Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 128 (всего у книги 139 страниц)
Пришлось срочно ретироваться.
Ступая в тёмный коридор, отделяющий зал от кухни и внутренних помещений, я заметила краем глаза яркий отблеск, точно крупный сапфир камень попал под полуденное солнце. Только блеск – и ничего более. Затем, через мгновение, появился тонкий силуэт, словно нарисованный кончиком пера в густом слое пепла, взметнулись лёгкие белоснежные волосы...
Я прянула в сторону.
– Сэран!
– Ты помнишь меня, – улыбнулся он, такой земной в своём модном костюме и одновременно не вписывающийся в этот грубый мир. – Это хорошо... Ты ходишь во снах, вне времени. Ты просила совета, я дал его, так верни же теперь долг.
У меня и тени сомнения не возникло.
– Я готова, только скажите, что нужно.
Сэран был бос; вокруг его щиколотки, по-юношески тонкой и хрупкой, обвивалась чёрная змея, и доносился откуда-то запах роз и жасмина.
– Не дай убить меня, Виржиния.
В голове всё спуталось. Я резко вдохнула воздух, до рези в груди.
Убить Сэрана? Но как? Он ведь обитает во снах, и там обладает безграничным могуществом... Неужели дело в Валхе? Но против мёртвого колдуна я, увы, бессильна...
– Кто вам угрожает? – спросила я тихо.
Из кухни слышался звон посуды; из зала доносился высокий девичий смех, нервный и неуместный. И на фоне этих приземлённых, обыденных звуков Сэран казался отчего-то ещё более эфемерным, похожим на тень или горячечное видение.
– Человек, – ответил он просто. – Простой человек, смертный и слабый.
– Но я не понимаю...
– Скоро поймёшь, – произнёс Сэран так, что у меня язык онемел. – И сделаешь так, чтобы он больше меня не коснулся.
Онемение постепенно расползлось по горлу, и я закашлялась – сильно, до зажмуренных глаз, до брызнувших слез. А когда вновь сумела разомкнуть веки и оглядеться, то коридор был пуст. Меня отчего-то знобило, словно на ледяном ветру. Первые несколько шагов дались нелегко, но затем внезапная дурнота схлынула так же быстро, как и появилась.
– Леди Виржиния, долго же вы шли, – встретил меня ворчанием Георг, даже более хмурый, чем обычно. – Надо что-то решить с миссис Хат. Пока она отдыхает наверху, но вы ведь знаете её характер. Она непременно захочет спуститься, как только поймёт, что мы не справляемся.
Сперва я растерялась даже: миссис Хат? Почему отдыхает? Что с ней? И лишь затем всплыли в памяти слова Мадлен.
– Нет-нет, ни в коем случае не стоит её пока тревожить, – рассеянно откликнулась я. – Надо послать за мисс Астрид, она справится с залом... А что с десертами?
– Хватит на половину вечера...
Хлопоты немного привели меня в чувство, однако странная просьба Сэрана не выходила из головы до глубокой ночи. Признаюсь, я надеялась, что во сне придёт верный ответ или хотя бы подсказка, но, увы, ожидания не оправдались – ни тогда, ни назавтра. И сам мистический гость больше не тревожил мой покой, так, словно всё случившееся было порождением излишне бурного воображения...
Вот уж от чего никогда не страдала, право!
Разговор с Мадлен об Эллисе тоже откладывался и откладывался. Сперва из-за недомогания миссис Хат – несколько дней мы были слишком заняты, чтобы выкроить время для откровений. Затем возникли иные обстоятельства и заботы. На третий вечер, перелистывая свою записную книжку, я думала, что завтра непременно найду время, но затем увидела дату, подведённую алыми чернилами.
– Приглашение Абигейл! – сорвалось с губ досадливое восклицание.
Совсем позабыла. Святые Небеса, как неловко!
– Что с приглашением? – насторожилась Юджиния, которая как раз старательно выводила адрес на конверте. Бедная девочка, наверняка подумала, что это она в чем-то ошиблась! – Нужно что-то сделать?
Я постучала пальцем по столу, размышляя.
"Девять вечера, девять вечера... – пронеслось в голове. – Что ж, время ещё есть. Можно бы и завтра попытаться, но что, если он уедет?"
– Да, и весьма неприятное, – ответила я наконец. – Нужно отвезти маркизу Рокпорту записку и дождаться ответа. И, боюсь, мне некому поручить это, кроме тебя.
– О, сделаю тотчас же, миледи! – горячо откликнулась Юджи и дёрнулась, словно пытаясь сделать книксен сидя. Однако на лице её читалось непонимание: как же так, я ведь сама прежде отказывалась принимать письма от маркиза, а теперь шлю послание, да ещё срочное...
Конечно, леди не обязана отчитываться о своей переписке перед секретарём, и тем более – перед служанкой. Но ведь Юджиния не просто горничная с хорошим почерком. И к тому же язвительные слова так и рвутся с языка, и невыносимо держать раздражение в себе!
– Видишь ли, мне приходится просить у лорда Рокпорта разрешение на визит к леди Абигейл, – произнесла я, стараясь, чтобы тон не был слишком уж ядовитым. – Однако назначенный день уже завтра, а у меня совершенно вылетело из головы, что я вынуждена ставить кого-то в известность о своих визитах. Значит, дело нужно решить срочно.
– Ох... просто ужасно, леди Виржиния, – стиснула руки на груди Юджи. Похоже, она искренне переживала за меня. – Разве он может требовать... Ой, простите, пожалуйста, я не должна была... – испугалась она собственной горячности и смущённо опустила глаза.
– О, он может, – вздохнула я. Настроение, и без того не безоблачное, совсем испортилось. – К сожалению, к большому сожалению. Так что придётся тебе отвезти записку; распоряжение мистеру Маноле я отдам. Да, если маркиз или кто-то из его подчинённых спросит обо мне, не говори ничего важного... И ничего, что могло бы обрадовать его.
Юджиния о чем-то всерьёз задумалась, даже письмо в сторону отложила.
– А встревожить? – наконец спросила она неуверенно.
– Встревожить? В пределах разумного.
Мне стало интересно, что Юджи имеет в виду, однако я укротила своё любопытство и вернулась к записке, стараясь составить её так, чтобы за лаконичностью проглядывало недовольство. И – никаких заискивающих интонаций, разумеется. Получилось, на мой вкус, неплохо, пусть и недостаточно выразительно:
Настоящим уведомляю Вас, как было условлено, о своём намерении посетить званый вечер (для узкого круга) герцогини Дагвортской. Он состоится завтра, в семь часов.
Прошу подтвердить получение этого письма в наиболее краткой форме.
Леди Виржиния-Энн,
графиня Эверсан и Валтер
Послание я положила в самый простой конверт, наподобие тех, что использовала для переписки на скорую руку с мистером Спенсером, и, поразмыслив, запечатала не своей личной печатью, а круглой «пустышкой» без оттиска. Кажется, у Катарины Четвертой была премилая привычка – ставить перевёрнутую печать на письмах для подданных, лишённых её благоволения.
Жаль, что мода на подобные знаки давно миновала.
Юджиния вернулась на удивление быстро – и полутора часов не прошло – и доставила ответ. Как я и предполагала, он оказался весьма пространным, на целую страницу. Маркиз благодарил меня за разумность и осмотрительность, напоминал, что "дорогой невесте" не стоит никуда заглядывать по дороге к герцогине и обратно, а в конце многословно уверял, что все его действия – ради моей пользы.
Изнутри поднялась волна чёрного раздражения. Да, наверняка он считает, что заботится обо мне, но как же душит эта забота!
– Леди Виржиния, можно ещё что-то сказать? – обратилась ко мне вдруг Юджиния скованно. Щеки у неё пламенели. Я кивнула, стараясь улыбкой смягчить взгляд, полагаю, сейчас не слишком добрый. – В общем, он все-таки спросил про вас...
– Кто, маркиз?
– Нет, другой, красивый... То есть мистер Рэндалл, – совершенно сконфузилась она, видимо, сообразив, что таким ответом иносказательно назвала маркиза некрасивым. – Спросил, как вы поживаете и как вы себя чувствуете. А я не нашлась, что ответить. И... честно сказать, я случайно чуть не заплакала. Боюсь, он что-то не то подумал.
В душе у меня схлестнулись чувство вины и какое-то жестокое веселье.
Заставлять тревожиться о вашем благополучии того, кто заботится о вас – недостойно леди. Однако Юджиния ведь не имела в виду ничего плохого, просто растерялась и испугалась. И если маркизу это доставит несколько неудобных минут – он сам виноват.
В конце концов, его шпионы должны донести, что со мною все в порядке.
– Не бери в голову, Юджи, – посоветовала я с улыбкой, на сей раз куда более искренней. – Ты все сделала правильно. Ступай к себе.
Особняк Дагвортов в Бромли ничем не выделялся – ни особенной древностью, ни архитектурными изысками. Пожалуй, он мог бы принадлежать умеренно состоятельному дельцу или молодому джентльмену с постоянным доходом, зато без определённых занятий. Сам дом был отделан розоватым камнем, слегка подкопчённым грязными бромлинскими туманами. Сад выглядел несколько заброшенным – обманчивое впечатление, ведь за ним ухаживал один из лучших мастеров столицы с целым сонмом помощников. Особую гордость Абигейл составлял розарий позади особняка, не столь богатый, как при замке, однако способный произвести впечатление даже на искушённого ценителя колючих и капризных цветов. В частности там имелось целых три куста очень редких сливочно-розовых роз с божественным ароматом, причём выведен этот сорт был для герцогини Дагвортской лично около пятнадцати лет назад.
Сейчас наисвежайший букет из розария, пышный и источающий головокружительный сладкий запах, красовался посередине стола, однако всё внимание было приковано к другим цветам.
– Миссис Баттон, будьте добры, принесите круглую вазу из тонкого стекла. Ту самую, из библиотеки, – попросила леди Абигейл, подавшись вперёд с жадным любопытством и вглядываясь в полупрозрачный зеленоватый бок анцианского кофейника. – Хочу посмотреть ещё раз.
– Сию секунду, миледи, – склонила седую голову экономка – высокая, худая, как жердь, и облачённая во все тёмно-коричневое.
"Сия секунда" растянулась на добрых полминуты, пока эта достойная женщина пыталась искоса разглядеть, что же там такое плавает в драгоценном кофейнике. Я ущипнула себя за запястье, чтобы сдержать неуместную улыбку. Право же, в малой гостиной – и около неё, за прикрытыми дверьми – собрался, наверное, весь дом. Даже миссис Баттон, которой по статусу и по возрасту не полагалось прислуживать гостям во время скромного чаепития, не удержалась и заглянула. Выходя из гостиной, она шикнула на вездесущих горничных и бросила вскользь дворецкому что-то язвительное насчёт "многих лет", когда уже спина не гнётся, и узких замочных скважин.
"Интересно, – промелькнула забавная мысль, – а шеф-повар с поварятами тоже подсматривает? Хотя ему это, возможно, было бы и полезно – с точки зрения мастерства".
Впрочем, не только слуги, но и мы сами наверняка выглядели презабавно: леди в модных платьях сидят столь тесным кружком, что вышивки на юбках цепляются, и созерцают небольшой пузатый кофейник. Добавить ещё таинственные завывания ветра – и будет точь-в-точь сеанс прорицания у какого-нибудь знаменитого медиума вроде Белой Головы. Только вот разглядывали мы сквозь полупрозрачные округлые бока не собственное будущее, а всего лишь хитрым образом связанный чай с бутоном лотоса внутри. В горячей воде он постепенно распускался и словно бы оживал на глазах...
Забавно, что сами чжанцы так чай не пили – это было развлечение, изобретённое специально для гостей из других стран, на продажу. Весьма удачная выдумка, надо признать. По крайней мере, увлеклась ею не только леди Абигейл, которая трепетно любила всё розовое и ароматное, или экзальтированная леди Вайтберри, но и благоразумная, рассудительная леди Клэймор. Леди Стормхорн и леди Эрлтон сперва снисходительно посматривали на оживление в гостиной с высоты своих лет, но затем также уступили любопытству. Не присутствовали при сем знаменательном событии только Дагвортские близнецы – они отлучились, чтобы что-то там уладить с сюрпризом, который обещала нам леди Абигейл.
"Что за званый вечер без светских развлечений?" – пошутила она в письме.
Действительно – званым вечером нынешнее дружеское чаепитие можно было назвать разве что из-за времени суток... и потому что всех нас, собственно, позвали.
С прозрачной вазой же возникла заминка. Миссис Баттон вернулась и шепнула леди Абигейл, что искомый сосуд куда-то переставили и пока что ищут, но зато "то самое уже готово". Услышав это, герцогиня расцвела, почти как пресловутый лотос в кофейнике, и подхватила со стола позабытый веер:
– Я где-то слышала, что одни прекрасные вещи должны сменять другие, чтобы не охладели чувства, – начала она с фразы, явно продуманной заранее. – Так почему бы нам не оставить пока этот чудесный чай... действительно удивительный, ах, леди Виржиния, это, право, такое изысканное удовольствие! Словом, почему бы нам пока не оставить его и не взглянуть на кое-что в северной гостиной. Вам понравится, уверяю!
– Да, особенно леди Клэймор и леди Виржинии, – рассмеялась Эмбер, слегка откинув голову. – Мы помним ваше письмо.
– И не на шутку заинтригованы, – с улыбкой закончила за неё Глэдис.
– К тому же чай, кажется, остыл, – едва слышно проворчала леди Эрлтон, когда все мы зашуршали юбками, поднимаясь.
Изнутри особняк Дагвортов казался чуть больше, чем снаружи. По крайней мере, Эмбер и Глэдис успели трижды обменяться догадками, пока мы шли к северной гостиной. Полагаю, шелестящая стайка любопытных леди производила немалый шум, потому что о нашем приближении в гостиной узнали заранее. Полилась из-за полуприкрытых дверей нежная музыка, две флейты и скрипка – видимо, то были обещанные музыканты. Даниэль выглянул в зал и церемонно распахнул перед матерью двери, а затем протянул ей руку и ввёл в гостиную, точно королеву перед балом.
Музыка стала громче.
Ещё несколько секунд я терялась в догадках, а затем все мысли выскочили из головы, и появилась странная лёгкость, как перед обмороком.
На меня вновь смотрел Сэран, но теперь с картины.
В ушах зазвучал голос Джулии Дюмон – ясно, как наяву.
Черты его тонки и немного женственны. На правой руке у юноши несколько колец с синими камнями. На коленях у него раскрытая книга. Под левой ногой дремлет белая змея, и хвост её обвивается вокруг щиколотки, тело скрыто под пятою, а голова покоится на стопе. Над правым плечом у юноши цветут белые розы, и лепестки осыпаются на плащ. Когда вы смотрите на картину, появляется неясное ощущение, что юноша глядит куда-то поверх вашей головы. На что-то у вас за спиной. Или на кого-то.
Да, да, всё как тогда – и в художественной галерее, где я впервые увидела эту работу Нингена, и потом, во сне... Вот только змея у Сэрана под ногой была варварски замазана чем-то чёрным, кажется, углём, и чёрными стали лепестки одной из роз.
Я успела заметить краем глаза, как хмурится леди Клэймор, вглядываясь в изображение сквозь лорнет. А потом шею у меня обожгло чужим дыханием, эфемерным и солоновато-морским, и послышался тишайший шёпот:
– Теперь ты видишь, Виржиния.
О, да, я видела – и осознавала, что даже у Сэрана, рождённого из грёз умирающего художника, есть уязвимое место.
– Святые Небеса, какой кошмар! – выдохнула Глэдис хрипло. Придушенные интонации в её голосе выдавали нарождающуюся истерику.
Леди Абигейл резко расправила веер и принялась энергично обмахиваться; щёки наливались нездоровым румянцем.
– Неужели так плохо, дорогая? – воскликнула она, от расстройства допуская фамильярность, которую считала дозволительной лишь наедине или в узком кругу. – Я подозревала, что ни один ценитель не расстанется добровольно с хорошей картиной!
Глэдис сдвинула брови. Прозрачно-светлые глаза неуловимо потемнели, черты лица стали казаться строже и старше одновременно. Она сделала резкий жест лорнетом в сторону музыкантов, приказывая им замолчать, и ответила, явно стараясь смягчить жёсткую, сердитую манеру:
– Нет, что вы. "Человек судьбы" – удивительная картина, один из недооценённых шедевров Нингена. До меня доходили слухи, что граф де Ларнак оказался в затруднительном положении и продал несколько полотен из своей коллекции, и то, что "Человек судьбы" попал к вам – воистину подарок Небес. Но, во имя святого Игнатия, который покровительствует не только Бромли, но и искусствам, скажите: кто сотворил с этой картиной такое... такое... кощунство? – спросила Глэдис, стиснув злополучный лорнет столь сильно, что он едва не погнулся.
– Кощунство? – растерянным эхом откликнулась Абигейл. – Но я не понимаю...
– Так вот же! – не выдержала я, слишком торопливо для леди подбежала к картине и указала веером на замазанную чёрным змею. – И вот! – Веер поднялся к розе. – Сначала мне показалось, что там уголь, но теперь я вижу – это вакса.
Глэдис легко проскользнула скользнула ко мне по начищенному паркету и склонилась к картине, глядя через лорнет.
– Скорее, ваксовая паста, если судить по запаху, – произнесла она с непередаваемо брезгливой интонацией. – Та самая ужасная смесь с уксусом и серной кислотой... Я настрого запретила служанке даже в дом вносить эту отвратительную субстанцию. Мы, слава Небесам, давно знаем о лаке Эммета – от него хотя бы не портятся модные ботинки.
– Серная кислота, – повторила я, ощущая странное покалывание у сердца. Нестерпимо хотелось прикоснуться к змее на картине, отследить извивы гибкого тела... будто бы это могло вернуть ей прежний вид! – Тогда, боюсь, картина непоправимо испорчена.
– Ещё посмотрим! – вскинулась Глэдис боевито, снова окинула "Человека судьбы" взглядом и обратилась ко мне: – Леди Виржиния, если не ошибаюсь, непревзойдённая мисс Дюмон теперь стала миссис Уэст?
Я вспомнила смелую рыжую женщину с чуткими руками, влюблённую в искусство, и несколько воспрянула духом:
– О, да. Полагаю, нужно послать за ней сегодня же. Она творит чудеса.
– Верно. И к "Человеку судьбы" у миссис Уэст особое отношение, вам ли не знать, – с энтузиазмом подхватила Глэдис и посмотрела на Абигейл немного виновато: – Право, неловко спрашивать, но есть ли у вас доверенный мальчик, который смог бы сегодня же... нет, сейчас же отнести письмо миссис Уэст? Она лучший реставратор Бромли, а то и всей Аксонии, я готова поручиться за неё!
– Да, дорогая, конечно, у меня есть посыльный! – прочувствованно ответила леди Абигейл и крепко стиснула розовый веер. Затем повернулась к экономке, почтительно застывшей у дверей: – Миссис Баттон, подготовьте письменные принадлежности, я сейчас лично напишу просьбу миссис Уэст. Право же, как неловко!
– Позвольте мне, – вмешалась я. – Уэсты часто бывают в "Старом гнезде". Можно даже сказать, что нас связывают дружеские отношения. И я помню адрес наизусть, – добавила я зачем-то, и прозвучало это хвастовством.
К счастью, никто не обратил на мою бестактность внимания – все были поглощены картиной. Леди Эрлтон и леди Стормхорн вспомнили давний случай, который произошёл ещё до моего рождения, когда ревнивая служанка, влюблённая в некоего графа Т., прожгла красивое платье его сестры, удостоенное неосторожного комплимента за обедом. Я же, пользуясь небольшой паузой, жестом отозвала в сторону Даниэля и тихо спросила его, как давно появилось пятно на картине.
– Накануне ничего не было, – задумчиво покачал головой Даниэль. – Но лучше уточнить у Кристиана. Вчера он осматривал гостиную и решал, где поставить музыкантов. Сегодня же тут постоянно был либо я, либо Кристиан... Или Уотс, это наш дворецкий. Это помимо прислуги. Никто не оставался наедине с картиной, а значит, не мог испортить.
– Может, ночью? – предположила я. – Ночью ведь картину никто не сторожил.
– Дверь на ключ запирается, – вздохнул он и тут же оживился: – Правда, его не так уж сложно украсть. Винс, кстати, мог бы, но он далеко... О, ещё кое-что вспомнил. Винс говорил, что если происходит что-то абсурдное, необъяснимое, то виновата наверняка женщина.
Право, не знай я хорошо близнецов – оскорбилась бы. А так формальное выражение неудовольствия прозвучало даже кокетливо:
– Неужели?
– Святая истина, – по-взрослому усмехнулся Даниэль. – Винса это суждение никогда не подводило. Но, судя по тому, как оно гладко звучит, Винс его где-то вычитал.
Тут разговор пришлось закончить – вернулась миссис Баттон и сообщила, что письменный прибор готов. Стайка леди перепорхнула прямо в кабинет герцогини Дагвортской, шелестя подолами. Послание для Джулии Уэст мы составляли все вместе; точнее, в итоге я написала по-своему, но сперва испортила несколько листов, внося исправления по указанию Абигейл и Глэдис. Затем экономка забрала письмо, чтобы отдать его Дику – посыльному, но скорее юноше, чем мальчику. Отойдя к окну, я проследила за тем, как он выбежал за угол.
Затем мы вернулись к чаепитию.
Однако меня не оставляла мысль: поможет ли картине реставрация? Ведь змея превратилась в чёрную и наяву, точнее, во сне... или всё же наяву? Одним словом, взаправду, когда Сэран почтил вниманием "Старое гнездо". Так станет ли она белой снова – или удастся исправить лишь материальное воплощение, а суть останется непоправимо повреждённой?
Вопросы без ответов...
Кристиан не смог никак дополнить рассказ брата, разве что подтвердил, что накануне никаких пятен на картине не было.
– И я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в сортах ваксы, – добавил он осторожно, – однако так мои ботинки никогда не пахли. Не то чтобы я их нюхал...
Эта деталь отчего-то показалась мне очень важной.
Через некоторое время Кристиан и Даниэль под безупречно благовидным предлогом покинули общество леди, что немало опечалило Абигейл. Как она выразилась, "из развлечений нам остались только скучные музыканты". Что верно, то верно – пара скрипачей и флейтист никак не могли заменить остроумных и чарующе дерзких близнецов. Я же погрузилась в размышления о том, что ещё сделать для Сэрана. Оградить от посягательств, пока Джулия Дюмон не заберёт картину в мастерскую? Хорошо бы, но тут всё целиком зависит от Абигейл и от того, насколько надёжны её слуги. Отыскать вредителя? О, было бы прекрасно, вот только руки связаны обещанием дяде Рэйвену – о каждом шаге приходится докладывать, любой выезд согласовывать.
Остаётся, конечно, излюбленный женский способ – переложить трудности на мужские плечи. Если маркиз мешает мне самой разбираться с делами, то пусть сам ими и занимается. Готова спорить, что одного взгляда какого-нибудь скучного неджентльмена из Особой службы хватит, чтобы вредитель сознался в содеянном и принёс извинения не только Абигейл, но и картине, и даже святому Игнатию. Заманчиво... Но это будет означать, что я сдалась, подчинилась оскорбительному повелению.
Что же делать...
– Вы нынче грустны, леди Виржиния, – трескуче произнесла леди Эрлтон и в шутку стукнула меня по запястью сложенным кружевным веером. – Неужели из-за картины? Похвальный интерес к живописи, да. Раньше вы прискорбно мало внимания уделяли искусствам.
Я была так погружена в свои мысли, что не сразу сообразила, что ответить. Но Глэдис прекрасно справилась:
– О, у леди Виржинии особое отношение к Нингену. Помните ту историю с подделкой? С якобы утраченной "Островитянкой"?
Леди Эрлтон медленно и тяжело кивнула; больше всего это было похоже на то, как если бы голова сама склонилась вниз под грузом седых волос, убранных в "анцианскую раковину" на затылке, и золотых шпилек.
– А ведь верно, припоминаю нечто подобное... Значит, порча картины действительно стала для вас ударом. Право, сочувствую...
– Негодяя надо немедленно поймать! – воскликнула Глэдис, и щёки у неё разрумянились от избытка чувств. – Леди Виржиния, может, лучше прибегнуть к помощи детектива Норманна?
– Боюсь, он не берёт дела... – "без трупов", чуть не сказала я, но вовремя опомнилась: – ...столь незначительные. И к тому же есть обстоятельства непреодолимой силы, которые не позволяют мне обратиться к нему сейчас, – добавила я осторожно, размышляя, как заручиться поддержкой леди, не слишком испортив репутацию маркиза Рокпорта и не сказав лишнего.
Всё-таки он близкий человек, что заботится обо мне, друг моего отца, бывший мой опекун и – пока ещё – жених. Словом, с какой стороны ни подойди, часть семьи, и разногласия наши вполне можно назвать родственными. Вынести их на широкое обозрение – значит уподобиться сварливым особам, что бранят мужей меж подругами, или неблагодарным дочерям, которые прилюдно упрекают строгих отцов за недостатки, истинные или мнимые. Пожалуй, если бы дядя Рэйвен ограничился угрозами в мой адрес, не стал бы трогать Эллиса и Клэра, я бы вовсе не стала ничего предпринимать; взбунтоваться меня заставил именно шантаж.
Когда победа будет на моей стороне – а это случится рано или поздно – мы непременно поговорим, уже искренне, как равные. И, надеюсь, дядя Рэйвен поймёт, что честность – лучший способ добиться желаемого. По крайней мере, со мной; я бы согласилась вести себя тихо и сама, если бы с самого начала знала, что дело в политике.
– Обстоятельства непреодолимой силы? Как загадочно! – откликнулась Абигейл, по-прежнему растревоженная из-за картины, а потому более порывистая, чем обычно. – И не думайте сделать теперь вид, будто вы ничего не сказали! Я прошу, нет, требую объяснений!
– Дело весьма деликатное...
– Оно ещё и деликатное? О, теперь я просто сгораю от нетерпения!
– Возможно, не стоило вовсе говорить об этом...
– Леди Виржиния, я настаиваю. Мне хорошо известно, что вы никогда бы не стали упоминать о непреодолимых обстоятельствах, если бы не считали, что кто-то из нас поможет вам их преодолеть, – улыбнулась проницательная леди Клэймор. – Вы не из тех легкомысленных особ, что вовлекают посторонних в свою жизнь лишь из прихоти.
– Разве вы – посторонние? – улыбнулась я в ответ. Леди Эрлтон снова кивнула, теперь уже довольно. – Хорошо, если вы настаиваете... Дело в том, что в ближайшее время все мои встречи, визиты и поездки весьма ограничены. Я вынуждена просить разрешения на любой выход у маркиза Рокпорта.
– Вашего опекуна? – прищурилась леди Стормхорн. О, эта подслеповатость не могла обмануть никого из старых приятелей и приятельниц – виконтесса видела всё, что необходимо. – Точнее, сейчас он уже не опекун вам, но по-прежнему жених, – добавила она, вторя моим недавним мыслям. – Что ж, лет примерно пятьдесят назад, признаюсь, я бы вас не поддержала, но теперь времена изменились. Не только почтенные вдовы ныне могут жить своим умом.
– Леди Милдред, светлая ей память, не одобряла помолвку, да, – произнесла леди Эрлтон. – Полагаю, она знала его достаточно хорошо.
– Как и своего сына, – добавила почему-то леди Стормхорн, и старые подруги обменялись многозначительными взглядами. – Но это дело прошлого. Я же в свою очередь, – слегка повысила она голос, – хорошо знаю вас, юная леди. И мне сложно поверить, что вы так просто согласились на его условия.
– У меня не осталось выбора, – опустила я взгляд.
Все, очевидно, ждали продолжения, но оно не последовало. Воцарилось неловкое молчание. Леди Стормхорн раскрыла веер, вглядываясь в узор чёрного паутинного кружева, оплетающего белые костяные пластинки, и наконец предположила:
– Маркиз Рокпорт использовал методы убеждения, более приличествующие его должности, нежели титулу?
– Можно сказать и так, – ответила я, испытывая облегчение оттого, что не пришлось упоминать имена Эллиса и Клэра. – И мне не терпится показать ему наглядно, что он был неправ. Однако нарушить его приказ я не могу себе позволить.
Абигейл немного приподнялась, наклоняясь над столом. Бледно-розовый цвет её платья теперь почему-то не казался легкомысленным.
– А теперь расскажите подробнее, моя дорогая, – попросила она. – Что именно он вам приказал?
Надолго изложение всех обстоятельств не затянулось. Леди слушали внимательно; самой спокойной, как ни удивительно, оказалась леди Вайтберри. Только сейчас я заметила, что она вообще весь вечер непривычно сдержанна и тиха, и взгляд у неё словно бы направлен на что-то невидимое.
"Может, мигрень?" – подумалось мне, хотя прежде блистательная Эмбер головными болями не страдала.
– Итак, в целом мне всё понятно. Возмутительная ситуация! – подытожила леди Абигейл, когда я закончила. – И что теперь делать – тоже примерно ясно, к счастью. Во-первых...
– При всём уважении, леди Абигейл, – вмешалась леди Стормхорн, покачивая веером, – прошу предоставить мне честь изложить "во-первых" по праву старшинства. Во-первых, следует выразить дружеское порицание маркизу за сорванные визиты леди Виржинии. Он хотел взять на себя ответственность – так пусть же наслаждается ею.
– Визиты? – осторожно спросила я. – Но о каких визитах речь?
Глэдис, видимо, быстрее меня поняла, что имеет в виду виконтесса:
– Ну как же, леди Виржиния. О визитах, которые вы должны были нанести нам в эти дни – и не сумели, поскольку вынуждены были согласовывать свои выезды с маркизом. Но, полагаю, сперва нужно согласовать даты и время этих визитов.
– Говорите уже прямо – придумать, да, – усмехнулась леди Эрлтон. – Однажды я написала своему сыну письмо с укорами. Оно состояло из восьмидесяти восьми пунктов, на каждый из которых надлежало ответить. Что ж, говорят, с годами приходит опыт – думаю, что теперь я смогу составить перечень вдвое длинней.
– А я отправлю четыре письма! – загорелась Абигейл. – И каждое с пометкой "весьма срочно"! И пусть только попробует не ответить!
– Я составлю список выставок и спектаклей, – немного заразилась всеобщим воодушевлением Глэдис. – И попрошу маркиза лично ответить, которые из них он считает подобающими для его невесты и почему.
Леди Стормхорн легонько постучала сложенным веером по столу, привлекая внимание:
– Вижу, что с "во-первых" мы разобрались. А теперь позвольте изложить моё "во-вторых". Я считаю, что нам необходимо что-то грандиозное, чтобы произвести на лорда Рокпорта неизгладимое впечатление, – тут она сделала паузу, а затем произнесла торжественно: – Предлагаю устроить Большой Вояж!
Вероятно, тут нам следовало бы ответить восхищёнными восклицаниями и вздохами, но случился конфуз: никто не понял, что имела в виду почтенная вдова. Кроме, разве что, леди Эрлтон, но та предпочла многозначительно улыбнуться, ничего не поясняя.
– Большой Вояж? – осторожно поинтересовалась Глэдис, покрутив в пальцах лорнет.
– Что-то вроде путешествия леди Милдред, я полагаю, – рассеянно откликнулась Абигейл. – Но разве это поможет? Да и осуществить такое непросто. Во-первых, леди Виржинии нелегко будет оставить надолго свою кофейню. Во-вторых, средства потребуются немалые.
Леди Стормхорн послушала нас – и рассмеялась сухо, словно пересыпался крупный песок в глиняном сосуде.
– О кругосветном путешествии речь не идёт. Поверьте, маркизу хватит и столицы с окрестностями, если правильно выбрать день и час, – заметила она. И, помолчав, изрекла таинственно: – Седьмое февраля!
В памяти всколыхнулось что-то, связанное с седьмыми числами каждого месяца. Вроде бы отец уезжал на целый день... или мне кажется? Слишком давно это было, да и не понятно, как разъезды отца связаны с маркизом Рокпортом и лучшим временем для Большого Вояжа.
