо, и в глазах у него мелькнула тень некоего определенно приятного воспоминания.
– Вижу, что говорит, – ответила я, когда сумела справиться с неуместным чувством раздражения. – Так вот, та история вызывает у меня отвращение, не буду скрывать. Нельзя играть человеческими жизнями, это даже хуже воровства и ненамного отстает от убийства. Эллис сказал мне, что вы хотите оставить прежнюю жизнь. И только поэтому я взяла вас на работу. Прошлое исправить невозможно, но начать все с чистого листа вы можете. И это, мистер Маноле, будет поступок сильного человека, заслуживающий самого глубокого уважения. Легко быть праведником с детства, под пристальными взглядами не менее благочестивых родителей или, к примеру, монахинь из пансиона. И куда как труднее отступить с пути легкого и сладкого, отказаться от ложной гордости и фальшивой свободы, стать... человеком.
Я замолчала. Прошение об увольнении медленно дотлевало на подносе. Может, следовало подписать эту глупую бумажку и избавиться от множества проблем разом?
Нет. Уверена, как только Лайзо лишится работы у меня, дядя Рэйвен завершит начатое. Самому Лайзо, конечно, знать об этом не стоит.
– Спасибо, леди, – произнес вдруг он, и я вздрогнула от неожиданности.
– За что?
– За откровенность, – улыбнулся вдруг Лайзо. Он выглядел сейчас так, как будто и не было последних нескольких дней – тот же легкомысленный кошачий прищур, что обычно, и чуточку нахальная поза. – А... что еще рассказывал обо мне маркиз?
"Что еще ему известно", – перевела я про себя.
– Э-э... Много и всякое, – мне очень хотелось спросить про второе прозвище, про "Искусителя", но язык не поворачивался. – Настолько любопытные вещи, что теперь меня мучает один вопрос: если все это правда, зачем вы согласились на место водителя?
Я спросила это шутливым тоном, но Лайзо неожиданно посерьезнел.
– Не знаю, леди. Не спрашивайте. Только одно скажу – я б не променял сейчас свою теперешнюю жизнь на ту, прежнюю.
Что-то в его голосе подсказало мне, что дальше проявлять любопытство будет крайне неразумно. Да и разговор затянулся – наверняка Мэдди уже ждала меня под дверью, изнывая от нетерпения перед поездкой за шляпками.
Я уже думала, что сюрпризы у судьбы в шкатулке закончились – хотя бы на ближайшие несколько дней. Но тщетно. Когда мы с Мэдди прибыли в кофейню, нагруженные шляпными картонками, выяснилось, что на кухне меня уже ждет Эллис с двумя новостями.
Во-первых, этой ночью были арестованы шестеро подозреваемых в ограблении галереи – все выходцы с Альбы, воры, промышляющие в основном предметами искусства.
Во-вторых, мальчишки нашли на берегу Эйвона странный обрывок, грязный и обгорелый.
– Мы показали его Уэсту, Виржиния, – азартно прошептал Эллис, опасливо оглянувшись на Георга. – И он, в смысле, Уэст, тут же рухнул в обморок, а когда очнулся, то опознал в обрывке фрагмент картины. Это почти победа, Виржиния! – Эллис помолчал. – А Уэста, кстати, сегодня утром свалила лихорадка. Совсем плох, бедняга, лежит в беспамятстве, едва ли не при смерти... В общем, нам сейчас не до скуки!
– Охотно верю, – ответила я, когда совладала с со своими чувствами. – Вы удивительный человек, Эллис. Всего несколько дней назад у вас были только догадки, а теперь в камере ждут допроса сразу шесть подозреваемых.
– Ерунда, – детектив неопределенно махнул рукой, показывая, насколько все это дела незначительные. Потом сощурился и стянул с моего блюдца одно печенье. Я, подавив улыбку, как бы невзначай подвинула блюдце к нему поближе. – На самом деле не так уж много в нашем городе людей, которые плотно интересуются живописью. Я с самого начала подозревал, что картину могли попытаться выкрасть для чьей-нибудь коллекции, поэтому попросил одного своего друга подумать, кто с "темной" стороны Бромли мог принять такой заказ.
– О! – я не удержалась от удивленного возгласа. – Вы прежде не говорили о своих друзьях.
– Ну, их не так уж много, и в основном это люди из управления, – пожал плечами Эллис. – Нэйта, то есть доктора Брэдфорда, вы уже знаете. А тот, кого я только что упомянул – это Николас Джеффри, он больше по кражам работает. Бывает, что и отпускает мелких воришек. А они потом и рады ему услужить... Вот и сейчас Николас с одним поговорил, другому пригрозил, с третьим выпил, а вчера утром мне уже назвал имена тех, кто мог быть причастен к краже картины из галереи Уэста. И один парень из арестованных кажется мне ну просто до неприличия перспективным. Вот сейчас допью этот горячий шоколад и пойду разбираться, – Эллис беззаботно улыбнулся. – Как говорила моя тетушка Нэн, на голодный желудок и голова не варит.
– Разумно. К слову, Эллис, это не горячий шоколад, а кофе с шоколадом и мятным сиропом, изобретение Георга. Думаю, скоро этот напиток станет весьма популярен.
– Ну, передавайте Георгу привет, – Эллис поднялся из-за стола, накинул куртку и, воровато оглянувшись, ссыпал оставшиеся на блюдце печенья к себе в карман. – Вы не возражаете?
– Разумеется, нет, – вздохнула я. Этого вечно голодного детектива только могила исправит!
– Вот и прекрасно, – подытожил Эллис. – Кстати, если вечером у вас тут будет Луи ла Рон, тот газетчик, скажите ему, чтоб заглянул при случае в Управление и спросил детектива Норманна. У меня есть для него нечто любопытное и совершенно, совершенно исключительное. Всего доброго, Виржиния!
С этими словами детектив покинул кофейню. А вечером к нам и впрямь заглянул ла Рон. Услышав о предложении Эллиса, он необыкновенно воодушевился, быстро допил свой имбирный чай и торопливо распрощался. Глаза у журналиста при этом буквально горели от азарта. Что ж, неудивительно: в последнее время с пьедестала любимца публики его все чаще подвигал тот самый аноним, "мистер Остроум", чьи статьи появлялись в газете раз в два дня, словно по расписанию. Лично мне их далекий от художественного слог, нарочитая экзальтированность и подчеркнутая скандальность не просто не нравились – вызывали отторжение. Но, как ни странно, большинству читателей такой стиль пришелся по душе. Даже леди Клэймор, казалось бы, человек тонко чувствующий и прекрасно образованный, жадно глотала эти статьи.
– Как вы не понимаете, Виржиния, – снисходительно посмотрела она на меня сквозь стеклышки серебряного лорнета, когда я отважилась наконец спросить ее о пристрастии к творениям мистера Остроума. – Он же единственный, кто говорит правду! Даже ваш детектив постоянно что-то скрывает и юлит, а вот мистер Остроум сразу выкладывает все, что знает. К тому же у него такая смелая позиция... Впрочем, я сердита на него – кажется, он уверен, что во всем виноват мистер Уэст, а это полная чушь.
Отчаявшись уследить за логикой в рассуждениях вроде бы разумной и последовательной подруги, я согласилась со всеми ее доводами. Тем более что вреда от писулек Остроума было немного – всполошил общество, потрепал нервы семейству Уэст, но не более.
А через четыре дня в "Бромлинских сплетнях" вышла огромная – и разгромная! – статья Луи ла Рона.
ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН, или ИЩИТЕ ВЫГОДУ
Уже давно в прессе муссируются слухи о болезни мистера Уэста, владельца известной галереи "Уэст-хаус", арестованного после заявления страховой компании "Хорн и Ко" по подозрению в мошенничестве. Многие, и я в том числе, полагали тем не менее, что слухи эти весьма преувеличены. Однако действительность оказалась страшнее любых домыслов.
Буквально на днях Ваш покорный слуга воспользовался своими связями и проник в Городское Управление спокойствия, чтобы взять интервью у самого мистера Уэста. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил его в одном шаге от смерти! По словам тюремного врача, назвавшегося доктором Б., мистер Уэст около недели назад перенес так называемый "удар" и с тех пор не приходил в сознание. С каждым днем его состояние все ухудшается. Тот же доктор Б., к слову, человек высоких моральных принципов, с горечью констатировал, что мистер Уэст погибнет, если в ближайшее время не будет переведен в больницу. К сожалению, это не представляется возможным из-за мощного сопротивления вышеупомянутой страховой компании, представители которой настаивают на немедленном проведении суда.
