сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 133 страниц)
Благодаря случайно брошенной фразе эльфа, подробности которой он комментировать отказался, Рада теперь вообще чувствовала себя так, словно весь мир ополчился на нее. И все дело было в Эвилид, тех самых, что, по словам Алеора, вновь вернулись в мир. Мозг буксовал и отказывался понимать, как они были заперты в Черном Источнике, и уж тем более, каким именно образом их оттуда все-таки вытащили, да это и не было так уж и важно. Важно было другое: сами Эвилид. В молодости она изучала историю Первой Войны, ее все изучали до дыр, покуда все эти даты, имена и названия намертво не впечатывались в память. Потом, правда, она выбросила большую часть этой информации из головы. Ну, каким образом родственные связи дома Стальвов, к которому принадлежал Ирантир, со всеми остальными эльфийскими домами могли помочь ей научиться фехтовать? Однако, кое-что в памяти осталось, и прежде всего, - Эвилид.
Сильнейшие ученики Крона, его надежные соратники, которые отреклись от всего мира для того, чтобы вместе со своим господином осуществить полный захват власти над Этланом. Среди них были и те, кто присягал Анкана, и выходцы из Истинных жрецов Церкви, Белой и Черной Рук, причем не какие-нибудь слабые ведуны, едва способные зажечь свечу, но одни из самых могущественных. И их имена и деяния тоже одно за другим всплывали в памяти, заставляя холодные мурашки бежать по коже. Инди’Агон, почти равный по силе Сети’Агону, в одиночку уничтоживший город эльфов Атаэль Давир вместе со всем его населением. Файиль, обезумевшая женщина-тарваг, которая однажды сожгла заживо десять тысяч сдавшихся в плен людей, перед этим пообещав, что помилует каждого, кто сложит оружие. Авелах, которого иногда называли еще и Праведником, бывший до войны одним из Первых Жрецов, который обманом и посулами заставил несколько полных Церковных приходов перейти на сторону Крона, а потом подчинил себе ведунов, полностью контролируя их мозги и заставляя сражаться против Ирантира. Говорили, что эти люди плакали и кричали от отчаяния, убивая собственных близких, сражавшихся на другой стороне, но не подчиниться влиянию Авелаха не могли. Раду передернуло. Если теперь все эти твари были вновь на свободе, значит, Сети’Агон планировал новое вторжение, еще одну войну, к которой мир ох как не был готов. А тут еще и Танец Хаоса примешивался…
Понятное дело, что все это могло быть связано друг с другом, что это и должно было быть связано. Сети’Агон мог решить воспользоваться наступлением Танца Хаоса и паники, которую он с собой нес, для того, чтобы нанести удар по народам Этлана и попытаться захватить власть. В таком случае, возникал вопрос: что будут делать Аватары Создателя? Их непосредственной задачей было остановить Аватара Хаоса и его полчища, не дать зашитым в черные мешки мертвякам перебить все население Этлана во имя планов Голоса Хозяина, как называл себя Аватар Хаоса. Остановить мертвяков было очень сложно: оружие их почти что и не брало, зато сами они убивали с легкостью и быстротой, и убитые ими люди на следующем рассвете поднимались, если их тела никто не сжигал. Обычно на то, чтобы завершить Танец Хаоса, Аватарам требовалось от одного до нескольких десятков лет, и за это время население Этлана стремительно сокращалось, государства замыкались в себе, закрывались друг от друга, подозрительность, недоверие и страх пропитывали все внешние контакты с миром.
И если именно в такой момент в спину Аватарам ударит еще и Сети’Агон со всеми своими полчищами, то они окажутся между молотом и наковальней. Станут ли они сражаться на два фронта? Развернут ли они армии Спутников, примкнувших к ним для борьбы с Аватаром Хаоса, против Сета, если это понадобится? Рада не знала этого. Она помнила только, как был разрушен Мелонъяр Тонал.
Последний король Мелонъяр Тонала, Хорезмир Проклятый, ослепленный гордыней и нашептываниями приближенных, отказался поддержать Танец Хаоса. Он объявил, что Аватары борются лишь за собственное господство, что хотят захватить все страны Срединного Материка и создать свою империю, а угроза со стороны Аватара Хаоса слишком незначительна, и Мелонъяр Тонал уж точно справится с ней самостоятельно. А вся буча поднялась только из-за того, что Аватара Энерион была рождена в семье правителя государства Руон, и потому наследовала трон. Свой приход к власти она начала с армией Руона за спиной, которую и повела по миру, используя солдат против мертвяков Аватара Хаоса. Чтобы никому не пришло в голову, что Аватары пытаются создать свою империю, Энерион объявила о прекращении существования государства Руон и передаче всех его земель в руки Церкви, а всех способных сражаться людей увела за собой. В этом-то Хорезмир и увидел попытку захвата власти в Мелонъяр Тонале, в происхождении Энерион, от которого она отказалась так же, как и от родового имени. И когда он попытался помешать войскам Аватар пройти на территорию Мелонъяр Тонала, где в чащобах Ваэрнского леса скрывалась большая группировка Голоса Хозяина, Аватара Эланор, известная своим гневливым и вспыльчивым нравом, приказала сравнять с землей Мелонъяр Тонал вместе со всеми, кто попытается встать между ней и Аватаром Хаоса. Войско Спутников вошло в кольцо гор, со всех сторон защищающих неприступное государство, и через несколько месяцев Мелонъяр Тонал прекратил свое существование.
Единственное, что в этой ситуации радовало, так это то, что выжившим остаткам мелонъярцев хватило мозгов присягнуть Аватарам и присоединиться к армии Спутников. И как только Танец Хаоса завершился, эти остатки вернулись на родину и провозгласили создание государства Мелония с королевской властью, которая больше не была наследственной. Сыновья Хорезмира были изгнаны из страны и постепенно перебиты, а власть в Мелонии разделили между королем и Лордом-Протектором, чтобы им нужно было долго и упорно договариваться друг с другом перед тем, как вступать в очередную войну или принимать решения государственной важности. И это, на взгляд Рады, было настоящим благом.
Однако, память о том, как Аватары за несколько месяцев сравняли с землей Мелонъяр Тонал за нежелание сражаться на их стороне против Аватара Хаоса, жила в народном сознании и по сей день. С одной стороны, это было хорошо: никто не рискнул бы повторить идиотский поступок Хорезмира в будущем и отказаться оказывать им поддержку. С другой стороны, Раде даже думать не хотелось, что случится, если одна из Аватар или обе родятся на территории Мелонии. По старой традиции их могли насадить на вилы еще до того, как они успеют даже найти друг друга, и не посмотрев на то, что эти двое должны были защитить все остальное население Этлана от Аватара Хаоса. А Раде не хотелось думать о том, что будет, если Аватары Создателя просто не доживут до Танца Хаоса.
С каждым днем мысли Рады становились все мрачнее и мрачнее. Она отдавала себе отчет в том, что у Сети’Агона никогда не бывало слишком простых планов, и имелось в запасе все время мира, чтобы продумать свои действия вплоть до мельчайших деталей. А раз так, то он, скорее всего, подгадал самый верный момент, чтобы освободить Эвилид и Гротан Кравор, еще более темное зло из самой глубины веков, зло, ставшее причиной гибели Аллариэли и Налеана. И от осознания этого Раде становилось еще хуже, ведь сейчас Сети’Агон обратил свой взор и на нее в том числе. А это означало, что она так или иначе тоже связана с Аватарами, Танцем Хаоса и всей этой новой большой войной, которая неминуемо случится, как только Эвилид оправятся от своего семитысячелетнего заключения в Черном Источнике. И что Сет не отвяжется от нее до тех пор, пока не получит желаемого. И что же ему надо-то от меня, Грозар? Что же я такого сделала, что его внимание обращено ко мне?
Ну ладно, сейчас они путешествовали на запад, за Семь Преград, куда никто из темных созданий Сета просто не сунется: не пройдет теми тропами, раз уж никто больше не прошел. Алеор, правда, поминал трех ведунов-вельдов, которые смогли перебраться прямо в каверну и устроить там свалку, но когда Рада спросила его об их способе передвижения, только покачал головой. «Анкана показали им какой-то трюк, который никому, кроме них неизвестен. Мы не сможем пройти также, придется двигаться обычным способом», - вот и все, что ответил эльф на ее вопрос. А это означало, что им нужно перевалить через горы, пройти Железные Лес и Огненную Землю, Пустые Холмы Червей, Серую Гниль… Что там было дальше, Рада уже и не помнила, да и вообще сомневалась, чтобы хоть кто-то это знал. Ведь никто раньше не доходил до логова Неназываемого, а потому и никаких карт и известных путей, естественно, и в помине не было, так что придется пробиваться самим.
Но ведь придет день, когда им нужно будет вернуться назад, когда их миссия будет закончена, каверна запечатана, и все. Что делать тогда? Забудет ли Сет про нее, когда она подложит ему самую большую свинью за всю его жизнь, запечатав Источник? Сможет ли она вообще вернуться домой, или теперь ей придется прятаться вплоть до собственной смерти от руки какой-нибудь Сетовской твари? В крайнем случае, примешь предложение Алеора, уедешь в Лесной Дом, сменишь имя и будешь жить на землях, которые он тебе выбил у Илиона. И как-нибудь придумаешь, как перевезти туда детей. Перспектива жить всю свою жизнь в обществе одних только эльфов Раду не слишком-то обнадеживала, да и искорка вряд ли согласится поехать с ней в Лесной Дом, ведь она должна была найти свою мать у Речных эльфов… Подожди, а при чем здесь искорка? Рада нахмурилась, но мысль свою додумать не успела. Из мыслей ее вырвал голос Алеора, и его, как всегда, лаконичное объявление:
- Онер.
Рада встрепенулась и вскинула голову, поняв, что давно уже смотрит в гриву Злыдня и не следит за дорогой. Они вывернули из-за очередного холма, и впереди в отдалении замаячила высокая крепостная стена города колоколов.
Ей доводилось бывать в Онере около пятнадцати лет назад, когда сразу же после окончания учебы и свадьбы она удрала с наемным отрядом сюда, на запад Мелонии. Онер считался вторым по красоте городом после Латра, хоть и строился изначально как крепость, закрывающая вход в страну со стороны Серых Топей. Также, он был священным для всех мелонцев городом, резиденцией Первого Жреца Мелонии, и внутри крепостных стен стояли сотни храмов Молодых Богов, чьи высокие шпили украшали тысячи колоколов от самых маленьких величиной с ладонь ребенка до огромных, выше человеческого роста. По праздникам или, наоборот, траурным дням над городом плыл неумолчный перезвон, от которого болели уши и звенело в голове, словно кто-то без конца колотил по черепу тяжелой поварешкой. Впрочем, Раде город, несмотря на всю свою красоту, не слишком понравился: в каждом фонтане, статуе, храме и дворце все равно было полным полно мелонской напыщенности, привычки выставлять напоказ свое богатство и кичиться им перед всем миром. И сейчас ее радовало только то, что они проедут Онер насквозь, даже не останавливаясь в нем.
- Ох, сейчас ведь опять начнется эта зубодробительная долбежка! – проворчала Улыбашка, хмуро сплевывая на землю. – Такое ощущение, что это не город, а громадная пустая кастрюля, набитая обезумевшими дятлами, которые только и делают, что долбят его, долбят, долбят!
- Это все потому, Улыбашка, что больше там долбить некого, - рассмеялся едущий впереди Алеор. – Бордели-то в городе запрещены. Потому что голые зады шлюх мешают ревностным служителям Церкви думать о возвышенном, или что-то в этом духе.
- Донельзя мерзкое место, - вновь буркнула гномиха. – Я здесь месяц просидела, разглядывая их благостные морды и слушая бесконечные псалмы с колоколами. И минуты лишней не проведу в его стенах.
Вид у гномихи был боевой, и то, как она хмурилась, глядя на крепостную стену города, слегка подняло Раде настроение.
Улыбашка больше не выглядела так безумно, как в самом начале их поездки, но стало не намного лучше. У проезжего купца гнома им удалось купить для нее приземистого рыжего валита с белой гривой, представителя единственной породы лошадей, которые вообще выдерживали немалый вес гномов. У него нашлись для нее и штаны с рубахой, и даже плащ, только вот все это было ярко-алого цвета, что привело Улыбашку на грань истерики. Гном божился, что больше никаких тряпок у него с собой нет, и он вообще отдает ей последнее. Улыбашка угрожающе намекнула, что сейчас снимет с него его собственную одежду, а сам он нарядится в красное, однако Алеор остановил кровожадный порыв гномихи. Судя по всему, он подозревал, что этот гном-торговец – единственный, кто еще не слышал о происшествии на постоялом дворе, и только у него они еще смогут что-то себе купить. В итоге так и получилось, и Улыбашка теперь ехала на своем валите красная, как детский праздничный фонарь, с которыми малышня гонялась в Ночь Зимы по улицам города.
Впрочем, всем им досталось по заслугам. У Рады на ногах были стоптанные сапоги, судя по бегающим глазкам гнома-торговца, снятые с какого-то мертвеца, текущие, вонючие, как падаль, да еще и на размер меньше ее собственных ног. Лиаре достались громадные гномьи башмаки, едва пролезающие в стремена, которые то и дело сваливались с нее в грязь, и во время ходьбы с грохотом волочились за ней по дороге. Но это было гораздо лучше, чем ехать с голыми пятками все эти долгие две недели.
Единственным, кто выглядел, как всегда, был Алеор. Первые дни он откровенно потешался над забавным видом собственных спутниц, но позже замкнулся в себе и замолчал. Свалка с Гончими осталась далеко позади, и на лице эльфа вновь начали проступать темно-синие жгуты жил, а взгляд стал затуманенным и голодным. Каждый вечер Лиара тихонько доставала арфу и принималась играть что-то умиротворяющее, красивое и спокойное, отчего эльф затихал, и цвет лица его становился хоть чуть-чуть лучше, а вены слегка уменьшались. Но этого было слишком мало, чтобы Тваугебир окончательно уснул, оставив его в покое, а потому Рада вновь начала подумывать о том, как им выходить из не слишком-то приятного положения. И о том, имеет ли смысл вообще въезжать в Онер. А что если прямо посреди городской площади Тваугебир и вырвется? Это было бы даже хуже, чем если бы на них набросились Гончие. Тех хотя бы могла сжечь Лиара, а с этой тварью что делать?
Город вырастал впереди из серой осенней мороси. Острые глаза Рады различили над тяжеловесной крепостной стеной тонкие золотые шпили церквей, на которых мокрыми тряпками обвисли полотнища Молодых Богов и черно-рыжий флаг Мелонии. За много лет своего существования город значительно разросся, однако, крепостная стена не могла вместить всех желающих поселиться здесь. Потому вокруг нее вырос Посад – большая деревня из разномастных каменных и деревянных домов с шумными рынками, кривыми улочками и неимоверным количеством попрошаек, шлюх, бандитов, карманников и прочей швали, которой не было места в благочестивом граде колоколов. И самое забавное было в том, что под покровом ночи те самые церковники, что гоняли весь этот народ при свете солнца, накинув на головы плащи и воровато оглядываясь, спешили именно сюда, чтобы повидать очередную белозубую дерзкую продажную девку или обратиться за не совсем законными услугами к масляному ростовщику, готовому ссудить жизнь собственной бабки за звонкую монету. Вот за это я и не люблю мелонцев. Показное благочестие и чопорность, глазки к небу и молитвы солнцу. А как стемнеет, сразу же ну любиться как кролики да деньги делать на чужой беде. Мерзость!
Дорога еще немного покружила вокруг приземистых холмов, а потом втекла прямо в широкую улицу, насквозь пронзающую Посад и ведущую к широким воротам в крепостной стене. Несмотря на отвратительную погоду, народу вокруг было полно. Драли глотки уличные музыканты, в грязи играли дети и псы, торговцы зазывали в свои лавки, а бродячим юродивым, монахам и попрошайкам просто не было числа. На углу даже примостился глотатель огня: смуглый парень с кучерявыми черными волосами, сразу видно, - южанин, каким-то чудом попавший в эти северные неприютные края.
Впрочем, еще издали завидев Алеора, люди буквально стекали с дороги прочь, исчезая в переулках между разномастных зданий, возвращаясь в свои дома и захлопывая двери. Попрошайки отступали в тень лавочных навесов, юродивые жались в клубки, набрасывая капюшоны на головы и делая вид, что спят, взрослые в спешке хватали детей за руки и оттаскивали прочь, подальше от отряда Тваугебира. Тот не обращал на это никакого внимания и ехал вперед с жесткой улыбкой, рассекающей лицо пополам. И Рада видела, как вновь у него под глоткой передвигаются черные шарики, словно что-то живое ползает по его венам, пытаясь вырваться наружу.
