Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 139 страниц)
– М-лорды, прощенья прошу! Э, я ж не сама в этакое вляпалась! Он, вот он меня, дуру, притащил, с него и спрос!
У меня внутри как струна оборвалась. Все, что я чувствовала – ядовитый звон и легкость во всем теле.
Неужели Фаулер ошибся, а я подвела невиновную женщину?
Между тем, внизу стала собираться толпа любопытных.
– А-а-а, чуяла ж моя душенька, что ничего доброго-то из этого не выйдет! – в сердцах ляпнула дама в розовом, отчего-то ужасно напомнив мне Магду, и обернулась к щеголю в военном мундире, уперев руки в бока: – Вот же шельмец, плут продувной, старый пройдоха! Думал, этаких-то людей сумеешь за нос водить? Сколько ж я из-за тебя, дурачищи, натерпелась! А наобещал-то с три короба… Винище, мол, с пузыречками, кура печеная в этих, как их… ахфанасах… – тирада начала перемежаться всхлипами. – Пустоплет, балабон, трепач великий, пустомеля… Тьфу на тебя, окаянного… Да провались ты со своими подарками… Ишь ты, прынцессу себе нашел…
Рыдая уже в полный голос, женщина стянула шляпу с густой вуалью и впихнула ее в руки ошарашенному щеголю.
– Н-но М-мими…
– Сам ты «Мими», олух старый! – «Мими», оказавшаяся очень симпатичной блондинкой, пусть и слегка полноватой, протяжно шмыгнула носом и расплакалась с удвоенной силой. – Дура-а-а-ак…
Толпа заволновалась. Осуждающие, взволнованные, удивленные шепотки становились все громче. Эллис, как и другие, заинтересованно тянул шею, делая вид, что он тут якобы ни при чем и такой же простой свидетель скандала, как и остальные. Мужчина в костюме гвардейца все настойчивей тянул даму в розовом прочь, к выходу, а щеголь в мундире только рот разевал, как лягушка, издавая странные звуки:
– М-м… А-а…
Выглядел он при этом так, будто вот-вот лишится чувств.
Я поймала себя на мысли, что если еще немного постою здесь, вслушиваясь в обрывки загадочных разговоров – то сигану от любопытства прямо через перила, добавив дяде Рэйвену хлопот.
– Нет уж, так не пойдет, – азартно прошептала я и, подобрав юбки, побежала к галерее и лестницам с неподобающей леди поспешностью.
Впрочем, рядом все равно не было никого, кто мог бы оценить мой экстравагантный поступок.
Паркет скользил под ногами, ступени выворачивались из-под ног, углы так и норовили коварно стукнуть по оттопыренному локтю… Но как я ни торопилась, Особая Служба оказалась быстрее. Увы, дело свое «осы» знали прекрасно. К тому времени как мне удалось добраться до места событий, скандальную пару уже вывели из зала прочь. Распорядитель бала уговаривал гостей вернуться к прежним занятиям, и толпа постепенно распадалась на маленькие, но оживленно беседующие компании по пять-шесть человек.
Эллис обнаружился не сразу. Понадобилось с четверть часа, не меньше, чтобы разыскать его. К своему удивлению, я нашла детектива… беседующим с миссис О'Дрисколл. Женщина явно была недовольна, но от его общества избавиться не спешила.
Заметив меня, Эллис сделал знак рукой – мол, подождите – и через несколько минут подошел сам.
– Ну, Виржиния, – начал он, едва сдерживая смех. – Угадайте, что здесь только что произошло.
– Понятия не имею об этом, – честно призналась я.
– Задержание особо опасной преступницы – кухарки, обманом проведенной на королевский бал, и ее престарелого обожателя! – торжественно объявил Эллис и все-таки расхохотался. – Ох, Виржиния, видели бы вы их рожи! Маркиз, к сожалению, лишил меня удовольствия наблюдать его постную физиономию, но мне и остальных хватило с избытком. Давно я так не развлекался…
Мне стало немного обидно за дядю Рэйвена, частично по моей вине попавшего в неловкое положение, но я предпочла оставить недовольство при себе, спросив вместо этого:
– Так значит, эта женщина была кухаркой?
– Почему была? Она и есть кухарка, – вяло взмахнул рукой Эллис, отсмеявшись. На его несдержанное поведение никто не обращал внимания: все вокруг и так были изрядно взбудоражены пикантным происшествием. – Точнее даже, помощница кухарки. Зовут ее Мэри Суит, работает она в доме своего поклонника уже года четыре, и последние месяцев шесть у них великая любовь , – язвительно протянул детектив. – Не скажу, что эта самая Мэри красавица. Хотя с другой стороны – голубоглазая, курносенькая, волосы ничего так, бюст очень даже… – он осекся и взглянул на меня исподлобья, но я сделала вид, что ничего предосудительного в его речи не заметила. – Словом, я понимаю, что могло привлечь сэра Ива Сэнка к такой особе, пусть и сам предпочитаю более… гм, интеллектуальный тип красоты.
– Какой-какой? – от неожиданности я рассмеялась.
Не то чтобы меня удивил сам факт, что Эллис знает такие слова. В конце концов, он был весьма образованным человеком. Но вот пристрастиями детектива я почему-то искренне заинтересовалась.
– Ну, чтобы в глазах был ум, а не только небесная чистота, – хмыкнул Эллис. – Просто красивая женщина – мила, но красивая и умная – неотразима, особенно если сама она себе в этом не отдает отчета, – с видом завзятого ловеласа изрек он, а потом вздохнул грустно. – Впрочем, это я так, теоретизирую впустую, не обращайте внимания. Ну, а что касается истории наших влюбленных голубков, то тут ничего интересного. Эта Мэри – «Мими», как называл ее сэр Сэнк – оказалась девицей небольшого ума, зато принципиальной. Уж как он не обхаживал ее, она, наученная матерью, ни за что не соглашалась подарить ему что-то больше целомудренного поцелуя в щечку. Вот старый пройдоха и решил одурманить ее воистину королевским подарком, проведя на бал для избранных. Но, увы, бедняжка Мэри попалась под руку вам – и, разумеется, «осам».
– Если уж разобраться, то сначала она попалась под руку Фаулеру, – педантично поправила я Эллиса, но тот неожиданно задумался.
– Возможно. А может, попалась и не она.
Я машинально стиснула кулаки.
– Что вы имеете в виду?
Эллис в упор посмотрел на меня сквозь узкие прорези маски. Выражения его глаз было не разобрать.
– А с той ли леди танцевал Фаулер? Вы упоминали, что она была хрупкой, а Мэри – девица в теле. Конечно, я допускаю, что у Фаулера свои представления о хрупкости, но что-то мне подсказывает, что доблестные «осы» разоблачили не ту даму… Виржиния, я хотел бы попросить вас об одолжении, – Эллис понизил голос. – Найдите мне Фаулера. Он единственный, кто сможет указать нам на правильную леди в розовом кринолине. У нас больше нет права на ошибку. Еще одна подобная сцена – и заговорщики догадаются, что мы сели им на хвост.
Встречаться с баронетом снова мне совершенно не хотелось, но я вынуждена была согласиться – в интересах Аксонии, разумеется:
– Хорошо. Я постараюсь найти его. Возможно, леди Абигейл его видела, они ведь пришли вместе… – я запнулась, но Эллис, слава небесам, не обратил внимания на мою оговорку. И хорошо – нечего ему знать, что герцогиня Дагвортская пришла на бал в сопровождении пройдохи баронета. – А как мне с вами связаться, если я найду Фаулера?
– Гм… – Эллис задумался. – Я почти все время находился рядом с марсовийскими дипломатами, но толку от этого… Сейчас попробую побродить по залу и поискать леди в розовом, но после каждого танца буду останавливаться вон у того портрета Катарины Четвертой, – указал он на дальнюю часть зала. – В крайнем случае обращайтесь к миссис О'Дрисколл, но лично мне бы не хотелось общаться с ней лишний раз, – кисло признался Эллис. – Она все докладывает маркизу, а тот явно против вашего участия в расследовании, пусть даже и косвенного. И одно дело, если в распоряжении этой ревнивой змеюки О'Дрисколл будут домыслы о том, как я вас подло использую, и совсем другое – если факты.
– Договорились.
Мне и самой не слишком-то хотелось обращаться за помощью к экономке, поэтому идею Эллиса я поддержала.
– Вот и славно, – кивнул он, а потом неожиданно добавил: – Виржиния, мне хотелось бы извиниться за ту шутку с «Гран Марч» в самом начале вечера. Могу я исправиться и пригласить вас на вальс? Это было бы огромной честью для меня и все такое… Хотя что это я – вы, наверно, и близко теперь ко мне не подойдете, – закончил он досадливо.
– О, – я почувствовала себя неловко. Вот так выверт… – Эллис, сожалею, но вальс у меня занят. Вы не подумайте, что это отговорка, – поспешила я уверить детектива. – Меня действительно пригласили.
Он хмыкнул, скрывая разочарование.
– Ну, что ж, пригласили так пригласили. Хотел бы я знать, кто этот счастливчик, о котором вы говорите таким мечтательным голосом.
– У меня мечтательный голос? – искренне ужаснулась я.
– Ну да, – хмуро подтвердил Эллис. – А если серьезно, то кто он, Виржиния? Тот, кто украл у меня ваш вальс?
– Какой-то иностранец, – с деланным безразличием пожала я плечами. – Эллис, если мы не собираемся сейчас танцевать, то лучше отойти. Слышите распорядителя?
С детективом мы вскоре расстались. Я поначалу честно искала Фаулера, но потом поняла, что легче самой потеряться среди сотен гостей, чем найти одного-единственного мужчину в неброском костюме Железного Фокса. Толпа находилась в непрерывном движении; когда гости не танцевали, они бродили от одного зала с закусками к другому, от диванчиков для отдыха к галереям, и разглядеть какую-либо логику в этих перемещениях было совершенно невозможно. В конце концов я решила положиться на удачу – вероятность наткнуться на баронета случайно вряд ли была ниже, чем во время сознательных поисков.
Затем подряд объявили сразу несколько нравящихся мне контрдансов. Удержаться от искушения забыть ненадолго о расследовании оказалось совершенно невозможно, и я с величайшим наслаждением выбросила всех баронетов, заговорщиков и леди в розовом из головы ровно на два танца.
Потом, разумеется, врожденное чувство ответственности возобладало над тягой к удовольствию.
На сей раз я вознамерилась действовать с умом и предположила, что Абигейл может что-то знать о местонахождении Фаулера. Увы, надежды мои не оправдались. Герцогиня выразила свое отношение к баронету, его занятиям и всему с ним связанному совершенно однозначно:
– Век бы его не видеть! – и добавила заинтересованно: – А почему вы спрашиваете, Виржиния?
– Хочу убедиться в том, что он меня не узнал, – не моргнув глазом, солгала я и поспешила отвести от себя внимание: – Скажите, Абигейл, а как вообще этот человек с сомнительной репутацией умудрился навязать вам свое общество?
Герцогиня досадливо поморщилась и подняла отставленный было бокал с вином.
– Это все мои ужасные, ужасные мальчишки, – призналась она, сделав солидный глоток. – Виржиния, дорогая, вы не представляете, какими чудовищами они могут быть иногда! Особенно если речь идет об этом их любимом Фаулере, чтоб ему пусто было! Справедливости ради должна заметить, что влияние это обоюдное. Мальчики постепенно меняют манеры в лучшую сторону, – добавила Абигейл уже более спокойно после второго глотка. – Но вы только послушайте, что они сделали в этот раз… Угрожали мне, что уедут учиться на материк и оставят меня совершенно, совершенно одну! – голос у нее дрогнул. – А все потому, что этому мерзавцу Фаулеру срочно понадобилось повидать сестру. Вы ведь знаете, самая младшая сестра отказалась общаться с ним после того, как узнала о некоторых из его дуэлей. Тех самых, за вознаграждение от заинтересованных, – со значением прошептала Абигейл, на всякий случай оглянувшись по сторонам. – Случилось это после того, как к ней посватался виконт Уотердип. Богат, красив – прекрасная партия, но вот к Фаулеру у него свои счеты – карточные.
– Думаете, он заставил бедную девушку отказаться от собственного брата? – недоверчиво переспросила я. Каково бы ни было мое отношение к баронету Фаулеру, подобное поведение казалось по меньшей мере непорядочным.
Если не сказать – подлым.
– Кто знает, кто знает, – тяжело вздохнула Абигейл. – Но не будем больше о Фаулере. Когда я говорю о нем, у меня появляется такое чувство, будто он стоит рядом и подслушивает, – тут мы с ней вздрогнули одновременно – и рассмеялись принужденно, заметив это. – К слову, Виржиния, дорогая, а с кем вы сейчас так увлеченно разговаривали? Я имею в мужчину в никконском наряде, – она нахмурилась. – Только сейчас припоминаю – вы же пришли на бал именно с ним! На маркиза Рокпорта он не похож, особенно вблизи. Признайтесь, вы слукавили, когда отвечали мне в прошлый раз?
Когда Абигейл начинала говорить таким вот кокетливым тоном, спорить с нею было бесполезно. Видимо, вино оказалось для нее слишком крепким.
– Сложно объяснить, – пожала я плечами неопределенно. Абигейл любопытно подалась вперед:
– Это ваш тайный поклонник? Ах, наконец-то, Виржиния, милая! – торжествующе провозгласила она, придя к устроившему ее выводу. – А кто он? Судя по запястьям, осанке и манере держаться – кто-то из благородного рода. Или я ошибаюсь?
В смятении я отступила на шаг. Пауза неловко затянулась. И в этот момент ко мне обратились с отрывистым алманским акцентом:
– Прекраснейшая леди Метель! Вы обещали мне вальс. Я вернулся – за обещанным.
Порывисто обернувшись, я расцвела улыбкой.
Крысолов! И он спасает меня уже второй раз за эту ночь.
– Прошу прощения, мне пора идти. Обещания следует выполнять, – слегка виновато обратилась я к Абигейл. – Мы продолжим беседу позже?
– Непременно продолжим, – согласилась герцогиня.
А что ей еще оставалось делать?
Меня же ждал вальс – и Крысолов.
– Я у вас в долгу, – шепнула я, когда мы отошли подальше от Абигейл.
Он будто невзначай коснулся моей руки.
– Не стоит разбрасываться такими словами, леди.
Когда мы подходили к колоннаде, распорядитель звучным голосом объявил следующий танец. Хаотическая толпа гостей тут же пришла в движение, на глазах упорядочиваясь – пары выходили ближе к центру зала, а отдыхающие леди, почтенные матроны и мучимые подагрой старички отступали к диванам. Воцарилась тишина – выжидающая, нетерпеливая, романтически-взволнованная.
А потом – нежно вздохнула флейта, и я на мгновение зажмурилась, обращаясь в слух.
Мой любимый вальс – «Анцианская ночь». Одна из немногих мелодий, которые мама умела извлекать из старинного, отделанного перламутром и полированным агатом фортепиано.
Кажется, это было целую вечность тому назад.
– Вам идет улыбка, леди Метель. Она делает вас не такой холодной.
Я принужденно рассмеялась.
– Это комплимент или…?
– Комплимент. Все, что говорится о вас, может быть лишь комплиментом. Вы прекрасны во всем – и в холодности своей, и в каждой улыбке, и в задумчивой сосредоточенности, и в печали, и в гневе… Но счастье ваше особенное: оно похоже на горячее вино с пряностями, поданное озябшему путнику в угрюмый зимний вечер.
Крысолов вдруг согнул пальцы правой руки, легонько, почти невесомо царапнув ногтями по шелку платья у меня под лопаткой. Я прикусила губу, едва удержав судорожный вздох, и чуть не сбилась с ритма. Шаг, другой, третий… Шаг, другой, третий… Лицо пылало. И все из-за одного маленького, несомненно, случайного прикосновения.
– Вы говорите так, будто следили за мною. И я говорю не только об этом маскараде.
– Возможно.
– Это немного пугает.
– Так и должно быть… – шаг, шаг, шаг – полный оборот. – Я ведь из страшной сказки.
– Страшные сказки больше похожи на жизнь, чем сладкие, – уверенно ответила я. – Мне они нравятся.
– Звучит как признание.
– В чем? В любви к страшным сказкам? – я выразительно выгнула бровь… И только потом вспомнила, что за маской, вообще-то, этого движения видно не будет.
– Как признание в том, что вы запрещаете себе быть счастливой. Даже в мечтах.
У меня из груди словно разом вышибло воздух. В глаза как песку сыпанули.
– Леди… вам дурно?
Усилием воли я совладала с собою и улыбнулась.
– Все в порядке. Я… задумалась, да, просто задумалась.
Так же, как прежде, играл оркестр, пары летели в вальсе, снисходительно смотрели с громадных портретов мертвые королевы и короли. А я и впрямь погрузилась в размышления. Было нечто в словах Крысолова, что задело очень-очень важные нотки в моей душе. Стало тревожно и неуютно, как ночью в пустом парке, когда появляется странное чувство всепонимающего взгляда, направленного прямо в сердце.
По правде говоря, если б мне то же самое сказали, предположим, Эллис или дядя Рэйвен, я бы только отмахнулась. Что они, сильные мужчины, могут знать о жизни хрупкой леди, вынужденной в одиночку управляться с целым графством? Даже двумя графствами, если вспомнить о том, что изначально владения Эверсанов и Валтеров принадлежали разным семьям. Вот, к примеру, Абигейл… Ей не нужно было ничего объяснять. Но, кажется, именно от нее я слышала нечто подобное словам Крысолова – незнакомца, который не знал обо мне ничего, а потому имел право говорить что угодно, не боясь обвинений в предвзятости.
«Виржиния, дорогая моя, ты слишком часто говоришь о том, что должна сделать, и почти никогда – чего хочешь!» – сетовала леди Абигейл.
А чего я хочу?
Пожалуй, невыполнимого. Вновь увидеть отца и рассказать ему, что теперь-то я понимаю – его строгость была от любви, он просто не хотел, чтоб дочь повторяла его ошибки. Обнять мать и признаться, что ее простые песенки у изголовья кровати нравятся мне куда больше, чем изящные марсовийские баллады на роскошных поэтических вечерах в нашем доме; и все те возвышенно-утонченные доморощенные певички с презрительными взглядами и мизинца ее не стоят, и ей нечего стыдиться своих корней. А потом… потом присесть на ковер у кресла, в котором бабушка неспешно раскуривает трубку, и, прижавшись щекой к старомодным, жестковатым бархатным юбкам, слушать, слушать, слушать истории о тех краях, в которых мне никогда не достанет смелости побывать.
Я хочу снова стать младшей в семье, маленьким хрупким сокровищем, купаться в любви и заботе – и самой любить, помня теперь о том, что все на этом свете имеет конец.
– Леди Метель, танец закончен.
– О, простите, не заметила, – я снова улыбнулась. Кажется, вышло не слишком искренне.
– Вы бледны, – Крысолов не спешил выпускать мою руку. – Простите. Я сказал больше, чем следовало… Вы не хотите посмотреть на звезды? Прямо сейчас, – предложил он внезапно.
– Что? – от неожиданности я рассмеялась. – Метель ведь, какие звезды!
– Если вам угодно, мы можем заключить пари, – он слегка склонил голову к плечу. – А можем просто пойти и проверить, так ли это.
«Пари? Это может быть полезным», – промелькнуло у меня в голове. Конечно, рискованная затея, но что может потребовать незнакомец на маскараде? Разоблачение, танец, поцелуй? Последнее больше подошло бы напористому Фаулеру, чем загадочному Крысолову, но как знать…
В крайнем случае всегда можно сослаться на пресловутую честь леди и, пылая праведным гневом, покинуть настойчивого поклонника.
– Предпочитаю пари, – я улыбнулась невинно.
– На каких условиях? – охотно подхватил игру Крысолов, и мне стало не по себе. Неужели все идет по его плану?
– Если права я, и звезд не видно, то вы снимете свою маску. А если правда на вашей стороне… – я многозначительно умолкла, предоставляя Крысолову право следующего хода.
– Если прав я, то вы мне подарите еще одну встречу. Тогда, когда я попрошу вас об этом.
– Только встречу? – осторожно уточнила я. Очень хотелось принести откуда-нибудь чистый лист бумаги и письменно изложить условия пари, чтобы исключить в дальнейшем превратное толкование.
Но вряд ли сказочный герой оценил бы такой сугубо деловой подход.
– Только встречу. И, возможно, разговор. Иногда следует занимать уста беседой о высоком, дабы не вводить их в искушение, – голос его сделался самым что ни есть искушающим.
Я едва не поперхнулась вдохом от возмущения.
– О чем вы говорите?!
– О, это всего лишь цитата из «Поучений» Святой Генриетты, – Крысолов наконец выпустил мою руку. Она словно горела. – Неужели вы не узнали?
– Конечно, узнала, – поспешила я ответить. Щеки горели от стыда. Разумеется, это была выдержка из «Поучений», глава шестая, кажется. О том, что лучше молиться, чем сплетничать – вот о каком искушении речь, а я-то себе напридумывала невесть что… – Идемте скорее, взглянем на небо. И готовьтесь снять свою маску.
– Как вам будет угодно, – без тени насмешки откликнулся он и придержал меня за рукав. – Не туда, леди Метель. Не стоит идти через главный вход. Позвольте мне проводить вас к восточной галерее? Она этажом выше, чем бальный зал, и там чаще ходят слуги, но нынче ночью двери туда открыты.
Это «нынче» царапнуло чем-то – смыслом ли, тем, как было сказано, смутным ощущением дежавю? – но времени на раздумья не осталось. Крысолов ненавязчиво тянул меня к уже знакомой лестнице. Насколько я помнила, с нее можно было попасть сначала в галерею, где состоялся короткий разговор с Эллисом, а затем – на балкон. Но Крысолов поднялся выше – пролет, другой, третий, и в один момент я осознала, что мы уже находимся над бальным залом.
Тут-то лестница и кончилась.
– Нам сюда, леди Метель.
Коридор выглядел заброшенным – прохладно, пустынно, темно, единственный источник света – тусклая газовая лампа у лестницы. Противоположный конец помещения терялся во мраке – по крайней мере, мои глаза ничего не могли там различить.
Однако Крысолов шел уверенно.
«Вы видите в темноте или уже были здесь?» – хотела я спросить, но подумала, что это прозвучит глупо, и промолчала.
В пустоте коридора шаги порождали гулкое эхо. Ноздри щекотал слабый запах пыли, влажноватого дерева и плесени – для старинных построек дело обычное. Лепной карниз с цветочным орнаментом потемнел от времени, а кое-где даже обвалился; судя по всему, здесь и правда редко ходили посторонние, а потому о ремонте никто даже и не задумывался. Откуда-то сильно тянуло холодным воздухом, и вскоре стало ясно, почему.
Коридор выводил в открытую галерею – переход в восточное крыло дворца. Крыша защищала ее от дождя и снега, но ветер свободно гулял между колоннами – гораздо более сильный тут, на высоте четырех этажей, чем у земли.
Я замерла на пороге, потерянно кутаясь в меховую накидку. Удачный мне костюм подобрал Лайзо, ничего не скажешь…
– Леди Метель боится мороза?
Крысолов положил мне руки на плечи, то ли удерживая на месте, то ли готовясь подтолкнуть вперед, на скользкие, оледенелые плиты.
– Нет, не боюсь. Просто все это очень… неожиданно.
– Сюрпризы и должны быть неожиданными, – возразил Крысолов, и нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. – Не бойтесь. Вы не успеете простудиться.
– Что вы, я беспокоюсь не о себе, – я смиренно потупилась, пряча улыбку. – Скорее, о вас. Ваша медная маска… Вдруг она примерзнет к лицу на таком холоде?
– Все может быть, – легко согласился он. – А потому давайте поспешим… чтобы не случился конфуз.
Проглотив смешок, я наконец соизволила шагнуть под гулкие своды галереи, зябко ежась.
Метель действительно прекратилась. Более того, за прошедшие несколько часов от густой пелены облаков не осталось и клочка.
Лунный свет, непривычно яркий и резкий, превращал снежную крупу – в бриллиантовую крошку, Хэмпширский дворец – в Ледяные Палаты из сказки о леди Зиме, ухоженный парк Черривинд – в колдовской лес, населенный призраками и феями. Морозный воздух щипал за щеки – до румянца, до онемения; дыхание вырывалось белесыми облачками, инеем оседало на светлых, неестественно гладких прядях парика.
Я подтянула меховую накидку выше, закрывая шею.
– Кажется, вы выиграли, сэр Крысолов.
– Мне повезло, – он шагнул ближе, так, что оказался прямо у меня за спиной. – Но маску все же придется снять – холодно. Вы же не станете оборачиваться, леди Метель?
Такие простые слова – но меня как огнем опалило. Лицу стало жарко, несмотря на мороз. Я облизнула пересохшие губы, чувствуя одновременно и азарт, и неловкость, и уязвимость – в такие игры мне играть еще не приходилось.
Может, права была леди Вайтберри, когда говорила, что я должна уделять флирту больше внимания?
«О, Виржиния, вы еще такая… девочка! – зазвенел у меня в ушах беспечный смех баронессы. – Поверьте, наука управляться с мужчинами не менее важна, чем эта ваша, как ее… бухгалтерия!»
– Конечно, не стану. Это было бы нечестно.
– Я верю вам, – ответил Крысолов и подступил еще ближе. Теперь я почти прижималась спиной к его груди, а вперед отодвигаться было некуда – там была только балюстрада, а за нею – заснеженный сад далеко-далеко внизу. – Но позвольте мне немного… подстраховаться, – раздался шорох, что-то металлически звякнуло. – Если вы обернетесь без предупреждения, я украду у вас поцелуй.
Последние слова он прошептал мне на ухо – тихо-тихо, едва различимо для слуха, но все еще с четким алманским акцентом.
Никакой маски не было и в помине.
Сердце у меня колотилось как сумасшедшее.
Я уже и сама не могла понять, хочу обернуться – или нет.
– Осторожно, сэр Крысолов. Еще немного – и вы перейдете черту.
То ли от волнения, то ли от холода, я совершенно охрипла. Оттого слова мои прозвучали угрожающе, но угроза эта имела странный оттенок – не кокетливый, не жеманно-слащавый… Как будто я, опустив ресницы, предлагала Крысолову пригубить кофе с имбирём и жгучим перцем – сама подносила чашку к чужим губам, но говорила: «Не пробуйте ни за что. Слишком остро и горячо».
– Хотел бы я перейти черту, – откликнулся он еще тише, чем прежде. Я уже не слышала – угадывала слова в сбившемся дыхании. – Но сейчас вы мне этого не простите. Давайте просто постоим вот так, леди Метель? Зима такая холодная.
Он длинно выдохнул и уткнулся лбом мне в плечо, в пушистый белый мех накидки.
– Хорошая зима. Просто замечательная, – губы онемели, но я улыбалась. – Мне нравится.
Я немного склонила голову набок – совсем чуть-чуть. Меня словно тянуло к теплу Крысолова, а сердце в груди щемило от пряно-острого волшебства этой ночи, от невозможности быть еще ближе…
– Здесь очень тихо. Музыки не слышно.
– Она утомила вас, леди?
Чтобы ответить, ему пришлось вновь приникнуть губами к моему уху. От шепота по спине пробежали мурашки. Кажется, я стала привыкать к этому странному, но приятному ощущению.
– Нет. Я люблю быть в сердце событий, – неожиданно искренне ответила я. А почему бы и нет? Этот человек, кем бы он ни был, все равно не знает меня, и вряд ли мы когда-нибудь еще встретимся. Можно же ведь позволить себе немного сказки? Хоть глоток? – Мне нравится говорить с людьми, знать чужие секреты. Нравится помогать.
– А защищать?
Шепот – как вздох.
– И защищать тоже, – твердо ответила я. – Но желание защищать и помогать – совершенно естественное. Любой человек стремится опекать тех, кто слабее, заботиться о них. Но у одних больше возможностей для этого, а у других – меньше… Почему вы смеетесь? В конце концов, это невежливо и… и… оскорбительно!
Разозленная не на шутку, я попыталась было обернуться, но Крысолов мне не позволил – прижался виском к моей щеке.
– Тише, тише. Вспомните наш уговор, леди, – меня бросило в жар. Я сконфуженно прикусила губу. Жаль, что нельзя спрятать сейчас лицо за веером! – А почему я смеюсь… Вы слишком хорошо думаете о людях, леди. Я знал очень, очень многих – наследников огромных состояний, титулованных красавиц, офицеров, завоевавших в боях славу, обожаемых публикой актеров, художников и певцов, судей, облеченных властью казнить и миловать… – шепот его сделался монотонно-завораживающим, нагоняющим жуть. Мне остро захотелось обхватить себя руками, как в детстве, защищаясь от… от чего? Кто знает… – И тех, кто достиг самого дна – воришек и уличных попрошаек, держателей чжанских курилен – торговцев смертью, и женщин, продающих себя самих, и даже убийц, чьи руки были по локоть в крови… И знаете, что? – жарко выдохнул он мне в ухо. Я с трудом заставила себя остаться на месте и не отпрянуть, только зажмурилась крепко. – Стремление защищать и помогать не зависит от титула или богатства. И на дне, и у самых небес встречаются люди, готовые протянуть руку ближнему. Но и там, и там бывают те, от которых и снега зимой не допросишься, кто равнодушно отвернется от истекающего кровью человека – и уйдет, убеждая себя, что ему померещилось. Люди, драгоценная моя леди Метель, жадные эгоисты. Они желают всего – и сразу, сию секунду. Но вы… вы другая.
– Вы льстите мне, – ответила я еле слышно. Губы уже не слушались совершенно – мороз. – Я тоже ищу свою выгоду. Если мне не заплатят вовремя, я выселю арендатора без всякой жалости. Если смогу как-то получить скидку и дешево купить редкие специи, то сделаю это – даже в ущерб продавцу. Не пытайтесь сделать из меня создание небесное, сэр Крысолов. Право, мне это не идет.
– И не пытался, – усмехнулся он и дунул мне в ухо – похоже, уже нарочно. Я нахмурилась. – Вы удивительная девушка, леди Метель. Я не лукавлю и не льщу. Если в вас и есть эгоизм, то он подчинен холодному разуму. Вы знаете, что такое справедливость, и поступаете по совести. Но заворожило меня в вас другое, признаться честно.
– Что?
Где-то далеко внизу то ли от ветра, то ли от тяжести дрогнула ветка яблони – и на землю с легким «ш-ш-шух!» обрушилась целая снежная волна.
– Вы страстная натура, леди Метель, – заговорщически прошептал Крысолов. – Очень страстная. Но не чувства правят вами, а вы – чувствами.
Внезапно на меня навалилась тяжким камнем страшная усталость. И суеверный страх: почему этот человек говорил так, будто знал меня лично? Причем знал давно. Может, это чья-то шутка? Но чья? Среди моих знакомых не было ни одного мужчины, похожего на Крысолова. Тайный поклонник? Преследователь? Или… внутри у меня все похолодело… или существо, подобное Сэрану с картины Нингена, зловещее наваждение?
Нет, не может быть.
С трудом взяв себя в руки, я вновь прислушалась:
– …Каждый восхищается тем, чего не хватает ему. Крысолов, поддавшись гневному порыву, обрек на горе множество людей – из-за греха всего лишь одного человека. А вы… Удивительная. Единственная… И, кажется, вы замерзли. Идемте в тепло.
И он осторожно развернул меня лицом к замку – и подтолкнул, одновременно поддерживая за плечи, чтобы я не поскользнулась на обледенелых плитах галереи.
В коридоре, который прежде казался выстывшим и насквозь продуваемым сквозняками, теперь мне было даже не тепло – жарко. Лицо полыхало, в руки словно впились тысячи мелких иголок. Оправив одежду и возвратив на место накидку, я окликнула Крысолова:
– Как ваша маска? Можно оборачиваться уже?
– Да, – коротко и отрывисто ответил он. Голос его был привычно искажен маской. – Леди Метель, нам лучше возвратиться в зал – я боюсь за ваше здоровье. Вам нужно согреться. Может, бокал вина или танец? Или… – он помедлил. – Или танец вы уже обещали кому-то?
Это «обещали» словно вспыхнуло у меня в голове, высвечивая отодвинутые «на потом» обещания – так молния на миг высвечивает неподвижные ветки в ночном саду.
Фаулер! И дама в розовом!
– Святая Генриетта Милостивая! – охнула я, вцепляясь пальцами в пышные юбки. – Совсем забыла! Мне же нужно было найти… – вовремя оглянувшись на Крысолова, я опомнилась. – Благодарю за чудесный вечер, прошу простить, я очень, очень спешу!
