Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 137 (всего у книги 139 страниц)
"Знаю, театр вы не любите, но от этого представления точно не откажетесь. Итак, впервые на сцене, увлекательная драма о любви, о зависти – и о глупости, потрясающей воображение.
Святой Кир, пошли мне терпения (зачёркнуто).
Единственное выступление состоится десятого февраля в особняке Шелли, примерно в первой половине дня. Без вас обещаю не начинать, вечером рассчитываю на чашку кофе с бренди и пирог.
Или бренди без кофе (зачёркнуто).
Спешите видеть и ужасаться.
Навсегда ваш,
уставший уже невыносимо,
когда же всё это кончится (зачёркнуто),
Эллис"
Приглашение заинтриговало меня, но ещё сильнее – едкие интонации детектива, почти на грани приличия, явное свидетельство крайнего утомления. И я догадывалась, что стало тому причиной. Нервные болезни недаром считаются чрезвычайно тяжёлыми и опасными; целый день работы, напряжённой и грязной, скажем, у прачки или горничной-на-все-руки, не принесёт столько вреда здоровью, сколько один час безобразного скандала. Только на моей памяти Эллису уже прежде случалось и проводить ночи без сна, и распутывать два сложнейших дела одновременно, но никогда прежде он не был вовлечён настолько лично. Роджер Шелли душил его – своим вниманием, уверенностью, что детектив накрепко привязан к этому странному семейству, и потому должен стать его частью – как друг ли, как незримый хранитель... как кто?
И какая безжалостная судьба вообще свела Эллиса с безумной миссис Шелли и её сыном, таким обаятельным, но пребывающим в плену навязчивых идей?
– Хочу знать, – пробормотала я, погружаясь всё глубже в сон. – Хочу... видеть.
Пустые глаза Валха; кладбище, по которому блуждают люди с фонарями; искажённое страданием лицо Абени; лопнувшие нити в ловце снов; запах вербены... Образы пронеслись перед внутренним взором – причудливые, гротескные, подобные ярмарочному балагану.
– И всё же, и всё же... – Шёпот доносился точно из противоположно угла комнаты, почти беззвучный, больше похожий на выдох. – Хочу знать.
Неразумное желание.
Я понимаю это, когда открываю глаза высоко над городом – узнаваемым и в то же время чужим, сшитым из лоскутов улиц и лет, дней, ночей, покатых крыш, из обезлюдевших зимних парков и тесных трущоб Смоки Халоу, выдыхающих смрад в июльский зной, из воспоминаний, из бездомных котов и детей, из смерти и снов.
...Впрочем, сны мне вполне подходят.
Мимо проносится незнакомка – юная, стройная, лёгкая, с непокорными каштановыми локонами, летящими по ветру. Петелька из её рукава цепляется за моё кольцо – розовый шёлк на серебряной розе; девушка исчезает в тумане хмурого осеннего Бромли, и нить натягивается, тихонько вызванивая: «Миранда, Миранда, только не оставайся с ним наедине». Потом раздаётся женский крик и почти одновременно – надрывный младенческий плач; они вторят друг другу, сплетаясь в одну мелодию неизбывного горя. Но только я собираюсь нырнуть следом за незнакомкой, как вдруг слышу знакомый голос с совершенно противоположной стороны.
– Мне тоже хотелось бы в это верить! Но сроки не сходятся. Куда подевался год?
Я выпускаю нить и без сил падаю на землю.
Здесь царит душное лето. В тени, за старой церковью на поваленном дереве сидят двое. Эллис совсем юный, неприлично худой; в его чёрных волосах – две асимметричные серебристые пряди, одна низко, над самым ухом, другая почти у макушки, и оттого он кажется ещё более легкомысленным, чем обычно. Отец Александр похож на себя нынешнего, лишь чуть моложе, и даже молоток в его руках – тот же, видно, опять церковные скамьи требуют починки.
– В приюте не осталось записей о том, когда точно тебя принесли, – говорит отец Александр, прищурившись на безмятежное летнее небо. – Да и Шелли мог ошибиться на полгода.
Лицо Эллиса становится ожесточённым; я холодею от страха и отступаю.
– Мне не нужна другая семья.
Он продолжает говорить, глядя сквозь меня. Я пячусь, пока не упираюсь спиной в стену, холодную и влажную, как в склепе. Место другое, и время тоже; за окном – проливной дождь, вокруг – цвета коричневые и зеленоватые, натёртый паркет блестит, массивный письменный стол внушает трепет, а низкие потолки готовы вот-вот рухнуть на плечи. Странный дом; отчего-то мне кажется, что я видела его иным, светлым.
И здесь – тоже Эллис, по-прежнему юный, одетый в великоватую форму «гуся». Неизменное кепи он комкает в кулаке. Напротив сидит за столом дородный мужчина, тёмный лицом и мыслями.
– Я хочу задать вам четыре вопроса, мистер Шелли, – говорит Эллис отстранённо и опускает взгляд. – Думаю, это справедливая плата за то, что я скрыл преступление и уберёг вашу супругу от виселицы.
На висках у мужчины напрягаются жилы, под кожей играют желваки.
– Спрашивайте.
– Знала ли ваша супруга человека, который украл медальон?
Мужчина хватается за собственный воротник; из глаз и ушей хлещет боль – алая, густая, как кровь.
– Знала очень близко. Но они не виделись почти двадцать лет.
Эллис медленно выдыхает. Седина ползёт по его волосам, пятнает их, как иней – окна в ночь на Сошествие.
– Сколько точно лет не выходила Миранда Клиффорд из дома?
– Около двух, по словам её отца. Я не расспрашивал, как вы понимаете. Я полюбил её такой, какая она есть.
Перед третьим вопросом Эллис прикусывает губу, чтобы совладать с чувствами. Темнота в комнате сгущается.
– Когда родился Роджер?
– Ему пятнадцать.
– Конечно, – бормочет Эллис. – Конечно, глупый вопрос. Значит, пятнадцать лет назад, и ещё год в положении, и ещё год на помолвку, и два года взаперти, итого – не хватает года... Простите, мистер Шелли. Последний вопрос: в медальоне были детские волосы?
Мужчина резко перегибается через стол, и я зажмуриваюсь в испуге, но уши зажать не успеваю, а потому слышу и звук оплеухи, и яростное «Да, да, и убирайтесь отсюда!».
Стены раздвигаются, за ними – туман, переплетение розовых шёлковых нитей, снова женский крик и детский плач. По правую руку – кабинет, залитый кровью, и Роджер, мальчишка пятнадцати лет; он сжался в комок и поскуливает. По левую руку – Миранда Клиффорд, раскачивающая пустую колыбель, Миранда Клиффорд, баюкающая медальон.
Летняя жара накрывает меня, как стеклянный колпак.
Эллис привалился плечом к отцу Александру; небо над ними выцветшее, белёсое, и тень от ветхой церкви не даёт ни прохлады, ни покоя.
– Не хочу знать, – повторяет Эллис, глядя перед собой. Глаза у него светлеют, точно у слепца. – Не хочу знать. Не надо.
Отец Александр молча треплет его по голове.
Когда я очнулась, было утро; ловец снов лежал на подушке, и в нём не осталось ни одной целой нити. Кажется, даже колдовство гипси не могло уже удержать мой дар в узде.
И сейчас я глубоко сожалела об этом.
Леди Милдред говорила мне, что есть тайны, которым лучше оставаться сокрытыми. Как она была права! Существуют знания, не предназначенные для утоления праздного любопытства; так лекарство, благотворное для больного, здоровому принесёт лишь вред. Теперь я понимала, что мучило Эллиса в доме Шелли, но с радостью возвратила бы прежнее неведение. И не столько ради собственного спокойствия, а потому что сознавала: подсмотреть нечто настолько личное, сокровенное – всё равно что совершить невольное предательство.
– Миледи будет спускаться к завтраку? – спросила Юджиния, чуть повысив голос.
Вероятно, она не в первый раз обращалась ко мне, и поэтому чувствовала себя неловко – это сквозило и в интонациях, и в самих словах.
– Нет, – ответила я, поколебавшись. С одной стороны, стоило пройти в столовую хотя бы затем, чтобы не возбуждать подозрений у Клэра, с другой – он наверняка бы понял, что со мною не всё в порядке, лишь раз взглянув на моё лицо. – Принеси чашку горячего шоколада прямо сюда. Я собираюсь уехать в кофейню пораньше и не хочу задерживаться. На улице половину ночи мяукала какая-то кошка, совершенно невозможно было уснуть, – пожаловалась я вскользь, перекладывая письма из одной стопки в другую.
Юджи просияла, решив, что проникла в тайну моего дурного настроения.
– Сию секунду, леди Виржиния! И про кошку, если пожелаете, я спрошу у садовника, чтоб она вас больше не беспокоила!
Я ощутила мимолётный укол совести при мысли о том, что теперь прислуга будет искать несуществующее животное. Вскоре Юджи возвратилась с горячим шоколадом, и первый же глоток действительно придал мне бодрости – и изрядно поднял настроение. Сон о прошлом Эллиса стал выцветать, блекнуть... Но день, начавшийся неудачно, просто не мог продолжиться хорошо, и спокойно отбыть в "Старое гнездо" мне не позволили.
В кабинет вошёл Клэр – без стука, точно хотел застигнуть меня за каким-нибудь неподобающим леди занятием.
– Доброе утро, – поприветствовала я его, внутренне собираясь; само дядино присутствие всегда было для меня сродни переписке с должниками или спорам о смете с придирчивым мистером Спенсером. – Какая неожиданность! Неужели вы решили пренебречь завтраком? Право, я беспокоюсь о вашем здоровье, ведь в такую сырую и мрачную погоду особенно важно поддерживать свои силы плотным...
Клэр, который до сих пор, казалось, пребывал мысленно где-то далеко, изволил почтить вниманием мой стол и полупустую чашку.
– ...плотным горячим шоколадом, – с убийственной серьёзностью закончил он фразу. – Если бы вы научились следовать хотя бы собственным советам, дорогая племянница, я бы гораздо меньше тревожился за вашу судьбу. Впрочем, я сейчас пришёл не затем, чтобы заняться словесным фехтованием.
– Даже так? – удивилась я. Прозвучало это не слишком вежливо и смиренно, однако дядя и бровью не повёл.
Он выдержал мучительную паузу, а затем улыбнулся светло и чарующе.
– Вы прекрасно выглядите, леди Виржиния. Всё больше вы похожи на свою мать, леди Эверсан, которую я всегда считал самой достойной и красивой из своих сестёр, хотя, разумеется, любил каждую. И, кстати, давно хотел сказать, что ваша разумная манера вести дела заслуживает высочайшей похвалы. Если тридцать лет назад главными женскими добродетелями были кротость и скромность, то теперь я бы добавил к ним рассудительность. И я уже готов взять назад излишне поспешные суждения насчёт прислуги: все в этом доме, от садовника до горничной, достойны только восхищения – и поведение, и трудолюбие, и даже облик их безупречен.
К концу его прочувствованной речи у меня в груди закололо.
– Признайтесь, дядя, – слабым голосом произнесла я, обмахиваясь веером. – Вы решили отомстить мне за розовое платье?
Некоторое время мы смотрели друг на друга одинаково непонимающе, осторожно – а потом он рассмеялся, а я вздохнула с облегчением.
"Что ж, хотя бы внезапное помешательство можно исключить", – пронеслось у меня в голове.
– На самом деле я собирался предложить вам сделку, – признался наконец Клэр и вдруг подался вперёд, опираясь на письменный стол. – Дорогая племянница, вы хотели бы купить один маленький, но весьма чистый паб на углу Мирор-Лейн? Большого дохода гарантировать не могу, но прибыль стабильная, хотя и небольшая. Кроме того, у меня уже есть на примете управляющий.
Сопоставить уже известные факты не составило труда.
Угрозы дяди Рэйвена, таинственные ночные дела Клэра и его поразительная готовность помочь мне с расследованием у Абигейл, костюмы у мальчиков Андервуд-Черри – явно более дорогие, чем мог бы обеспечить доход от скромной перчаточной лавки.
– Это связано с тем, чем вы занимались в последний месяц? – спросила я быстро.
– Да.
– И со словами маркиза Рокпорта о ваших вредных привычках?
– Увы.
– Что ж, – вздохнула я и указала ему на кресло напротив. – Прошу, присаживайтесь и рассказывайте. Насколько понимаю, дело семейное... Поэтому я на вашей стороне. Но не могу позволить себе действовать вслепую.
Клэр опустился в кресло и замер, механически разглаживая манжету; пальцы скользили вдоль запястья – плавно, почти без нажима, словно успокаивая.
– Надеюсь, это не будет выглядеть как оправдание, – скривился он вдруг. – Итак, скажу откровенно: я владелец того паба, и мне не хотелось бы его терять. Но сохранить статус-кво, к сожалению, не получится, потому что паб ценен не пятью сортами эля, а обществом, которое собирается в зале. Это в большинстве своём достойные джентльмены, весьма состоятельные, но, скажем так... азартные.
Ещё два года назад я бы, как и подобает тонко чувствующей леди, не поняла бы ровным счётом ничего. Но дружба с Эллисом меня изменила.
– Вы имеете в виду, что там есть нечто вроде клуба, где люди играют на деньги?
– Да, но не только, – неохотно ответил Клэр. – Некоторых особенно одарённых джентльменов, посещающих клуб, можно уговорить на партию-другую с человеком, который не слишком удачлив, зато языкаст без меры. И, разумеется, все эти достойные джентльмены делятся между собою новостями, которые им интересны.
– О не слишком удачливых и разговорчивых?
Я отвела взгляд в сторону, боясь выдать охватившее меня волнение. По рассказу выходило, что "джентльмены", состоящие в этом сомнительном клубе, во-первых, не всегда играли честно, а во-вторых, охотились за богатыми наследниками, разоряя их – и ради мести, и для приработка, сочетая пользу и приятное времяпрепровождение.
Так вот что за "вредные привычки" имел в виду дядя Рэйвен!
– В том числе. Я понимаю ваши чувства, дорогая племянница, – кисло улыбнулся Клэр. – Но не собираюсь каяться и просить прощения. Я делал то, что было необходимо, когда создавал клуб – и теперь делаю то, что необходимо, распуская его. Всему своё время. Кеннет и Чарльз взрослеют, и это не то наследство, которое я хотел бы оставить им. Мне потребовалось несколько недель, чтобы уладить некоторые сложности, но теперь паб на углу Мирор-Лейн – просто паб, и ничего больше.
Он говорил, всё сильнее наваливаясь на стол; край теперь упирался ему в грудь, но Клэр, кажется, ничего не замечал. Я глубоко вдохнула, ощущая в воздухе привкус дорогого вина, табака и сладкого цветочного аромата, немного напоминающего пьяные ночные розы Сэрана. Такому запаху тесно в кабинете холодного особняка – голову ведёт, и хочется согласиться со всем, что сказано.
Дядя Клэр был чрезвычайно убедителен... Интересно, досталось ли это свойство ему от рождения или пришло со временем? Жизнь у него выдалась нелёгкая. Он занимался не вполне честными делами, но поступал так ради семьи. И сейчас, когда отпала нужда в крайних мерах, отказался от них без сомнений.
– И почему вы хотите, чтобы я выкупила паб?
Он посмотрел мне прямо в глаза – без обычного своего томного или капризного выражения.
– Признаюсь откровенно: вы – лучший щит от опасного интереса маркиза Рокпорта. Он никогда не станет вытаскивать из могилы мои "вредные привычки", если прах может попасть на край вашего подола. Окончательно разберусь с клубом и его, гм, последствиями, я в течение полугода. Разумнее было бы избавиться и от самого паба... Однако он мне дорог. И наследство мальчикам пригодится. Что-то мне подсказывает, что ещё через двадцать лет титул баронета, настоящий или сомнительный, будет цениться куда меньше капитала, – заключил он едко. – Что бы об этом ни думал мой покойный отец.
– Сейчас ему, полагаю, уже не до того. Покойные обычно не увлекаются пространными размышлениями, – позволила я себе рискованную шутку, чтобы разрядить обстановку.
И немного слукавила: вообще-то мне хорошо была известна одна мёртвая леди, склонная к туманным намёкам и пространным философским монологам.
– Он и при жизни думал непозволительно мало, – ворчливо заметил Клэр, сцепляя пальцы в замок. – Итак, племянница, что вы решили?
Колебалась я недолго.
– Сто хайрейнов и ни рейном больше. Не спешите возражать, – улыбнулась я, когда дядя гордо расправил плечи, явно намереваясь сказать какую-нибудь глупость, вроде того, что можно обойтись символической суммой – или даже без денег вовсе. – Заключать фиктивные сделки – не в моих правилах.
– И как же следует поступать в таком случае? – поинтересовался Клэр – по-деловому, надо отдать ему должное, без ехидства, хотя ситуация к тому располагала. – Да и если оценивать паб справедливо, то и ста хайрейнов будет мало.
Машинально я вытащила чистый лист из стопки и принялась набрасывать черновик договора, объясняя суть своей идеи.
– Всё зависит от деталей сделки. Во-первых, я назначу вас управляющим; мы с мистером Спенсером посоветуемся, как лучше это сделать. Долю от прибыли определите себе самостоятельно; меня устроит любая. Во-вторых, в договоре сделаем пометку, что паб перейдёт к братьям Андервуд-Черри, как только они достигнут совершеннолетия.
– В таком случае сумма выглядит резонной, – неохотно согласился Клэр. И добавил вдруг: – Но меня немного пугает, что до этого додумались вы, а не я.
– Зато я совершенно не разбираюсь в азартных играх, – пожала я плечами, польщённая.
Дядя вздрогнул и оглянулся, словно ожидал увидеть кого-то постороннего в кабинете.
– Не будем о картах, – пробормотал он. Я сделала вид, что ничего не услышала.
День заключения сделки мы назначили на одиннадцатое февраля – тогда как раз должен был приехать мистер Спенсер, чтобы обсудить некоторые текущие вопросы. Хорошенько же продумать условия я собиралась накануне, десятого числа.
Как легкомысленно с моей стороны!
Впрочем, тогда я и не подозревала, что случится в доме Шелли.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 31.12.2016
Мы отбыли из особняка на Спэрроу-плейс незадолго до полудня – я и Паола Мариани, разумеется, в сопровождении Лайзо. Вместо того чтоб отрывать гувернантку от дел, хотелось бы взять с собой Мэдди, но, во-первых, у неё нашлись дела и в «Старом гнезде», а во-вторых, ей сейчас явно не стоило встречаться с Эллисом. Разумеется, Лиам немного расстроился, что его любимая наставница уезжает до вечера, однако меня это беспокоило меньше всего.
– Мы нагрянем без приглашения, как обедневшие родственники к фермерам где-нибудь на севере Альбы, в дикой глуши, – произнесла я вполголоса, отвернувшись к окну.
Бромли, укутанный туманом, неспешно проплывал мимо; поворачивать домой было поздно, к сожалению. Затея детектива со "спектаклем" казалась мне всё более сомнительной.
– Правила следует соблюдать там, где их ценят, – спокойно возразила Паола – она прекрасно расслышала мою реплику, брошенную, скорее, с досады, для себя, нежели из желания завести беседу. – Иначе можно очутиться в положении одной леди, которая единственная пришла в тяжелом платье с корсетом на костюмированный бал в духе Древней Эльды, потому что лёгкий белый наряд с высокой талией представлялся ей неприличным.
– Возможно, – согласилась я неохотно. Разумеется, для Роджера Шелли не имело значения, была ли назначена встреча заранее – или вовсе не согласована; в конце концов, мы не на торжественный приём собирались. – Пожалуй, дело в том, что на самом деле мне совершенно не хочется ехать.
– Тогда вам стоило остаться дома, – уверенно заявила Паола, на мгновение напомнив мне волевым загорелым профилем небесную покровительницу правосудия из пресловутой Древней Эльды. – Любое дело, которое затевается в мрачном расположении духа, обречено на провал.
Я растерялась, не зная, что ответить. Конечно, она была права...
– Так-то оно так, но этот визит не вам нужен, – неожиданно вмешался Лайзо, который прежде не позволял себе лишнего в присутствии посторонних, изображая безупречного водителя. – А Эллису.
"Да, это ради Эллиса", – повторила я мысленно, положив конец собственным колебаниям.
У дома Шелли нас никто не встречал, но ворота были приветливо распахнуты. Лайзо подвёз нас к парадному крыльцу и оставил там. Небо тем временем немного расчистилось; в сплошном облачном полотне сперва наметились крохотные надрывы, затем прорехи разошлись – быстро, точно ветра там, в вышине, растаскивали их зубами в разные стороны. Не успели мы с Паолой подняться на вторую ступеньку, как двери дома приоткрылись, и наружу, ёжась, выскочил Роджер, одетый по-домашнему легко – тёмно-зелёный жилет из тонкой шерсти поверх рубашки явно грел недостаточно, чтоб долго оставаться на улице.
– Вы действительно приехали! – воскликнул он вместо приветствия, сбегая вниз. Оступился, коротко и неловко взмахнул руками, проскочил мимо нас, развернулся на полном ходу – и вскочил сразу на вторую ступеньку. – Эллис сказал правду, надо же!
– Мистер Норманн – практичный человек, а потому редко использует столь ненадёжный способ убеждения, как ложь, – улыбнулась я. – Добрый день, мистер Шелли. Я сегодня решила воспользоваться вашим любезным предложением – навещать миссис Шелли сколь угодно часто и без приглашения.
– И прекрасно! – с энтузиазмом воскликнул Роджер. – Прошу, проходите. Представляете, и миссис Прюн тоже заглянула! Правда, она что-то чувствует себя неважно, потому только сидит в гостиной и раскладывает свои карты, но матушка всё равно очень рада. В последнее время у нас столько гостей!
Кое-что в его интонациях мне не понравилось. Даже для эмоционального и открытого человека было слишком много экзальтации, и движения тоже выглядели неоправданно резкими. Казалось, ещё немного – и он взбежит прямо по стене от избытка сил. И, насколько я успела понять, наблюдая за Лиамом и мальчиками Андервуд-Черри, ничего хорошего это не сулило, потому что наступало такое состояние не от бодрости, а напротив, из-за крайнего нервного истощения.
Улучив момент, Паола легонько прикоснулась к моему рукаву и взглядом указала на Роджера. Я присмотрелась и вздрогнула: под глазами у него залегли тени, старящие лицо лет на десять. По контрасту с сияющей улыбкой впечатление создавалось жуткое; так мог бы выглядеть мертвец, по недоразумению разбуженный от вечного сна и приглашённый на коронацию, где недовольство выказывать попросту неприлично.
В холле Роджер сам помогал нам с пальто. На секунду я задумалась, куда же подевалась мисс Грунинг, но затем вспомнила о таинственной находке, обручальном кольце в горшке с цветком, и сообразила, что для служанки, скорее всего, дело добром не кончилось.
И почти не ошиблась.
В гостиной собрались почти все обитатели дома и гости. За низким столиком, больше напоминающем подставку для ног, сидели миссис Шелли и миссис Прюн, раскладывая пасьянс. В другом углу у окна стояла мисс Грунинг, которую приобнимал за плечи крепкий рыжий мужчина с мощными надбровными дугами, её дядя-повар, судя по одежде. Двое "гусей" нелепыми изваяниями торчали по бокам от кресла, явно не зная, куда себя девать. В центре комнаты прохаживался туда-сюда Эллис – усталый, взбудораженный и злой, в самом потрёпанном своём пиджаке, заштопанном на спине и на локтях.
– Наконец-то! – воскликнул детектив, увидев меня. – Что ж, теперь можем приступать. Тем более что началась эта история именно здесь, в гостиной, одним тихим зимним вечером. Миссис Шелли вышивала, а вы сидели подле и читали ей вслух книгу, покуда в комнату не постучалась мисс Грунинг и не спросила, невероятно смущаясь, не видели ли вы мисс Миллз. Верно? – обратился он к Роджеру.
Эллис явно говорил о том дне, когда убили служанку. "Гуси" несколько оживились – вероятно, их и позвали ради расследования, то ли как свидетелей, то ли для поддержки. Если убийцей окажется Эсме Грунинг, дядя наверняка не даст любимую племянницу в обиду...
– Он читал "Повесть о странствии к востоку", – неожиданно подала голос миссис Шелли; глаза у неё были на удивление ясные. – Если это важно, конечно.
– Да хоть житие святого Кира Эйвонского, благо путешествовал он не меньше того романца, который завязал торговлю с Чжанской Империей, – отмахнулся Эллис. – Что не мешало бы уточнить, так это положение мисс Миллз. Поначалу она также находилась в гостиной, затем вышла.
– Правильно, – кивнул Роджер и беспокойно оглянулся на мисс Грунинг. – Она подавала матушке нужные нитки. Но потом матушка пожаловалась на холод, и мисс Миллз вышла, то ли за чаем, то ли за чем-то ещё...
– За шалью, которую миссис Шелли забыла на кухне, – охотно подсказал Эллис. – Но к шали мы ещё вернёмся, и не раз, а пока... Пока пройдём, пожалуй, в другую комнату.
Я думала, что он скажет что-то вроде: "Представьте себя в таком-то месте" – и начнёт описывать обстановку. Но мы действительно покинули комнату, прошли по этажу и поднялись наверх, к пустующим спальням для гостей – все, кроме миссис Шелли и миссис Прюн. Хозяйка дома слишком увлеклась пасьянсом, а миссис Прюн не пожелала оставлять её без присмотра.
Комната, куда привёл нас Эллис, выглядела совершенно обыкновенной: преобладание голубого и синего в интерьере, кровать, камин, кресло и небольшой комод, запирающийся на ключ. Над массивной каминной полкой висела дурно исполненная картина, на которой волки рвали на части гончего пса.
Меня пробрало холодком.
– Чем же отличается эта гостевая спальня от двух других? – нараспев произнёс детектив, не успели мы все войти и разместиться. Мисс Грунинг с дядей снова забилась в угол; "гуси" встали у дверей, так, что прорваться наружу силой было теперь невозможно. – Ну, во-первых, здесь умерла мисс Миллз. А во-вторых – и это стало причиной для "во-первых" – мистер Шелли устроил здесь свою маленькую сокровищницу.
Эллис постучал каблуком по одной из половиц – и, поддев её прямо мыском ботинка, легко свернул на сторону.
– Дурацкий тайник, хуже не придумаешь, – решительно заявил он. – Особенно когда в доме есть служанка, питающая неизъяснимую слабость к воровству. Я о мисс Миллз говорю, разумеется, мисс Грунинг, не хмурьтесь, ваше время ещё не пришло. Так вот, про воровство... Мисс Миллз дважды выгоняли из других домов за премилую привычку: стащить какую-нибудь хозяйскую безделушку и перепрятать. Потом, разумеется, вернуть, причём оригинальным образом: серебряную брошь кинуть в суп и подать во время обеда, а вилку воткнуть в цветочный горшок. Тайник крайне глупый потому, что его не могла не обнаружить служанка, которой положено здесь убираться, – улыбнулся Эллис снисходительно. – Так и произошло. Но даже ей хватило рассудительности оставить на своём месте столь важные предметы, как револьвер мистера Шелли и обручальное кольцо для его будущей невесты. Полностью отказаться от искушения мисс Миллз, увы, не сумела. Иногда она улучала минутку, чтобы вернуться в эту комнату, вскрыть тайник и перебрать хозяйские сокровища. И в тот злополучный вечер она поступила так же: под предлогом того, что надо бы отыскать шаль миссис Шелли, мисс Миллз улизнула из гостиной и забралась сюда. Отодвинула половицу, достала кольцо... а дальше всё пошло наперекосяк.
Если бы я не наблюдала за мисс Грунинг, то не заметила бы, как на целое мгновение лицо её изуродовала животная, всепоглощающая ярость.
– Грхм, – неожиданно прочистил горло один из гусей, высокий усач. – А в протоколе это где у нас?
Только тогда я обратила внимание на то, что он держит пухлую стопку исписанных листов. А Эллис сразу поскучнел и произнёс уже почти нормальным голосом:
– Примерно на сорок девятой странице. Со слов "...обнаружен открытый тайник под половицей, а вокруг следующие предметы". Это описание комнаты – то, какой она была в тот день, когда здесь обнаружили тело, – пояснил он, посмотрев на меня. – Половица не повреждена – значит, мисс Миллз знала, как устроен тайник, и залезала туда отнюдь не впервые. Вещи вокруг были разложены аккуратно – связка писем, накладной воротник, монета с пробитым краем, револьвер. Когда человек ищет что-то конкретное, со всем остальным он обращается небрежно, как с хламом; любой вор оставляет после себя сущий разгром, забирая лишь ценные вещи, а хозяйский скарб разбрасывает, иногда даже и портит. А мисс Миллз любовалась сокровищами мистера Шелли, перебирала их, раскладывала вокруг... Да, кстати, кольцо ведь тоже было здесь? – быстро спросил он у Роджера.
– Да, – подтвердил тот – и улыбнулся, одними бледными губами; глаза его оставались серьёзными. – В бархатной коробке. Коробку нашли сразу, а вот обручальное кольцо...
– О нём позже, – с усмешкой перебил его Эллис. – Точнее, о том, где оно в итоге нашлось. Хоукс, а вы следите за протоколом, теперь нам нужна будет примерно девяносто восьмая страница, про кухню. Итак, среди сокровищ мисс Миллз обнаружила кольцо. И что же она сделала? Женщина, уже не юная, никогда не была замужем, весьма романтичная...
С Эсме Грунинг творилось уже что-то страшное. Она то бледнела, то краснела и не могла уже смотреть на Эллиса. Дядя обнимал её, позволяя спрятать лицо на своём плече, и мрачно сопел. В комнате словно бы стало душно; я стиснула пальцы, но веер, увы, остался в гостиной.
– Это лишь моё предположение, – заговорила Паола Мариани. – Но, скорее всего, мисс Миллз попыталась примерить кольцо.
– В точку! – воскликнул Эллис и сухо рассмеялся. Меня пробрала дрожь; теперь казалось, что он тоже ведёт себя ненормально, как пьяный... или как Роджер в худшие его минуты. – Она его примерила. Но узловатые пальцы служанки – не то же самое, что изящные, тонкие пальцы леди или джентльмена. Проще говоря, кольцо застряло. К счастью, народная молва знает два прекрасных средства, чтобы справиться с этой бедой – постное масло или мыло. И то, и другое имеется на кухне. Скажите, мистер Баррисон, ваша племянница помогала вам в тот день?
Рыжий повар засопел ещё громче, но ничего не ответил. А "гусь"-усач снова многозначительно кашлянул и зашелестел страницами протокола.
– Ну, вот тута было написано, что мисс Грунинг при нём находилась почти весь день. А здесь – что внизу убиралась. Противоречие, значит.
– Ложные показания, как всегда, – отмахнулся Эллис. – Некоторые люди, стараясь выгородить родственников, несут околесицу и не могут вовремя остановиться. Благо есть ещё и незаинтересованные свидетели. В частности, мясник, который снабжает Шелли, любезно сообщил, что именно в тот день мистер Баррисон заходил, чтобы забрать заранее оговоренный товар. Ну, а мисс Грунинг на правах родственницы, вероятно, осталась присматривать за стоящим на плите супом. По крайней мере, в тот момент, когда обнаружили погибшую служанку, повара в доме не было, а суп безобразно пригорел, и это тоже отражено в протоколе... Но вернёмся к мисс Миллз. Сначала она пыталась снять кольцо самостоятельно, однако не преуспела. И тогда она совершила непростительную ошибку – обратилась за помощью к своей, как она считала, подруге. К мисс Грунинг. Скажите, мисс Грунинг, – произнёс Эллис, сделав едва заметную паузу. Голос у него стал пугающе низким, тихим; я невольно подалась вперёд, ловя каждое слово. – Как давно вы влюблены в мистера Шелли?
Ярость, которую Эсме Грунинг до сих пор держала под спудом, вырвалась наконец наружу.
– Да что ты понимаешь! – закричала девушка, рыжей фурией кидаясь к Эллису. Один из "гусей" тут же шагнул ей навстречу, чтобы перехватить, но дядя-повар успел быстрее. Эсме царапала его руки, пытаясь ослабить хватку, и сучила ногами по полу. Сейчас она напоминала уже не человека, а змею или крысу, придавленную каблуком, и к горлу у меня подкатил ком. – Она! Она тыкала мне своей рукой в лицо, с этим кольцом, а я знаю, что это за кольцо! И все камни были в жире, жир тёк по её уродливой руке! Это кольцо должно было стать моё! Моё! На моём пальце оно бы не застряло!
