Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 139 страниц)
Мысли о делах кофейни всегда успокаивали меня и приводили в хорошее расположение духа. Вот и теперь я, позабыв о минутной слабости, наконец стала спускаться. Металлический наконечник трости отстукивал на каменных ступенях что-то бодрое и воинственное, прекрасно подходящее для визита к маркизу Рокпорту. Только сердце колотилось все так же заполошно, но в этом скорей были повинны три чашки крепчайшего черного кофе, чем волнение...
Конечно-конечно, какое волнение? Это ведь всего лишь встреча со старинным другом семьи – и моим женихом по совместительству.
Лайзо терпеливо ждал у автомобиля – в тяжелом свитере грубой вязки, немного напоминающем те, что так полюбились летчикам. Я даже остановилась на секунду, позабавленная неожиданной ассоциацией, а потом задумалась: ведь правда похож – только шлема из кожи и специальных очков не хватает. Ла Рон как раз недавно написал прекрасный репортаж о смельчаках, покоряющих небо; один из номеров "Бромлинских сплетен" был едва ли не целиком посвящен аэропланам и пилотам. Помнится, даже Мэдди тогда проявила интерес к прессе и надолго засела за газету, внимательно разглядывая фотографии. Некоторые из них были совсем расплывчатыми, дурными – и не поймешь, то ли это облако, то ли аэроплан. А с других – улыбались летчики, первопроходцы небесных путей, и в этих улыбках, светлых и лихих, жила Вечность.
– Смеетесь надо мною, леди? – спросил Лайзо вместо приветствий, но тон у него был не обиженный, а веселый.
– Нет. Радуюсь чудесной погоде, – чопорно ответила я, вперив взор в густой, унылый туман, и Лайзо расхохотался. У меня по спине мурашки пробежали: что, если б нас сейчас увидел Рокпорт? Или его люди? В таком тумане толком никого и не разглядишь. Вон тот силуэт – это "гусь", прохожий, или?..
Святые небеса, о чем я думаю!
Нет, нервы у меня точно испортились – мерещатся уже шпионы и заговоры. Да и даже если так, неужто пристало графине Эверсанской и Валтерской бояться – только подумайте! – своего собственного жениха? В конце концов, ничего предосудительного не происходит...
И если б происходило, маркиза это бы касалось в последнюю очередь!
Рассердившись на себя, я молчала всю оставшуюся дорогу. Ехать, к несчастью, было далеко. Когда-то давно "Оленьи угодья", как еще называли владения Рокпортов по зверю, изображенному на гербе, располагались и вовсе за чертою города, но постепенно столица разрослась и поглотила их. О том, как велико было поместье в те времена, напоминал только огромный сад, окруженный древней каменной стеною. Тяжелые кованые ворота были распахнуты настежь.
– Леди, нам точно надо сюда? – уточнил Лайзо, остановившись у въезда.
Я, прищурившись, вгляделась в туманный полумрак – туда, под арку скрещенных дубовых ветвей, по осени уже голых, почерневших от дождя... Если мне не изменяла память, аллея вела от ворот к небольшой мощеной площади перед домом, но все равно въезжать под сень вековых деревьев было жутковато – до озноба.
Впрочем, идти по дорожке одной, оставив машину – мысль и вовсе никуда не годная. Сомневаюсь, что выдержу сейчас долгую прогулку – ноги и так будто стеклянные, каждый шаг – как по канату.
– Да, сюда. И, пока мы не приехали, мистер Маноле... Маркиз Рокпорт очень не любит дерзких людей. И слуги у него очень наблюдательные, исключительно верные своему нанимателю.
Лайзо – вот умница! – понял все абсолютно верно.
– Я, это, в автомобиле подожду, леди. Подремлю, если вы не возражаете.
– Будьте готовы выехать через два часа, – добавила я. Впрочем, если подумать – и двух часов в обществе маркиза будет слишком много. В крайнем случае, сошлюсь на дурноту из-за плохого сна и погоды. Тем более это недалеко от истины. – И, да, чуть не забыла. Лучше отказывайтесь от напитков или еды, если их вам предложат в этом доме, и следите за тем, чтобы в автомобиль не уронили какую-нибудь ценную вещь. Случайно.
Лайзо бросил на меня быстрый взгляд из-за плеча и вновь уставился на дорогу. Брови у него были нахмурены.
– Маркиз настолько неразборчив в средствах?
– Он умеет пользоваться ситуацией, – ответила я словами леди Милдред. Если вспомнить, и отец тоже говорил нечто подобное... только с восхищением, а не с опаской, как бабушка. – И, боюсь, настроен к вам не слишком дружелюбно.
– Злой лис сто цыплят загрыз, а сто первым подавился, – пробормотал Лайзо.
– Что-что? – повысила я голос. Еще не хватало, чтоб этот несносный гипси вообразил, что может тягаться с маркизом Рокпортом!
– Ничего, леди, – покладисто ответил Лайзо. – Говорю, как прикажете – так и сделаю.
Я сильно сомневалась в правдивости его слов, однако времени на раздумья уже не оставалось. Мы подъехали к самому особняку. И, похоже, меня ждали давно – на ступенях стоял слуга. Лайзо проехал по площади полагающийся по этикету круг и остановил автомобиль прямо напротив порога. Сам вышел первым, открыл для меня дверцу, помог выйти... А дальше моим вниманием завладел слуга Рокпорта. После почтительных приветствий он проводил меня через холл, по лестницам и запутанным переходам, в уютный небольшой зал со старинным камином, отделанным красноватым камнем.
Меня окутал призрачно-знакомый запах – сандал, мирт, апельсиновое масло и еще что-то тяжелое, дурманное, восточное – и голову повело. Рыжее пламя, плясавшее в камине, стало вдруг близко-близко...
– ...Виржиния?
– Добрый день, маркиз, – улыбнулась я через силу. Еще не хватало свалиться тут в обморок! Кажется, Эллис в таких случаях советовал дышать глубже и размеренней, не делать резких движений, а при первой возможности – садиться. Так и поступлю. – Смотрю, вы не изменяете привычкам. Полумрак, благовония...
– Мы можем перейти в другой зал, – Рокпорт протянул мне руку, предлагая пройти к столу.
– Не стоит, – пальцы у маркиза были холодными, а хватка – крепкой; как и всегда, он не просто проявлял вежливость, а поддерживал по-настоящему. – Ведь именно в этой комнате вы часто беседовали с моим отцом, верно?
– У вас прекрасная память, Виржиния, – маркиз с улыбкой отодвинул для меня стул. – И прекрасный вкус. Это платье подходит вам в совершенстве, хотя я никогда не подумал бы, что темный пурпур – ваш цвет. А серьги и ожерелье кажутся мне знакомыми.
– Это любимый аметистовый комплект леди Милдред. Она часто надевала его.
– Аметист – камень искренности и добрых намерений, – вновь улыбнулся Рокпорт. Даже теперь, в полумраке, он предпочел остаться в очках. – Это хорошо. Нам о многом нужно поговорить.
Звякнул колокольчик. Немолодая служанка в черном платье бесшумно вошла в комнату, разлила по чашкам чай и так же незаметно вышла – тень, не человек.
– Может, расскажете немного о своем путешествии? – предложила я, когда молчание затянулось. – Никогда не была в Алмании. Какая там сейчас погода? Тепло? Много ли солнца?
– Больше, чем у нас. А вот на политическом небосклоне – сплошные тучи. Того и гляди, грянет гроза, – маркиз попробовал чай, нахмурился и потянулся к сахарнице. Один кусочек, другой, третий... На шестом мне стало смешно, и я отвела взгляд, глупо улыбаясь. – Тут нет ничего веселого, юная леди. Я говорю совершенно серьезно. На материке сейчас вообще крайне неблагоприятная ситуация. Алмания копит оружие, с каждым месяцем расходы на содержание армии увеличиваются, бродят слухи о новом изобретении – неких таинственных военных машинах-крепостях. А простые люди между тем беднеют, кое-где встает призрак голода. Засуха сильно ударила по этой прежде богатой стране. Аксонии, конечно, тоже досталось, но нас выручают поставки из колоний, особенно в Западном Бхарате. А вот у Алмании колоний нет, но аппетиты большие, – маркиз говорил медленно, как будто старался с особой аккуратностью подбирать слова. То ли старался объяснить мне все как можно проще, то ли не хотел сказать ничего лишнего. – Канцлер умело подогревает воинственные настроения в народе. Раньше Алмания была одной из самых гостеприимных стран, а теперь иноземцев там не любят.
– Так вы поэтому прервали поездку?
Я дышала глубоко и мерно, однако дурнота все усиливалась. В ушах стоял противный звон, сердце колотилось, и любому стало бы уже ясно, что духота и благовония здесь ни при чем.
"Сказать ли маркизу? – меня одолевали трусливые сомнения. – Нет. Рано".
– Скажем так – слишком недружелюбная стала атмосфера, – маркиз произнес это таким голосом, каким обычно рассказывают анекдот. – Однако я успел и отдохнуть, и встретиться со своими алманскими приятелями, и даже привез домой несколько сувениров. Есть у меня подарок и для вас, Виржиния, – Рокпорт отставил чашку и посмотрел на меня тепло. – Позволите вручить вам его прямо сейчас?
– О... – я растерялась. Дома мне казалось правильным вести себя с женихом вежливо, но отстраненно, ни на шаг не отступая от этикета. Но теперь, после беседы о таких, казалось бы, глупостях, как политика, во мне начало оживать полузабытое чувство родства. Все напоминало о тех временах, когда меня, еще совсем маленькую девочку, больше похожую на куклу в нарядных платьях, брали в гости к лучшему другу отца – и там, в полутемной комнате, наполненной запахами благовоний, я пила из большой кружки настоящий Взрослый Чай и слушала Взрослые Разговоры... От чужого, опасного человека – маркиза Рокпорта, я не хотела принимать ничего. Но дядя Рэйвен – другое дело. – Конечно, с удовольствием! – откликнулась я наконец.
Рокпорт снял очки – синие стекла поймали отблеск пламени – и в первый раз за вечер прямо посмотрел мне в глаза.
– Честно сказать, там даже два подарка, – он коротко позвонил в колокольчик. – Думаю, вам понравится.
На зов явилась все та же немолодая служанка, выслушала указания маркиза, вышла и вскоре вернулась с подносом, на котором лежала старинная книга и небольшая плоская шкатулка.
– Первый подарок – для хозяйки кофейни, – пояснил Рокпорт, передавая мне книгу. Она оказалась очень тяжелой – сколько же серебра пошло на инкрустацию обложки? И застежка сложная, сразу и не поймешь, как раскрывается... Сразу видно, что древняя! – Это старинный сборник алманских рецептов. Тут напитки и десерты. Все написано, к сожалению, весьма архаическим языком, но я приказал приложить к каждому рецепту лист с переводом. Впрочем, алманский язык вам знаком, насколько мне помнится, так что это простая предосторожность.
– Да, знаком... но не слишком хорошо. Я редко говорю на нем. Спасибо за заботу, маркиз.
Застежка наконец поддалась. Я раскрыла книгу наугад и с благоговением провела кончиками пальцев по шершавому, прохладному пергаменту. Слева витиеватыми буквами был написан рецепт – практически нечитаемый из-за устаревшей грамматики и архаичных словечек, а справа умелая рука художника изобразила роскошный пирог. От времени краски немного поблекли, но все равно рисунок выглядел объемным, живым – кажется, склонись над страницей – и ощутишь умопомрачительный запах выпечки, меда и ягод.
– Пожалуй, стоит выучить староалманский, чтобы прочитать это без перевода, – прошептала я. – Спасибо!
– Вижу, первый подарок вам понравился, – удовлетворенно кивнул Рокпорт и взял с подноса шкатулку. – Надеюсь, понравится и второй. Тот, что для моей невесты, графини Эверсан-Валтер.
Обращение неприятно кольнуло собственнической ноткой. Подавив совершенно неуместное желание одернуть маркиза, я улыбнулась и заглянула в шкатулку.
Серьги, колье и браслет. Невесомые серебристые листья и цветы, перевитые с тонкими цепочками, сверкающая крошка – иней, и мелкие темно-синие камни-кабошоны – роса полуночи.
Я медленно и очень осторожно закрыла шкатулку, а затем... вернула ее Рокпорту.
Каждая леди хоть немного разбирается в драгоценностях. Даже та, что их не любит – как я. Сапфиры и бриллианты и вовсе трудно спутать с чем-либо. Они дороги и сами по себе, а в подобной тонкой работе...
По меньшей мере – четыре тысячи хайрейнов. Может, и больше.
– Вы молчите, леди. Вам не понравилось?
– Очень, – голос у меня сел, я кашлянула и продолжила уже тверже, стараясь не обращать внимания на все усиливающееся головокружение: – Очень красивая работа. Изумительная.
– Почему бы вам ее не примерить?
Святые небеса, он так надо мною издевается? Куда подевалась его наблюдательность именно теперь, когда я с трудом могу складывать слова в предложения, а нервы из-за недосыпа натянуты, будто струны?
– Это очень любезно с вашей стороны. Однако не думаю, что сейчас подходящее время... – я замялась, не зная, как объяснить деликатней.
Но Рокпорт меня опередил:
– Вижу, что вы не хотите принимать этот подарок, леди, – спокойно констатировал он, и я испытала ни с чем не сравнимое чувство облегчение... правда, слишком рано: – Но почему? Вам ведь понравился гарнитур.
Я вдохнула всей грудью и медленно выдохнула, представляя, что сказала бы на моем месте леди Милдред.
– Мне кажется, что такой подарок будет слишком обязывающим.
– Мы почти что одна семья, Виржиния, – мягко ответил Рокпорт – без улыбки. – Граф Валиант подарил в прошлом году супруге замок у озера Кэт, а виконт Сэйлем преподнес дочери весной бриллиантовую диадему. Или вы считаете и это предосудительными поступками?
– Я для вас не дочь и не супруга, – резко возразила я и сама пожалела об этом. Спокойнее, спокойнее... Надо вести себя так, как вела бы леди Милдред.
– Какие холодные слова, – вздохнул маркиз, вновь пряча глаза за непроницаемо синими стеклами очков. – Официально мы помолвлены. И, помнится, прежде вы не возражали против того, чтобы помолвка однажды переросла в брак.
– Только если я не встречу того, кого полюблю, – вспылила я, не выдержав. – Простите. С одной стороны, вы правы, официально мы помолвлены, и вы можете дарить мне любые подарки, приглашать меня в театр и прочее, прочее – никто не подумает дурного. Но с другой... Мы с вами прекрасно знаем, что эта помолвка – ненастоящая. И мы также знаем, почему она была заключена.
Маркиз, кажется, превратился в каменное изваяние – безмолвная фигура в темных старомодных одеждах, слепой блеск синих стекол и побелевшие губы.
– Да, – произнес он после долгого молчания. – Я знаю, почему Иден настоял на этой помолвке, хотя вам тогда было только шесть лет. И помню, почему даже леди Милдред не стала возражать против нее. А вот вы – помните? Знаете ли, как все было на самом деле, или отец рассказал вам лишь часть того, чего опасался?
Кажется, разум у меня стал мягким-мягким, как мокрая глина, и каждое слово глубоко отпечатывалось в нем. Горло почему-то перехватило, хотя я уже давно перестала остро откликаться на воспоминания об ушедших родителях.
Прошлого не вернуть.
– Кто-то пытался истребить всю семью Эверсан. Яд в воде. Но умер один... один дед. Были еще угрозы...
– Не только угрозы, – мягко прервал меня Рокпорт. – Еще и покушения. Двадцать семь за неполных десять лет. И последнее, увы, увенчалось успехом. В этом есть и моя вина, Виржиния.
– Вы спокойно признаете это? Есть причины? – голос у меня заледенел, хотя внутри я буквально кипела. Гнев, дурные воспоминания, боль – жгучая перцовая смесь в моих жилах. – Насколько я помню, тогда вас вообще не было в стране, зачем же вы наговариваете на себя сейчас?
– Именно потому, что меня не было, я и виноват, – мрачно и совершенно непонятно ответил Рокпорт. Я чувствовала, что запутываюсь все больше – в его словах, в собственных чувствах. Действо начинало отдавать абсурдом. Все виделось теперь будто со стороны. – Не думайте, что я оправдываюсь, Виржиния. Нет. Вряд ли я когда-нибудь смогу простить себя, но именно поэтому буду заботиться так, как не заботился бы никто.
Я окончательно потеряла нить разговора и уцепилась за последние слова.
– Да уж, никто больше такого не делает! – голос у меня звучал громко и напористо – я старалась спрятать за злостью беспомощность. – Никто не врывается в мою кофейню за полночь, не угрожает моим друзьям, не пугает слуг и не читает мне мораль!
– Не сердитесь, Виржиния, – вздохнул маркиз. – Это для вашего же блага. Просто позвольте мне заботиться о вас. Возможно, тот человек, который десять лет потратил на то, чтобы добраться до ваших родителей, еще жив.
Меня накрыло изматывающим, леденящим приступом страха. Пальцы стали непослушными, и я сцепила руки в замок, скрывая дрожь.
– Хотите сказать, он может попытаться меня убить?
– Возможно.
– Быть того не может! – я вскочила из-за стола. От резкого движения чашка опрокинулась, а шкатулка с драгоценным гарнитуром полетела на пол. – Прошло четыре года! Четыре! И никто не тронул ни меня, ни леди Милдред!
Рокпорт наклонился и поднял шкатулку, затем бережно поставил ее на стол и только потом ответил, так и не подняв глаз.
– Первые два года после смерти Идена я потратил на то, чтобы найти убийцу. Увы, безуспешно, но кое-чего добиться удалось – преступник вынужден был залечь на самое глубокое дно, скрыться, исчезнуть. А вас, так быстро повзрослевшую девочку, взяла под крыло леди Милдред. В спокойствии прошло еще два года. Что было потом, вы помните. И, кроме всего прочего, я не думаю, что сразу после похорон вы могли воспринимать реальность... адекватно. Ребенком, Виржиния, вы часто прятали чувства за бесконечными "правильно" и "должно", переживая обиды и горести глубоко в своем сердце. И что же я вижу теперь, вернувшись из путешествия? Леди из стали, подобную покойной Милдред? Нет, не верю, что вы могли так измениться. Но теперь, – голос его смягчился, – вам нет нужды больше быть сильной. Я рядом с вами, Виржиния. Вы не одна.
Я, словно наяву, почувствовала неимоверную тяжесть, мраморной плитой опустившуюся на плечи.
Таким мрамором были укрыты могилы родителей.
И бабушка...
– Виржиния.
Нет. Наверное, маркиз все же ошибается. Будь я прежней – и эта тяжесть меня раздавила бы.
Интересно, через что прошла леди Милдред, прежде чем стала... собой?
– Нет уж, благодарю покорно. Делайте, что вам угодно. Вспоминайте прошлое, – я сглотнула. Во рту было солоно, губы отчего-то болели. – Ловите призраков, убийц, ищите себе вину и оправдание – но только без меня. Спасибо за беседу, но мне пора. И, да, подарки оставьте себе. Прошу извинить.
Пол качался, как палуба корабля, а стены норовили врезаться в меня. Что за проклятый дом!
– Виржиния, погодите! Простите меня, я...
Почувствовав чужую хватку на своем плече, я резко развернулась и, как учил меня Эллис, ударила – кулаком в горло.
Конечно, не попала.
Конечно, Рокпорт перехватил руку, потянул ее вверх, заставляя меня подняться на цыпочки и, дрожа, как натянутая струна, заглянуть ему в глаза. Не знаю, что он увидел в моих – но это что-то заставило его разжать пальцы.
Я молча развернулась и вышла – сама не заметила, как песком сквозь пальцы просочилась по запутанным анфиладам комнат, коридорам, лестницам и выскочила на порог особняка.
Моросил мелкий дождь. Туман поредел.
Черный автомобиль стоял на прежнем месте, а Лайзо действительно спал, свернувшись клубком на заднем сидении. Я пересекла площадь, наклонилась и постучала кулаком по стеклу, а потом еще и пнула дверцу. Лайзо вскинулся, сонно щурясь. Узнав меня, он быстро выбрался из автомобиля, открыл для меня дверь – да так и замер.
– Леди, простите, коли не в свое дело лезу... Но где накидка ваша? И шляпка с тростью?
– Что? – я словно очнулась от забытья и покачала головою. – Все в порядке. У меня же не одна накидка, да и зонтик-трость есть еще.
– Понятно, что есть. Чай не из наших, не из голодранцев, – тихо отозвался Лайзо, заводя двигатель, и, обернувшись ко мне, вдруг побледнел: – Леди, да на вас лица нет. Что случилось-то? Может, я подсобить могу?
– Нет. Не можете, – я покачала головой, чувствуя, что леденею. – Да и не ваше это дело. Просто езжайте отсюда как можно быстрее.
– Как скажете, – Лайзо с деланным равнодушием отвернулся и уставился на дорогу. Автомобиль наконец-то тронулся с места. – Только, это, леди... Вы зря по дождю-то побежали, у вас теперь все лицо мокрое. Возьмите-ка, – он, торопливо и не глядя, положил мне на колени что-то. – Матушка вышивала, сама, своими руками. Не побрезгуйте.
Я опустила взгляд. На темно-пурпурных юбках лежал белый батистовый платок с нежной зелено-голубой вышивкой. Оливковая ветвь и голубка.
– Верну вам его позже, – невнятно пробормотала я, чувствуя, что горло сдавливает. – Вы очень любезны.
Лайзо, не отрываясь, смотрел на дорогу, словно меня и не было. И, пожалуй, где-то в самой глубине души я ощущала смутную благодарность за это почти настоящее равнодушие.
Дома мне в таком состоянии делать было нечего. Все валилось из рук, смысл документов при чтении ускользал от разума. Промаявшись час, я решилась на крайние меры – поехала в "Старое гнездо", хотя не собиралась там появляться до завтрашнего дня. И, готова поспорить, никогда еще посетители не пили столько кофе, приготовленного собственноручно графиней!
Конечно, не обделяла я и себя.
– Леди, а которая эта по счету чашка? – осторожно осведомился Георг после очередной моей кофейной паузы. – Помнится, еще с полгода назад вы постоянно жаловались на сердце...
– Пустяки, – я улыбнулась. Судя по тому, как закашлялся Георг, беспечность удалась мне плохо. – Здесь больше половины молока. Это совершенно безвредно.
– Разумеется, разумеется, – ворчливо откликнулся он.
О Рокпорте Георг не стал спрашивать, к счастью. Но, так или иначе, мысли мои крутились вокруг сегодняшней встречи. Я уже сожалела о своем поведении. Вряд ли маркиз желал причинить мне боль. Так стоило ли хлопать дверью и гордо отказываться от подарков?
Впрочем, драгоценности я не смогла бы принять в любом случае.
"Как все сложно и запутано, – крутилось в голове невеселое. – Куда там расследованиям Эллиса..."
Вечером еще оставалась смутная надежда, что на следующее утро ко мне вернется прежнее самообладание и я придумаю, что делать дальше. Увы, она не оправдалась. В первую очередь потому, что за целую ночь глаз я так и не сомкнула.
Утро встретило меня головной болью и посыльным от маркиза Рокпорта. Даже не знаю, что было хуже. Но посыльного, по крайней мере, можно было отправить обратно – с нераспечатанным конвертом и неоткрытой коробкой. А против дурного самочувствия я знала лишь одно безотказное средство – работа, работа, работа.
Около пяти вечера я отправила Эллису записку, интересуясь ходом расследования. Лайзо привез ответ сразу же. На обороте моего послания было написано лаконичное: "Занят". Сердце кольнуло неприятным чувством: вдруг детектив боится теперь говорить со мною, чтобы не навлечь на свою голову гнев маркиза?
Словно угадав мои мысли, Лайзо отвернулся и произнес в сторону тихо, словно бы обращаясь к самому себе:
– Ну и бардак в том Управлении! В доме для скорбных умом и то порядка больше. Все бегают-бегают, пишут-пишут, бумагу зря переводят. А всего-то большой чин с проверкой приехал, эка невидаль... Леди Виржиния, мне вас здесь дожидаться или позже приехать? Если позже, то к которому часу? – добавил он почтительно, обернувшись.
– Подождите тут, в кофейне, – подумав, приказала я.
Остаток дня тянулся мучительно медленно. Мне порою казалось, что вот-вот я упаду и засну прямо посреди зала. Но стоило, к примеру, подняться наверх, в комнаты Мэдди, и прилечь на диване, как сонливость исчезала, а тягостные мысли наваливались с новой силой.
– Это вам, наверно, шум мешает, – сочувственно откликнулась миссис Хат на мои сетования. – Вы поезжайте в особняк, леди Виржиния. Сегодня дождь, гостей немного, в одиннадцать и так, и этак закроемся. Чего вам себя мучить?
Довод был разумный. Однако даже дома сон не шел ко мне. Мешало абсолютно все – будто бы слишком жарко натопленная комната, неумолчный шелест унылого осеннего дождя, призрачный запах табачного дыма... В половине первого я не выдержала и поднялась; побродила немного по комнате, думая, не послать ли Магду за снотворным в аптеку, но потом просто накинула на плечи шаль и спустилась в гостиную.
Дом спал. Ни возни на кухне, ни топота в комнатах для слуг – почти совершенная тишина, оттененная лишь шепотом дождя и тиканьем старинных напольных часов. Как сомнамбула, я несколько раз обошла гостиную по кругу, а потом меня потянуло на улицу. Вспомнился липкий, удушливый сон о тропическом острове и море, о художнике и его загадочном госте. Уснуть снова мне тогда помог свежий воздух. Отчего бы не выглянуть на улицу сейчас?
Окно высветила вспышка далекой молнии. И – бесконечность спустя – глухо заворчал гром, как большой, не вовремя разбуженный зверь.
...Я выскочила на порог, как была – простоволосая, босая, в одной шали, накинутой поверх пеньюара.
Дождь меня оглушил.
Холодный, обволакивающий, всепроникающий, он просочился, кажется, до самого сердца. Легкая ткань быстро промокла и облепила ноги; плотная шаль медленнее вбирала воду, но зато и тяжелела с каждой секундой, и через минуту мне уже казалось, что мои плечи укрывает не одна, а целый десяток шалей. Ветра почти не было, словно и его дождь загнал в какую-то подворотню, как бродячего пса. Безлюдная площадь перед особняком замерла в безвременье. Дома выглядели покинутыми триста лет назад; черные окна слепо глядели в серую хмарь; вода смыла с города человечьи запахи, оставив лишь речную сырость, затхлый каменный холод, кисловатость земли и резковатое, пряное благоухание палых листьев.
Дождь шептал о чем-то неумолчно – и в этом шелестящем звуке растворялись мысли, абсолютно все, оставляя меня опустошенной. Или обновленной? Это было похоже на колдовство. Я уже и не помнила, что мучило меня всего час назад.
– Не боитесь, что вас кто-нибудь схватит, леди?
– Уж скорее я что-нибудь подхвачу. Простуду, например, – ворчливо, как Георг, откликнулась я. – Что вы здесь делаете, мистер Маноле?
– Мать навещать ходил, вернулся вот, – просто ответил он и шагнул ближе – так, что теперь можно было его видеть, а не только слышать. – А вы, леди?
Я промолчала, чувствуя себя донельзя глупо. Лайзо был одет по погоде – плащ с капюшоном от дождя, сапоги. А я... Мне совершенно некстати лезли в голову мысли об этикете и правилах поведения для благовоспитанных леди... Конечно, нет никакой уверенности, но наверняка там был пункт о том, что графиня не должна представать в мокром пеньюаре и потрепанной шали перед посторонними мужчинами.
– Мне... – начала я – и осипла разом. Щеки обожгло смущением.
Но Лайзо ответил неожиданно мягко и деликатно, тем тоном, каким говорят очень-очень хорошие врачи – или священники по призванию.
– Вам не спится?
Я кивнула, кутаясь в промокшую шаль, и запоздало сообразила, что жеста Лайзо может и не увидеть.
– Да. Бессонница, ничего особенного.
– Ничего особенного, значит, – задумчиво произнес Лайзо и шагнул еще ближе. Я отступила к двери. – А что ж вы тогда второй день места себе не находите? И сегодня, вон, чуть в кофейне не упали. Разве ж это хорошо?
– Плохо, – легко согласилась я, нашаривая дверную ручку. Лайзо стоял уже слишком близко, и даже не по меркам этикета – по моим личным ощущениям. – Завтра же пошлю Магду в аптеку за снотворным. Мистер Маноле, что вы де...
Лайзо бесцеремонно, будто с какой-то лавочницей имел дело, положил мне руку на шею, кончиками пальцев касаясь той самой бьющейся жилки. Я обмерла от подобного вопиющего нахальства. Но в следующую секунду Лайзо уже отступил.
– Так вот в чем дело, – произнес он со странным удовлетворением. – Леди, полно вам на холоде стоять, – распахнув дверь, Лайзо осторожно подтолкнул меня к проему. – Присядьте тут на минуточку, ладно? Я тотчас вернусь, одна нога здесь, другая там. Только подождите обязательно!
И был таков.
– Мистер Маноле? – тихо окликнула его я. – Святые небеса... И что с ним делать?
Только оказавшись в теплом холле, я поняла, насколько замерзла на улице. Ноги у меня с трудом гнулись от холода. Едва-едва доковыляв до лестницы, я тяжело опустилась на ступени и стянула с плеч пропитавшуюся водой шаль. Попыталась отжать – и на полу появилась солидных размеров лужа. То-то Магда утром обрадуется!
Разумеется, о том, чтобы дожидаться Лайзо, и речи не было. Но само собой получилось так, что пока я управилась с шалью, прошло с добрых четверть часа, и несносный гипси успел вернуться. Да не просто так, а со свечой, стаканом какого-то отвара и маленькой серебряной баночкой, похожей на табакерку.
– Ну-ка, выпейте, – Лайзо протянул мне стакан. – Не бойтесь, это травы вроде тех, что мать вам давала. Она мне рассказывала, что с вами, леди было. Ну же, не бойтесь... Али хотите еще ночь промаяться?
Доверять Лайзо у меня не было ни единой причины. Однако лекарство Зельды когда-то действительно помогло... "Не отравит же он меня, в конце концов", – разозлилась я на себя и быстро выпила отвар. Вкус и впрямь был знакомый – похоже, Лайзо не обманывал.
– Вот и славно, вот и славно, – разговаривая со мной, как с маленьким ребенком, нахальный гипси забрал стакан и поставил его на ступень ниже, а затем отвинтил крышку у загадочной "табакерки". Сильно запахло лавандой и еще чем-то цветочным. Жасмин? Нет, не совсем похоже... – А теперь протяните-ка левую руку, – я подчинилась машинально. – Да левую же! – Лайзо беззвучно, как Мэдди, рассмеялся и сам взял мою руку. Перевернул ее ладонью вверх, зацепил из "табакерки" прозрачной мази и принялся осторожно втирать ее мне в запястье против часовой стрелки.
Одурманенная бессонницей и дождем, я наблюдала за этим действом с глупой улыбкой.
– Что это?
– Это для сна, – туманно ответил Лайзо. Голос у него был довольный. – Сам делал, не бойтесь, лучше бальзама во всем Бромли не сыскать. Ну-ка, теперь на виски...
Отступать было как-то глупо. К тому же Лайзо не стал затягивать неловкий момент – быстро коснулся висков скользкими пальцами, словно рисуя букву или символ, а потом поднялся на ноги.
– Идите спать, леди, – странным голосом произнес он. Волнуется? Отчего бы? – Ежели еще беспокоиться будете или уснуть не сможете – скажите мне. Я не хуже матери травы знаю, а кой-что у меня и получше выходит... А вы идти-то сможете? Или вас понести?
– Ну, это уже слишком, – деланно возмутилась я, хотя сейчас чувствовала только усталость – никакой злости. – Благодарю за заботу, мистер Маноле, но в своем доме я вполне могу ходить сама.
– Ну, как знаете, – в словах Лайзо мне послышалось сожаление. – Вот, держите еще, а то по темноте упадете, а я виноватый буду, – он отдал мне свечу. – Доброй ночи!
Хотя я внимательно проследила за тем, чтобы Лайзо ушел в крыло для слуг, и лишь потом поднялась по лестнице, меня не оставляло ощущение пристального взгляда в спину. Не злого, не опасного – просто внимательного. И, пожалуй, только это помогло мне дойти до комнаты – не хотелось падать перед невидимым зрителем. А уже в спальне я все-таки вызвала Магду и велела ей принести сухую сорочку и забрать мокрую одежду.
