сообщить о нарушении
Текущая страница: 62 (всего у книги 133 страниц)
Хоть Рада и не помнила ничего из событий вчерашней ночи, но была уверена в том, что уже на закате слышала с болот отдаленное щелканье, крики и какое-то шебуршание, когда лотрии, еще издали почуяв их с Лиарой, подбирались к дороге. Теперь же вокруг стояла абсолютная тишина, не прерываемая ничем, кроме громкого сопения лошадей и чавканья Улыбашки, жующей кусок мяса.
- Ты про лотрий? – вскинул на нее глаза Алеор. – Думаю, они еще не скоро появятся. Эти твари связаны со Стражем Болот, и после его смерти попрячутся в трясину, чтобы не нарваться на тех, кто его убил. Так что спокойная дорога нам обеспечена.
- Хвала Загриену Каменоступому! – устало выдохнула Улыбашка. – Хоть это хорошо! Я уж думала, что всю ночь придется кому-нибудь в лупастую харю топором тыкать, а так хоть посплю.
И на этот раз Рада была с ней согласна.
Кое-как дожевав конину, Рада растянулась во весь рост на своем одеяле. Сырость и холод с болот продирали до костей, а жесткие кочки и камни дорожного полотна под спиной все никак не давали устроиться поудобнее. Она ерзала и ерзала, все пытаясь отыскать себе уютное местечко, но так и не смогла устроиться. Да и от этой сырости весь сон как рукой сняло, осталась лишь тяжелая усталость во всем теле и жжение под правой лопаткой, там, куда вошла сила Огненноглазой Женщины.
В конце концов, Рада села и кое-как натянула на плечи плащ. Тишина стояла над их маленьким лагерем. Спали не расседланные кони, понурив головы и тихонько пофыркивая во сне, похрапывала, будто ржавая пила, Улыбашка, тихо лежал в стороне Алеор, открытыми глазами глядя в небо. Недалеко от Рады сжавшись в комочек и подложив ладони под голову, лежала Лиара. Глаза ее тоже были открыты и смотрели прямо в пространство без всякого выражения.
Сипло кашлянув от забившей глотку сырости, Рада полезла за пазуху и выудила оттуда трубку. Табак отсырел, но это все равно было лучше, чем ничего, да и весь процесс раскуривания хорошо коротал время. Повозившись с огнивом и трутом, она, в конце концов, смогла высечь искру и упорно раздувала ее до тех пор, пока табак не занялся, и кисловатый запах поплыл над дорогой, закручиваясь тяжелыми кольцами в воздухе.
Под лопаткой нестерпимо жгло, и Рада то и дело передергивала плечами, морщась. Боль была такой странной, интенсивной и при этом сгущенной, словно патока. И пульсировала, будто что-то прогрызало себе дорогу прямо сквозь ее спину, стремясь добраться до сердца. Раде это не слишком-то нравилось, но и никакого страха перед этим она не испытывала, лишь странную неуверенность.
Она затянулась поглубже, расслабилась и сконцентрировала все свое внимание на том, что ощущалось как рана в спине. Такой прием порой срабатывал на обычных ранах или ушибах: стоило немного поглубже погрузиться сознанием в больное место, как становилось странно легче. То ли боль переставала восприниматься как боль, то ли просто приходило отупение, Раде это было неважно. Во всяком случае, в такие моменты она чувствовала себя лучше, а потому и сейчас ничто не мешало ей попробовать.
Жжение в спине было странным, сильным, настойчивым, и чем глубже она сосредотачивалась на нем, тем глубже оно отвечало. Что-то огненное шевелилось прямо между лопаток, будто живое. Рада нахмурилась, силясь понять. Словно два крыла раскрывались на спине, прожигая дыры в ее коже, во всяком случае, боль чувствовалась именно так.
Она просидела долго, до тех пор, как трубка полностью не затухла. Сил совсем не было, Рада чувствовала себя вялой и слабой. В конце концов, она улеглась обратно на свое одеяло и закрыла глаза, пытаясь расслабиться.
Темнота медленно наползала со всех сторон, а тело коченело. Сознание почему-то было вязким, словно кисель, концентрировалось на горящей точке в спине. Постепенно что-то начало отвечать и спереди, в груди, словно маленькое горячее солнышко, пульсирующее в такт с болью под лопаткой. В какой-то момент они двинулись навстречу друг другу, и Рада отстраненно поняла, что ей становится все тяжелее и больнее. Стало трудно дышать, на грудь навалилась тяжесть, судороги побежали по телу. Только при этом она чувствовала какую-то странную правильность всего происходящего и полное отсутствие страха.
А потом огонек слился с ожогом, разросся, уплотнился. Рада уже не понимала, где она, кто она, лишь чувствовала себя гораздо больше собственного тела. Ее буквально распирало на части, словно сухая неподатливая оболочка из костей, мяса и кожи должна была вот-вот лопнуть, будто мыльный пузырь. Тело согрелось, и тихая сладость побежала по венам, а сердце застучало как-то иначе, ровнее, спокойнее.
И она увидела.
В немыслимой дали разгорался алый закат на бирюзово-зеленом небе. Медленно текла широкая могучая река, неся свои воды вдаль, перекатывая и перекатывая буруны волн. По зеленым берегам росли высокие деревья, огромные, похожие на дубы, только в десятки раз больше. В камышах вдоль берегов шептал свои сказки ветер, и мохнатые былки шевелились под ветром, едва слышно постукивая друг о друга. И свет лился отовсюду, не только от алого неба на закате, но буквально отовсюду, словно светилась каждая крохотная травинка на зеленом, мягком, вышитом цветами ковре под ногами.
Рада взглянула вдаль, туда, где над спокойными водами великой реки вскидывало к небесам свою крону древо. Его ствол был широким, словно дом, его ветви свободно разошлись в стороны, обнимая почти что все небо. И зеленая шапка листьев на его голове дышала ветрами и весной. А на вывернутых из земли широких корнях сидела женщина.
Она была молодой… Или нет. Точно Рада сказать бы не могла. На ней были легкие одежды дымчатого тумана, окутывающие ее тело, словно рассветные облака. У нее были серебристые глаза, почти что две звезды, горящие из немыслимой дали, и золотые кудри, легкие и вьющиеся, словно солнечная кудель. Рада видела ее ноги в тонких золотых сандалиях на высокой шнуровке, и ее руки, длинные пальцы, которые вязали и вязали тоненькую веревочку из целой груды пушистой пряжи, что лежала рядом с ней в древесных корнях, похожая то ли на туман, то ли на облака. И там же стояли два тонких клинка, прислоненные к стволу дерева, две полосы из неведомого ей металла, светящегося, будто солнце.
Женщина подняла голову и взглянула на Раду, улыбаясь так задорно, так легко, так солнечно. Казалось, что весь свет мира сейчас собрался в уголках ее глаз и губ, растянувшихся в улыбку, вся нежность, вся сила молодых ветров, только-только народившихся в далеких горах, целовала мягкие кудри ее золотых волос, перебирая их и отбрасывая с лица. Она была невыносимо прекрасна, словно теплое детство в рыжих закатных соснах, словно сверкающее солнце в летящей сквозь вечность капле первой весенней капели, словно маленький голубой цветочек незабудки, заплутавший в сухом кружеве тонкой летней травы в дышащий жаром раскаленный полдень.
- А, ЭТО ТЫ! – улыбнулась Женщина. Губы ее не пошевелились, все так же растянутые в улыбку, и ее голос звучал прямо внутри Рады, наполняя неописуемым блаженством каждую ее частичку. – ПОДОЙДИ БЛИЖЕ. Я ХОЧУ ПОСМОТРЕТЬ НА ТЕБЯ.
Рада робко шагнула вперед, чувствуя себя рядом с ней маленькой, словно котенок. И правда, эта Среброглазая Женщина казалась огромной, как и дерево, под которым она сидела. Теперь Рада была едва ли не меньше подошвы ее сандалий, и серебристые глаза-звезды смотрели на нее из затянутого золотой дымкой неба, в котором купались бесчисленные разводы всех цветов, перемешиваясь, переливаясь.
- Кто ты? – тихо спросила Рада, и Женщина засмеялась в ответ, звонко и радостно, словно шумел ветер в роще молодых лиственниц.
- ИДЕТ НОВОЕ ВРЕМЯ. – Это были не слова, это было ощущение, и Рада впитывала его всем своим существом. – НАСТАЕТ НОВАЯ ВЕСНА.
Полный первой весенней сырости и запаха мокрой земли ветер кружил над ее головой тонкие золотые перья облаков. И маленький ландыш, покрытый крохотными капельками росы, качался на тонких нитях воздуха, обласканный робкими лучами рассветного солнца. Рада смотрела и смотрела на него во все глаза, и почему-то ей казалось, что сейчас на свете нет ничего более важного, ничего более настоящего.
Затем она увидела Лиару, раскинувшую руки и лежащую на спине в мягкой весенней траве. Искорка морщила нос и улыбалась, и по ее лицу скользила тень резных дубовых листьев, играли в пятнашки солнечные лучи. Маленький ландыш качался прямо над ее щекой, щекоча кожу легким прикосновением соцветий, и она смеялась.
И под самыми небесами, кучерявой головой разгоняя облака, громко смеялась в унисон с ней Среброглазая Женщина, и руки ее превращались в крылья, а потом она взлетала все выше и выше, закручивая узоры из белоснежных туч, взбивая их будто свою перину, купаясь в них, словно в теплых морских волнах.
- НАСТАЕТ НОВАЯ ВЕСНА.
Видение померкло, оставив после себя лишь неясные образы и расплывчатое воспоминание о великой нежности и обещании. Рада поняла, что просыпается.
Тело задубело от долгого лежания на холодной земле, болели руки и ноги, зато в груди больше не жгло. Теперь там было нежно и трепетно, так звонко, так тонко, так сладко. Рада открыла глаза, глядя над собой в темное затянутое маревом небо и глубоко дыша, хватая ртом воздух. Словно все вокруг… изменилось. Осталось тем же и невыразимо, невероятно изменилось, превратившись во что-то иное. Она моргала, пытаясь понять, пытаясь объяснить… и не могла. И лишь золотая нежность в груди пульсировала, словно билось сердце маленького теплого птенца.
Над дорогой текла тихая-тихая мелодия. Мягкая, переливчатая, легкая песня арфы. Сначала Раде показалось, что это все еще часть ее сна, или не сна, а видения, неважно, чем оно было на самом деле. Потом к этой мелодии приплелся тихий голос искорки, и это золотое в груди Рады сжалось, запульсировав быстрее и нежнее.
Белым мороком снежных взоров,
Талой влагой вышиты листья.
Дремлют в сером тумане горы,
Их касаются нежно кисти
Облаков, что в небесной тиши
Разливаются белые шири.
Мокрой грудью земля дышит,
Просыпаясь в дремотном мире.
И в белесых валах тумана,
Укрывающих спящие рощи,
Убаюканный океаном
И лишенный небесной мощи
У корней вековых деревьев
На подстилке сухой осоки,
На подушке из листьев-перьев
Дремлет ветер весны до срока.
Ему снится могучая сила
Прорывающих землю всходов,
Запах талого снега, ила,
Солнца яркий кушак восходов,
Первый гром, перезвон капели,
Птичий гомон в густых дубравах,
И последние слезы метели,
Оседающие в первых травах.
А пока только тишь, ни вздоха,
В этой утренней дымке ранней.
И на веточке чертополоха
В первой почке – великая тайна.
Песня кончилась, и Рада впервые за это время выдохнула, ощутив, что умеет это делать. Искорка замолчала, продолжая тихонько перебирать пальцами золотые струны. Потом и этот звук затих, и лишь тишина легла на ночное болото.
Рада приподнялась на локте, во все глаза глядя на Лиару. Она не могла думать, она ничего не понимала и не знала, словно только-только народившийся щенок. Сейчас ей казалось, что это – самый первый миг ее жизни в этом новом мире, мире, который был точно таким же, но при этом – совершенно другим, мире, в котором изменилось все.
Лиара почувствовала ее взгляд и неуверенно улыбнулась, опуская глаза и рассеяно поглаживая бок своей арфы.
- Что это? – тихо спросила ее Рада, не узнавая собственного голоса. – Что это за песня?
- Не знаю, - ответила ей искорка, и такая искренность была в ее глазах, в ее улыбке, в том, как она клонила голову набок, в том, как собирались лучики морщинок в углах ее глаз, что Раде захотелось взять ее ладонь и прижать к губам, склонив голову перед ней и благословляя небеса за то, что она есть на этом свете. – Я грезила… А потом проснулась, и пришло это. – Она пожала плечами, нежно поглаживая резную арфу. А Рада не могла и слова вымолвить, глядя на нее и безмолвно любуясь каждым ее движением. – На самом деле, оно давно уже хотело прийти. Началось еще, когда ты только-только взяла меня на работу, еще в Латре. Но тогда совсем не ко времени было, а вот теперь – сложилось.
- Мне кажется, я видела тебя, - невпопад ответила Рада, все так же глядя на искорку. Казалось, что сейчас грудь ее раскрыли нараспашку, и только ее сердце билось и билось навстречу ей, огромное и полное такой сводящей с ума нежности, что ноги подкашивались, а руки опускались. И в этой нежности была сила, способная смести весь мир. – Кажется, мне сейчас снилось что-то, и там была ты.
Лиара только удивленно заморгала, а Рада поняла, что воспоминание о сне ускользает от нее, уходит прочь. Осталось лишь ощущение чего-то тонкого, чего-то очень красивого.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, и Рада дышала искоркой, вдыхала ее всей грудью, не думая ни о чем, лишь чувствуя, как по каждой клеточке ее тела струится эта мягкость и ласка.
- Это необыкновенная песня, искорка, - наконец, смогла проговорить она, и слова показались совершенно пустыми по сравнению с тем, что горело и пело в ее груди. – Это самое красивое, что я когда-либо слышала.
- Спасибо, Рада, - тихо ответила Лиара, неотрывно глядя на нее.
В ее задумчивых штормовых глазах Раде на миг привиделись другие глаза – Серебристые, словно звезды, и Улыбка, Хохочущая молодая дерзость, раскинувшее руки небу детское счастье.
Больше они не сказали друг другу ничего, просто потому, что говорить ничего и не нужно было. И когда Рада вновь улеглась на свое одеяло и закрыла глаза, сон пришел сразу же, тихий, спокойный и крепкий.
========== Глава 29. Торговец секретами ==========
В воздухе отчетливо пахло солью, и бесконечный ветер с севера все дул и дул в лицо, не ослабевая ни на миг, заставляя морщиться и зябнуть, пробираясь холодными пальцами за воротник куртки и в рукава. Гардан уже успел забыть это ощущение, пока шлялся по пыльным дорогам внутренней Мелонии, и нельзя было сказать, чтобы он всей душой вновь радовался продирающему до костей ветродую. Но это всяко было лучше, чем пылища и духота Латра, и дышалось здесь гораздо легче, чем там, где глотку пережимали тысячи законов, правил, обычаев и дурацкого придворного политеса. В Северных Провинциях законы если и соблюдались, то только потому, что того хотели те, кто это делал, а не потому, что кто-то мог заставить их эти законы соблюдать.
Разбитая дорога совсем раскисла от бесконечной мокрой ряби, которая сыпалась здесь с неба почти что круглый год за исключением пары солнечных месяцев летом. Над головой стыло перекатывалось серое небо, однообразное и угрюмое, протяжно кричали издали чайки. Гардан привстал в седле, щуря глаза, чтобы лучше видеть. Горизонт на севере был совсем размыт, земля будто обрывалась рваным краем прямо в небо, а это означало, что он достиг берега Северного Моря.
Копыто чалого громко плюхнулось в глубокую яму, и конь пошатнулся, от неожиданности тряхнув головой. Гардан нагнулся в седле и устало похлопал его по гнутой шее, пробормотав под нос:
- Ничего, приятель, уже приехали. Потерпи.
С того самого утра, как Далана забрали себе Марны, Гардан гнал и гнал без остановки и отдыха на север. Он не мог сказать, что же подстегивало его больше: зловещие слова Марны, объявленный ей Танец Хаоса или прямой приказ, что сжал все его тело невидимыми тисками. За эти недели, что прошли с того дня, ощущение это лишь усилилось: казалось, будто на него накинули мелкую рыболовную сеть и стягивают ее, все сильнее и сильнее. Спать было невыносимо – Гардану казалось, что он задыхается, и он то и дело просыпался. В течение трех недель пути до Мериадора и еще четырех дней по дороге до побережья он нормально не проспал ни одной ночи, хоть и не жалел монеты, останавливаясь лишь на постоялых дворах, чтобы дать отдых измученному телу. Есть он тоже не мог: пища потеряла вкус и едва лезла в глотку, словно одноглазый взгляд Марны так и буравил ему затылок, без конца шепча: «Тебе нужно выполнить приказ. А ты вместо этого сидишь и жрешь, тратишь впустую драгоценные секунды. Разве не помнишь, что я сказала тебе?» И тогда Гардан в спешке дожевывал последний кусок и вновь влезал в седло, чтобы и дальше натирать зад, отмеряя милю за милей.
Измаялся и чалый. Он сильно похудел, и ребра выпирали из-под покрытой разномастными пятнами шкуры, все больше спал во время даже самых коротких привалов, да и прихрамывал на заднюю ногу. Гардан осмотрел его вчера вечером: подкова с левого заднего копыта почти что отодралась и держалась на одних гвоздях. Возможно, чалый уже успел потерять ее: проверять у Гардана сил не было, как и времени, чтобы подковать его на придорожной кузне.
Так что теперь, когда на горизонте маячила серая полоса неба, сливающегося с морем, у Гардана слегка отлегло от сердца. Где-то впереди, за поросшим прошлогодней спутанной травой холмом, должна была лежать Лебяжья Гавань, прозванная так рыбаками за нестерпимую вонь. Там Гардан сможет наконец-то связаться с нужными людьми и передать послание по всему побережью.
