сообщить о нарушении
Текущая страница: 105 (всего у книги 133 страниц)
- Ну да, - кивнула Рада, с интересом поглядывая на гномиху. – Ты слышала что-то об этом?
- Вроде да, но точно не помню, - гномиха задумчиво почесала пальцем кончик носа. Потом лицо ее изменилось, и на нем промелькнуло искреннее изумление и догадка. – Так, а ты случайно до этого не поила клинок своей кровью? Может, тебя им ранили, ты об него порезалась, что угодно?
Она с ожиданием взглянула на Раду, а та заморгала, слегка сбитая с толку. Перебирая в памяти все случаи, в которых Рада пускала меч в ход, она все никак не могла вспомнить, был ли хоть раз, чтобы этот меч задел ее. Она не слишком долго владела им, потому драки вспомнились все, одна за другой, и вроде бы ничего подобного не случалось, за исключением…
- Мы с Алеором побратались! – осенило Раду. – Я резала руку этим мечом, и мы мешали кровь!
- Тогда это точно он! – с чувством глубокого удовлетворения кивнула Улыбашка и взглянула на меч едва ли не с материнской нежностью. – Не знаю уж, откуда ты его взяла, да только на свете был один единственный меч, который всегда возвращался к своему владельцу, когда тот его звал. Он был сделан по заказу, специально под эльфийскую ковку, и хозяйка этого меча заказала ему одно единственное свойство: чтобы клинок приходил к ней по первому же зову, где бы она его ни оставила. Ты не представляешь даже, сколько у гномьих мастеров ушло времени и сил на то, чтобы добиться такого эффекта, но в конце концов, они справились. – Улыбашка подняла на Раду лучащиеся такой гордостью глаза, словно говорила о собственном ребенке, а не о скованном ее народом клинке. – Тебе говорит что-нибудь имя Тайгрен?
- Тайгрен? – Рада покатала имя на языке, пытаясь припомнить. Оно было смутно знакомым, словно давно забытым, и при этом совершенно точно мелонским. Спустя несколько секунд она вспомнила и недоверчиво взглянула на Улыбашку. – Подожди! Тайгрен, любовница Крева, последнего эльфийского Подгорного короля Мелонии? Того самого, которого убил Хорезмир Проклятый?
- Да, та самая Тайгрен Мелонская, - довольно кивнула в ответ Улыбашка.
- Вот это да! – присвистнула Рада, глядя на меч. Выходило, что этому клинку было по меньшей мере две тысячи лет. – В детстве я зачитывалась сказками о Тайгрен. Каких только подвигов ей не приписывали, чего она только не совершала! Я слышала даже версию о том, что это именно она зарезала Хорезмира Проклятого за то, что тот убил ее любовника Крева! И что потом она в одиночестве направилась в Хмурые Земли, чтобы перевалить через Темную Гряду и бросить вызов Сети’Агону. Говорят, она была первой, кто присягнул на верность Аватарам Создателя, и именно с нее началось объединение разрозненных армий Мелонъяр Тонала, из которых в итоге выросло государство Мелония.
- Ну, таких уж подробностей я не знаю, - поджала губы Улыбашка. – А что касается самой Тайгрен, то у нас ее звали Расстяпухой.
- Как?! – вытаращилась Рада.
- Тайгрен Расстяпуха, - безмятежно пожала плечами гномиха. – Говорят, что она постоянно все теряла, забывала и оставляла невесть где. И именно поэтому заказала себе меч, что возвращался бы по первому ее зову.
- Боги, Улыбашка, ну это же ерунда какая-то! – фыркнула Рада, отмахиваясь от гномихи. – Какая, к бхаре, Расстяпуха? В Мелонии она почти что национальный герой!
- В Мелонии кто угодно становится национальным героем, стоит ему только выйти на площадь, выпятить грудь и объявить о том, что у него самый длинный… гм, нос. - Улыбашка бросила на Раду косой взгляд и продолжила: – Но это уже не настолько важно. Главное, что это ее меч, совершенно точно ее, и у него даже есть имя – Эктол.
Решив пропустить мимо ушей ворчание Улыбашки, Рада одними губами повторила имя клинка, положив руку на тяжелую рукоять. Гномы могли прозвать Тайгрен Расстяпухой вовсе не за ее забывчивость, о которой говорила Улыбашка. А за то, что Крев, ее любовник, в свое время умудрился вдрызг переругаться с гномами, которые раньше обитали в Мелонских горах, настроить против них мелонцев и спровоцировать такую резню, что практически все коротконогие обитатели пещер были истреблены, и лишь их малая часть покинула Мелонию, найдя себе приют в горах Рудного Стяга. Откуда, собственно, Улыбашка и была родом. И уж совершенно точно эти гномы не питали никакой любви ни к мелонцам, ни к эльфам Мелонских гор, а потому могли напридумывать про Тайгрен самых бессмысленных баек, которым им только вздумалось.
А само свойство меча – способность приходить по первому зову хозяина, - не имело ничего общего с рассеянностью и забывчивостью его хозяйки. Судя по всему, Тайгрен Мелонская была той еще хитрой лисицей, раз заказала оружие, с помощью которого можно было выбраться из любой западни. Да и в свете этого гораздо правдоподобнее теперь оказывалась версия о смерти Хорезмира от ее рук: как она вообще могла зарезать короля, которого охраняло несколько сотен человек, да к тому же при том, что он прекрасно знал, что она любовница его врага, и на километр бы ее к себе с оружием не подпустил? А так подошел поближе безоружный, поклонился в ножки королю, вызвал себе клинок, да пырнул в живот, и дело с концом. Вот ведь хитрая баба! – с восхищением подумала Рада.
- И что мне нужно, чтобы он пришел ко мне по первому зову? – решила уточнить Рада, оставив свои размышления при себе. – Каждый раз поить его кровью?
- А я-то откуда знаю, Рада? – удивленно воззрилась на нее Улыбашка. – Я ж не кузнец! Я только слышала об этом мече, потому что нас заставляют запоминать все колдовское оружие, которое продают подсолнечникам наверх. Одно я тебе говорю точно: он будет возвращаться к тебе, а сколько уж крови в него надо залить для этого, тебе уже никто не скажет. Две тысячи лет прошло, в конце концов, все мастера, что помнили это, уж померли давно.
- Но на этом же клинке не только моя кровь бывает, - нахмурилась Рада, обдумывая все, сказанное гномихой. – На нем и очень много чужой крови, которую лично я с его помощью проливаю. Выходит, если я кого-то из них не добью, и ему приглянется мой меч, он сможет им таким же образом завладеть?
- В таком случае постарайся его добить, - буркнула гномиха, бросив на нее недовольный взгляд. Судя по всему, ей не слишком-то нравилось, что Раде в руки попал старинный гномий клинок, или скорее отношение самой Рады к этому факту.
В тот же вечер Рада, морщась, разрезала себе ладонь и тщательно обмазала лезвие своей кровью. Несколько секунд ровным счетом ничего не происходило, но вдруг клинок полыхнул малиновым светом и буквально всосал в себя ее кровь, моментально остыв. На темной стали не осталось ни следа, она была такой же чистой, как когда Рада только достала его из ножен. Ей оставалось только гадать, каким образом это оружие попало в руки семьи Гелата, и не являлся ли он прямым потомком той самой Тайгрен. Было бы забавно, если бы вышло так! Особенно, учитывая тот факт, что Крев был ее любовником, а, значит, и дети у нее были от него, то бишь эльфины. И получается тогда, что Гелат, так ненавидящий эльфов, сам носил в себе частичку бессмертной крови. Вот ведь недоумок! Рада только фыркнула и аккуратно убрала меч в ножны, в очередной раз уже задумавшись о том, как странно плелась длинная и извилистая Нить ее судьбы в руках Марны. Ведь если бы Гелат не решил подставить ее, она никогда не оказалась бы в его доме и не украла у него этот меч, который, возможно, спас ей жизнь на корабле Сагаира.
Первым из друзей очнулся Кай. Случилось это на вторую ночь плавания, как они ушли прочь с места битвы с Сагаиром. За время, проведенное без сознания, ильтонец ничего не ел, а до этого сражался на пределе своих возможностей, и теперь выглядел истощенным и изможденным до такого состояния, словно в его теле остались одни только кости. Лечить Алеора он был не способен, хоть и пытался призвать Источник и установить Соединение, как он это называл. По большому счету, он не способен был даже встать на ноги: чтобы помочь ему выйти из каюты, Раде пришлось практически волоком тащить неподъемного Кая на своих плечах. Но находиться в затхлом помещении ильтонец больше не мог, а потому ему постелили на корме, там, где он не мешался рулевому и матросам, и каменорукий растянулся прямо поперек палубы, прикрыв глаза и подставляя лицо прохладному ветру.
Улыбашка сразу же взяла на себя всю заботу о нем. Со скандалом выдворив из кубрика властвующего там корабельного кока Вакиту, она повязала на свое необъятное тело белый фартук, туго натянувшийся на животе, и принялась стряпать для ильтонца еду, «которая гораздо больше подходит больному, чем те помои, которыми нас здесь кормят», как она заявила Ваките. Возмущенный кок попытался протестовать, но матросы не поддержали его, видимо и сами озверели от его коронного рагу. К тому же, в белом фартуке с огромным тесаком в руке и шрамом через все лицо Улыбашка выглядела достаточно угрожающе, чтобы Вакита осознал все свои перспективы и ретировался на нос корабля, подальше от нее и ее брани. И теперь Улыбашка то и дело бочком вываливалась из узкой двери в кубрик, волоча в закрытых толстыми рукавицами руках закопченные котелки с ароматным бульоном, которыми почти что с ложечки кормила ильтонца. Перепадало и слонявшейся вокруг Раде, и та должна была признать, что стряпня Улыбашки оказалась отменной: вдоволь пряной, островатой и очень сытной.
- Мой муж – пекарь, - ворчливо сообщила Улыбашка, отмахиваясь от похвалы и уходя обратно в кубрик, пока туда не проскользнул Вакита. – И у нас трое спиногрызов, которые жрут все, что только попадает им в руки. Естественно, что стряпаю понемногу.
Но по румянцу на ее круглых щечках Рада поняла, что комплимент не пропал даром.
С тех пор жизнь на корабле медленно пошла на лад. С каждым днем ильтонец выглядел все лучше, ел все меньше, и вскоре уже начал вставать и самостоятельно передвигаться по кораблю. Пока еще вылечить Алеора он был не в состоянии, но от него никто этого и не требовал: Кай и так сделал все, на что только был способен, чтобы вызволить Раду из плена Сагаира, и она была глубоко признательна ему за это.
Что касается эльфа, то его состояние было стабильно плохим. Несколько раз в день Улыбашка с Радой меняли на нем бинты и проверяли рану. Та начала затягиваться, по крайней мере, свежей крови поверх бинтов не выступало, да и кожа вокруг нее стала не такой горячей, как поначалу. Но эльф не подавал никаких признаков жизни и в сознание не приходил, бледной мраморной куклой лежа поверх белых простыней кровати. А Рада все гадала, сможет ли он вообще вернуться в сознание, даже если Кай и вылечит его физическое тело. Она знать не знала, выпускал ли он когда-нибудь Тваугебира несколько раз подряд, да еще и с таким маленьким интервалом, и на сердце то и дело скреблась тревога, не натворила ли она еще худших дел, когда принялась топить его, пытаясь вернуть в обычное состояние.
Не просыпалась и Лиара, хоть она, в отличие от Кая и Алеора, выглядела свежей и здоровой, полной сил. На губах ее играла легкая загадочная улыбка, а румянец на щеках был обычного, здорового цвета. И Рада подолгу сидела возле ее гамака, вглядываясь в ее полуоткрытые застывшие глаза, погруженные в грезы, в мягкие черты ее лица, и раздумывала обо всем, что произошло с ней, с ними.
Может ли она полюбить меня? Может ли она когда-нибудь быть моей? От этих мыслей все в груди сжималось, и горячая тугая боль растекалась по телу, наполняя его нежностью и тоской одновременно. Только Лиара могла ответить ей на этот вопрос, и Рада знала, что сама она никогда не решится ей его задать.
Стальная морская гладь медленно тянулась в горизонт, и водяная морось пропитала волосы насквозь. Поминутно со слипшихся в иголочки прядок срывались холодные капли, падая на кончик ее носа и приятно щекоча кожу. Рада тихонько улыбалась, глядя вперед, туда, где танцевало над морем серое марево дождя. Я люблю тебя, девочка с глазами моря, а все остальное не имеет ровным счетом никакого значения. Есть лишь эта огромная любовь, всепоглощающая и такая тихая, что наполняет всю мою душу, до последнего закоулочка. И всей этой любовью я окружу тебя, сберегу тебя, моя маленькая горящая искорка, укрою ото всех бед.
- Рада! – хрипловато позвал ее голос Улыбашки, и она обернулась через плечо, прищурившись и глядя в сторону кормы. Там в своем фартуке стояла гномиха. Махнув ей рукой, она прикрикнула: - Лиара очнулась! Она зовет тебя, иди!
Сердце сжалось, и пальцы, в которых Рада держала трубку, ощутимо задрожали. Это будет пострашнее, чем драка с Тваугебиром. Потому что я не знаю, что делать: выигрывать или проигрывать. Выругав себя и прогнав все мысли прочь, Рада выбила трубку о планширь, засунула ее за пазуху и решительно зашагала в сторону трапа на нижнюю палубу.
========== Глава 48. Новое ==========
На нижней палубе было темновато, тяжело пахло моряцким духом, сыростью и пылью. Рада спустилась по трапу и часто заморгала, пока глаза привыкали к темноте. В большом помещении впереди с потолка свисало множество гамаков, в которых обычно спали моряки. Сейчас из них было занято лишь с полдюжины у самого дальнего конца помещения, откуда доносился душераздирающий храп отсыпающихся с ночной смены.
А в гамаке недалеко от трапа на верхнюю палубу, сбоку, чтобы ее не побеспокоили пробегающие мимо матросы, но при этом было достаточно свежего воздуха, лежала Лиара. Глаза ее были открыты, и она улыбалась Раде. Встречать ее взгляд после долгих дней, когда искорка пребывало глубоко в своих грезах, было так странно, так интенсивно и при этом так желанно, что Рада буквально вздрогнула всем телом, сбилась с шага, но направилась в ее сторону.
Боги, какая же ты красивая!..
Лиара лежала в своем гамаке, откинув голову на полотняную основу. Ее кучеряшки рассыпались вокруг головы, словно перепутанные листочки ярко-зеленого вьюнка, и двумя большими полуночными цветами горели глаза. Сейчас они были даже темнее обычного, почти черные, густые, как патока, и Раде показалось, что она видит в них крохотные серебристые вспышки, как будто звездочки, подмигивающие сквозь пелену туч, то появляясь, то вновь исчезая.
Ноги моментально стали каменными, а сердце заколотилось в груди, как бешеное, посылая по телу волны слабости и жара. И что-то обезумевшее билось и билось в ее груди, словно мотылек в стекло фонаря, билось наружу, прямо к Лиаре. А та смотрела и улыбалась в ответ, так мягко, так тихо, как розоватое свечение вечерней зари, затухающей над самым краешком неба.
- Как ты? – горло неожиданно охрипло, и Рада кашлянула, чтобы вернуть себе обычный голос. – Ты так долго спала, что мы уже начали переживать.
Она встала возле самого гамака, почти вплотную, и пальцы легли на край ткани, будто могли таким образом украсть хоть крохотную частичку ее тепла. Гамаки были подвешены высоковато, специально на мужской рост и так, чтобы в случае необходимости быстро выбраться из трюма, под ними, пригнувшись, можно было пробежать. Так что теперь лицо Лиары было на уровне груди Рады, и ее глаза смотрели снизу вверх, такие доверчивые, такие открытые, мягкие, словно теплая летняя ночь. Боги, я сейчас просто с ума сойду!
- Хорошо, - тихонько ответила она, едва заметно кивая. Голос у нее был слабым, но глаза лучились счастьем, и на миг Рада задрожала, представив, какая теплая у нее сейчас со сна кожа, и как волосы ее пахнут чем-то сладковато терпким. – Как ты? Как твои раны?
- Видишь? Их уже нет, - Рада улыбнулась самой беззаботной из своих улыбок и пожала плечами, изо всех сил пытаясь удержать рвущееся к горлу сердце, колотящееся уже буквально во всем теле и мешающее говорить. – Я не совсем понимаю, что случилось там, на палубе, но Великая Мать пришла ко мне и залечила все мои раны.
- Это так хорошо, - глаза Лиары осветились такой нежностью, что Раде стало физически жарко стоять перед ней. – Так хорошо!..
Ее ладонь медленно-медленно приподнялась над тканью гамака и поползла навстречу рукам Рады. Позабыв обо всем на свете, движимая лишь плавящей все ее существо нежностью в груди, Рада аккуратно заключила ее ладошку в ковш своих ладоней, удерживая, будто едва родившегося птенчика, нагнулась и принялась покрывать ее невесомыми поцелуями, лишь едва касаясь губами.
