Текст книги "13 кофейных историй (СИ)"
Автор книги: Софья Ролдугина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 130 (всего у книги 139 страниц)
Нет. Разумеется, нет – показалось.
– Не он, к счастью, – вздохнул детектив, наливая себе кофе. – Горничную, Джудит Миллз, нашла племянница повара, девушка по имени Эсме Грунинг. Точнее, она первой заподозрила неладное. А обнаружили убитую в запертой изнутри, представьте, гостевой комнате, на кровати. И обстоятельства как-то не располагают к мыслям о самоубийстве – разбросанные вещи, хозяйский револьвер на полу. У жертвы разбита голова, а мизинец отрублен. Он, к слову, так и не нашёлся. Не иначе, убийца с собой забрал... Роджер – чудаковатый парень, не спорю, но отсечённые части тела – не по его части.
– Вы говорите это, потому что давно с ним знакомы? – предположила я, искоса взглянув на настенные часы.
Вскоре должна была вернуться Мэдди с моим пирожным... Значит, пора менять тему.
– Я говорю это, потому что Роджер при виде крови падает в обморок, как девица, – улыбнулся Эллис. – Но бравых "гусей" такой аргумент, увы, не убедит. У вас подозрительно сосредоточенный взгляд, Виржиния, – произнёс он вдруг, делая резкий поворот в беседе. – Не собираетесь ли вы устроить собственное расследование? Сомневаюсь, что ваш жених одобрит даже праздное любопытство, не говоря уже о чём-то большем.
За привычным шумом кофейни издали, из коридора между кухней и залом, донёсся лёгкий перестук каблучков. Я выбрала момент, когда детектив, пригубив чёрный кофе, потянулся за сахарницей, и задала самый важный вопрос за вечер:
– Когда вы наконец объяснитесь с Мадлен?
Надо отдать ему должное, он сумел удержать ложку и чашку не опрокинул. Но воздух втянул всё-таки слишком резко... и в руки взял отнюдь не сахарницу.
– Не о чем говорить, – произнёс детектив беспечно. Ложечка звякнула о край чашки. – Потому что ничего особенного не произошло.
– Вы мой друг, Эллис, – укоризненно вздохнула я, глядя только на него. Перестук каблуков смягчился, потонул в звуках, наполняющих "Старое гнездо". – А Мадлен – моя подруга. Мне больно видеть разлад между вами... Я думала, что вы испытываете к ней некое чувство.
– "Некое чувство"! – вздёрнул брови Эллис. Он быстро посмотрел на меня, отвёл глаза, сделал большой глоток кофе – так, словно и хотел ответить откровенно, и в то же время опасался. – Хорошо сказано! Вот бы ещё понять, что это за чувство такое. Не понимаю, что на вас нашло сегодня, Виржиния. Вы прямо как дуэнья.
– Дуэнья или нет, а добиваться руки Мадлен вы будете у меня, – парировала я.
Ни раздражения, ни неприязни в голосе детектива не было – только неловкость, очевидное желание похоронить опасную тему. Понятное для холостого джентльмена, в общем-то... Он облизнул губы, точно слова жгли ему язык, снова глотнул кофе.
– Почему вы уверены, что я буду?
Взгляд у Эллиса потемнел. У меня по спине пробежал холодок – выложить ли карты, обратить ли всё в шутку? Осторожность и чувство такта говорили помедлить, отступить, давая время на размышление. Но то, как детектив смотрел, как он составил вопрос – словно бы в надежде на опасный ответ... Это решило дело.
– Потому что вы любите её.
Уголки губ у него дрогнули.
– Я ничего подобного не сказал.
– Нет, – согласилась я с лёгкостью. – Но вы вместо сахара положили в свой кофе ложку соли. И уже почти выпили его.
Эллис закашлялся.
А у Мэдди, оказывается, было идеальное чувство времени. Потому что именно в это мгновение она, замершая за спиной детектива, сделала последние шаги, отчётливо стукнув каблуками, и поставила на стол тарелку.
– Ваш десерт, леди Виржиния. Через четверть часа, как велено.
Мадлен улыбалась бессовестно и озорно, и рыжие локоны плясали вокруг её лица, когда она выпрямилась – ах, слишком порывисто для скромной девицы, но вполне подобающе для той, что явно хотела пуститься в пляс прямо здесь и сейчас.
Когда она вернулась на кухню, Эллис наклонился ко мне через столешницу и шепнул доверительно:
– Признайтесь, вы для неё это всё говорили? Точнее, заставили говорить меня?
На скулах у него цвели красноватые пятна, однако взгляд был ясным и удивительно светлым, точно исчез какой-то невидимый груз, который прежде давил на плечи.
– Ради вас, – честно ответила я. – Теперь у вас есть безупречное оправдание: из-за праздного любопытства одной леди вы оказались в затруднительном положении и можете отныне идти только вперёд. Туда, куда действительно хотите.
Эллис расхохотался, привлекая внимание, кажется, всей кофейни. Наверняка подчинённые маркиза сегодня же доложат ему об этом возмутительном происшествии. Возможно, будут и иные, не столь безобидные последствия... Однако сейчас мне казалось, что я поступила правильно.
Мэдди ни словом, ни взглядом не дала понять, что она догадалась о моих намерениях и о том, что признание Эллиса было не случайным. Однако атмосфера в кофейне изменилась, точно вдруг в конце января началась весна. Стало светлее, свежее и точно повеяло ароматом цветущего сада – тёмно-красные розы в капельках росы, эмильские лесные фиалки, горьковатый жасмин и ветер с моря. Я, конечно, почти сразу поняла, что дело в марсовийских духах – тех самых, в тяжёлом флаконе из тёмного стекла, которыми Мадлен соблазнилась в Никее, когда мы неспешно возвращались через материк после карнавала в городе-на-воде. Однако прежде она только любовалась переливами света в гранях стекла.
А теперь душа её просила цветов.
О цветах думала и я, когда разбирала утреннюю корреспонденцию тремя днями позже. Конверт, который утром доставили от леди Абигейл, благоухал шиповником в сиропе – сладко и немного по-деревенски, точно окна её кабинета выходили в запущенный сад за Дэлингриджем.
Стоило подумать об этом, и с губ сорвался вздох. Никогда не тяготилась сумрачными, сырыми зимами в Бромли, но, святые Небеса, как же хочется теперь солнца и тепла!
Впрочем, погрузиться в бездну тоски по летним денькам мне не позволила работа. Юджиния, которую я посылала за дополнительным письменным прибором, наконец вернулась.
– Леди Виржиния, что ещё прикажете сделать? – спросила она, с предвкушением взглянув на стопку корреспонденции и сразу скромно потупив взор. Секретарские обязанности, как ни странно, пришлись ей весьма по вкусу.
– Возьми те письма, – указала я на специальную шкатулку для "кофейной" корреспонденции. – Они уже вскрыты, я их проглядела. Это касается посещения "Старого гнезда". Распредели просителей по датам в записной книге; если в письме настаивают на каком-то определённом дне, то учитывай это, если пожеланий нет – вписывай туда, где свободно. И составь короткие ответы, как обычно, я потом подпишу.
– Будет сделано, леди Виржиния! – радостно отозвалась Юджи, присаживаясь за другой конец стола, где я отвела для неё место. – А если на конверте крест зелёными чернилами?
– О, едва не забыла. Этим отказать, но мягко, как в образце номер четыре. У тебя ведь с собой тетрадь с письмами?
– Да, миледи.
Некоторое время мы работали, ни слова не произнося; каждая была занята своим делом. Я просматривала очередной отчёт по ремонту замка – с каждым месяцем он поглощал всё больше средств, точно взрослеющий обжора-великан из сказки. Мистер Спенсер любезно отметил те пункты, по которым можно сэкономить, однако даже в таком виде результат меня не устраивал. Юджи корпела над письмами, старательно водя механическим пером по бумаге, и хмурилась всё больше.
"Что-то не так?" – хотела спросить я, однако девочка нарушила молчание первой:
– Леди Виржиния, а что делать с двенадцатым февраля?
Вопрос, признаться, сбил меня с толку.
– Полагаю, ничего особенного. А что такое случилось?
– Больше половины гостей именно этот день указывают, – вздохнула она. – Уже и вписывать некуда, если завсегдатаев посчитать. Кому-то придётся отказать.
– Очень странно, – задумалась я. – Обычно бывает наоборот: в такие хмурые дни посетителей становится совсем мало... Может быть, дело в том, что двенадцатого февраля у меня день рождения? Право, больше ничего в голову не идёт.
Выражение лица у Юджи стало радостным, затем растерянным.
– Ой... Это ведь хорошо, да, леди Виржиния? То есть день рождения – это хорошо.
– Ничего особенного, – повторила я, пожимая плечами. – В том году пришлось устроить большой званый вечер, но вовсе не потому, что таково было моё желание. Просто мне исполнялось двадцать лет, маркиз складывал с себя обязанности опекуна... Имелись и другие причины, разумеется. Но нынче я, пожалуй, воздержусь от пышных празднований. – Взгляд сам собой обратился к отчёту о ремонте, где жирным коричневым карандашом были выделены лишние, с точки зрения мистера Спенсера, пункты. – Оставлю подобные удовольствия леди Абигейл. Она, без сомнения, устроит очередное незабываемое торжество в мае.
– А вы? – робко поинтересовалась Юджиния и порозовела.
Я вспомнила лёгкий аромат духов Мэдди – и улыбнулась.
– Возможно, украшу кофейню живыми цветами. Мне этого будет достаточно, а если высшему свету покажется, что графиня Эверсан-Валтер проявляет небрежение – что ж, тем хуже высшему свету. Порой хочется сделать что-то лишь для себя, Юджи. Так я и поступлю, а воплотить в жизнь чьи-то чужие представления о том, что правильно и нужно, можно и потом. Наверное. Очень нескоро.
Девушка наклонила голову, пряча смешок, а затем отважилась спросить:
– А какие цветы у вас любимые, леди Виржиния?
Наверное, в другое время я ответила бы иначе. Но сейчас голова всё ещё слегка кружилась от воспоминаний о Никее, от духов Мэдди и её солнечной улыбки...
– Эмильские фиалки.
После этого короткого разговора вкус к цифрам у меня пропал. Я наскоро составила ответ мистеру Спенсеру и перешла к письму от леди Абигейл, предвкушая нечто интересное.
И не ошиблась.
"Вчера меня навестила леди Эрлтон, – писала она. – И у неё весьма хорошие новости! Миссис Прюн – помните, мы говорили о ней? Очень достойная женщина! – навестила миссис Шелли и договорилась о визите. Нас ожидают завтра, в четыре часа, но миссис Прюн попросила о небольшом одолжении. Не могли бы вы сперва прибыть в мой особняк, дорогая леди Виржиния, примерно к половине третьего? Миссис Прюн хотела бы рассказать что-то важное о миссис Шелли и настаивает на личной встрече..."
Сказать, что просьба миссис Прюн удивила меня – значит, сильно преуменьшить. Однако я не видела причин отказываться, и потому занялась подготовкой к визиту. Уже сейчас, перед отъездом в кофейню, следовало бы отправить маркизу Рокпорту записку с уведомлением, затем подумать о наряде. С одной стороны, платье должно быть достаточно простым, чтобы не смутить миссис Шелли разницей в положении, с другой – не слишком ярким или светлым, потому что в доме только что произошло несчастье... Но и о себе забывать не стоит – не хочу появляться в чём-то старомодном или слишком тёмном.
...Юджи тщательно выводила отказ для неблагонадёжного мистера Бенджи, молодого и весьма докучливого повесы, повторяя шёпотом: "Эмильские фиалки, эмильские фиалки..."
"О, и вот ещё, – подумала я, чувствуя, что снова улыбаюсь – невольно. – Капнет ли мне Мэдди на платок немного своих духов?"
Люди в волнительных обстоятельствах разделяются на две армии, что не выносят друг друга, подобно аксонцам в стародавней войне цветов.
Одни не могут спать, тревожатся, хмурятся, даже если грядущее событие – радостное, счастливое; каждый лишний час – мучительная отсрочка, сон к ним не идёт, голова становится тяжёлой, а мысли – неповоротливыми и мрачными. Выспавшийся человек в добром расположении духа для таких особ что колдун для невежд: верится в его существование с трудом, а если и существует он, то исключительно благодаря силам, противным Небу.
Другие люди исполнены сил и бодры, и ночь для них пролетает в одно мгновение, а утро поёт, как трубы перед решительной атакой. И как же омрачает их день какой-нибудь унылый засоня, то жалуется на волнение и страх!
Я, по счастью, принадлежала ко вторым, и потому в день визита к семейству Шелли пробудилась в шесть утра – прекрасно отдохнувшая и с отменным аппетитом. Позавтракала первой, ещё до того, как проснулись дети и Клэр, внесла несколько дополнений в письмо к мистеру Спенсеру и отбыла в кофейню. Время до полудня посвятила делам – несрочным, а потому обычно казавшимся утомительными. Затем пообедала – о, даже доктор не нашёл бы причин для недовольства моим меню! – и возвратилась в особняк. Переоделась в более скромный костюм в серебристо-серых и зелёных оттенках, взяла трость и новую шляпку – и уже во всеоружии отправилась к леди Абигейл.
Она встретила меня в гостиной, одетая в светло-розовый костюм с пыльно-вишнёвыми вертикальными полосами. Подобные ткани подходили ей, как ни удивительно, однако кое-что показалось мне странным: с нарядом никак не гармонировал ни деревянный веер в никконском стиле, расписанный синими птицами, ни белый бисерный ридикюль. Это выглядело так, словно герцогиня собиралась в спешке – немыслимо, право.
– Вы как раз вовремя, дорогая, – обратилась она ко мне, поприветствовав, и прерывисто вздохнула. – Леди Клэймор вот-вот прибудет, я видела её автомобиль в окно, а леди Вайтберри отказалась приехать, она не совсем здорова. Пойдёмте, я представлю вам миссис Прюн.
Мне показалось, что Абигейл бледна, однако я поостереглась спрашивать, почему – мы в гостиной были не одни.
За столиком у окна сидели трое – леди Эрлтон, леди Стормхорн и некая незнакомая мне грузноватая дама в клетчатом костюме и тяжёлых очках с перламутровой оправой. Она неторопливо раскладывала пасьянс старинной колодой и как раз сейчас с задумчивым видом держала в руках карту с изображением человека в красных одеждах – ночью, на перекрёстке.
"Похоже на Сэрана", – подумалось мне, хотя вульгарный незнакомец в алом не имел ничего общего с изысканным творением Ноэля Нингена.
– Ну что же, вот мы и собрались... То есть, разумеется, я хотела сказать "почти все собрались", – саму себя поправила Абигейл и обменялась взглядами с немолодой женщиной в очках. Та отложила карту и улыбнулась мне. – О, вы ведь уже наслышаны о миссис Прюн, леди Виржиния, без сомнений! Очень, очень приятное знакомство, поверьте.
– Доброго дня, – поприветствовала меня леди Эрлтон. – Миссис Прюн – моя давняя подруга. Мой супруг был хорошо знаком с доктором Прюном, к сожалению, ныне покойным. О глубокоуважаемом брате миссис Прюн вы наверняка слышали, да – он настоятель монастыря святого Игнасиуса.
Пока она говорила, миссис Прюн меленько кивала, глядя на меня поверх очков; глаза у неё оказались тёмными, как у мыши, и блестящими.
– О леди Виржинии я тоже весьма наслышана, – вкрадчиво произнесла почтенная вдова. – Вы ведь заботитесь о приюте имени святого Кира Эйвонского? Похвально.
– Вы правы, хотя, разумеется, я делаю не так уж и много, – ответила я, несколько смущённая. Обычно моё имя связывали с леди Милдред или со "Старым гнездом"... Приятно, что ни говори, прослыть благотворительницей, однако думаю, что в моём случае слава была бы незаслуженной. – Надеюсь, наша просьба о встрече с миссис Шелли не показалась вам обременительной.
– Нет, нисколько, – снова улыбнулась миссис Прюн, механически собирая карты со стола – одну за другой. – Миссис Шелли нуждается в обществе, но её, увы, в последние годы сторонятся... и тому есть причины, – добавила она загадочно.
Тем временем в гостиную тихо проскользнул дворецкий, напудренный мужчина с торчащими усиками – Уотс, если я ничего не путаю – и доложил леди Абигейл, что прибыла ещё одна гостья. Буквально через минуту к нам присоединилась леди Клэймор, которой также представили глубокоуважаемую вдову доктора Прюна. И мы наконец-то перешли к сути дела.
– Миссис Шелли больна, – обыденным голосом произнесла миссис Прюн, но блеск её мышиных глаз потускнел. – И больна уже очень давно. Я помню её ещё ребёнком. Ей много отмерили Небеса: красота, скромность, музыкальные таланты... К восемнадцати годам она не только знала толк в танцах и вышивке, но и умела говорить на трёх языках. У неё был живой ум, больше того, она умела его скрывать, а в добродетельности могла сравниться разве что с монахиней из монастыря святой Генриетты.
– Вы описываете неземное создание, – позволила себе замечание Глэдис, пристально разглядывая миссис Прюн через лорнет. Но та лишь головой покачала:
– Трагическая судьба создаёт светлый ореол даже вокруг ничем не примечательных девиц, а единственная дочь виконта Клиффорда была особенной. Многие прочили ей тогда блестящее будущее. И я, грешна, говорила так же. Но после... помолвки... юная Миранда Клиффорд изменилась разительно.
– Помолвки, – пробормотала едва слышно леди Эрлтон. – Никакая это была не помолвка.
Но миссис Прюн не обратила внимания на её оговорку и продолжила дальше:
– Почти на два года она затворилась в своей комнате, ничего не говорила, не желала видеть никого. Даже мой брат не смог вытянуть из неё ни слова – ни как друг семьи, ни как священник. Затем она начала изредка выезжать на прогулку. Однажды лошадь понесла, и быть бы беде, если бы не мистер Шелли. Не знаю уж, что он сделал, но лошадь успокоилась. Под предлогом беспокойства за спасённую красавицу, что так поразила его воображение, мистер Шелли несколько раз навещал Клиффордов. Кончилось это новой помолвкой и скоропалительной свадьбой. Но, к сожалению, превращение из мисс Клиффорд в миссис Шелли не принесло исцеления от болезни, только симптомы сменились. Миссис Шелли заговорила, о, да, более того, стала весьма болтлива. Но мысли её путались, как и слова, лица знакомых сливались в одно... Миссис Шелли могла заговорить с человеком, которого нет в комнате, или перепутать сон с явью. Однажды она выбросила из окна свою кошку, потому что приняла её за птицу и якобы решила отпустить на волю. Кошка сбежала, разумеется, и больше питомцев миссис Шелли не доверяли, – миссис Прюн сделала паузу, давая нам время осмыслить сказанное. – Единственное исключение в её жизни – сын Роджер. Ему она никогда не причиняла никакого вреда и слушала каждое его слово. Роджер Шелли тоже... особенный, но по-своему. Он не путает реальность с вымыслом, хотя воображение у него было слишком живое даже для мальчика, и уж тем более – для взрослого мужчины.
Мы переглядывались молча; Глэдис мучила свой лорнет, точно согнуть его пыталась. Полагаю, каждая из нас подумала об одном и том же. В глубине души у многих живёт страх перед безумием. Он необъясним, но очень силён.
Идея поехать к Шелли уже не казалась такой уж хорошей; и становилось ясно, почему Эллис хотел уберечь меня от встречи с этим семейством.
– Соболезную горю вашей подруги, – сказала я наконец, стараясь не показывать замешательства.
Миссис Прюн понимающе кивнула:
– Многие отвернулись от миссис Шелли, особенно после смерти мистера Шелли. Он сдерживал чудачества супруги, Роджер же находит их милыми – вот и вся разница. Но, поверьте, миссис Шелли не заслуживает такого тяжкого наказания, как одиночество. Она по-прежнему добродетельна, а нрав у неё лёгкий. Хорошее общество идёт ей на пользу.
Абигейл посмотрела на меня, приподняв брови, точно спрашивая, по-прежнему ли я уверена, что хочу ехать. Леди Эрлтон глядела в окно – на серый-серый Бромли, по крыши в туманной пелене, по самые ступени в слякоти.
А в ридикюле у меня лежал платок, источающий слабый запах фиалок, шиповника и жасмина...
Поймав взгляд миссис Прюн, я улыбнулась и с достоинством произнесла:
– Не просто хорошее, но лучшее из возможного. Я счастлива буду познакомиться с миссис Шелли. А что же до "особенных" людей и странных фантазий... – я многозначительно умолкла. – Видят Небеса, я каждый день выслушиваю новые главы из бесконечной поэмы миссис Скаровски, политические диспуты между Луи ла Роном и сэром Томпсоном, а ещё вдохновенные пассажи об искусстве Эрвина Калле – полагаете, меня чем-то можно удивить?
Миссис Прюн рассмеялась, тоненько и скрипуче, и чувство неловкости рассеялось без следа.
Вскоре мы решили выезжать, и чуть более чем через полчаса очутились возле особняка Шелли. Располагался он ближе к окраине; полагаю, полтора века назад здесь был густой лес. Часть его сохранилась и до сих пор – дом и пристройки окружал неухоженный сад, где молоденькие яблоньки соседствовали с древними дубами и тисами. Даже сейчас, зимой, когда о листьях и воспоминаний не осталось, слегка облагороженная чаща выглядела мрачно; боюсь, летом здесь царила тьма, сравнивая с ночной.
Печальные пейзажи не мешали, впрочем, компании молодых людей хохотать у ворот. Когда автомобиль подъехал ближе, я поняла, что двое из них – простые "гуси", а вот третий отличался. Высокий и узкоплечий, он держался с непринуждённостью человека не только состоятельного, но и физически сильного – о, это всегда видно по осанке. Незнакомец носил модный тёмно-серый костюм и серое пальто нараспашку, из-под которого виднелся – немыслимая вольность! – ярко-зелёный шейный платок, словно подаренный влюбчивой гостьей из-под Холма. Обернувшись на шум моторов, молодой человек по-чжански сложил руки, извиняясь, и выбежал нам навстречу, ступая безупречно начищенными ботинками в самую слякоть. На брюках тут же расцвели грязные кляксы.
Он подскочил к старомодному экипажу леди Абигейл, который едва-едва начал замедляться, отворил дверцу и воскликнул:
– Миссис Прюн, добрый день! А мама заснула, представляете? Я объяснил, что вы днём приезжаете, но вы же знаете её... В общем, она в пять утра начала готовиться к визиту, к полудню уже страшно утомилась и прилегла. Но вы не переживайте, я её разбужу. Питер, Уолтер – у меня тут гости, так что я прощаюсь! – замахал он руками, обернувшись к "гусям". – Если завтра зайдёте – ступайте сразу на кухню, мисс Грунинг нальёт вам грогу.
Миссис Прюн, вероятно, что-то ответила ему, потому что он вдруг замолчал, а затем кивнул и обернулся, указывая рукой на мой автомобиль.
– Туда, миссис Прюн? Хорошо, а вы тогда езжайте следом. Вы не против, если мы проедем сначала к гаражам? Это, разумеется, не очень вежливо, но я хочу показать деревянную скульптуру, которую сделал отец.
Кажется, миссис Прюн восприняла слова молодого человека как шутку – и засмеялась, потому что он тоже засмеялся в ответ. Затем, обогнув экипаж Абигейл, незнакомец подскочил к моей "Железной Минни" и постучал в стекло:
– Леди Виржиния, могу я к вам присоединиться? Мы поедем первыми и покажем дорогу. Я бы с удовольствием пробежался бы и сам, но, боюсь, слишком долго получится.
Не дожидаясь разрешения, он открыл дверцу и сел рядом со мною, стягивая шляпу и стряхивая с волос капельки воды. Поймал мой взгляд и улыбнулся солнечно:
– Показывал Уолтеру, что под яблоней лучше не стоять. Ветер тронет ветку – и как водопад обрушится... Меня зовут Роджер, Роджер Шелли. А вы леди Виржиния, графиня Эверсан-Валтер, – добавил он с интонацией мальчишки, гордого тем, что он выучил сложный урок. – Мне миссис Прюн рассказала и велела быть повежливее. Но у вас такие глаза хорошие, что я просто не могу.
Хорошие глаза – значит, можно без вежливости обойтись? Вроде бы и сомнительный получился комплимент, но отчего-то стало так легко... Я с трудом удержалась от смешка и несколько чопорно кивнула в ответ:
– Рада знакомству, мистер Шелли. Я тоже о вас наслышана.
– Представляю, что обо мне можно услышать, – фыркнул Роджер точь-в-точь, как Лиам, и порывисто наклонился к Лайзо, опираясь на сиденье: – А вас как зовут? Вы гипси? А гадать умеете? У меня была подружка, Хитана, она гипси, только из Романии, она так здорово гадала. И ещё узлы вязала, только огорчалась, что на меня они не действуют. Вы поезжайте, поезжайте, по дороге поговорим... Да, вот туда, наверх. На развилке – направо, а там я скажу, куда к гаражам свернуть. Так как ваше имя?
Другой бы смутился от такого потока слов, но мой зеленоглазый колдун только усмехнулся и ответил невозмутимо:
– Лайзо Маноле. Гадать могу, но это дело больше женское.
– А в Романии вы были, Лайзо?
– Бывал.
– А в Марсовии?
– Случалось.
– А на самолёте вы летали? Я смотрю и прямо вижу вас в небе, с шарфом таким и смешными очками.
Лайзо не выдержал и коротко рассмеялся:
– Нет, до самолётов я пока не добрался. Но мысль интересная.
– Да, интересная, – протянул Роджер Шелли, слегка сощурившись. – Ну, ладно, потом поговорим, а то леди Виржиния на меня рассердится. Или не рассердится? – обернулся он ко мне.
Я впервые разглядела вблизи его – живого как ртуть, порывистого. И – ощутила слабое головокружение, как от большой высоты. Нет, само по себе лицо Роджера Шелли было непримечательным: узковатый подбородок, жёсткая линия губ, по-аксонски прямой нос и ясные серо-голубые глаза. Но на чертах словно бы лежала невидимая печать: вот человек, что никогда не знал горя и зла. Не потому, что жизнь никогда не сталкивала его с чем-то плохим; просто ничто дурное его не касалось, проходило насквозь, как вода через сито.
– Не рассержусь, – улыбнулась я, склоняя голову. Трудно было смотреть Роджеру в глаза. Думаю, со временем я привыкла бы... Но не прямо сейчас. – Расскажите пока о вашем особняке. Точнее, про этот сад. Он старинный?
– О, да, очень старый, – откликнулся Роджер уже спокойнее, откидываясь на сиденье. И указал на раскидистый дуб за окном двумя сложенными пальцами, точно пистолет наставил: – Вот там я однажды видел фею. Она играла на флейте. Я предложил ей пирожное, а она почему-то засмеялась и ушла прямо в дуб. Феи странные, как вы думаете?
Он был совершенно серьёзен. Настолько, что это даже не выглядело чем-то необычным.
– Не могу ничего сказать о древесных феях, но вот дочь ши, с которой нас столкнула судьба, показалась мне сумасшедшей, – произнесла я прежде, чем обдумала ответ.
И тут же похолодела: не сочтёт ли он мои слова намёком на болезненное состояние его матери? Не решит ли, что я над ним насмехаюсь?
Но Роджер ответил с искренней заинтересованностью:
– Вы знакомы с дочерью ши? Счастливица! И как, подружились?
– В конце концов – да, – сказала я, почти не покривив душой.
За поворотом, вскоре после развилки, показался особняк.
– Я бы ещё о многом хотел вас расспросить, – вздохнул Роджер Шелли. – Но феи – не лучшая тема для светской беседы. Вы в них разбираетесь, и Лайзо тоже, мне кажется. Но чаще всего меня или принимают за эксцентричного любителя мистики, или начинают нести такую околесицу, что стыдно становится. А мы уже подъезжаем, так что беседа вот-вот превратится в светскую... Лайзо, поверните направо, не доезжая, вон на ту дорожку – так мы попадём прямо к гаражу. Там раньше были конюшни, поэтому места предостаточно, поместятся все.
У бывших конюшен росли чудесные молодые яблони, а площадка перед въездом и расходящиеся от неё дорожки были относительно чистыми, и я выразила желание подышать свежим воздухом, пока Лайзо ставит машину. Теперь мне стало понятно, что имел в виду Эллис, когда говорил о Роджере Шелли. "Любит плести небылицы", "хорошая фантазия"! Да, детектив на сей раз изрядно преуменьшил. Правда, мне отнюдь не казалось, что Роджеру не следует верить. Он не производил впечатления человека, который не следит за своим языком, и последние слова только подтверждали это. Полагаю, если бы он подсел к Глэдис, которая не выносила мистику, то вряд ли упомянул бы о феях. И, спорю, не заговорил бы с её водителем...
Святые Небеса, неужели необычность Лайзо так бросается в глаза? И даже посторонним видно, что он не просто водитель?
Я глубоко вздохнула.
Нет, такого быть не может. Иначе бы леди Эрлтон с её весьма строгими представлениями о чести давно намекнула бы на своё неодобрение – точнее, провела бы душеспасительную беседу, взывая к памяти леди Милдред. Вероятно, Роджер просто слишком проницателен. Или мы с Лайзо переглянулись в его присутствии, сами того не заметили.
Но, признаю, Эллис был не так уж неправ, когда отговаривал меня от визита к Шелли.
Тем временем не только моя "Железная Минни" обрела временное пристанище под сводами бывших конюшен – к ней присоединился ещё один автомобиль, а затем и экипаж. Леди Абигейл и леди Клэймор уже спешили ко мне, с любопытством выглядывая по сторонам обещанную "деревянную статую". Роджер же задерживался... Ещё одна мысль закралась в голову – и весьма пугающая.
Если младший из семейства Шелли – вполне нормальный, по словам миссис Прюн – оказался столь эксцентричен, то какой же была миссис Шелли?
– Ещё никогда меня не высаживали у гаража! – громогласно заявила Абигейл. Лицо её порозовело от ходьбы, непозволительно быстрой для леди. – У чёрного хода – случалось, но тогда у Хемсвортов случилось досадное происшествие с парадным крыльцом, а встреча уже была назначена.
– Философы говорят, что удивление, преподнесённое судьбой, есть лучшая пища для разума, без коей он слабеет, да, – улыбнулась леди Эрлтон. – К тому же гараж, точнее, бывшая конюшня, куда старше самого особняка, если глаза меня не подводят. Эта архитектура, шестиугольная башенка и округлая лепнина... Три века, не меньше. Полагаю, даже для герцогини Дагвортской вполне допустимо проявить уважение к такому возрасту.
– Вы правы, дорогая, – расчувствовавшись, отозвалась Абигейл. – И в том, что касается пищи для ума, и насчёт уважения к возрасту. К тому же нам обещали показать какую-то занятную деревянную скульптуру! Это больше по вашей части, верно, леди Клэймор?
– Я не слишком люблю домашние поделки, – с небрежением пожала плечами Глэдис. – Как правило, они все на одно лицо. Скажите лучше, что тогда случилось у Хемсвортов? Припоминаю, что в Дубовом клубе лорд Хемстворт что-то рассказывал моему супругу.
– О, случай был презанятный...
Вполуха слушая занимательную историю о том, как в благодарность за пожертвованные кухаркой пироги некий странствующий мудрец расписал парадную дверь древними благими символами процветания и плодородия – сплошь неприличными, на взгляд современного аксонца, – я разглядывала окрестности. Потому и заметила первой, как в арочном проёме показался Роджер, на ходу объясняющий что-то кучеру и водителю.
А сбоку, из неприметной дверцы, в ту же секунду выскользнул Лайзо и задворками побежал к особняку. Это меня вовсе не удивило – я и не думала, что он станет все три часа сидеть в гаражах. Но вот то, что Роджер, полуобернувшись, проследил за ним взглядом и кивнул, порядком озадачило. Они, похоже, успели договориться... только о чём?
– Вот и я, – солнечно улыбнулся Роджер, беспечным призраком возникая между Абигейл и миссис Прюн. – Простите, что заставил вас ждать. А вот теперь нам, с вашего позволения, налево, вон туда, я покажу.
Дорожка была чистой, но страшно узкой – юбка чуть более старомодного платья не поместилась бы меж бортиков, сделанных из необработанного камня. Поэтому мы немного замешкались, решая, в каком порядке идти. Леди Абигейл станет первой, как самая знатная? Или миссис Прюн – как самая старшая? Но Роджер очень быстро и деликатно выстроил нас в цепочку своими "Прошу" и "Будьте так добры". И мы смиренно, как монахини из обители святой Генриетты, последовали за ним. По пути он действительно показал нам деревянную скульптуру – грубоватое изображение человека, обнимающего то ли бочку, то ли крайне пышную даму. У ног его покоилась очень искусно вырезанная собачка.
