Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 136 (всего у книги 139 страниц)
Я сделаю это сама – сегодня, уже совсем скоро.
Воевать с близким человеком – значит одновременно и ранить себя, дело тяжёлое и бессмысленное. Но и с лёгкостью отступаться от своих принципов – не годится. А потому нужно говорить лицом к лицу, без ядовитых шпилек и уколов исподтишка. Ведь единственная возможная победа для нас – это преодоление непонимания.
– Слишком холодно, – пожаловалась Эмбер, хотя лишь минуту назад она сама распахнула накидку.
– Тогда, пожалуй, стоит вернуться, – согласилась я и шагнула к порогу, но внезапно заметила в глубине сада знакомый силуэт. С такого расстояния было не различить ни лица, ни даже цвета одежды, но я не сомневалась: это Лайзо.
Неужели мы проговорили столько, что он успел вернуться?
После нелёгкого, но такого правильного решения меня переполняло чувство радости, точно в груди разгорелся крохотный жаркий огонёк. И отчего захотелось, чтобы Лайзо тоже ощутил его, увидел, как изменились мои чувства. Конечно, никто в целом свете не может пообещать, что мы с дядей Рэйвеном сумеем помириться, но и одного намерения хватило, чтобы исчезла невидимая стена между нами. До сих пор мне казалось, что это я ограничена, заключена в клетку; но что, если и маркиз тоже?
Силуэт неуловимо изменился – Лайзо обернулся или...
Зачарованная, я подняла руку, приветствуя его.
– Кто там? – Эмбер вздёрнула недоумённо брови.
Тень в глубине сада исчезла.
– Нам пора возвращаться, – улыбнулась я и переступила через порог, механически прижимая пальцы к губам.
Перчатка теперь отчего-то пахла вербеной.
По возвращении Эмбер обмолвилась, что замёрзла в саду, и Абигейл тут же велела подать горячего чаю с молоком. Пока не явилась служанка, я воспользовалась свободной минутой и написала последнее письмо, совсем короткое. Леди Эрлтон наблюдала за мною некоторое время, а затем улыбнулась так, словно всё поняла.
– Вы ведь не покажете нам, что пишете, да, – кивнула она. То было утверждение, не вопрос.
– Только не это письмо, – согласилась я – и запечатала конверт.
Леди Эрлтон переглянулась с леди Стормхорн, а потом завела долгий монолог о былых временах, когда-де ответ на срочное письмо приходилось ждать месяцами, а в гости зачастую приезжали на полгода. Затем одна служанка прикатила тележку с чайником, молочником и чашками, а другая принесла блюдо с ванильными круассанами и коричными "улитками". Запах выпечки и специй сделал воинственных леди добрее, и когда принесли очередной ответ от маркиза, то никто не стал просить, чтоб я непременно зачитала письмо вслух.
Впрочем, одна фраза заслуживала того, чтоб её огласили прилюдно.
– "Вы сегодня крайне непостоянны, дорогая невеста; вероятно, оттого что в последнее время вы в некотором роде были взаперти...". Как вы это находите?
– Что ж, по крайней мере, маркиз понимает кое-что, – усмехнулась леди Стормхорн, с сухим револьверным щелчком развернув веер. – Жаль, не всё.
Пока мы наслаждались чаем, а затем раскладывали пасьянс, горка ответов от дяди Рэйвена постепенно росла. Стопка моих пространных посланий – напротив, уменьшалась; когда у меня остался последний конверт с единственным тоненьким листочком, я поднялась.
– Леди Абигейл... боюсь, мне придётся покинуть вас сейчас. Прошу прощения, что так неожиданно, но...
– Святые Небеса! Виржиния, дорогая, но почему? – всплеснула она руками, от удивления обратившись ко мне так, словно мы были наедине. – Неужели вас что-то расстроило? Или задело?
– Нет-нет, напротив, – поспешила я успокоить её. – Мне просто хотелось бы... хотелось бы вручить последнее письмо лично.
– Зачем спешить, ваш водитель вернётся с минуты на минуту!
– Не препятствуйте ей, любезная леди Абигейл, – со старческими покровительственными нотками обратилась к хозяйке дома леди Стормхорн, а затем повернулась ко мне: – По правде признаться, я не думаю, что из вашей затеи выйдет что-то путное, леди Виржиния. Маркиз Рокпорт – не из тех людей, с кем можно договориться. Таким был, впрочем, и его отец, это семейное. В меня вселяет надежду лишь то, что леди Милдред была единственной, кому никогда не отваживалась возражать эта заносчивая порода... Ступайте.
Наш импровизированный "клуб леди" провожал меня до самого крыльца. Некоторые, как Абигейл, не теряли надежды отговорить заблудшую овечку от визита к волку – невыспавшемуся и, вероятно, пребывающему в недоумении из-за всей этой суматохи. Другие, как леди Эрлтон, использовали минуты прощания, чтоб дать последние наставления. Я же в свою очередь пыталась удостовериться, что Мэдди сразу по возвращении от маркиза отправят в кофейню, а не оставят дожидаться меня. Воспитание не позволяло перебить собеседницу, но стоило одной замолчать хоть на мгновение – и заговаривала другая, словно мы по очереди читали фантасмагорический монолог. К счастью, вскоре явилась экономка и невольно положила конец дискуссиям, сообщив, что вернулся мой водитель – и вовремя.
Лишь оказавшись в автомобиле, я перевела дух.
Отражение Лайзо в стекле усмехнулось.
– Вы что-то желаете сказать, мистер Маноле? – самым светским тоном поинтересовалась я.
– А что, нельзя? – заулыбался он, как нахальный трущобный мальчишка.
– Так поделитесь со мною, – кивнула я чопорно, хотя в груди у меня закипал смех.
– Я просто вдруг засомневался, когда женщины опаснее: когда они пылают жаждой мести – или когда просто помочь хотят?
– Когда они не знают меры, – серьёзно ответила я, пусть вопрос и был шуточным. И продолжила уже без театральных интонаций: – Лайзо, скажи, ты видел... его?
"Железная Минни" нырнула в туман на узкой боковой улочке; если раньше белёсую дымку немного рассеивал свет, то теперь, под крышами, она стала совершенно непроглядной.
– Нет, – качнул головой Лайзо. – Письма забирает его экономка. Больше дома никого, слуг маркиз отпустил, даже повара.
– Так волк ещё и голодный, – пробормотала я и улыбнулась.
– Что? – вздёрнул брови Лайзо, оглядываясь, но я не ответила и повернула голову к окну.
Взгляд увязал в мутном киселе тумана – и моя решимость тоже.
Впрочем, до особняка Рокпортов мы добрались достаточно быстро, чтоб не набраться по пути лишних сомнений, как ткань по такой погоде вбирает влагу. Лайзо привычно остановился почти у самых ступеней, открыл передо мною дверцу автомобиля и помог подняться по скользкому крыльцу. В особняк нас впустила сухощавая экономка... миссис О'Дрисколл, насколько помню. Никакое воспитание не помогло ей скрыть клокочущее внутри яростное недовольство; мне достался воистину обжигающий взгляд, а при виде лётчицкого свитера и чёрных волос у неё и вовсе дёрнулась бровь.
– Подождите в автомобиле, мистер Маноле, – попросила я негромко, не глядя на него. – Я не задержусь надолго. Миссис О'Дрисколл, будьте так добры, проводите меня в библиотеку. Полагаю, лорд Рокпорт именно там.
Мои доброжелательные интонации, похоже, ещё сильней рассердили экономку, однако она сумела справиться с собою и ответить сдержанно.
– Боюсь, это невозможно, миледи. Милорд сегодня никого не принимает.
– О, это не вам решать, – парировала я с улыбкой, проходя в холл. – Моё пальто немного промокло, как досадно... Нет, трость я оставлю, благодарю вас.
Миссис О'Дрисколл ничего не говорила, следуя за мной тенью, но её неодобрение довлело надо всем, как нечто весомое, материально ощутимое. Избавившись от пальто и зажав в одной руке трость, а в другой – письмо, я решительно направилась к библиотеке. Полутёмные анфилады и галереи тянулись бесконечно; наконец показалась знакомая дверь. Экономка как-то непостижимо ловко проскользнула передо мною – движением, которое можно было бы ожидать от Лайзо или на худой конец от Эллиса, но никогда – от чопорной, сухой женщины. Она занесла руку, коротко постучала и, дождавшись ответа, вошла.
На меня дохнуло густым, терпким ароматом восточных благовоний.
– Если это снова письмо, положите его на столик, Клара, – послышался усталый голос. – Пожалуй, я отвечу немного позже... Клара?
Вероятно, дядя Рэйвен действительно очень устал, если он только через целых четыре моих шага заподозрил неладное и полуобернулся в кресле.
Наши взгляды встретились.
– Боюсь, это не она, – улыбнулась я одними губами.
– Миссис О'Дрисколл, выйдите, – произнёс маркиз, коротко посмотрев на экономку. Она сразу же подчинилась, бесшумно прикрыв за собой дверь. – Признаться, дорогая невеста, я никак не ожидал увидеть вас.
– Я тоже не думала, что так скоро приеду. – Сжимая трость, я прошла ещё немного вперёд и села в кресло напротив него, затем протянула конверт. – Прочтёте?
Дядя Рэйвен лишь мгновение помедлил, прежде чем вскрыть его, и погрузился в чтение. Несколько минут я наблюдала, пожалуй, впервые за всё время – не таясь и не отводя из деликатности глаза, когда он замечал мой пристальный взгляд.
Похоже, что маркиз действительно вознамерился этот день провести дома. По крайней мере, он изменил своим привычкам, выбрав вместо строгого по-военному костюма – тёмно-синий кашемировый халат с атласной подкладкой. Сибаритски роскошные кисти пояса спускались едва ли не до колен. Халат был слегка распахнут у ворота, и под ним виднелась чёрная рубашка. Длинноватые брюки ложились на расшитые шёлком домашние туфли – настолько не подходящие к остальному, что я приняла бы их за неудачный подарок, если б только не знала, какую страсть дядя Рэйвен питает к вещам из Бхарата. Например, к благовониям, которыми пропиталось всё в библиотеке – от книг на полках до кашемирового домашнего халата.
Маркиз Рокпорт, глава Особой службы и верный слуга Короны, очень устал.
Это было заметно – по тому, как неловко он держал письмо; по чётче обозначившимся линиям на лбу, между бровями, и по заострившимся скулам. Светло-карие, в желтизну, глаза его блестели сильнее обычного, как у простуженного человека. Но подбородок был, как всегда, гладко выбрит, а ногти аккуратно подстрижены: маркиз не терпел небрежности – даже при болезненном утомлении, даже в самом мрачном расположении духа. И в свой единственный свободный день он предпочёл бездумной лености уединение в библиотеке с книгами.
Дядя Рэйвен был... деятельным? Полным сил?
Странно, что прежде мне это не приходило в голову.
Я всегда видела его строгим, скучным, излишне тревожащимся за меня и старомодным. И не задумывалась о том, что зачастую его поверхностные суждения о моих делах и устремлениях проистекали из того, что он слишком много сил уделял чему-то другому. Я видела в нём немолодого человека из поколения моего отца, а ведь маркиз... Святые Небеса, он был всего лишь на пять лет старше Эллиса!
А как долго он уже возглавлял Особую службу?
Чем ему приходилось заниматься, ограждая Корону от опасностей?
И сколько своего драгоценного времени и сил он потратил, чтобы обеспечить мою безопасность? Или убрать из газеты очередную слишком рискованную статью о молодой графине Эверсан? Я столь многого не замечала, а ведь дядя Рэйвен не без причин стал именно таким; судьба куёт характер – и привычки. Мне следовало бы понять это раньше...
– Правильно ли я понимаю, что вы изложили список своих возможных дел на неделю? – прервал мои размышления вопрос.
Дядя Рэйвен улыбался.
– Нет, – со вздохом призналась я. – Боюсь, мне придётся признаться кое в чём, не подобающем леди. Это мои дела на завтра.
– Гм... У вас каждый день настолько насыщен?
– К счастью или к сожалению – да.
– И так выглядит ваше расписание с тех пор, как умерла леди Милдред?
Я очень стойко вынесла его кошмарное "умерла", не вздрогнув и не отвернувшись, но в груди похолодело.
– Нет. Раньше было гораздо тяжелее. Мне многому пришлось учиться самой. Мистер Спенсер – прекрасный управляющий, и я ему благодарна. Однако он не мог знать все ответы, и не всякий вопрос я могла ему задать.
На сей раз маркиз замолчал надолго. Он внимательно смотрел на меня – как я на него недавно. И наконец, спустя целую вечность, произнёс:
– Вам рано пришлось повзрослеть.
– Как и вам, – откликнулась я эхом. – Вы должны понимать меня, как никто другой. Поэтому если вам что-то кажется важным – скажите мне об этом. Попытайтесь объяснить. Я действительно умею учиться, пусть это и не считается добродетелью для леди.
Дядя Рэйвен моргнул недоверчиво; выражение его лица неуловимо изменилось, смягчаясь, но глаза потемнели, точно от боли.
– Раньше я думал, что вы похожи на леди Милдред. Но сейчас понимаю – вы куда сильнее напоминаете Идена. Настолько, что это... пугает.
Он и раньше упоминал о моём отце вскользь, но так, что становилось ясно: я лишь бледное подобие, неравноценная замена. Однажды – на "Мартинике", бесконечно давно – мы даже поговорили об Идене, лорде Эверсане; точнее, маркиз позволил себе немного откровенности, рассказывая о нём, и почти тут же отстранился, отгораживаясь от любых вопросов.
Но теперь имя прозвучало по-иному, словно предлагая поговорить о том, что обычно замалчивалось... и я не промедлила.
– Отец тоже заставлял вас беспокоиться?
Дядя Рэйвен странно моргнул – и рассмеялся:
– Признаться честно, сейчас я имел в виду его удивительный талант идти на компромисс, не роняя собственного достоинства. Но вы правы, ни за кого в своей жизни я так не боялся – не зря, как выяснилось. Возможно, следовало не только бояться, но и почаще показывать этот страх, пусть и постыдно докучать своим беспокойством человеку старше, разумнее и лучше во всём, – закончил он тише и глуше.
- В смерти моих родителей нет вашей вины, – твёрдо ответила я, но маркиз только качнул головой:
– Прямой – пожалуй, нет. Но Иден оставил мне своё дело, чтобы посвятить себя семье. Недовольные должны были метить в меня, но выбрали почему-то его; я так и не сумел стать его щитом.
"Вы бы и не смогли", – хотела возразить я, но промолчала, потому что о многом просто не могла рассказать. Ни о сновидческом даре леди Милдред, наследии Алвен, ни о мёртвом колдуне Валхе и его невольной помощнице... или рабыне? Теперь с глаз точно спала пелена неведения: после разоблачения истинной личности Мадлен, после того, как Абени похитила мальчиков Андервуд-Черри, после покушений на мою собственную жизнь – безумный парикмахер, Финола Дилейни... да лишь Небесам известно, сколько их было на самом деле! И я почти наверняка знала, кто на самом деле убил моих родителей.
Валх.
И самое страшное, что смерти эти служили лишь одной цели: сломить леди Милдред, не погубить её, но лишить того внутреннего стержня, который позволяет идти по своему пути уверенно. А когда и она ускользнула от колдуна, его новой желанной целью стала я сама.
Вот только чего он хотел от меня?
– Вы что-то притихли, дорогая невеста.
– Не знаю, что ответить, – призналась я откровенно. А потом продолжила вдруг, поддавшись порыву: – Скажите, как вы узнали о седом джентльмене с чёрной служанкой?
И тут же пожалела об этом, потому что дядя Рэйвен отпрянул, словно уклоняясь от выпада шпагой.
– Как? Слишком поздно, – пробормотал маркиз. Затем он взглянул отчего-то на дверь в библиотеку, прокашлялся и продолжил негромко: – Я не могу доказать, что седой джентльмен причастен к пожару. Но после той трагической ночи я искал ответы; сам не знаю, почему – вероятно, не мог поверить, что особняк вспыхнул и сгорел как спичка из-за какой-то нелепой случайности. Понимаете, драгоценная моя невеста, есть люди, которые не умирают просто так, – произнёс он с особенной интонацией. – И потому я продолжал спрашивать и спрашивать. Приходящую прислугу, соседей, друзей, врагов, «ос» в отставке и своих подчинённых, светских сплетниц, безнравственных репортёров, нищих, просивших милостыню на площади в тот день... Всех, до кого мог дотянуться.
– То есть многих.
– Очень многих... Однако этого было недостаточно, – задумчиво опустил взгляд он. – Ответа я так и не нашёл, даже намёка на него. Словно клятый особняк действительно вспыхнул сам, а его обитатели к тому времени спали беспробудным опийным сном, как в каком-то притоне. Я спрашивал и леди Милдред, – добавил маркиз словно нехотя, и на лицо его набежала тень. – Хотел узнать, не случалось ли чего-то необычного, не угрожал ли кто-то ей или Идену. А леди Милдред посмотрела на меня и сказала: "Это не ваше дело. Это моё горе". Приходить к ней снова она запретила.
Дядя Рэйвен замолчал ненадолго. И в наступившей тишине отчётливо было слышно, как скрипнула половица за дверью. О, какая здесь любопытная экономка! Воспитание чужой прислуги – не моя забота, впрочем. Тем более что миссис О'Дрисколл – явно больше, чем просто нанятая работница. Интересно, кем она была прежде? Говорят, что на Особой службе состоят и женщины...
Неважно.
А вот слова леди Милдред – удар в самое сердце. Дядя Рэйвен обмолвился: "как в беспробудном опийном сне" или что-то вроде. Как же он прав! Вряд ли Валх способен своею силой убить любого человека. До сих пор он использовал только слабых, безумных, как парикмахер, или напуганных до полусмерти, как юная Мэдди, или тех, кто уже заключил с ним контракт наяву, как Фаулер. Дети и сновидцы также уязвимы перед его колдовством, потому что и те, и другие балансируют на грани.
Но мой отец был не таким. И, пожалуй, я не хочу знать, чем его – уверенного, спокойного, хладнокровного – Валх сумел заманить в гибельный сон. Потому что мама, слабая, болезненная, склонная поддаваться чувствам и мягкая... Нет, не желаю думать об этом.
– Думаю, у леди Милдред были причины так ответить, – наконец сказала я твёрдо, немного понизив голос.
– Не сомневаюсь, – вздохнул маркиз, переплетая пальцы в замок. – Но её слова только укрепили меня в намерении искать дальше. И со временем я стал замечать, что высокий седой человек с чёрной служанкой появлялся в свидетельских показаниях несколько чаще, чем предполагает случайность. Некоторые запоминали только девушку, кудрявую и темнокожую. Другие – седого мужчину, чаще всего одетого в зелёное. Его видели нищий попрошайка с площади и светский щёголь на приёме, куда не всякий может попасть; его замечали близ дома, и в цветочной лавке, где леди Эверсан-Валтер покупала цветы, и в клубе, который изредка посещал Иден. Но все сходились в одном: седой джентльмен со служанкой никогда не говорил ни с ним, ни с его супругой, даже не смотрел в их сторону. И ещё. Седой незнакомец появился отнюдь не в последний год, Виржиния. Долгих десять лет, череда покушений на Идена... О, я добрался и до старых свидетелей – всех, кто был жив, ведь теперь я знал, о ком спрашивать. И его следы отыскались и в прошлом. Я понял, что был слеп, и пообещал себе, что не позволю подобному произойти вновь.
Он искал Валха! Столько лет подряд... Я похолодела, осознав, какой опасности подвергал себя маркиз. Есть явления, которым ничего не может противопоставить даже глава Особой службы.
– Это могло быть и просто случайностью, – поспешила я сказать слишком быстро.
– Поначалу я сам так считал. Бромли – большой город, но пути здесь пересекаются часто, – с сомнением качнул головой дядя Рэйвен. – Седой мужчина, необычно одетый, да ещё в сопровождении чернокожей служанки – неудивительно, что он бросался в глаза. Он стал для меня наваждением. Я бы подумал, что схожу с ума, если б спустя почти четыре года, ко мне в руки не попал медальон, принадлежавший раньше леди Милдред. Внутри него была лаковая старинная миниатюра: две девочки – одна темнокожая, а другая слишком уж похожая на юную наследницу рода Валтер. И седой человек, придерживающий их обеих за плечи, тот самый или нет – я не мог знать, но что-то мне подсказывало: это он. А затем появился ваш друг, детектив Норманн, и рассказал мне о странном преследователе того безумного парикмахера-убийцы. И я заключил сделку с Норманном, потому что понял: вместе мы однажды сумеем дотянуться до седого господина с чёрной служанкой, чего бы это ни стоило...
– Нет! – перебила его вдруг я с яростью, какой сама от себя не ожидала. Наверное, потому что испугалась. Тогда, давно, когда Эллис действительно пошёл на договор с маркизом, мне ещё ничего не было известно о Валхе. – Нет, вы не сможете!
Я сказала – и залилась густым румянцем; щёки буквально горели. Наверное, со стороны это смотрелось презабавно, потому что дядя Рэйвен вместо того, чтобы рассердиться, улыбнулся:
– Вы так говорите, словно знаете о нём больше меня.
– Просто не хочу, чтобы вас тревожили призраки прошлого, – виновато ответила я. – Мой отец... он вряд ли желал, чтоб вы тратили свою жизнь на бесплодную погоню.
– Даже если тот же человек угрожает сейчас вам? – укоризненно заметил маркиз. – Ради вашей безопасности я должен...
Тут он запнулся и, святая Генриетта, смутился – впервые на моей памяти! Я рассмеялась, также чувствуя себя неловко, но в то же время – удивительно свободно.
– О, нескоро же мы сможем спокойно говорить о безопасности. Но важнее, что мы говорим, – добавила я мягко. – Заглядывайте в "Старое гнездо". Я всегда буду рада вас видеть.
Мы ещё побыли наедине, пусть и недолго. Дядя Рэйвен так и не сказал, что я отныне вольна распоряжаться своим временем, не спрашивая разрешения на каждый визит в шляпную лавку или на прогулку в парке, но того и не требовалось. Я же мысленно пообещала не злоупотреблять этим доверием и не подвергать себя опасности.
Хотя бы потому, что иначе Валх мог наконец заметить маркиза, вечно оберегающего меня, и сделать свой ход.
– Как прошёл разговор? – подчёркнуто ровным голосом спросил Лайзо, когда мы отъехали от особняка маркиза на порядочное расстояние.
– Разговор? Ах, да... Лучше, чем я предполагала. По крайней мере, мы помирились и уверили друг друга в непреходящих тёплых чувствах.
Я откликнулась не сразу; мои мысли устремлялись то к Валху, то к многочисленным делам, скопившимся за последнее время из-за нашего с дядей Рэйвеном противостояния, то к излишне преданной экономке... О, похоже, она до сих пор считала меня неподходящей невестой. Неудивительно, впрочем. Для любого, кто хорошо знал маркиза, становилось очевидным, что эта помолвка вряд ли когда-нибудь приведёт к свадьбе, а между тем Рокпортам требовался наследник, и чем скорее, тем лучше. Его величество Вильгельм Второй, конечно, установил моду на поздние браки, но вряд ли подобный подход к семейным делам могла одобрить столь чопорная особа, как миссис О'Дрисколл.
"Что бы она сказала, если б узнала, в кого я влюблена!" – пронеслось у меня в голове, и кровь прилила к лицу.
От внимания Лайзо это, разумеется, не ускользнуло.
– В тёплых чувствах? И насколько тёплых, интересно?
Он улыбнулся, давая понять, что говорит несерьёзно, однако в линии плеч появилось напряжение.
– О, исключительных, – серьёзно ответила я, поддразнивая его. Нисколько не слукавив, впрочем – дядя Рэйвен занимал в моём сердце особенное место, большее даже, пожалуй, чем отец.
Неожиданно Лайзо остановил автомобиль, не доезжая до моста через один из грязных притоков Эйвона. Туман здесь казался гуще, чем в иных уголках города, за исключением разве что Смоки Халоу. Чёрные ивы, как вдовы, простоволосые и согбенные, вереницей спускались к воде, опустив ветви к самой земле.
Несмотря на тёплую по нынешней погоде одежду, по спине у меня пробежал холодок.
– Мне пора вспомнить, что я гипси, необразованный и с горячей головой, и начать уже ревновать? – спросил Лайзо, не оборачиваясь.
Видят Небеса, я из тех прямолинейных впечатлительных девиц, которые каждое слово принимают за чистую монету. Я видела улыбку, отражённую в оконном стекле; ощущала ту особую общность, близость, что превращает обычные диалоги – в тайный заговор, обмен взглядами – в ребус, а якобы случайные встречи – в будоражащую игру, правила которой понятны лишь двоим. Иначе говоря, понимала, что и реплика Лайзо, и его особенный, потемневший взгляд – нечто вроде ритуала, условности, когда ни слова, ни жесты не совпадают с содержанием, наполняющим их...
...и всё же я ощутила дрожь. Губы неприлично пересохли, а ритм дыхания изменился. Голову повело – и я ответила совсем не так, как намеревалась.
– Гипси, о, разумеется, как можно было забыть. – Тембр у меня странно изменился – стал ниже и глубже, пожалуй. – Но у меня есть оправдание: от того, кто до сих пор поступал осторожно, был хладнокровен и сдержан, трудно ожидать чего-либо... горячего.
Я договорила, мысленно повторила фразу про себя и с трудом сдержалась, чтобы тут же не выскочить из автомобиля. Все силы, кажется, ушли на то, чтобы остаться сидеть на месте – с ровной спиной и не меняя выражения лица. А Лайзо обернулся, перегибаясь через водительское сиденье, и протянул руку, касаясь моих скул – кончиками пальцев, костяшками, раскрытой ладонью...
– Ты с ним разговаривала так долго, – очень тихо произнёс он. – Я почти что окоченел.
Далеко, у реки, взвизгнула собака, и кто-то разразился хриплой бранью, не понять, мужчина или женщина. Но здесь, у моста, было по-прежнему безлюдно.
– Это моя вина? – слегка наклонила я голову к плечу.
Движение отразилось в глазах Лайзо – скупое и плавное, отчего-то жутковатое, словно у призрака или куклы.
– Нет. Твоя ответственность, – сказал он, отводя руку.
А потом ещё наклонился вперёд – и прижался губами к моей щеке, рядом с уголком рта. Аромат вербены, обычно лёгкий и прозрачный, нахлынул кипящей волной; сердце у Лайзо колотилось так громко и сильно, что это биение можно было ощутить кожей. Мне вдруг захотелось прикоснуться к его лицу, впитать кончиками пальцев тепло, пусть даже через перчатку... Но смутное предчувствие говорило, что тогда случится нечто непоправимое.
И потому всё, что я себе позволила – немного повернуть голову и улыбнуться, когда закончился этот долгий, но почти невесомый поцелуй.
Поцелуй, надо же... даже думать странно. Неужели так бывает... всегда?
– Я думал, что ты зажмуришься, – прошептал Лайзо. Зрачки у него стали такими широкими, что глаза казались почти чёрными, лишь с тонким зелёным ободком.
– Но тогда бы я не смогла ничего видеть, – возразила я рассеянно. Мысли немного путались, но это было приятно.
Лайзо посмотрел на меня долгим взглядом, испытующим и тёплым одновременно, а затем усмехнулся, возвращаясь на своё место.
– Да, там, где другие закрывают глаза и отдаются на волю судьбы, ты желаешь видеть, знать и понимать. И я говорю не только о любви, – добавил он и вдруг рассмеялся.
Вскоре "Железная Минни" тронулась с места и покатила к мосту мимо согбенных ив. И лишь тогда я позволила себе кончиками пальцев притронуться к тому месту, которого коснулись его губы. Оно немного саднило, как маленький ожог.
– Как хорошо, что нам не надо возвращаться к леди Абигейл, – заметила я вслух, подспудно понимая, что если молчание продлится ещё немного, оно станет неловким. – Право, утомительно было бы пересказывать нашу беседу с маркизом – слишком о многом нельзя упоминать, а мои дорогие подруги, увы, жадны до подробностей. Я жалею только об одном.
Автомобиль выехал на широкую дорогу; здесь хватало и других машин, и пешеходов. Похоже, Бромли привык к густому туману и решил продолжить обычную свою жизнь, суетливую и шумную.
– О чём же?
– Я не поговорила с леди Вайтберри. Она мне показалась сегодня странной, – призналась я. – Впрочем, не только сегодня. Такая тихая, молчаливая – совершенно на себя не похожа. Надеюсь, что она здорова.
Мне почудилось, что Лайзо опять готов рассмеяться и сдерживается лишь героическим усилием.
– О, да, вполне здорова, – произнёс он наконец, когда пауза неприлично затянулась. – А молчит, верно, потому что об имени для девочки думает.
Признаться, сначала я совершенно растерялась. А когда осознала сказанное – смутилась ещё сильнее, чем после поцелуя.
– Какой девочки? О, святая Генриетта Милостивая, ты же не хочешь сказать... Откуда ты узнал?
– Увидел, – коротко ответил он и пояснять ничего не стал.
Весь остаток дороги до кофейни я пребывала в смятённых чувствах. Эмбер в положении, подумать только! Какое счастье для неё... Или нет? Всё же история с кузеном Джервисом не просто глубоко ранила её чувства, но и, похоже, наложила отпечаток на здоровье. Пусть худшее позади, и рядом с нею теперь любящий супруг, есть вещи, которые просто невозможно выбросить из головы. Но сегодня, как никогда, мне хотелось верить в лучшее будущее – и для Эмбер, и для себя.
В «Старое гнездо» Мадлен вернулась намного раньше меня. Выглядела она изрядно расстроенной, настолько, что даже миссис Скаровски проявила возмутительную – и смутительную для себя самой – бестактность и спросила громким шёпотом:
– Здорова ли мисс Рич? Она так бледна... И кофе мне достался не тот, что я заказывала. Мускатный орех и перец – хорошее сочетание для зимы, право, но мне хотелось чего-то сладкого.
– Тогда, полагаю, вы не откажетесь от черничного пирожного в качестве извинения за это досадное недоразумение, – улыбнулась я в ответ. – Что же до мисс Рич, то она вполне здорова, благодарю за беспокойство.
– О, отрадно слышать! Черничное пирожное – звучит изумительно! У сэра Гордона Шенстона есть стихотворение, посвящённое чернике...
Поэзия позапрошлого века выгодно отличалась от современной. Во-первых, тогда, на счастье потомков, в моду вошли лаконичные формы – к примеру, сонет. А во-вторых, строки, выдержавшие испытание временем, можно было слушать и изображать восторг, не боясь прослыть человеком с плохим вкусом – так я и поступила. Причина болезненной рассеянности Мэдди была мне, увы, хорошо известна; она лежала, запертая на ключ, в ящике бюро, в тёмной комнате между кухней и крыльцом чёрного хода – коротенькая записка от Эллиса с предложением навестить дом Шелли десятого февраля, в первой половине дня. Детектив явился в кофейню в моё отсутствие, но не стал дожидаться, пока я вернусь, и вместо десерта попросил принести лист бумаги и прибор для письма.
Мадлен досталась одна вежливая улыбка, формальное приветствие – и ни словом больше.
"Ему сейчас тяжело, – хотела сказать я. – Он отгораживается от семейства Шелли стеной, а Роджер снова и снова разбирает её по камешку".
– Что со мною не так?.. – пробормотала Мэдди, замерев на мгновение в тёмной арке с полупустым подносом.
Я осеклась – не на полуслове ещё, а на полувздохе. А что теперь говорить? Как убеждать?
Но Мадлен почти сразу же встряхнула кудряшками, упрямо поджала губы и шагнула глубже в полумрак коридора.
– Ничего, ничего, – долетел до меня едва слышный шёпот. – Он ведь носит мой шарф. Даже сегодня. Даже сегодня...
Я отвернулась, скрывая улыбку от Георга. Пожалуй, это мне следовало бы поучиться стойкости и упорству у Мэдди, а не наоборот.
Записка Эллиса вместе с частью деловой корреспонденции перекочевала в особняк на Спэрроу-плейс – сперва в кабинет, затем в спальню. Перед сном рука сама потянулась к сложенному вчетверо листку, где наискосок, от уголка к уголку, протянулись несколько строчек:
