Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 139 страниц)
– А сколько ей лет? – поинтересовалась я и смутилась: слишком жадно прозвучал вопрос.
– Двадцать девять.
– Двадцать... сколько?! – я едва не задохнулась от изумления. – Святые Небеса, да она больше чем на двадцать пять не выглядит!
– Да. Но из возраста желанной невесты Джулия Дюмон, к сожалению, уже вышла, – пожала плечами Глэдис и отвернулась. Волосы у нее блеснули золотом в солнечном свете, четко очерченный профиль на мгновение показался будто бы нарисованным на полупрозрачной небесной акварели талантливейшим из художников... И я запоздало осознала, что и сама Глэдис выглядит далеко не на свои годы. Значит, нечто общее с Дюмон у нее есть. – Ее отец не верит, что кто-то может посвататься к "перестарку, помешанному на картинах", искренне, и во всем ищет подвох. Джулия – наследница весьма крупного состояния. А тут появляется юноша – небогатый, отчаянно молодой, очень красивый... – Глэдис многозначительно умолкла.
Я понимающе кивнула.
– Да, как тут уж поверить в искреннюю любовь.
Отчего-то мне вспомнился Лайзо и то, как относился дядя Рэйвен к его намерению оставить преступный путь. Конечно, ничего общего с положением Лоренса и мистера Дюмона, но почему же звучит где-то в глубине сознания тревожный звоночек?
– Теперь вы понимаете, Виржиния, почему я хочу сохранить новость об отношениях между мисс Дюмон и Лоренсом? – Глэдис поймала мой взгляд. Давно я не видела ее такой серьезной и собранной. – Конечно, я не настолько глупа, чтобы не осознавать, что желание обеспечить Лоренсу богатство – достаточный мотив для того, чтобы украсть сначала ключ от галереи, а потом и картину – и уничтожить ее. Однако я не верю, что Джулия Дюмон могла бы так поступить только из-за корысти. Не тогда, когда на кону жизнь и судьба мистера Уэста, – Глэдис помолчала и спросила вновь: – Вы сохраните это в секрете?
– Да, – ответила я, немного поколебавшись. Судя по всему, Эллису дополнительные доказательства не требовались. Не удивлюсь, если он уже понял, какие отношения связывают мисс Дюмон и Уэста-младшего. – Но только в обмен на одно обещание, Глэдис, – добавила я шутливо.
– Какое? – насторожилась она.
Я улыбнулась, глядя в небо. Облака вновь начали заволакивать его – похоже, скоро в парке станет слишком сыро для прогулок.
– Не судите об Эллисе... то есть о детективе Норманне поспешно. Поверьте, он гораздо лучше, чем порою кажется.
"И гораздо более жесток, чем вы можете представить".
Я это не сказала, конечно. Только подумала.
Остаток недели потонул в суматохе, почти не оставив в памяти следа. Хотя событий было предостаточно... Кофейня, собеседование с Говардом Чемберсом, знакомство Стефана с новым «помощником», прохудившаяся крыша в восточном крыле особняка и Луи ла Рон, настойчиво добивающийся встречи с Эллисом, почему-то непременно через меня – все это слилось в безумном калейдоскопе. Возвращаясь домой, я буквально падала на кровать. Сил совершенно не оставалось. Наверное, поэтому, снилась мне какая-то ерунда: бесцветный остров, неспокойный серый океан, похожий на пастельный рисунок, темное небо, какие-то плачущие женщины... Один раз привиделся кто-то смутно знакомый – кажется, по прошлым снам. Ветер трепал его волосы, паутинно легкие и белые, вырывал черную шляпу из скрюченных пальцев. Губы у незнакомца... Нет, его звали Сэран – у Сэрана! ...были искусаны в кровь. И эти маленькие красные болячки светились во сне единственным цветным пятном.
"Опоздал... – шепот поднимался над серым островом, сковывал бушующий океан ледяной коростой, высекал из неба тусклые молнии. – Опоздал, опоздал, опоздал..."
И еще:
"Он ушел".
Мне хотелось подойти ближе, коснуться плеча Сэрана и сказать ему... не знаю, что. Какую-нибудь никак не утешающую глупость из тех, что так любят произносить над гробом. Но потом вдруг запахло вишней, дымом, засушенными цветами, и на плечо мне легла рука. Я обернулась.
Леди Милдред – платье темно-красного бархата, черное пятно на месте лица – качала головой.
"Уходи".
Потом я проснулась – в мокрой от пота сорочке, с бешено колотящимся сердцем. А ведь ничего страшного вроде бы и не произошло...
Но то было позавчера утром. А сегодня я была спокойна и сдержана – почти.
Насколько это вообще возможно в присутствии Эллиса, едва ли не на голове ходящего.
– Она опаздывает? – детектив жадно приложился к кружке с кофе, как будто к целебному эликсиру, и уставился на пустую дорожку к особняку. – Может, она заподозрила что-то?
– Вряд ли, – я пожала плечами. – Откровенно говоря, Эллис, меня больше волнует, не потопчут ли ваши люди клумбы. И не поломают ли мой жасмин – между прочим, ростки привезли из Марсовии еще при леди Милдред. И зачем, скажите на милость, вы привели столько людей... и животных?
– Увидите, – азартно улыбнулся Эллис и вдруг подмигнул мне. – Виржиния, обещаю, зрелище будет незабываемое – если я не ошибся. А я наверняка не ошибся!
– Вы настолько уверены? – я подавила вздох. Терпение, Гинни, терпение. Жасмин, если что, вырастет снова. А нервы, как известно, расшатываются раз и навсегда. – Возможно, мне следовало встретить мисс Дюмон у дверей, как полагается хозяйке. А то выходит не слишком вежливо. Я назначила встречу на раннее утро, в такую дурную погоду...
– Глупости, – отмахнулся Эллис и прикусил край чашки. – Слово даю, ваша Дюмон даже до дверей не дойдет... А вот и она. Виржиния, смотрите внимательно.
Из окон третьего этажа было прекрасно видно, как к воротам подкатил кэб, из него вышла высокая рыжеволосая девушка в скромном, но очень дорогом плаще, и раскрыла зонтик. Я ощутила мимолетный укол досады, вспомнив, что так и не забрала свою трость у дяди Рэйвена, но отогнала эту несвоевременную мысль. Позже непременно нанесу ему визит. А пока – есть дела поважнее.
Тем временем Джулия Дюмон дошла до ворот. "Гусь", изображающий слугу, впустил ее и любезно указал на дорожку, ведущую к дому. А сам потом принялся закрывать ворота... да так хитро, что оказался снаружи.
А мисс Дюмон – одна, во внутреннем дворике.
– Ну же... – прошептал Эллис, осторожно отставляя пустую чашку из-под кофе. – Ну же, еще немного... Сейчас!
И в ту же секунду, будто по неслышной команде, из зарослей жасмина рванулись отпущенные с поводков собаки, поднимая жуткий лай. Я, хоть и знала, что произойдет, все равно дернулась, задела чашку Эллиса... Звон от разлетающегося на осколки тончайшего фарфора совпал с надрывным визгом Джулии. Одна из собак ухватила ее за подол платья.
Зонтик отлетел в сторону.
Мисс Дюмон прижала руку к груди, потом поднесла к губам... Эллис подался вперед, жадно вглядываясь, и...
Внезапно собаки заскулили и бросились врассыпную, поджав хвосты. А та, что успела вцепиться в платье, вдруг повалилась на месте, повизгивая и тряся лобастой головой.
Эллис торжествующе выпрямился.
– Я так и знал. Так и знал!
– Что вы знали? – я стиснула кулаки. Как мне не хватало сейчас трости, чтобы надлежащим образом вразумить этого бессовестного, беспечного и безжалостного детектива! – Вы говорили, что собаки будут на поводках! А если б они покусали мисс Дюмон? Или, упаси Генриетта Милостивая, и вовсе загрызли?
Эллис традиционно пропустил мою тираду мимо ушей. Ну, конечно, зачем слушать какую-то графиню! Лучше напялить кое-как пальто, с трудом попадая в рукава, и сбежать по лестнице, топая так, что картины на стенах вздрагивают.
Впрочем, упрямства у меня хватало.
– Вы не ответили! – сердито окликнула я детектива, на ходу накидывая шаль на плечи. Посылать служанку за плащом и шляпкой не было времени. – Эллис!
– А что тут отвечать, – весело подмигнул мне он и перемахнул разом через три последние ступени. – Вы посмотрите, какие у нее юбки пышные, там сразу и не прокусишь... Да шучу я, шучу! Собакам было приказано "держать", не "нападать", а команды они выполняют безукоризненно, поверьте. Кроме того... – перед дверью Эллис слегка притормозил, тщательно застегнул пальто и состроил мрачно-серьезную физиономию. – Кроме того, я был уверен, что мисс Дюмон справится с любой собакой. Даже с самой свирепой. Пойдемте, Виржиния. Я хочу, чтобы и вы убедились.
Пока мы спускались, прошла всего минута, не больше. Но за это время "гуси" успели вытоптать клумбу с посаженными в зиму ирисами, увести куда-то всех псов и оскорбить мисс Дюмон до глубины души.
– Да куда вы тянете руки! Я буду кричать! – придушенно шептала она, стискивая ворот платья. Один из "гусей" при этом, напряженно сопя, пытался отодрать ее руку от ткани, а другой – пошарить у мисс Дюмон за корсажем.
Я вспыхнула от гнева – как эти мужланы смеют ее трогать, она не леди, но все же девица благородная, какая-нибудь торговка! – и чувствительно ткнула Эллиса пальцем в спину:
– Прекратите это как-нибудь, или я сама вмешаюсь, слово даю.
Детектив нахмурился и сделал подчиненным знак рукой, причем такой, который трудно было истолковать превратно: погрозил кулаком.
"Гуси" прыснули в стороны, как перепуганные птицы при виде драной, вечной голодной уличной кошки. Джулия тоже отпрянула, дрожа, и попыталась одной рукой застегнуть свой плащ, не разжимая другую, стискивающую воротник платья. Но пальцы не слушались, и пуговицы выворачивались, как скользкие ледышки.
– Мисс Дюмон, выбирайте, – вкрадчиво предложил Эллис, глядя на женщину из-под полуприкрытых ресниц. – Или я сейчас говорю "вы арестованы" и в сопровождении собачьего конвоя направляю вас в Управление, или мы проходим в гостиную леди Виржинии и беседуем, как подобает разумным людям.
Джулия обернулась. Она была до того бледна, что даже губы её казались серыми. Рыжие волосы намокли под дождем, распрямились и теперь жалко липли к голове.
– Не понимаю, о чем вы говорите. И кто вы? Представьтесь, будьте так любезны, – хрипло произнесла Джулия. Кажется, визг не прошел даром для ее голосовых связок.
– Алан Алиссон Норманн, детектив, Городское Управление спокойствия, – охотно представился Эллис и отвесил светский полупоклон. – Удостоверение показать?
– Если вас это не затруднит.
– Нисколько, – безмятежно улыбнулся он и, пошарив в карманах пальто, вытянул искомое – небольшую металлическую бляху, на которой с одной стороны было выгравировано имя, должность, а с другой – герб Управления спокойствия. – К слову, мисс Дюмон, мы уже встречались. Помните, я брал у вас показания сразу после того, как сторожа нашли мертвым, а картина пропала?
Она слабо кивнула.
– Да, я припоминаю нечто подобное... – и обернулась ко мне растерянно: – Леди Виржиния, вы...
– Мне пришлось оказать содействие следствию, – туманно ответила я. – Сожалею.
Она склонила голову, сминая в кулак платье у себя на груди – жест, выдающий отчаяние и одновременно попытку собраться с духом.
– Полагаю, у вас не было выбора, леди. Как нет его и у меня, – мисс Дюмон прерывисто вздохнула и выпрямилась, ловя взгляд Эллиса: – Детектив Норманн, вы что-то говорили о том, чтобы пройти и побеседовать? Я согласна.
– Вот и чудесно, – улыбнулся Эллис довольно и спохватился: – Леди Виржиния, а вы-то не возражаете? Дом ваш... – и детектив страдальчески заломил бровь.
"Как будто кого-то это когда-то смущало", – едва удержалась я от шпильки и сухо кивнула:
– Разумеется, не возражаю. Всегда рада оказать помощь аксонскому правосудию. Все мы равны перед законом.
– Да-да! – с энтузиазмом подхватил Эллис. – Какие мудрые слова! – и многозначительно посмотрел на мисс Дюмон: – Идемте... Ах, да! – он щелкнул пальцами, обращаясь к застывшим на приличном расстоянии "гусям". – Джеральд, Прайм, действуем дальше, как условлено. Особый гость ждет там, где положено? – со значением спросил он, понизив голос. Усатый Прайм с готовностью закивал. – Прекрасно. Действуем по заранее намеченному плану, ребята.
После этого мы – я, мисс Дюмон и Эллис – проследовали в гостиную и там устроились вокруг низкого кофейного столика, как старые друзья.
Иллюзия была бы полной, если б не безмолвно сторожащие дверь "гуси".
– Итак, начнем, – улыбка у Эллиса стала голодной. – Но для начала, мисс Дюмон, покажите нам то, что вы так старательно прячете под корсажем... Не спешите заливаться стыдливым румянцем, я имел в виду всего лишь свисток.
– Свисток? – переспросила я недоверчиво, но, судя по тому, как потупилась мисс Дюмон, Эллис не ошибся.
– Да, свисток. Тот, который ваша гостья носит на шнурке и никогда не снимает с шеи, – невозмутимо подтвердил он, бросив на меня быстрый взгляд. – Ну же, мисс Дюмон. Сейчас уже поздно отрицать что-либо. Давайте сотрудничать, а не портить зазря друг другу настроение. Тогда, возможно, леди Виржиния смягчится и предложит нам кофе.
– Я и так предложу, – пожала я плечами. – Магда вот-вот его принесет – приказ был отдан, как только мы вошли в дом. Мисс Дюмон, вы предпочитаете несладкий, очень горячий кофе с молоком и корицей, если мне не изменяет память?
Уж не знаю, что такого было в этом вопросе, но Джулия Дюмон вдруг захлопала ресницами, всхлипнула как-то жалобно – и рассмеялась, хрипло, истерически, до слез.
Эллис отвернулся, в кои-то веки проявив деликатность.
– Свисток, пожалуйста, – мягко напомнил он, когда Джулия немного успокоилась.
– Хорошо, – сдалась та наконец и добавила неуверенно: – Но только верните его, пожалуйста. Это не только моя защита, но и память.
– А еще – улика, – вздохнул Эллис, но все же пообещал: – Я подумаю.
Мисс Дюмон зажмурилась, словно готовясь нырнуть в омут, и вытянула шнурок.
На стол с тихим стуком лег желтовато-белый предмет странноватой формы – то ли неправильная спираль, то ли вовсе абстрактная загогулина. Эллис с любопытством наклонился, вглядываясь в причудливую резьбу.
– Интересно... Это кость?
– Да. Думаю, да. И еще какие-то камешки внутри – по крайней мере, там что-то гремит. И еще дрожит, как будто натянутая нитка.
И воцарилась тишина. Эллис и Джулия одинаково внимательно глядели на злосчастный "свисток" – только один жадно, а другая тоскливо. И лишь я по-прежнему ничего не понимала.
– Гм, – кашлянула я. – Рискую показаться вам невеждой... Но все же прошу пояснить – что это такое?
– Бесшумный свисток, отпугивающий собак.
– Мой амулет.
Ответы прозвучали одновременно, но ясности не добавили. Я сдвинула брови.
– Мистер Норманн...
– О, понял, раскаялся, объясняю, – Эллис быстро поднял руки вверх, как будто о пощаде молил. Вышло это ужасно комично. – Леди Виржиния, вы видите перед собой вещицу легендарную. Я бы даже сказал, мифическую – бесшумный свисток, звук от которого слышат только звери. Знакомо ли вам понятие "ультразвук"? – я покачала головой. Эллис тяжко вздохнул, и я сразу почувствовала себя постыдно необразованной. – Что ж, не буду вдаваться в подробности, времени нет. Объясняю вкратце: это звук настолько высокий, что человеческое ухо его не различает. Однако многие животные прекрасно слышат ультразвук. Еще в прошлом веке аксонец по фамилии Стэллтон создал особый свисток для дрессировки собак, основанный на принципе ультразвука. Применяется это устройство и сейчас. Звук его, к сожалению, настолько тих, что некоторые собаки на него не откликаются вовсе. Но это... – Эллис с восхищением прикоснулся к костяному свистку. – Радиус действия у него явно невелик: собаки, стоявшие чуть дальше, всего лишь испугались. Но та, которой не повезло оказаться близко, на некоторое время была просто-напросто оглушена – так, что не смогла идти самостоятельно. Удивительная вещь! – еще раз повторил Эллис с восхищением. – Откуда, говорите, вы его получили? И когда?
– Я еще не говорила, – мисс Дюмон опустила глаза. – И мне не хотелось бы...
– Мисс Дюмон, – ласково укорил ее Эллис. – Вспомните, мы же с вами хотим сотрудничать, верно?
– Это не относится к следствию, – тихо ответила она.
– Мне решать, – так же ласково продолжил детектив, но я почувствовала, как по спине прокатилась волна мурашек. Ох, скорей бы Магда принесла горячий кофе! Наверное, во всем виноват озноб. И мокрое платье. Ну, разумеется! – Не упрямьтесь, мисс Дюмон. Чем раньше мы покончим с вашими воспоминаниями, – прозвучало это на редкость двусмысленно, – тем быстрей перейдем к сути дела. Я же знаю, что вы устали молчать.
– Я молчала бы столько, сколько надо, – задушенно произнесла мисс Дюмон. – Но вы ведь уже знаете все, да?
– Почти все, – уклончиво ответил Эллис. – Кроме деталей и мотивов, а это, знаете ли, самое интересное. Итак?
– Мне подарил его призрак.
– Что?! – изумленно задрал брови Эллис. – Мисс Дюмон, вы взрослая, очень умная женщина, давайте обойдемся без мистики.
Мисс Дюмон подняла голову, встретив недоуменный взгляд детектива почти безмятежно.
– Я говорю правду. Хотите верьте, хотите нет. Это случилось пятнадцать лет назад, в годовщину смерти Нингена. Я тогда гостила в Марсовии, в тихом пригороде Лютье, у своей троюродной сестры...
– У Эстер Бонне, – охотно подхватил Эллис. – Она дочь Нингена, верно?
– Да, все так, – кивнула Дюмон. Волосы у нее начали подсыхать и – вновь завиваться кольцами. А вместе с приличной прической к ней, кажется, начало возвращаться и самообладание. – Мы дружили в детстве. В тот день была годовщина смерти Нингена, и наши семьи отправились вместе на кладбище Сен-Мари, чтобы почтить его память, принести цветы и свечи... А там, на кладбище, были эти чудовища.
– Призраки? – искренне заинтересовался детектив.
Джулию Дюмон перекосило от отвращения:
– Что вы. Хуже. Собаки.
К счастью, именно в этот момент Магда постучалась и вкатила в комнату сервировочную тележку, и за шумом я смогла скрыть неуместный смешок.
– Отец знал о моем отношении к этим... животным, – продолжила между тем мисс Дюмон. – Поэтому он разрешил мне постоять у ворот кладбища, пока сторож не отгонит собак. Дело это, увы, затянулось. Тогда я отдала Эсти свои цветы и попросила положить их на могильный камень вместо меня, а сама стала смотреть за церемонией издалека, – голос у мисс Дюмон стал напевным, как тогда, когда она рассказывала о символизме в картинах Нингена. Запах кофе и корицы плыл по комнате... Эллис лишь с очевидным усилием воли заставлял себя смотреть на рассказчицу, а не на блюдо со слоеными пирожными. Да уж, некоторые вещи не меняются. – Сначала я просто наблюдала, а потом заметила, что у соседней могилы стоит какой-то мужчина во всем черном и с белыми цветами в руках. Он глядел в сторону могилы Нингена, но тоже не спешил подходить. Мне отчего-то стало жутко при взгляде на этого незнакомца, и я, само собой разумеется, окликнула его.
Что тут было " самого собой разумеющегося", я не поняла, но уточнять не стала, чтобы не выглядеть трусихой.
А мисс Дюмон не заметила моего замешательства, всерьез увлекшись рассказом. Похоже, что внимательных и сочувствующих слушателей у этой странной истории всегда было слишком мало...
–... Он сначала удивился и ничего не ответил. Тогда я спросила его: "Вы, наверное, тоже пришли, чтобы принести ему цветов, да?", и тогда он смягчился и признался, что действительно хотел навестить могилу Нингена. Он называл его еще так странно – Ноэль, – нахмурилась мисс Дюмон, и сердце у меня кольнуло болью мистического узнавания. Имя было смутно знакомым, но я никак не могла вспомнить, где могла его слышать. – Мы разговорились. Я сказала, что боюсь собак, и он ответил, что они тоже его не любят – начинают лаять и скулить, как только его увидят, а потом разбегаются. Помнится, я тогда немного рассердилась – на что ему жаловаться! И сказала, что лучше б эти отвратительные твари тоже меня боялись. Он засмеялся, а потом вдруг заявил, что я ему понравилась, и отдал мне этот свисток. И пока я разглядывала подарок и думала, как бы вежливо отказаться, незнакомец ушел, – с легкой грустью подытожила мисс Дюмон. – Он был очень странным, этот незнакомец. Даже имя свое мне не назвал, хотя и спросил мое. Я поначалу решила, что это какой-то друг Нингена, который знал его при жизни. Может, островитянин – свисток ведь явно не аксонцы делали, да и не марсовийцы. Но Эсти сказала потом, что наблюдала за мной почти всю церемонию, но никаких незнакомцев в черном не видела. И после этого... – мисс Дюмон слегка покраснела – впервые с момента нашего с нею знакомства. – И после этого я решила, что встретила призрака.
И она торжественно замолчала.
Эллис смущенно кашлянул, оглянулся на меня и только потом заговорил.
– Что ж, мисс Дюмон, полагаю, у нас нет оснований не верить вам. Но теперь, пожалуй, перейдем к делу... Думаю, что именно с помощью этого свистка вы оглушили собаку в галерее Уэста в ту роковую ночь. Насмерть перепуганное животное не выдало вас лаем – ни когда вы прошли в здание, ни когда сняли картину с положенного места, ни когда тихо вышли через черный ход. Следом за вами в галерею проник кое-кто еще. Он не обнаружил картину, зато нарвался на сторожа – и убил его. А Лоренс, не раз видевший ваше грозное "оружие", сразу узнал его действие, когда увидел дрожащую собаку – и решил, что убийцей были вы. Поэтому он молчал о своих подозрениях, даже когда по ложному обвинению был арестован его отец. Но в конце концов муки совести сломили беднягу Лоренса, – с притворной жалостью вздохнул Эллис. – И он решил взять вину за все на себя. Подписал признание и в краже, и в убийстве, и в мошенничестве с целью получения страховки. С учетом отягчающих обстоятельств и дачи ложных показаний в самом начале следственных действий Лоренс Уэст мог схлопотать в лучшем случае двадцатилетнее заключение в тюрьме Кроу-Рок, но скорее всего его приговорили бы к смертной казни.
Джулия прерывисто вздохнула и побелела, как покойница.
– Лоренс солгал, клянусь вам. Картину взяла я. Если хотите, сию секунду подпишу признание, только дайте мне ручку и лист бумаги, – отрывисто и торопливо заговорила она. – Лоренс просто не мог никого убить! Он же крови боится больше, чем я всех собак вместе взятых! И мистер Уэст тоже не виновен ни в чем, клянусь, детектив Норманн, эта семья никогда бы...
– Я знаю, – перебил ее Эллис, беспечно покачивая ногой. Вид у него был на редкость довольный. – Мне и самому, понимаете ли, претит мысль о том, что придется отправить за решетку невиновного человека. Признание вы непременно напишете, мисс Дюмон, но позже. А пока – расскажите нам, зачем вы вообще затеяли эту аферу с картиной. Мне любопытно, – невинно улыбнулся детектив, опустив ресницы. – Впрочем, погодите начинать. Сначала пригласим-ка за стол еще одного человека, который имеет право знать все. Эй, Прайм! – гаркнул вдруг Эллис, и от неожиданности я дернулась и едва не разлила кофе. – Веди сюда нашего прелестного юношу, хватит ему под дверью слушать.
Усатый "гусь" подобострастно поклонился и шмыгнул в коридор, чтобы через секунду буквально за шкирку втащить в гостиную бледного молодого человека с растрепанными волосами и отчетливыми темными кругами у глаз, как от долгой бессонницы.
Мисс Дюмон вскочила с дивана, будто под ним костер вспыхнул:
– Лоренс!
– О, Джулия!
– Лоренс, я...
– Джулия, ты...
– Оба, вы, – хмыкнул Эллис, обрывая бессвязный лепет молодых людей. – Ох, уж эти влюбленные... Потом наговоритесь. Мистер Уэст, присаживайтесь – вон туда, рядом с леди Виржинией, и без глупостей. А вы, мисс Дюмон, оставьте пока чувства. Нам всем крайне интересен ваш рассказ. И помните – от того, насколько он будет искренен, зависит и то, насколько сочувственно, скажем так, я отнесусь к бедственному положению Уэстов.
Джулия Дюмон последний раз посмотрела на Лоренса, вглядывающегося в нее так жадно, как будто они виделись в последний раз – и опустила глаза, стискивая кулаки.
– Хорошо. Я сделаю все, что угодно, и... Лоренс, я тебя люблю! – прошептала мисс Дюмон отчаянно – и вдруг расплакалась. Слезы беззвучно катились по ее щекам, она открывала и закрывала рот, как будто силясь что-то сказать – но не могла выдавить из себя и слова.
Эллис тяжко вздохнул и потянулся наконец к остывающему кофе.
– Женщины... – проворчал детектив еле слышно и отхлебнул из чашки. – Хуже женщин могут быть только влюбленные женщины. Они сумасшедшие, все, поголовно, и работать с ними невозможно – сам с ума сойдешь быстрее, чем добьешься нужного, – он мрачно расправился с пирожным в два укуса, отряхнул руки и продолжил: – Что ж, вы пока успокаивайтесь, мисс Дюмон, а я начну вместо вас.
С этими словами Эллис полез во внутренний карман пальто... и достал измятый, весьма объемистый конверт из дорогой бумаги. Из него на свет божий были извлечены исписанные крупным почерком листы, при одном взгляде на которые мисс Дюмон перестала всхлипывать, а лицо ее приобрело испуганное выражение.
– Узнаете почерк вашей кузины, мисс? Я тут написал ей письмецо с одной просьбой... от вашего имени разумеется. И она не преминула ее исполнить, – весело подмигнул Джулии Эллис и, отбросив с лица мешающие пряди волос, принялся перебирать листочки, вглядываясь в почерк. – Так, это не то... Это тоже... Это опять на марсо... Ага, а вот и перевод, сделанный одним моим талантливым другом, – удовлетворенно кивнул Эллис через некоторое время. – Итак, слушайте. "Милая Жюли! Я так рада, что ты написала мне до праздников – ведь потом мы с мужем собирались ехать в круиз в Романию, тра-та-та..." Так, пропускаем, это все про семью, совершенно не интересно никому, кроме, пожалуй, вас, мисс Дюмон. Так... Ага, вот отсюда. "Что же касается твоей просьбы, то выполняю ее незамедлительно и высылаю тебе копии последних писем моего отца – да покоится он в мире! Даже до нашей шумной столицы долетают через пролив новости о найденной "Островитянке", а потому я прекрасно понимаю твое желание еще раз убедиться в том, что эта картина... не может быть настоящей". Конец цитаты.
Глаза у Лоренса сделались круглыми от изумления. Он облизнул пересохшие губы и растерянно обернулся к мисс Дюмон.
– Джулия... Это все же подделка? Но как же...
– Я солгала, – тихо сказала мисс Дюмон, не глядя на юношу. – Прости меня. Но мне так хотелось, чтобы это было правдой...
Она умолкла и закрыла лицо руками. Эллис подождал немного, а потом заговорил, тихо и серьезно:
– Не буду сейчас цитировать предсмертные письма Эммануэля Нингена. В них слишком много личного. Ностальгия, ставшая уже привычной; жалобы на сводящую с ума головную боль, приступы которой случались все чаще; нежные слова, обращенные к жене и детям; наконец, злость на самого себя, на свои руки, ослабевшие, дрожащие, неловкие. Письма эти пронизаны чувством обреченности, близости смерти... Или пророческим предчувствием? – Эллис вздохнул и прикрыл глаза. – Пожалуй, что так. Нинген ведь не сумел закончить двенадцатую свою "Островитянку" – последнюю в цикле, посвященном человеческим чувствам. В одном из этих писем, – детектив легко прикоснулся кончиками полусогнутых пальцев к вороху смятых листочков бумаги, – Нинген рассказывает, какой должна стать эта ненаписанная еще картина. Рассвет у океана, цвета неба – розоватые, голубые и золотые; белая пена прибоя, перевернутая лодка – а на ней сидит, поджав под себя ноги, молодая женщина в синем платье и держит за руку дитя, стоящее перед ней. Это дитя не похоже на нее: его кожа слишком светлая для островитян, глаза – слишком яркие. Такому ребенку трудно придется на острове, где он всегда будет чужаком... Но несмотря на это, мать глядит на него с любовью и нежностью, с уверенностью, что прекрасней на целом свете никого нет... Да, с любовью. Это чувство Нинген считал главным из всех, самым драгоценным и нужным любому человеку, как вода или воздух. Именно Любви, всепрощающей и созидательной, он хотел посвятить последнюю свою работу. А на той, пропавшей "Островитянке", судя по свидетельству Уэстов, была изображена молодая веселая женщина, сталкивающая каноэ в океан, – буднично и просто закончил Эллис, и в его голосе мне почудились нотки сарказма. – Уж кто-кто, а вы, мисс Дюмон, не могли не знать, что картина – подделка. Вы ведь читали письма Нингена раньше?
И молчание в ответ.
– Джулия... – недоверчиво прошептал Лоренс, широко-широко распахивая глаза. – Джулия... Джулия...
Он повторял это снова и снова, с каждым разом все тише, как будто голос у него постепенно истощался. И в один момент мисс Дюмон не выдержала этого и не заговорила, торопливо и сбивчиво:
– Конечно, я знала. Как только увидела – сразу поняла, что это подделка. Точнее, стилизация под работу Эммануэля Нингена, написанная еще при его жизни весьма талантливым художником. Но если не знать, какой должна быть настоящая картина, то никто не докажет, что автором был не Нинген! – она говорила громче и громче, так, что к концу уже почти кричала. – Никто и никогда! Эстер никогда бы не опубликовала те письма, если б я попросила ее – она все для меня сделает. Она знает, что я чувствую... – Джулия вдруг разом охрипла, и щеки у нее вспыхнули жарким румянцем – ...что я чувствую к Лоренсу. Прости, – обернулась она к нему и опустила глаза. – Это все я виновата. Я слишком хотела, чтобы наши мечты о свадьбе... сбылись. Если б ты продал ту картину, то получил бы достаточно денег, и даже мой отец не посмел бы сказать, что ко мне посватался нищий.
Последние слова Джулия произнесла с такой горечью и злобой, что меня бросило в холодный пот.
– Мы могли бы просто сбежать, – тихо произнес Лоренс и поднял глаза на Джулию. В них не было ни осуждения, ни обиды – только странное чувство, уютное, как запах корицы, от которого на языке появлялась горечь, а в груди разливалось тепло.
Джулия покачала головой.
– Только не ты. Ты бы не бросил отца. И мне не позволил бы оставить мастерскую.
Лоренс думал всего секунду:
– Мы могли бы сбежать и обвенчаться, а потом вернуться. С этим даже твой отец ничего не смог бы сделать. Он – добрый прихожанин и чтит узы, скрепленные в церкви.
Лицо Джулии исказилось от боли.
– Я сейчас жалею только об одном – что испугалась скандала и не пошла против воли отца. А сейчас уже поздно.
– Ничего подобного.
Холодный голос произвел эффект схожий с ударом грома посреди ясного неба. Все, кто находился в комнате, начиная с "гусей" и заканчивая Лоренсом, уставились на меня, и только тогда я осознала, что этот голос – мой.
Эллис кашлянул с намеком и глянул на меня искоса:
– Леди Виржиния, боюсь показаться неотесанной дубиной, но не поясните ли вы, что имеете в виду? – произнес он с непередаваемой интонацией – нечто среднее между угрозой, издевкой и восхищением.
Что ж, леди Милдред всегда учила, что начатое нужно заканчивать. Даже если начало было... гм... случайным.
– Еще не поздно обвенчаться. Конечно, нет сомнений в том, что виновны и вы, мисс Дюмон – в краже, и вы, мистер Уэст – в лжесвидетельстве. С другой стороны, – я повысила голос, стараясь благородно игнорировать Эллиса, ухмылявшегося самым бессовестным образом, – кража выходит не совсем кража: картина является собственностью Уэстов, а вы, мистер Уэст, наверняка бы отдали мисс Дюмон что угодно, не только картину.
