Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 133 (всего у книги 139 страниц)
Решимость моя была непоколебима... ровно до тех пор, пока на следующее утро я не увидела в кофейне Роджера Шелли собственной персоной.
Он был одет в точности, как в нашу первую встречу – безупречно правильный, скучный тёмно-серый костюм и немыслимый ярко-зелёный шейный платок. От пальто и шляпы незваный гость успел уже избавиться и прислонил к столу трость, обвитую аккурат под ручкой серебряным плющом с малахитовыми листьями. Но самым удивительным было то, что Роджер подсел не куда-нибудь, а к леди Клампси. Мадлен успела принести ему чашку кофе, судя по запаху с ванилью и розовым ликёром. Роджер негромко рассказывал что-то, подавшись вперёд, а чопорная леди Клампси посмеивалась – и играла веером, как девица на выданье!
То есть, разумеется, как было принято полвека назад.
– Простите, что нагрянул к вам так неожиданно, леди Виржиния, – поднялся Роджер, обезоруживая меня чарующей мальчишечьей улыбкой. – Но я не мог отказать своей матери. Она совершенно вами околдована.
– О, вы мне льстите, – ответила я, пытаясь предугадать, к чему он клонит. Судя по заговорщической улыбке леди Клампси, Роджер успел рассказать о своих планах.
– Эти цветы матушка настойчиво просила вам передать. Она лично срезала их утром, – и Роджер жестом фокусника подхватил со стола небольшую плетёную корзинку, полную нежных белых роз с багровой, словно прогнившей сердцевиной. Стебли были обрезаны очень коротко – в вазу не поставить, разве что наполнить водой блюдо для рыбы.
Неожиданный подарок! Это уже немного пугает.
– Как красиво! Передавайте миссис Шелли мою глубочайшую благодарность, – ответила я тем не менее, стараясь не показывать настороженности. – Миссис Шелли ведь сама выращивает розы?
– О, да, – с энтузиазмом отозвался Роджер. – И они расцвели посреди зимы.
– Необычайно изысканное увлечение, – заметила я, лишь немного покривив душой. Конечно, у меня нет времени, чтобы возиться с розарием, но в целом это гораздо более интересное занятие, чем, скажем, аппликации из морских раковин или вышивка крестом, да простят меня великосветские любительницы рукоделия. – И воистину удивительные результаты.
С белого лепестка сорвалась капля и упала на паркет; возможно, из-за освещения, но мне показалось, что вода была слегка ржавой... или красноватой?
Нет, наверняка померещилось.
Я сделала знак проходящей мимо мисс Астрид, чтоб та унесла цветы с глаз долой, но сладковатый запах роз долго ещё таял в воздухе – то ли напоминание, то ли предупреждение.
Беседа тем временем зашла в тупик.
– Что ж, – произнесла я, когда мои познания о розах и комплиментах иссякли, – передавайте миссис Шелли мою глубочайшую благодарность.
И в тот же момент улыбка Роджера сделалась по-лисьи хитрой:
– Почему бы вам не сказать ей это самой, леди Виржиния? К нам сегодня на чай собиралась прийти миссис Прюн. Удобно, не правда ли? – и он обернулся к леди Клампси, словно искал одобрения.
– Верно, верно, – кивнула та довольно. И, заметив моё замешательство, пояснила, перейдя на шёпот: – Мистер Шелли объяснил мне, что вы очень хотели познакомиться с миссис Прюн, и миссис Шелли обещала это устроить. И не смущайтесь, милая леди Виржиния, забота о сиротах – дело благое, а решение воспользоваться связями миссис Прюн весьма разумно. Леди Милдред бы вами гордилась, ах, – и глаза у леди Клампси непритворно увлажнились.– Но не тревожьтесь, я понимаю ваше беспокойство и буду хранить всё в тайне. Действительно, если газетчики прознают, то поднимется страшная шумиха, а бедным сироткам это ни к чему.
Я же пребывала в полнейшем замешательстве. Сиротки? Связи миссис Прюн? Газетчики? Секреты? Что здесь происходит, помилуйте, святые Небеса?! Роджер Шелли очаровал леди Клампси какими-то жалостливыми небылицами, ясно как день. И что же теперь делать? Разоблачить ложь – и разрушить его репутацию, а заодно поставить леди Клампси в глупое положение? Признаться, что вся забота о сиротах сводится у меня к ежемесячному выписыванию чека на некоторую сумму? И, что самое неприятное, так никогда и не узнать, зачем Роджер Шелли явился в кофейню и нагородил всю эту немыслимую чушь?
Нет, ни за что!
– Так вы действительно знаете, – произнесла я, также понизив голос. – Прекрасно... Нет, я не смущена, просто всё произошло немного... слишком быстро.
– Молодости свойственна торопливость, – заметила леди Клампси и кокетливо стукнула Роджера веером по руке. – Но есть в этом, пожалуй, особое очарование. Помню, раньше в гости приезжали на полгода, не меньше, а о визите договаривались почти за год. Нынче же тот, кто рассылает приглашения за две недели, уже слывёт старомодным. Боюсь, однажды наступит пора, когда гости будут являться без предупреждения и сообщать о визите, уже стоя под дверью.
– И мир низринется в пропасть, – механически согласилась я, повторяя фразу из последней статьи ла Рона. – К слову, о разверзнувшейся пропасти. Не думала, что мне сегодня придётся оставить кофейню.
– Миссис Прюн в последнее время так редко бывает у нас, – не моргнув глазом, солгал Роджер. – Боюсь, другой шанс завести с ней знакомство нескоро ещё представится.
Нет, определённо, он загоняет меня, как собака – зайца на охоте! Прелюбопытное ощущение...
– Вы говорите, в пять? Так скоро! И мисс Рич я не могу попросить, чтобы она меня сопровождала... – здесь я действительно задумалась. Миссис Хат по-прежнему хворала, и Георг был занят больше обычного. Не оставлять же "Старое гнездо" на мисс Астрид! – Пошлю, пожалуй, за миссис Мариани.
"И напишу маркизу", – добавила я про себя. О, впервые мне хотелось, чтоб дядя Рэйвен запретил поездку! Но Лайзо привёз ответ очень быстро. Наверное, и к лучшему: леди Клампси могла поинтересоваться, отчего визит не состоялся, и тогда пришлось бы либо лгать, либо вдаваться в неприятные объяснения. Да и Роджер мог бы отказаться раскрыть тайну своего неожиданного предложения, если б поездка не состоялась.
Его, к слову, никакие недоговорённости и загадки не смущали. Сперва он остался за столиком леди Клампси, продолжая флиртовать с нею. Затем появился наконец с большим опозданием сэр Хофф, и Роджер благоразумно присоединился к компании завсегдатаев за большим столом. Миссис Скаровски приняла новичка доброжелательно, а вот чуткий к неискренним комплиментам Эрвин Калле насторожился и даже ушёл раньше обычного.
Я же старалась держаться непринуждённо, точно внезапная перемена планов нисколько меня не обеспокоила. И лишь когда Лайзо подогнал автомобиль к дверям, улучила момент и бросила:
– А вы, оказывается, интриган, мистер Шелли.
Паола, которая отставала от нас на три шага, сделала вид, что ничего не услышала. Впрочем, наверняка она включит это в свои отчёты для маркиза Рокпорта, и тогда, скорее всего, у него возникнут некоторые вопросы, на которые у Роджера может и не найтись ответ...
И поделом – обоим.
– Миссис Прюн действительно придёт к нам на чай, – не смутился Роджер, но сразу же покаялся: – Но мама вас не приглашала.
– Не сомневаюсь. Но я имела в виду нечто другое.
– А, сироты... Вы тоже в первый раз использовали благовидный предлог, чтобы попасть к нам в дом и сунуть нос в дела Эллиса, – ответил Роджер чересчур громко, и я невольно оглянулась на Паолу. Та ободряюще улыбнулась, словно говоря, что кое о чём маркизу вовсе не обязательно знать.
– Что вам нужно? – спросила я напрямую.
До автомобиля оставалось несколько шагов. Лайзо стоял у распахнутой дверцы и не сводил с меня глаз; лицо у него оставалось в тени, и не понять было, о чём он думает. Но готова спорить, что вся эта история с внезапным визитом пришлась ему не по душе.
– Мне нужен Эллис, – бесхитростно признался Роджер, глядя на меня в упор; хмурым днём, когда низкие тучи, проползая, оставляли серые клочья даже на покатых крышах бедных домов, глаза приняли дождливо-серый оттенок. – Точнее, он нужен нам. Ужасно жалко мисс Миллз, конечно, однако умерла она очень вовремя. Эллис вернулся к нам, и я готов на многое, чтобы его удержать. Вы ведь мне поможете? – и Роджер слегка наклонился, по-чжански сложив руки в знак просьбы.
"Готов на многое".
О, да, сейчас я даже слишком хорошо сознавала, почему "гуси" сразу заподозрили мистера Шелли в убийстве – непонятное всегда кажется нам опасным. Напротив, неясно, почему Эллис так был уверен, что Роджер невиновен...
...или не был?
– А миссис Шелли изволит отдыхать!
Огненно-рыжая мисс Грунинг стояла посреди холла; и лицо её, и поза – всё поразительно напоминало древнероманскую фреску "Триста храбрецов преграждают путь многотысячной армии". И немного – иллюстрации из средневекового медицинского справочника, глава о желудочных недомоганиях. Никогда ещё мне не показывали, что я нежеланная гостья, столь открыто! Право же, впору пожалеть о том, что рядом нет дяди Клэра. Готова спорить, что и одной меткой фразы хватило бы, чтоб строптивая горничная вспомнила о своём месте.
Роджера, впрочем, поведение служанки не смущало.
– Маме стало дурно? – поинтересовался он безмятежно, словно недомогания у миссис Шелли случались каждый день в строго отведённое время и стали уже явлением привычным, успокоительно-постоянной частью мира, как закаты и восходы.
– Утомилась, – ответила мисс Грунинг и, заметив взгляд Паолы – нет, не осуждающий просто несколько разочарованный – не вовремя присела в книксене. – Что мне теперь делать, сэ-эр?
– Приготовь чай, Эсме, и подай его к пяти в гостиную, – терпеливо, словно выговаривая непослушной младшей сестре, приказал Роджер. – Миссис Прюн уже приехала?
– Пока нет, сэ-эр.
Пожалуй, если говорить исключительно о словах, то формально моя Магда позволяла себе куда более дерзкие высказывания, но её почтительность и любовь сомнения не вызывали. Но интонации мисс Грунинг, но то, как она выговаривала даже обращение!.. Впервые я испытала постыдное желание нарушить правила хорошего тона и сделать замечание чужой прислуге. Вероятно, это Роджер на меня скверно повлиял, застигнув приглашением врасплох.
– Сообщи, когда она придёт. Леди Виржиния, – обернулся ко мне Роджер, улыбаясь, словно целиком позабыл о мисс Грунинг; та переминалась с ноги на ногу ещё полминуты, а затем всё же изволила отбыть по поручению. – К сожалению, миссис Шелли пока не здоровится. Позвольте развлечь мне вас немного и, скажем, показать наши розы.
– Уверена, вы это планировали с самого начала, – ответила я скучающим тоном и отвела взгляд. Не подобает леди открыто демонстрировать любопытство. – Что ж, благодарю. Я наслышана о чудесном розарии миссис Шелли и почту за честь взглянуть на него.
Роджер рассмеялся:
– Больше похоже на скрытую остроту, ведь вы слышали о нём только от меня... Какая разница, впрочем. Ваша компаньонка пойдёт с нами?
– Миссис Мариани? Разумеется, – и бровью не повела я. – К слову, миссис Мариани родом из Романии и принадлежит к весьма благородной семье, а потому проявляет исключительно изысканный вкус, когда дело касается роз.
"Гораздо более изысканный, чем я сама", – это осталось недосказанным. Уголки губ у Паолы дрогнули; полагаю, шутку она оценила.
Когда мы вошли в розарий – обогреваемую пристройку со стеклянной крышей с южной стороны дома, то я сделала знак, чтобы Паола немного поотстала. Роджер наблюдал за нею, скосив глаза. И, лишь когда убедился, что она достаточно далеко, остановился у большого глиняного горшка с розами цвета сливочного масла; на жирных, рыхлых лепестках дрожали капли воды, преломляя тусклый зимний свет.
– Вам нравится запах, леди Виржиния?
Неожиданный вопрос, право. Я вдохнула полной грудью и невольно улыбнулась; пожалуй, так могла пахнуть весна в загородном доме, где живёт большая счастливая семья – тянет с кухни выпечкой и свежим чёрным чаем, источает свой особенный аромат сырая земля, а поверх всего – много-много роз. Нежных аксонских, и томных восточных, и строптивых горных, и северных, чей запах едва ощутим...
– Вряд ли найдётся много людей, которым не нравится аромат роз, – качнула я головой и прикоснулась пальцами к лепесткам; даже сквозь перчатки цветок казался упругим, сильным. Такой не рассыплется от летнего ливня, не обтреплется от ветров. – Розовое масло, пожалуй, может показаться слишком густым, благовония – слишком резкими, но живые розы прекрасны.
– Я тоже так думаю, – кивнул Роджер, и взгляд у него потемнел. – А вот мать их не любит. Наверное, потому что отец построил этот розарий для неё – достойное увлечение для дочери виконта Клиффорда, утончённой леди. А она взяла и не оправдала надежд. Как видите, розами приходится заниматься мне.
– То есть вы солгали.
– Не совсем, – ответил он без улыбки. – Утром мать действительно заглянула сюда с садовыми ножницами, – и он протянул руку, указывая на что-то.
Я пригляделась – и невольно прижала пальцы к губам.
Из горшка, что стоял в углу, торчали оголённые стебли – ни цветов, ни даже листьев. Молодые побеги были изуверски искромсаны, остались только старые, искорёженные, покрытые хищными шипами.
– Соболезную, мистер Шелли.
– Не стоит, здесь ещё много красивых цветов, – откликнулся он. – Иногда на неё словно находит затмение. И тогда она, кажется, начинает получать удовольствие, разрушая нечто прекрасное. Однажды старая служанка, которая пришла сюда ещё из дома Клиффордов за своей "маленькой леди", оговорилась, что я-де не старший ребёнок. Но когда я спросил об этом отца, он велел мне выбросить глупости из головы и поменьше слушать бормотание прислуги. А сейчас та женщина уже умерла, и некому объяснить, что она имела в виду. Однако я хотел поговорить с вами не об этом, – и Роджер пытливо заглянул мне в лицо – так, что по спине пробежал холодок, несмотря на то, что в розарии было жарко. – Вы хотите знать, как мы впервые повстречались с Эллисом, леди Виржиния?
Мои пальцы соскользнули вниз – от пышного, упругого цветка к жёсткому стеблю. Шипы были острее ножей; при малейшем движении они слегка царапали ткань перчатки, почти беззвучно, но вибрирующее ощущение раскатывалось до самого локтя.
– Он... рассказывал мне немного.
Роджер сдвинул брови; лицо у него точно потемнело.
– И что же именно?
– Это была кража, – после недолгих колебаний ответила я. В конце концов, речь ведь не идёт о зловещих тайнах – всего лишь о расследовании заурядного происшествия. – Среди прочих драгоценностей, у вашей матери похитили медальон, и детектив Эллис его вернул.
– И всё? – Роджер, кажется, даже удивился.
– В знак благодарности вы подарили ему старый каррик, – добавила я осторожно, сомневаясь, стоит ли углубляться в дела личные.
Но и этого Роджеру показалось мало.
– И больше ничего?
– Вас подозревали в краже, – выложила я последнюю карту. – И он спас вашу жизнь и репутацию.
– Значит, в краже, – отчего-то развеселился он и, распустив узел шейного платка, глубоко вздохнул. – Пусть будет так. В общем, Эллис не слукавил. Я действительно обязан ему – и жизнью, и честью... Всем. Кроме разума, пожалуй, здесь мне не повезло, – жестоко пошутил он. – Вообще с самого начала кражу расследовал другой "гусь". Имени я его не помню, но облик – даже слишком хорошо. Высокий грузный мужчина, лицо мясистое, усы щёткой, пальцы-обрубки – словом, громила. И ещё от него постоянно пахло чем-то кислым. Я думал, что это квашеный лук – смешно, правда? – улыбнулся Роджер и перевёл взгляд на розы, что росли дальше в громоздких ящиках – тёмно-красные, почти чёрные. – У лукового господина был помощник, тоже "гусь", но помладше, тощий, болтливый и подвижный.
В груди у меня стало горячо-горячо.
– Эллис?
– Ну, тогда его звали "Эй, Норманн, шасть сюда!", – подмигнул Роджер заговорщически. – Но я был очарован. Ему тогда исполнилось девятнадцать или даже двадцать, но выглядел он моим ровесником, лет на пятнадцать, не старше. Несмотря даже на седину в волосах, две широкие белые пряди на макушке... И самое удивительное, что на словах Эллис вроде бы подчинялся старшим, а на деле выходило наоборот – все плясали под его дудку, включая лукового "гуся".
– И к тому же Эллиса наверняка постоянно угощали чем-нибудь? – не удержалась я.
– Вы угадали. С кухни он не вылезал, – со смешком признался Роджер. – Поначалу вся эта суматоха казалась мне необыкновенно забавной. Я считался уже достаточно взрослым, чтобы помогать отцу и выполнять мелкие работы в мастерских, но вот к расследованию меня не подпускали. А я так хотел, чтобы и на меня обратили внимание, что рассказал луковому "гусю" про свой карточный проигрыш.
– Проигрыш? – не поверила я. – В пятнадцать лет?
– Друзьям отца, – вздохнул Роджер ностальгически. – Они учили меня играть в покер – наверное, развлекались. Джентльменами их назвать было нельзя, и, разумеется, щадить мои скромные сбережения они и не думали. Отец платил мне тридцать рейнов в неделю за помощь в мастерских и с бумагами – приучал к работе, полагаю, и готовил наследника. Я продул около пяти хайрейнов – ерунда, разумеется, и это был хороший урок. Но "гусь" зубами вцепился в невинный проигрыш. Шутка грозила обернуться изрядными неприятностями, но тут Эллис вмешался по-настоящему. Два дня "гусь"-громила шатался по нашему дому, благоухая кислятиной всё сильнее, а затем пропал. К отцу явился кто-то из Управления спокойствия, причём отнюдь не мелкая сошка. Дело передали Эллису. Он справился... дайте-ка подумать... за неделю.
– Как похоже на него.
– О, да...
Мы замолчали. У меня возникло неприятное чувство, что Роджер... нет, не лжёт, но скрывает нечто важное. Слишком много обмолвок: "В краже?", "Пусть будет так". И сомнительно, чтоб "гусь", пусть и глуповатый или жестокий, мог бы отправить юношу пятнадцати лет на виселицу за кражу материнского медальона. А ведь Эллис совершенно точно говорил, что спас Роджеру жизнь, и тот сам это сейчас подтвердил! Приговорить к повешенью могли разве что за убийство... Сомневаюсь даже, что тот "дружок", которого впустила кухарка, получил больше чем несколько лет каторги. Наверняка он давным-давно вернулся в Бромли и, если не ступил снова на путь злодейства и порока, живёт себе преспокойно где-нибудь в Смоки Халоу, стращая пьяными выходками ребятню.
Внезапно меня настигла пугающая мысль.
– Скажите, мистер Шелли, – осторожно начала я, механически проводя пальцами вдоль стебля розы. Перчатка намокла, и на плотном шёлке появились некрасивые пятна. – Вора отыскали и арестовали?
– Нет, – ответил Роджер слишком быстро, но, кажется, не солгал.
– Но ведь медальон вернули?
– Да.
Пожалуй, я слишком долго была знакома с Эллисом, слишком много выслушала историй о преступлениях, слишком часто помогала в расследованиях. Версия у меня появилась сразу же, и пренеприятнейшая.
– Мистер Шелли, не сочтите за грубость, но, возможно, тот "гусь" предположил... Безосновательно, разумеется, – уточнила я на всякий случай. – Не предположил ли он, что некто убил вора здесь, в вашем доме?
Роджер посмотрел на меня искоса; глаза его казались сейчас необыкновенно ясными, почти прозрачными.
– Предположил, – согласился он легко. – Но Эллис разбил его теории в пух и прах. Не нашлось ни единого доказательства, зато медальон затем обнаружился у скупщика краденого. В Управлении сочли, что этого достаточно – мертвец не мог бы ничего продать, – нервно улыбнулся Роджер.
– О, действительно, оспорить трудно, – заметила я, приметив про себя ещё одну несуразицу.
Эллис рассказывал, что именно в двадцать лет он стал опекать Лайзо. И не исключено, что молодой детектив знал уже семейство Маноле, когда случилась кража у Шелли. Но вот помогли бы гипси, у которых лживость и недоверчивость в крови, отыскать медальон? И тем более – передать в руки "гусей" своего знакомого из Смоки Халоу, ведь за скупку краденого тоже полагалось весьма суровое наказание...
Впрочем, Зельда вполне способна таким образом отомстить кому-нибудь, так что ни одну версию отбрасывать не стоит. А с другой стороны... Что, если я сейчас выдумываю лишнего? Познания в сыске у меня крайне скудные, особенно что касается теневой стороны Бромли. Но откуда тогда неприятный привкус лжи, который пропитал и розы, и воздух, и сам дом?
– Мы были очень благодарны, – продолжил тем временем Роджер. – И отец настаивал на том, чтобы оказывать Эллису покровительство. Приглашал его настойчиво, позволил мне подарить ему свои перчатки и каррик виконта Клиффорда, который тот позабыл у нас однажды... Я уже воображал, что стану другом Эллиса и буду вместе с ним ловить преступников. Но после одного случая он перестал к нам приходить и сделал исключение лишь через шесть лет, когда умер отец.
И вновь затянулась пауза. В стеклянную крышу розария застучал дождь – тяжёлые, крупные капли, похожие на растаявший снег. Паола замерла у куста дикой горной розы, пока ещё не расцветшей. Но среди колючих лоз виднелись уже блеклые, маленькие бутоны.
Когда они распустятся, здешний воздух будет пахнуть свободой.
– Случая? – повторила я негромко, когда молчание затянулось. И Роджер точно очнулся:
– Да. Точнее, разговора. Эллис пришёл к моему отцу и задал ему четыре вопроса. Я подслушивал у замочной скважины, и потому прекрасно их слышал. Жаль, что отец отвечал слишком тихо.... Догадываюсь, однако, что он говорил. Интересно, догадаетесь ли вы? – Роджер беззвучно рассмеялся, глядя на меня. В смятении я обхватила пальцами розовый бутон, словно могла за него удержаться, когда мир станет раскачиваться. – Первый вопрос был: "Знала ваша супруга человека, который украл медальон?". Второй: "Сколько точно лет не выходила Миранда Клиффорд из дома?". Третий: "Когда родился Роджер?"
Голова у меня кружилась всё сильнее. Кажется, я механически сжала руку, и резкая боль отрезвила; перчатка стала горячей и мокрой. Роджер встревоженно нахмурился.
– Продолжайте, – попросила я твёрдо, отпуская наконец розу и поворачиваясь к нему.
– Четвёртый вопрос был: "В медальоне детские волосы?", – произнёс Роджер с запинкой, и внезапно зрачки у него расширились. – Леди Виржиния, – пролепетал он слабым, как у девицы, голосом. – Что у вас с рукой?
Я в недоумении уставилась на собственную ладонь. Она слегка пульсировала; на перчатке расплывалось красное пятно. Роджер глядел на него, не отрываясь, и дышал поверхностно и часто.
– Укололась о шип. Не стоит беспокойства, мистер Шелли, с недавних пор подобные мелочи меня не пугают. Я даже перестала носить с собой нюхательные соли, – шутливо добавила я.
У Роджера закатились глаза, и он рухнул как подкошенный.
Паола возникла у меня за плечом, словно мудрый призрак:
– Досадная оплошность, леди Виржиния. Нюхательные соли нам бы сейчас не помешали.
Я опустилась рядом с Роджером и коснулась его щеки. Удивительно, однако он вправду лишился сознания – либо притворялся много искуснее любой светской жеманницы, а их мне довелось увидеть немало.
– Что ж, выхода у нас два. Либо позвать строптивую мисс Грунинг, либо привести мистера Шелли в чувство самостоятельно, – заметила Паола, заглянув Роджеру в лицо. – С вашего позволения, я бы рекомендовала второе. Мисс Грунинг и так готова подсыпать яду в чай любой особе, которая имела смелость приблизиться к её возлюбленному господину.
Меня, признаться, посещали подобные мысли, но услышать подтверждение из уст самой спокойной и уравновешенной женщины во всём Бромли – пожалуй, немного слишком.
– Вы полагаете, что горничная ослеплена ревностью? – Я не удержалась и передёрнула плечами. Очень хотелось вымыть руки, и вовсе не из-за глупой царапины. – Какая распущенная девица!
Паола ответила улыбкой мудрой химеры, повидавшей и не такое с крыши старинного собора:
– О женщине благородного происхождения вы сказали бы "страстная", леди Виржиния. Даже вам приходится иногда напоминать о том, что слуги – тоже люди. Своим протеже вы не отказываете ни в праве на ошибку, ни в праве на сильное чувство.
– Если вы говорите о Мадлен, то...
– Я говорю лишь о себе самой, – мягко прервала меня Паола и снова повернулась к Роджеру. – Я приведу его в чувство, не стоит утруждаться. А вам пока стоило бы избавиться от перчатки: этикет, конечно, предписывает леди прятать руки от нескромных взоров и прикосновений, но всё это, по моему мнению, не относится к грязным перчаткам и пораненным рукам.
– Пораненным? – удивилась я и рассеянно посмотрела на собственную ладонь. – Ах, да, шип... Досадно. Я успела уже позабыть. Боюсь, нам всё же придётся воспользоваться помощью мисс Грунинг.
– Разумеется, – кивнула Паола, заняв моё место рядом с Роджером. – Но советую вам снять перчатки до того, как очнётся мистер Шелли, иначе, боюсь, он лишится чувств ещё раз. Не думаю, что это пойдёт на пользу его хрупкому душевному здоровью.
Не знаю, отчего, но последние слова показались мне дурным предзнаменованием. Я поспешила стянуть испачканную перчатку, хотя расстегнуть мелкие пуговицы без крючка было весьма непросто. Шип вошёл очень глубоко; ранка выглядела небольшой, но чем дальше, тем болезненней она ощущалась. Место прокола неприятно пульсировало, словно кровь продолжала толчками выливаться – незримая, но столь же горячая, как в первую секунду.
Голову повело.
– Я вдруг вспомнила одну забавную историю. – Мой голос ничуть не изменился, но в то же время звучал как чужой. – Примерно столетней давности. Некий джентльмен по фамилии Арчер решил проучить своих суеверных друзей. Он подговорил конюха завернуться в простыню и в назначенный час войти в гостиную. – Перед лицом повис сизый дым; я слабо махнула рукой, пытаясь его отогнать, и ощутила лишь привкус вишнёвого табака. – После ужина, когда джентльмен с друзьями отдыхал у камина, бесшумно отворилась дверь, и на пороге появилась таинственная фигура, укутанная в белую ткань. Приятели бросились врассыпную. Джентльмен подошёл к привидению и похлопал его по плечу со словами: "Славная вышла шутка, Том, а теперь сними-ка эти тряпки". И тут дверь снова открылась, и показался конюх с накинутой на плечи простынёй. "Звали, сэр?" – спросил он.
Я умолкла. Голову вело уже невыносимо. Паола тревожно обернулась ко мне, позабыв о несчастном Роджере:
– Не совсем понимаю, к чему вы клоните, леди Виржиния.
– Тот джентльмен посмеялся над приятелями, но тут же сам лишился чувств, – через силу улыбнулась я. И заключила: – Поучительно, неправда ли? – а затем потеряла сознание.
...Ветер перебирает сухие розовые лепестки с азартным шелестом, точно карты тасует. Мёртвый сад замер в вечном ожидании; он пахнет гербарием из альбома провинциальной девицы – сухие листья и цветы, пожелтевшая бумага, растрескавшаяся обложка из кожи, капля вульгарных духов.
Я облачена в старинное платье невесты, но подол у него измазан застарелой кровью. Он шелестит, как бумажный; каждый шаг даётся с трудом. В глубине помертвелого розового сада видна ажурная беседка. Над ней поднимается дымок.
Мне нужно туда.
Движение отнимает столько сил, что невозможно глядеть по сторонам. Но всё же я замечаю кое-что: корсет с разорванной шнуровкой на пожелтевшей лужайке, висельную петлю на ветке старой ивы, пустую колыбель под кустом шиповника... Они жаждут рассказать свою историю, но ещё не время.
Беседка действительно не пустует: леди в изысканном трауре курит трубку, разглядывая письмо. Она шагает вбок, становится вполоборота, и я вздрагиваю: вместо лица у неё сгусток тьмы.
К этому привыкнуть нельзя.
– Леди Милдред! Я... я так скучала.
Она улыбается, не оглядываясь на меня.
– В том, чтобы скучать о ком-то, есть особое удовольствие, милая Гинни. Не все люди должны возвращаться; не все тайны должны быть раскрыты.
Под ногами у меня что-то шуршит. Я опускаю взгляд: у босых ступней в сухих розовых лепестках ползают пустые змеиные шкуры. Яда у них нет...
Но если есть шкура – значит, была где-то и змея?
– Не понимаю... Это предупреждение?
– Это всего лишь опыт. – Она без улыбки бросает письмо наземь, и оно тут же исчезает – под ворохом розовых лепестков и змеиных шкур. – Некоторым тайнам лучше позволить умереть.
Поднимается ветер – и вздымает тучи пыли. За грязным облаком почти не видно сада; но сквозь шелест и вой начинает постепенно пробиваться странный размеренный звук.
...Он мне хорошо знаком – так падает земля на крышку гроба.
Очнулась я в глубоком кресле. Вокруг царил полумрак, из которого книжные шкафы выглядывали робко, точно запуганные приютские дети... Впрочем, глупость несусветная: уж скорее, мальчики и девочки из приюта имени святого Кира Эйвонского могли кого угодно запугать.
Я слабо рассмеялась; звук этот слишком напоминал стон, и вселил страх в меня саму.
– В последнее время, леди Виржиния, остроумие вам не изменяет, – послышался усталый голос Паолы. – Но, с прискорбием признаюсь, не все ваши шутки мне нравятся.
– Скажу откровенно, мне тоже, – ответила я и попыталась привстать. Голова всё ещё кружилась, но совсем немного. – Давно я здесь?
– Около получаса, – откликнулась Паола, помогая мне встать. Её смуглое романское лицо выглядело бледным – неужели волновалась из-за моего глупого обморока? – Недолгий срок, но многое изменилось, – и она вдруг приложила палец к губам, делая знак помолчать, а затем указала на дверь.
Я прислушалась.
Где-то в глубине дома бранились двое. Мужские голоса, и причём хорошо знакомые. Один, разумеется, принадлежал Роджеру, а другой... неужели Эллису?!
– Ни слова не разобрать, – досадливо прошептала я и тут же устыдилась: подслушивать чужой разговор – занятие, недостойное леди. – Не то чтобы это меня беспокоило, разумеется...
– А меня беспокоит, – безмятежно ответила Паола, слегка сдвинув брови. – Когда два непредсказуемых джентльмена столь страстно бранятся, лучше знать причину, дабы случайно не попасть под горячую руку.
– Ах, ну разве что так, – невозмутимо согласилась я и шагнула к двери. Уже прикоснувшись к ручке, остановилась и обернулась: – Скажите, Паола, у меня достаточно бледный вид?
Взгляд у неё стал придирчивый, подозрительный, как у старика-ювелира, который заполучил особенно редкий драгоценный камень – увы, от ненадёжного поставщика.
– За леди Смерть вас примут вряд ли, а вот за призрак аскетичной монахини, что девяносто лет питалась одними кореньями и света солнечного не видела, вы сойдёте, без сомнений.
Удовлетворившись этим весьма суровым вердиктом, я кивнула:
– Что ж, тогда можно надеяться, что Эллис не станет усердствовать с нотациями, – и храбро толкнула дверь.
Звуки голосов стали громче.
Похоже, детектив и хозяин дома бранились не столь далеко, как можно было подумать – самое большое, этажом ниже, в открытой комнате. Тем лучше: не придётся стучать и, таким образом, предупреждать о себе. А внезапное появление нового действующего лица делает пьесу более интересной, запутывает детективную историю – и, что важнее, остужает горячие головы спорщиков.
