Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 106 (всего у книги 139 страниц)
– Да лицо уж больно знакомое, – ворчливо отозвался Лайзо, присаживаясь на подлокотник моего кресла. – Стал вспоминать, и вдруг… Что вы так смотрите? Нельзя?
Взгляд у него стал настолько лукавым, что у меня не осталось душевных сил хорошенько рассердиться. С показной холодностью я указала ему веером на колченогий стул с жёсткой спинкой, прислонённый к шкафу.
Мэдди хихикнула в ладошку.
– Вижу, вы в прекрасном настроении, – вздохнула я. Лайзо без споров уселся на стул, правда, задом наперёд, развернув его спинкой ко мне. – Даже не догадываюсь о том, что же вас так развеселило. Но, право, воздержитесь от вольностей. Я чувствую, разумеется, что сейчас вы не желали делать ничего, что задело бы мою честь… или гордость. И, разумеется, вы не собирались насмехаться надо мною. Не могу не признать, что прошедший год меня сильно изменил, во многом из-за Эллиса… Сейчас я уже чаще всего лишь следую правилам, а не чувствую, как правильно. Вы же делаете всё, чтобы я окончательно перестала ощущать себя… леди. И уважать.
Я договорила и умолкла, ошеломлённая собственной речью. Мне всего-то хотелось сделать ему замечание, поставить на место, как обычно, раз уж он решил демонстративно перейти черту, причём в присутствии Мадлен… Но потом словно накатило что-то, неудержимая волна обиды на саму себя, на него, на правила; затем – стыд и растерянность.
Лайзо тоже был удивлён, кажется. По крайней мере, лицо его утратило простоватое выражение, обычное в таких ситуациях. Он вновь стал похож на лётчика или путешественника, а не на слишком нахального слугу.
Вдруг моего плеча что-то коснулось. Я вздрогнула, обернулась и встретилась взглядом с Мадлен, серьёзной и немного испуганной. Она успокаивающе погладила меня по руке – и встала за спинкой кресла, как неподкупный страж.
– Простите, я забылся, – произнёс Лайзо странным голосом, более глубоким и низким, чем всегда. – Не думал, что вы воспринимаете это… подобным образом.
«Я и сама не знала!» – хотелось воскликнуть. Но я сдержалась, потому что осознала внезапно: это правда. Когда он приближался ко мне, когда брал за руку, звал по имени, смотрел в глаза… или, как сейчас, вдруг делал что-то невообразимое совершенно естественно, то правила и законы отступали. И образ леди Милдред, тот идеал, которому я следовала, растворялся без следа, а вместо него возникала незнакомка.
И эта незнакомка… пугала.
В ту самую первую встречу она взяла верх всего на одно мгновение – достаточно, чтобы машинально поправить причёску и приветливо улыбнуться в безрассудном стремлении понравиться. А леди, «та, что внутри», испугалась – и резко сказала «нет».
И что же… теперь?
Что со мной происходило, в конце концов?
– Не стоит беспокоиться, – заставила я себя улыбнуться, потому что пауза затягивалась, а Лайзо… Лайзо продолжал смотреть. И, кажется, видел меня насквозь. – День был долгим и очень утомительным. Тем не менее, я с нетерпением жду вашего рассказа. К слову, Эллис закончил исследовать медвежью шкуру?
Лайзо помедлил с ответом. А когда заговорил, то голос и манера речи сильно отличались от того, что я привыкла слышать. Так, словно передо мною вдруг оказался совсем другой человек, незнакомый и немного пугающий.
– Да, около получаса назад. И его догадки подтвердились. Аклтон рассказывал, что Джон Кирни раскопал в завале шкуру медведя с целой головой и устроил розыгрыш. Что потом стало с находкой, неизвестно. Однако та шкура, в которой Джон Кирни бежал через холмы, совсем другая. Во-первых, она ухоженная. Во-вторых, до недавнего времени она висела на стене как украшение – Эллис нашёл крепления на внутренней стороне. В-третьих, – Лайзо позволил себе усмешку, – мех до сих пор немного пахнет лавандой, хотя он был испачкан изнутри смесью из жира и сажи, а затем пролежал в сугробе целую ночь. Значит, за мехом ухаживали. И он никак не мог быть той самой шкурой, найденной в развалинах.
– Наблюдение интересное, – кивнула я. В затылке появилась странная лёгкость, как перед обмороком. Лайзо продолжал смотреть мне в глаза, и из чистого упрямства я не отводила взгляда, хотя чувствовала себя всё более неловко. – Но что из этого следует?
Мадлен вновь коснулась моего плеча, привлекая внимание, и тихо произнесла:
– Редкость.
Губы Лайзо дрогнули в улыбке.
– Не зря он тебя заметил. Да, Эллис тоже так думает. Хорошо выделанная медвежья шкура – большая редкость в этих краях. Найдём, кому она принадлежит – отыщем и убийцу. Или хотя бы след.
Я пожала плечами.
– Тогда стоит расспросить жителей деревни… Одного не могу понять – зачем вообще нужно было устраивать маскарад со звериной шкурой? Неужели нет более действенных способов убить человека?
Лайзо наконец опустил ресницы. Я глубоко вздохнула, отводя взгляд в сторону, и только тогда поняла, как напряжена была последнюю минуту. Грудную клетку словно стискивало невидимым железным обручем.
Огонёк в керосиновой лампе мигнул, хотя никакой сквозняк не мог, разумеется, проникнуть сквозь толстое стекло. Полумрак сгустился, и его иллюзорная тяжесть стала ощущаться вполне отчётливо. Стены сдвинулись и накренились… Я на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, то всё было по-прежнему, только к запаху старого дерева и ткани добавился едва заметный аромат вербены.
– Способы есть, – ответил Лайзо. – Но способ – это инструмент. Если вам нужен том с верхней полки, вы можете подойти и взять его сами. Или приказать слуге. Или попросить родственника либо друга. Или состроить невинно-беспомощный вид, бросая взгляды в сторону полки, чтоб поклонник сам догадался, как вам лучше услужить. Вы сопоставляете цель с теми средствами, которые имеются в вашем распоряжении… и выбираете единственно верный способ. Если прибегнуть к ошибочному способу, то все усилия на протяжении очень и очень долгого времени пойдут прахом.
Меня пробрало холодком.
Рассуждения были безупречно логичными и, пожалуй, сухими. Ни лишних эмоций, ни нравоучительных интонаций… Однако я отчётливо понимала, что за ними стоит что-то ещё. Не только размышления о том, почему Джона Кирни довели до гибели столь необычным способом, но и нечто глубоко личное.
– Кирни кто-то пытался убедить, что он становится оборотнем, – произнесла я очевидное только для того, чтобы не молчать.
– Эллис уже говорил об этом, – подтвердил Лайзо. У меня словно холодный комок в груди образовался; отчаянно не хватало привычных народно-просторечных интонаций и словечек. Насколько же такая мелочь, оказывается, делала любую беседу легче и непринуждённее! Словно раньше я ощущала прикосновения сквозь тёплую осеннюю перчатку, а теперь – уязвимой, голой рукой. – Но цели у убийцы могли быть и другие. Например, выставить Кирни сумасшедшим перед несуеверной частью деревенских жителей. А суеверную…
– …убедить в существовании колдовства? – подхватила я, заставляя себя увлечься логическими размышлениями. Это помогало отвлечься от неясно-тревожного ощущения.
Мадлен сжала моё плечо. Я машинально нащупала её руку и накрыла своей.
– Именно, – улыбнулся Лайзо. Черты его лица сейчас казались необычайно чёткими и ясными, как будто раньше они были закрыты пеленой, которая теперь рассеялась. – Поэтому Эллис предположил, что, во-первых, преступник – один из тех, кто никак не связан с розыгрышем Кирни, потому что такая яркая и подозрительная смерть явно отвлекает внимание от неких малозаметных, но важных деталей. Во-вторых, преступник богат. В-третьих, он живёт весьма уединённо, потому что если бы у него в доме часто бывали гости, то опознать найденную шкуру стало бы легче лёгкого.
Тут я действительно задумалась, вспоминая прошедший день. Мэдди еле слышно выдохнула в унисон моим мыслям:
– Колдун.
– Мистер Блаузи? Да, он достаточно состоятелен, – согласилась я. – И вряд ли к нему часто заходят приятели. Что скажете… – я запнулась, но заставила себя произнести, как и раньше, не сбиваясь на фамилию: – …Лайзо?
Он вздрогнул, словно не ожидал этого услышать – а может, то просто была игра теней и света – и произнёс многозначительно:
– Роберт не так прост, как может показаться. Действительно, талантливый человек. Хотя и не настолько, как ему самому хочется думать.
У меня вырвался вздох. До сих пор сложно было разговаривать о всякой мистической чепухе так, словно она действительно существовала.
«Мистика существует, – из чистого упрямства поправила я саму себя. – И это, к сожалению, не чепуха».
– Вы имеете в виду колдовство?
Нахмурившись, Лайзо провёл рукой по волосам, как будто снимал паутину.
– В том числе. У Роберта Блаузи очень точные предчувствия. Но он пытается заглянуть в те сферы, где есть только мрак и грязь. Подобные действия не проходят без последствий, уж поверьте, – вдруг усмехнулся он, и я ощутила ледяной укол необъяснимого страха.
– Судите по своему опыту? – вырвалось у меня невольно.
– Да. Желаете побеседовать об этом? – поинтересовался он, глядя почему-то на Мадлен.
– Нет, – поспешила ответить я, как никогда ощущая себя именно благоразумной леди.
– Вот и прекрасно, – снова улыбнулся Лайзо краешками губ. Глаза его оставались тёмными. – Ещё, пока я не забыл… Эллис уверен, что завтра к вам под каким-то предлогом обратится мистер Лоринг и пригласит на обед. Не отказывайтесь и обязательно возьмите Эллиса с собой. Мы же, начиная с этой ночи, перебираемся в дом вдовы Янгер. Мистер Аклтон знает, где это. Сообщите либо через него, либо через Лиама, если Лоринг пригласит вас, когда Эллиса рядом не будет. У вдовы больной брат на попечении и пятеро детей, – добавил он зачем-то.
– Похоже, дом у неё громадный, если с такой большой семьёй остаётся ещё несколько пустых комнат.
– Не остаётся. Но миссис Янгер нужны деньги, а Эллису – надёжные свидетели, расположенные к разговору. К слову, Виржиния… Вы мне ни о чём не хотите рассказать? – спросил он внезапно.
Я сперва растерялась, а затем вспомнила сон, который приснился мне сегодня – и коротко изложила его.
– Значит, руки… – задумчиво протянул Лайзо. – Хорошо, я тоже присмотрюсь. Но вам не стоит больше делать подобное в одиночку. Я, конечно, мало разбираюсь в колдовских снах, но вижу, что они опасны. Если захотите попробовать снова, то пусть кто-нибудь сядет у кровати и разбудит вас, если заметит что-то подозрительное.
– Кто-то… Мадлен? – обернулась я к подруге. Она охотно закивала, хотя с лица её не сходило обеспокоенное выражение.
Лайзо никак на это не ответил. А когда я вновь посмотрела на него – спустя всего несколько секунд! – он уже стоял в дверях.
– Доброй ночи, Виржиния. И будьте осторожны.
– Вы тоже, – эхом откликнулась я.
Как только дверь захлопнулась, силы мне отказали. Я в изнеможении откинулась в кресле, уже не заботясь об идеальной осанке или внешнем виде.
Что-то подсказывало мне, что только что остался позади некий важный поворот, точка перелома. И к расследованию он не имел ни малейшего отношения.
Ночь прошла спокойно. Лишь однажды, уже под утро, Мадлен разбудила меня и попыталась объяснить, зачем – наполовину на языке жестов, наполовину словами. Оказалось, что во сне я вдруг начала говорить, неразборчиво, но определённо с испугом и недовольством. В памяти, к сожалению, ничего не отложилось, кроме смутного образа погони в темноте… или бегства?
Так или иначе, я выпила воды, успокоила Мэдди, накрылась одеялом с головой – и благополучно уснула, пробудившись в следующий раз уже после рассвета.
Несмотря на короткую перепалку с Эллисом минувшим вечером, миссис Аклтон пребывала в прекрасном расположении духа. Возможно, именно потому, что столь неприятный для неё гость предпочёл завтрак у вдовы Янгер. Накануне, к слову, я совершенно позабыла дать указания относительно меню на утро и сперва опасалась, что нам придётся довольствоваться традиционными, чересчур сытными кушаньями, вроде фасоли в томатном соусе с яичницей, обжаренными грибами, беконом и деревенскими сосисками. Однако миссис Аклтон, к счастью, вспомнила, что у городских жителей гораздо более нежные желудки.
В итоге на завтрак подали молочную овсянку с мёдом и фруктами, сладкие завитки из слоёного теста с орехами, джем из ежевики и, специально для Кеннета и Чарльза, молочный пудинг.
Всё было превосходно, кроме кофе; его миссис Аклтон безнадёжно испортила, а потому мне пришлось отправить на кухню Мэдди – спасать положение.
Сразу после завтрака Клэр куда-то исчез, предусмотрительно определив Джула в помощники к Паоле Мариани. Мне это, впрочем, было только на руку. Вряд ли бы дядя одобрил планы выступить перед рабочими с воодушевляющей речью. Я же, напротив, считала свою идею весьма удачной. Мы с Мадлен до полудня ещё раз перечитали газетные заметки и подробнее изучили доклад о суевериях и мистических происшествиях. Затем я выступила перед нею с речью. Мэдди старалась всячески изображать недоверие и злость. Она кривилась, насмешничала и задавала – с помощью блокнота, конечно – на редкость каверзные вопросы.
Словом, представление получилось незабываемое.
В полдень в двери коттеджа постучался мистер Панч – время пришло.
Ещё на середине подъёма на холм я услышала гул множества голосов. Сперва даже показалось, что их было несколько десятков. Но затем стало ясно, что говорят от силы человек пятнадцать, просто очень громко и напористо. Больше всего это напоминало спор, который вот-вот должен перерасти в свару. Но в основе лежал… страх?
– Неужели они действительно верят в проклятия и духов? – пробормотала я, машинально опираясь на локоть Мадлен сильнее, чем следовало бы.
– Боюсь, что так, миледи, – ровным голосом отозвался мистер Панч. – После смерти Джона Кирни слухов стало ещё больше. Однако уповаю на ваше красноречие, которое с завидной периодичностью прославляют бромлинские газеты.
– Благодарю за комплимент, – кивнула я и улыбнулась, хотя теперь не чувствовала себя такой уж уверенной.
Разномастная толпа рабочих показалась задолго до того, как закончился подъём. От нервного напряжения зрение у меня стало острее. Даже со значительного расстояния я видела, как отличаются эти люди друг от друга. Одежда была тёмных, скучных оттенков – линяло-чёрный, серый и коричневый. Однако некоторые из пришедших выглядели аккуратно, а облик их носил следы женской заботы. Другие, кажется, впопыхах напялили на себя первое, что подвернулось под руку. У одного из рабочих, весьма немолодого мужчины с неопрятными седыми космами, овчинный плащ был заляпан спереди чем-то настолько отвратительным, что у меня к горлу подкатила тошнота. И этот неряха горячо втолковывал что-то долговязому щёголю с тоненькой козлиной бородкой, а тот лишь с интересом кивал в ответ! Но особенно выделялся один юноша, высокий и плечистый, как цирковой атлет. Он сидел немного в стороне, рисовал прутиком на снегу и громко напевал:
– Сундук в стене, сундук в стене… А что в сундуке? Смерть твоя! У-у-у! – и так слова и снова, до бесконечности.
Наверное, я побледнела, потому что даже непоколебимо-равнодушный обычно мистер Панч поспешил меня успокоить:
– Это Руперт, местный дурачок. Он прекрасный резчик по дереву, исполнительный работник, однако разум его в тумане. Не обращайте внимания.
Откровенно говоря, после этих слов я ощутила ещё большую тревогу. Ни один из встреченных до сих пор безумцев не принёс мне ничего хорошего. Начиная с парикмахера-убийцы и заканчивая несчастной женой Лилового Душителя, каждый сумасшедший был по-своему опасен. И появление нового персонажа в моей личной галерее ужасов явилось точно знак грядущей потери…
И тут, словно подслушав мои мысли, Руперт вскинул голову, широко улыбнулся – и закричал:
– Идёт, идёт! У, важная – аж в сугроб просится. Макнуть, что ли?
Рабочие стали оборачиваться. Кто-то рассмеялся, кто-то пихнул соседа в бок локтём и принялся нашёптывать нечто явно неприятное для меня. Я повторила про себя начало заготовленной речи… мысленно скомкала её и бросила в мусорное ведро.
Да поможет мне святой Кир Эйвонский, но таким людям логические доводы ни к чему.
– Господа! – громко произнесла я и прикоснулась к полям шляпки, словно вглядываясь вдаль. – Мне тут обещали призраков, проклятия и страшные опасности… Но, похоже, самое ужасное, что есть на этом холме – сугробы. И колючий шиповник под сугробами, – добавила я, словно в раздумьях.
Воцарилась тишина. А затем долговязый щёголь с козлиной бородкой задрал лицо и тоненько, коротко рассмеялся. Следом за ним заулыбались и другие, кто подобострастно, кто с вызовом, кто словно делая мне одолжение. Руперт задумался на секунду, затем подхватился – и длинными прыжками помчался вниз по склону, к зарослям.
А щёголь, ловко проскочив между другими рабочими, подбежал ко мне и склонился, едва не переломившись пополам:
– Огастин Меррит, к вашим услугам. Очень польщён визитом, очень. Я здешний казначей, приехал из Порт-Бейли, по рекомендации мистера Панча. В деревне у меня тётка, вот совпадение, правда?
Он был весь какой-то липкий на вид – лицо, руки, мысли, улыбка… Я вежливо улыбнулась в ответ, радуясь про себя, что он ни под каким предлогом не может до меня дотронуться, и ответила:
– О, вот как? Это очень хорошо. Значит, вы одновременно и местный житель, и человек со стороны – с трезвым, незамутнённым взглядом. Потому мне хотелось бы узнать… Не только у вас, впрочем, а у всех, кто любезно согласился прийти сюда по моей просьбе, – повысила я голос, чтобы и остальные рабочие услышали. – Почему остановилась работа? Что вас беспокоит? Что мешает? Говорите, пожалуйста. Моя обязанность как графини Эверсан-Валтер – выслушать всё и, по возможности, избавить вас от затруднений.
Тот самый неопрятный мужчина в овечьем плаще посмотрел на меня исподлобья, звучно харкнул, сплюнул и скривился:
– Это ты что сделаешь, а? Призраков подолом разгонишь?
Приземистый мужчина, одетый в целую гору свитеров и накидок, толкнул в бок своего приятеля; тот заулыбался и еле слышно ответил; ясно было слышно только слово «красивая». Шепотки множились, множились…
Я улыбнулась в лучших традициях «Старого гнезда», а затем громко сказала:
– Подолом? Когда это Валтеры так поступали? Мой дед – генерал, и его дед тоже был военным, и все предки до Небеса знают какого колена…У нас, Валтеров, другой метод.
С этими словами я достала из ридикюля револьвер, который взяла с собою просто на всякий случай, взвела курок, подняла руку к небу… и, когда взгляды устремились на меня, выстрелила.
Грохот получился оглушительный.
– Святая Генриетта… – прошептал неряха в грязном плаще, осеняя себя священным кругом.
А я в наступившей тишине произнесла, негромко, но веско, хотя руки у меня дрожали:
– Вот так Валтеры решают проблемы. Для того я и приехала. А теперь, прошу, расскажите поподробнее, что вас беспокоит.
Конечно, это был спорный ход. Мужчину, стреляющего в воздух, чтобы привлечь внимание, и тотчас бы обозвали самодуром. От женщины подобных действий не ожидали вовсе, а потому удивление и растерянность пока брали верх над гневом. Но вскоре настроения могли развернуться в противоположную сторону, потому что за собственный страх, за минуту слабости люди обычно мстят тому, кто сумел их напугать.
Значит, после столь яркой демонстрации жёсткости стоило немедля уверить почтенную публику, что на самом деле я создание нежное и исключительно доброе, а сердиться на меня – занятие, недостойное настоящего мужчины.
– Призраки, мэм, – робко произнёс один из рабочих, худощавый и смуглый юноша, явно состоящий в родстве с гипси. – Они мешают разбирать завалы. Пугают…
Я незаметно перевела дух. Да, «призраки» были меньшей из проблем, особенно если в донесении мистер Панч написал правду.
– Пугают? – переспросила я задумчивым голосом. – И как же? Шумят, может быть?
Сразу несколько человек закивали, а ответил всё тот же неопрятный мужчина в овчинном плаще:
– А как же! К вечеру чаще. Как солнце вниз покатится – так и начинают завывать.
Я едва сдержала улыбку. Пока всё шло по плану.
– Завывать? И не могли бы вы описать эти звуки, мистер… гм?
– Хэмстер меня звать, – неохотно представился неряха, но на вопрос ответил: – Звук… Ну, как если бы одновременно ветер под стрехой дул и кошка этак злобно ворчала. Не то стон, не то вой, не то человечий голос… Нет, человеку такого в жисть не выдумать.
– Как интересно! – воскликнула я и с беспомощным видом оглянулась на остальных рабочих: – Но, признаться, воображение мне отказывает. Может, кто-то сумеет изобразить этот странный звук? Хотя бы приблизительно.
Мистер Панч едва заметно усмехнулся – кажется, он понял, к чему я веду. Рабочие же сперва переглядывались и кивали друг на друга, но затем один из них, тот самый юноша, похожий на гипси, решился:
– Можно, я попробую? – так же несмело, как в первый раз, предложил он – и, запрокинув голову, смешно и тоненько завыл.
Толпа в ответ грохнула хохотом. Юноша, впрочем, не сильно расстроился. Он краснел, но улыбался – похоже, то была не первая его подобная выходка, и роль шута ему очень нравилась.
– Ну, ты даёшь, Джек, – наконец хлопнул его по плечу высокий мужчина с рыжими волосами, лицом напоминающий сурового мопса. – Послушай, как надо, – добавил он – и сам попытался изобразить нужный звук.
На сей раз свист, переходящий в утробный вой, показался гораздо страшнее. И не только мне: рабочие посерьёзнели, реже стали раздаваться смешки. Джек осторожно заметил, что звук похож, но не совсем. Рыжий великан в ответ переспросил, как, по его мнению, добиться большего сходства… Разумеется, в несколько более грубых выражениях, но смысл, кажется, был именно такой.
Завязался спор.
Седой неряха по фамилии Хэмстер держался до последнего – наблюдал осуждающе, жевал табак и делал вид, что до всяких там азартных дурней ему дела нет. Но под конец не выдержал и ввязался в обсуждение, на ходу извлекая из кармана детскую глиняную свистульку. И, спустя четверть часа, общими усилиями честная компания сумела изобразить звук, который удовлетворил всех.
– Вот, – прокряхтел рыжий великан, которого, как я уже успела узнать, звали Хельгом Эрикссоном – странное, чужеземное имя, доставшееся ему от деда-нортландца. – Вот точно такой звук и был.
– Как интересно, – распахнула я глаза, немного жалея о том, что не могу сейчас жеманно прикрыть губы веером, подобно леди Вайтберри. – Получается, совершенно обычные люди сумели вот так просто воспроизвести, как вы выразились, «не человечий голос». А что мешало бы злоумышленнику, который пожелал бы сорвать работы, точно так же изобразить вой призрака?
Глаза у мистера Меррита забегали. Он отступил от меня на шаг и слегка наклонил голову, словно приглядываясь к огромной спящей собаке: проснётся? Облает? Или укусит?
– Так, истинно так… Но зачем бы кому-нибудь понадобилось это делать?
Мы с Мадлен удовлетворённо переглянулись – вопросы, которые она мне задавала перед выходом, определённо пригодились.
– Очень просто. Мистер Панч, нанимали рабочих вы с мистером Спенсером, верно?
– С его помощником, миледи, – улыбнулся адвокат, прекрасно понимая, к чему я веду.
– Оплата щедрая? – обратилась я уже к рабочим.
– А то! – горячо откликнулся Эрикссон. – За зимние работы в два раза больше против обычного дали… Постойте-ка. Кажись, я понял. Это что, кто-то на зависть изошёл, что ли?
– Люди и из-за меньшего идут на подлость, – скромно опустила я взгляд. – Наверное, отец Адам не раз предупреждал вас об этом в проповедях.
– Было дело! – крикнул кто-то из толпы, и тут все загомонили разом, припоминая и подозрительные следы на заснеженных склонах, и сплетни о духах, которые уж слишком вовремя разошлись в пабах по обе стороны реки…
«Всё-таки Эллис был прав, – подумалось мне. – Позволь человеку самому высказать „правильную“ догадку, и он поверит в неё быстрее, чем если бы его стал убеждать целый хор профессоров и святых праведников».
– Похоже, что с голосами духов мы разобрались, – произнесла я чуть погромче, привлекая к себе внимание. Благо после выстрела из револьвера к моим словам прислушивались даже более чутко, чем заслуживала бы даже самая придирчивая хозяйка и нанимательница. – А что ещё загадочного происходило во время работ? Мы, аксонцы, народ храбрый и упорный; не верится, что нас можно напугать только одним воем, пусть и страшным. Скорее поверю, что при первых звуках у вас появилось желание схватиться за вилы.
Шутка была, откровенно говоря, не самая остроумная. Однако многие приняли её за чистую монету и сочли комплиментом. Лишь несколько человек продолжали поглядывать на меня с недоверием, в том числе Хэмстер. Но ответил, к моему удивлению, именно он.
– Всякое случалось. Вот раз на стене в темноте буквы светиться начали – «мор». А аккурат на другой день мы все тут продри…
– Желудочную хворь перенесли, – поспешил вмешаться Огастин Меррит. Сахарное выражение лица у него исчезло начисто, зато появилась настороженная задумчивость.
– Было такое, – кивнул Эрикссон и почесал покрытый рыжей щетиной подбородок. – Но к обеду ближе. А с утра тянуло откуда-то гнилым запашком…
– Точно-точно! – поддакнул из задних рядов суховатый мужчина с большими, но очень красивыми ладонями. Под носом у него торчали, как приклеенные, чёрные тонкие усики вроде тех, что носили придворные щёголи в позапрошлом веке. – Не просто запашком. Дым был, прозрачный почти, но всё ж дым. Я ещё подумал тогда – кто это гнилушки жжёт?
– А светящиеся буквы объяснить и вовсе просто. Надпись делается с помощью особого состава, который на следующий день смывают реагентом… Так ведь говорил детектив из Бромли, знаменитый Эллис Норманн, да, мистер Панч? – обернулась я к адвокату.
– Истинно так, – кивнул он, забавляясь на свой манер.
Похожим образом мы сообща развенчали миф о камне, который раскололся сам собою – можно было расколоть его заранее, затем незаметно заложить крохотный заряд, который бы взорвался через минуту или две. Ничего мистического не отыскалось и в душераздирающем рассказе о цветных кругах на снегу: чего уж проще, высыпать краску из банки на верёвочке, забравшись на ветку дуба – как раз получатся круги, около которых нет человеческих следов. Как объяснить стук из-под земли, я не догадалась, но тут Джек робко предположил: «А не померещилось ли нам, ребятушки? Мы тогда уже пуганные были…». И Хэмстер вспомнил, что первым «стуки» расслышал покойный Рон Янгер, который в то время уже постоянно ходил пьяным.
– Что ж это получается, люди добрые? – оглядел Хельг Эрикссон руины замка уже другим, сосредоточенным и сердитым взглядом. – Нас что, дурить кто-то вздумал?
– Боюсь, что так, – вздохнула я печально.
Мэдди спрятала улыбку за краем рукава. А мистер Панч вдруг решил подыграть нам и пошутил по-своему:
– Причины остановки работы серьёзные, как я вижу. Но всё ещё сомневаюсь, не будет ли лучшим решением удержать из платы за каждый день простоя полную сумму…
Хэмстер, который как раз пытался пригвоздить меня к месту презрительно-подозрительным взглядом так и замер, по-глупому открыв рот. Комок табачной жвачки некрасиво вывалился рабочим под ноги. Казначей побледнел в прозелень и аккуратно двинул острым мыском сапога, присыпая отвратительное пятно снегом.
Однако моё настроение, кажется, не могли сейчас испортить даже самые мерзкие с виду предметы.
– Штрафы? Что вы, мистер Панч, – с деланной ласковостью укорила я адвоката. – Кто же прибегает к таким жестоким наказаниям с первого раза? К тому же эти, без сомнения, достойные люди сегодня же выйдут на работу, насколько я поняла.
– Вот хоть сей момент! – горячо откликнулся Хэмстер и утёр губы. – Только, это… за инструментом сбегаю!
Какой инструмент нужен при расчистке завалов, я не знала, однако благосклонно кивнула. И собиралась уже попрощаться и уйти, как меня окликнули из-за спины:
– Эй, ледяная леди!
Обращение было так созвучно с «леди Метель», что я вздрогнула, хотя голос узнала тотчас же: вернулся Руперт, местный сумасшедший и, по словам мистера Панча, талантливый резчик.
– Да, слушаю… – начала я говорить, оборачиваясь, и осеклась. В голове у меня успело промелькнуть с десяток вариантов того, зачем позвал меня деревенский дурачок, однако ни один не оказался верным.
– Вот, держи. На тебе, – белозубо заулыбался он – и щедро вывалил в подставленные ладони целую охапку ягод шиповника, вместе с высохшими листьями и колючими веточками. Большая часть ярко-красных глянцевых плодов просыпалась на дорогу.
Это было красиво, но тревожно – точно пятна свежей крови на снегу.
– Спасибо, – нашла я в себе силы поблагодарить дурачка. Он немного напоминал ребёнка – бесхитростного, доброго, иногда жестокого и очень большого. – Это, наверное, к чаю?
– У-у-м, – согласился Руперт, потешно вытянув губы трубочкой.
– Какой заботливый юноша, – похвалила я, вызывав множество улыбок среди рабочих – похоже, дурачка тут любили. И, поддавшись порыву, спросила вдруг: – А почему вы меня назвали «ледяной леди»? «Громовой» ещё куда ни шло, особенно после выстрела.
Мистер Меррит захихикал напоказ, демонстрируя, как ему нравятся мои шутки. Это уже начинало раздражать, особенно вкупе с осторожными повадками и слащавым выражением лица.
– А он сказал, что ты ледышка, а толстяк вон поправил нонче, что леди, – бесхитростно ответил Руперт, а у меня сердце пропустило удар: интуиция не подвела, с дурачком кто-то побеседовал совсем недавно и внушил лёгкую неприязнь к моей особе.
«К счастью, надолго внушения не хватило, если судить по неожиданному подарку», – подумала я, а вслух поинтересовалась:
– А «он» – это кто?
Руперт наморщил лоб, задвигал ушами… а затем развёл руками, виновато улыбаясь:
– Забыл. Хочешь, желудей нарву?
– Благодарю, не стоит, – вежливо отказалась я и поспешила отгородиться от него мистером Панчем. Всё же рослый, сильный и явно сумасшедший человек, находящийся так близко, изрядно меня нервировал. – О, уже так поздно… Нам с мисс Рич пора идти, к сожалению. Однако если у вас возникнут ещё хотя бы малейшие затруднения, то обращайтесь к моему адвокату. Или через мистера Аклстона – сразу ко мне, – обернулась я вновь к рабочим, особенно долгий взгляд подарив Хельгу Эрикссону. Этот человек показался мне наиболее благоразумным среди всех, за исключением Джека, которого, к сожалению, никто всерьёз не воспринимал.
– Обязательно обратимся, не извольте сомневаться, – со сладкой улыбкой пообещал Огастин Меррит, подходя ко мне с другой стороны. Мэдди тут же проворно юркнула между нами, неодобрительно посмотрев на него из-под полей шляпки. – Окажите честь и дозвольте мне сопроводить вас к деревне, леди Виржиния, – витиевато предложил он свою компанию.
Я бы предпочла сразу, пока не стёрлись из памяти важные детали, обсудить столь удачное выступление с Мадлен и с мистером Панчем, благо оставалось ещё несколько подозрительных моментов. Например, почему рабочие ничего не говорили о дубопоклонниках, самой известной здешней легенде? И отчего не упомянули ни разу о колдуне, о мистере Блаузи?
