Текст книги ""Фантастика 2024-21". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Апраксина

Как потом выяснилось, ему очень повезло во время взлета оказаться в жилом отсеке. Не иначе, его вели Духи Прародители. По обеим сторонам коридора располагались двери, ведущие в другие каюты, предназначавшиеся для одного, в крайнем случае, двух человек. Вестники ценили общение, но во время отдыха предпочитали уединяться и на сольсуранские общинные дома взирали с добродушной снисходительностью, уверяя, что в более суровые времена их предкам тоже случалось жить в таких.

Поскольку все двери оказались закрыты, Камень в первый момент растерялся. Он надеялся, что Глеб станет держать своих пленниц в одной из кают, вопрос только в какой. К счастью, из-за одной двери донеслись приглушенные, но такие знакомые голоса. Царевна утешала сестру, уверяя, что все будет хорошо.

Камень постучал.

– Кто здесь? – в голосе царевны прозвучала настороженность, но не страх.

– Государыня, это я, Камень!

– Подавиться мне собственными потрохами! – в устах нежной девушки это распространённое сольсуранское проклятье звучало просто неподражаемо.

– Я пришел, чтобы освободить вас!

– Это не так-то просто! – теперь заговорил Лика. – Дверь заперта на ключ, который находится у Глеба.

Она хотела объяснить, как добраться до «рубки», в которой находился руководитель проекта, однако в это время пожаловал и он сам. Похоже, Глеб с помощью умных машин надзвезных краев обнаружил, что на корабле находятся посторонние, и решил разобраться. Он шел по коридору пружинящим, настороженным шагом хищника, держа наготове бластер. Камень наблюдал за ним из-за неплотно притворенного люка одной из кают.

Как только Глеб приблизился на расстояние броска, Камень шагнул вперед и резко ударил его по руке, выбивая бластер. Следующим движением он одновременно пнул оружие, чтобы оно откатилось дальше по коридору и потянул руководителя проекта на себя, так, что оба оказались на полу каюты. Хотя Глеб изучал основы рукопашного боя, практики у него было немного в сравнении с всю жизнь проведшим в походах и мелких стычках Камнем.

Могучему Утесу довольно-таки быстро удалось его оглушить, крепко связать по рукам и ногам и завладеть ключом. С дверями оказалось все сложнее. Камень не сразу разобрал, куда прикладывать этот маленький кусочек непонятного материала, совсем не похожий на все виденные прежде ключи, и на что нажимать.

– Да нет, не надо делать усилие и стучать! – теряя терпение, объясняла царевна. – Панель сама на двери появится! Надо только правильно положить пластину.

С горем пополам он освоил и эту науку, и благодарность царевен была лучшей ему из наград. Едва оказавшись на свободе и подобрав злополучный бластер, девушки поспешили в рубку. Следовало связаться с товарищами и если не вернуть корабль в Сольсуран, на что уже не оставалось до вторжения времени, то хотя бы избежать встречи со змееносцами.

Если каюты при всей их необычности и неописуемом удобстве все же напоминали человеческое жилье, то рубка, сияющая разноцветными «панелями» и магическими зеркалами, умеющими передавать в цвете и объеме, но не в ощущении картины из любой точки вселенной и прямо в воздухе чертить рисунки, руны, храмовые знаки и карты любых стран и целых миров, показалась Камню помещением совсем уж сверхъестественным. Куда уж границу такого дивного чертога пересекать простому сольсуранцу. Но пересечь все-таки пришлось. Возле одного из зеркал, неудобно откинувшись на сидении, безвольно поник Эжен. Руководитель проекта без особого труда сумел оглушить раненого товарища.

– Он дышит, он жив! – воскликнула Лика, пытаясь привести бедолагу в чувство и вновь позабыв об Альянсе и брошенном на одну из панелей бластере. – Надо перенести его в медицинский отсек!

Ее сестра между тем припала взором к магическим зеркалам, которые вестники называли мудреными словами «экраны» и «голограммы», тонкими пальчиками что-то перебирая на «приборной панели». К разочарованию Камня, надеявшегося увидеть радужные небеса, облачные холмы и золотые дали, по которым свершает свой путь алый зенебок Владыки Дневного Света, большинство «экранов» занимали какие-то диковинные карты и непонятные значки наподобие храмовых. Те же из них, которые передавали в рубку картину окружающего мира, показывали непроглядную тьму и звезды, которые отсюда казались хотя более яркими, но по-прежнему бесконечно далекими. Царевну, впрочем, звезды и тьма не интересовали, она смотрела на «голограммы», на которых Камень разглядел изображения, похожие на очертания огненных колесниц, вернее, кораблей.

– Трехрогий великан! – царевна вновь позволила себе выругаться, чего Камень за ней прежде не замечал. – Они гораздо ближе, чем мы предполагали, и уже почти вышли на траекторию, удобную для атаки!

– Ты стала разбираться в тактике и стратегии звездных боев? – вслед за Могучим Утесом удивилась Лика.

– Надо срочно связаться с Арсеньевым и остальными! – не обратив на замечание внимание, продолжала царевна. – Неужели этот тупица так и не сумел найти корабль?! И это после стольких подсказок! Впрочем, про храм посреди травяного леса знал один Словорек.

Камень вновь удивился. Конечно, в день освобождения от притязаний синтрамундского купца Ветерку пришлось выслушать от возлюбленной и не такое, однако тупицей дочь царя Афру никогда себе не позволяла его называть. Впрочем, бережно поднимая хрупкое и небольшое тело раненого, Камень обратил внимание, что с царевной происходит нечто неладное. Она с тоской смотрела на руки, терла глаза, потом стала рвать ворот:

– Ну нет! Только не сейчас! Опять папаша решил меня переиграть! Все, что угодно, только не Горный Кот!

Не зная, что и подумать, Камень поспешил вслед за Ликой. К счастью, в помещении надзвездной лечебницы они пробыли недолго. Эжен, голова которого оказалась все-таки цела, почти сразу пришел в себя. Теперь ему в основном требовался отдых.

Они уже преодолели половину расстояния до рубки: корабли Альянса подошли слишком близко, и с этим следовало что-то делать, когда оттуда донесся исполненный боли и явно мужской стон, а потом послышался звук падения большого безвольного тела. Камень перешел на рысь, Лика старалась не отставать. Неужто руководителю проекта удалось освободиться? И что против него сумеет предпринять сольсуранская царевна? В рубке, конечно, остался бластер. Но кто успеет до него раньше добраться?

Однако ни девушки, ни Глеба в рубке не оказалось. Зато на полу, неподвижный и нагой, ничком лежал княжич Синеглаз. Камень без лишних слов прыгнул ему на спину, пока тот не очухался, и заломил его руки назад. Лика достаточно неумело схватила бластер.

– Полегче, приятель, – попросил княжич, изгибаясь дугой в попытке освободиться. – Я никуда не сбегу!

– Только попробуй! – пригрозила Лика, наводя на него лучевое оружие. – Где моя сестра?

– Надо думать, в сопровождении моего брата идет по пути, указанному ей Роу-Су и двумя Дхаливи, – отозвался княжич. – Я пытался ее образумить! – продолжил он почти виновато. – Но… легче остановить стадо взбесившихся зенебоков. К тому же эта умница не только прочитала потаенную часть Предания, но и научилась пользоваться скрижалью, а эта проклятая каменюка всегда имела надо мной неограниченную власть! Если бы не это заклятье, наложенное на наш род, разве я позволил бы отцу так мной манипулировать! Все-таки в моих жилах в отличие от него течет царская кровь!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь! – Лика нахмурила брови, но голос ее готов был дрогнуть.

– Всякий, кому удастся завладеть скрижалью и прочесть ее письмена, – пояснил Синеглаз, – может изменить мое обличье, как ему заблагорассудится. Так твоя сестра, решив покинуть Гнездо Ветров, с помощью маленького паршивца Обглодыша вынудила меня надеть ее личину. Впрочем, ему тоже поделом. Пускай посидит в клетке в шкуре Горного Кота.

Камень про себя подумал, что Роу-Су, которого показывали Ураганы, и в самом деле выглядел каким-то заморышем или подростком. Да и глаза имел знакомого фиолетового оттенка.

Лику, однако, волновала только ее неразумная сестра:

– То есть как покинуть Гнездо Ветров! Она что, рассудка лишилась?!

– Она прочитала потаенную часть Предания и отправилась на поиски Амриты, надеясь таким образом остановить Альянс, а заодно спасти жизнь своего Урагана, – пояснил княжич.

– И ты ее не остановил? – возмущенно воскликнула Лика.

– Как я мог?! – Синеглаз пожал плечами насколько ему позволяли заломленные за спину руки. – На меня наставили скрижаль, и я превратился в то, что вы видели. Хорошо еще, спасибо Глебу, супружеский долг исполнять не пришлось!

– Ты говоришь, что твои превращения зависят от скрижали, – Камень посильнее надавил пленнику коленом на поясницу. – А как же Роу-Су? Когда ты в подземелье в него перекинулся, к скрижали никто и не прикасался.

– Так же, как и в Земляном Граде, – заерзал, безуспешно пытаясь высвободиться княжич. Он сумел повернуть голову, выразительно указывая на рубцы, оставленные на его обнаженной спине и руках звериными когтями. – Это уже магия асуров и власть моего отца. Когда князь Ниак меняет обличье, один из его сыновей превращается в Горного Кота, и я благодарю Великого Се за то, что нынче этот жребий выпал не мне! Понимаете, Горный кот в рубке корабля! – он поежился.

Камень подумал о том, что никогда не слышал о существовании у князя Ниака еще сыновей. С другой стороны, нынешние беззаконные властители не торопились признавать детей, рожденных от придворных дам, служанок и рабынь. Неужто знаток Преданья Обглодыш, с таким ужасом рассуждавший о вару, и сам принадлежал к этому роду? Но тогда кто же тот второй брат, сопровождающий царевну в ее не просто опасном, а самоубийственном путешествии? Впрочем, ответ на этот вопрос мог сейчас и подождать.

– Все это звучит слишком нелепо, чтобы являться ложью, – в замешательстве проговорила Лика.

Она тряхнула головой, принимая какое-то непростое решение, а затем скомандовала:

– Камень! Свяжи этого негодяя покрепче и запри в одной из кают, только желательно подальше от Глеба!

– Госпожа! – умоляюще глянул на нее Синеглаз. – Ты забыла одно обстоятельство! Посмотри на приборы! Если я не ошибаюсь, пока мы выясняли отношения, корабли Альянса приблизились к нам на расстояние выстрела, а твой телохранитель, хоть и научился палить из пулемета, вряд ли сможет попасть в двигатель звездолета из метеоритной пушки.

– Можно подумать, ты сумеешь! – хмыкнула Лика.

– Я служил в войсках Вашего Содружества!

– Тогда понятно, кому мы обязаны Ванкувером!

– Прошу прощения! – княжич даже слегка обиделся. – Моя задача заключалась лишь в том, чтобы подкупить или запугать одного слизняка из штаба, имеющего доступ к секретной информации, а боевые вылеты я совершал честно!

– И ты еще этим похваляешься! – Камень так сильно прижал Синеглаза к полу, что у того хрустнули ребра.

– Мне нечего стыдиться, – с натугой прохрипел княжич. – Я присягал на верность другой стороне.

– А сейчас решил переметнуться! – сыронизировала Лика. – Странно, крысы обычно бегут с тонущего корабля.

– Альянс грозит гибелью моей Родине! – воскликнул Синеглаз. – И я, как царский сын, должен ее защищать!

Камень ослабил хватку, ибо ему показалось, что парень говорит искренне. Ну и намешано же в нем! Добро и зло, царская кровь и наследие беспощадного оборотня-цареубийцы, подлость, благородство и не совсем понятные представления о долге и чести. А еще, Камень это видел, княжич был совершенно искренне влюблен в Лику.

Девушка тряхнула головой, пытаясь рассеять наважденье устремленных на нее желанных синих глаз:

– Почему я должна тебе верить?

– Потому что я люблю тебя, дочь царицы Серебряной! Ради тебя я едва не убил собственного отца, покушавшегося на твою жизнь в образе Роу-Су. Ради тебя я встал между отцом и твоей сестрой, позволив ей уйти с разгромленной станции вместе со скрижалью. Ради тебя я отправился к этому старому ворчуну Словореку и уговорил его спуститься со своих высот в Земляной Град и не дать свершиться несправедливому судилищу, за что вновь едва не поплатился жизнью. Отец в бешенстве отдал меня на растерзание людям Земли и Урагана. Спасибо твоей сестре и ее супругу, что я все еще жив.

– Все, о чем ты рассказал, слишком напоминает банальную борьбу за власть! – поморщилась Лика.

Она стояла надменная и неприступная, точно высеченная изо льда скульптура, но Камень видел, что в душе ее происходит жестокая борьба. Ее сердце, впервые охваченное огнем любви, велело ей поверить княжичу, обогащенный мудростью вестников разум призывал к осмотрительности. Сделать выбор помог враг. Корабль содрогнулся, попав в поле ударной волны предупредительного выстрела, и в рубке зазвучал бездушный, явно нечеловеческий голос, требовавший, говоря доступным Камню языком, определить себя или назвать пароль.

Лика слегка скорректировала курс, уходя от удара, затем повернулась к Синеглазу.

– Любезный родич, не соблаговолите ли Вы занять место у боевого орудия, – с величием, которому бы позавидовала даже ее царственная мать, повелела она.

Камень освободил пленника, но княжич остался в той же согбенной позе.

– Позволь, драгоценная, сначала прикрыть наготу, – попросил он. – А то девчоночья одежонка твоей сестры мне и на нос не налезает!

Лика с насмешливо-смущенным видом достала откуда-то с полки комплект одежды вестников и нарочито отвернулась к приборам. Камень про себя отметил, что несколько раз она не удержалась от искушения заглянуть в зеркальный экран, и не осуждал ее. Как и Ветерок, княжич отличался редкостной статью и красотой.

Сноровисто справившись с одеждой, которая, судя по всему, была ему более чем привычна, Синеглаз присел в одно из кресел возле «пульта управления», и его пальцы стремительно заскользили по приборной панели.

– Что ты делаешь? – возмущенно воззрилась на него Лика.

– Передаю в эфир позывные Альянса и пытаюсь выровнять курс, чтобы не поставить корабль под удар. Для нас сейчас это единственный шанс подбить хотя бы парочку другую кораблей противника до того, как змееносцы нас расстреляют в упор!

Хотя репутация княжича не заслуживала никакого доверия, Камень вынужден был признать, что его план не лишен здравомыслия, напоминая тот, которым в Ущелье Спасенных воспользовался Ветерок.

Лика, однако, вновь нахмурила брови:

– А потом?

– Потом есть два варианта, – обворожительно улыбнулся ей Синеглаз. – Попытаться спастись позорным бегством или героически погибнуть. Гены отца советуют последовать первому варианту, но кровь матери склоняет меня ко второму.

Во взгляде Лики Камень прочитал восхищение:

– Мне тоже больше по душе второй вариант, – проговорила она, – но я бы предпочла придумать какой-то третий.

– Тогда думай! – поклонился ей Синеглаз.

Он подхватил Камня под руку, и они взбежали на орудийную палубу корабля.

Вступая в этот неравный бой, Камень хотел верить, что они с княжичем и Ликой не просто ненадолго отодвигают срок неизбежной гибели большинства жителей Сольсурана, включая недавно обретенных родных, а дают возможность Урагану и его избраннице разгадать головоломку, которая ждала своего решения столько лет. Удалось ли Ветерку и его товарищам отыскать корабль? Сохранили ли свою сокрушительную мощь божественные молнии? И среди каких ядовитых змей и свирепых оборотней вершит свой путь зачарованная тайной, покорная своей судьбе сольсуранская царевна?

Путь между двух змей

И все-таки, из всех предпринятых ею когда-либо авантюр эта была самой безумной! И чем дальше они с Вадиком оставляли стены Гнезда Ветров, тем отчетливее Птица это понимала. И дело было даже не в том, что только одержимый или утративший связи с реальностью мечтатель вроде Вадика мог покинуть укрепленную крепость и искать себе на голову приключений в охваченной войной стране.

На самом деле, в родовой твердыне Ураганов было далеко не так безопасно, как полагали поселяне, поколениями привыкшие искать защиты за каменными стенами. Особенно если в войну вступили вооруженные бронебойной техникой змееносцы. Да и путь, проходивший через владения Табурлыков, Косуляк и Козергов в направлении, противоположном движению варраров, на поверку вышел куда спокойней того маршрута, который в прошлый раз проложили Иитиро и Камень. Землепашцы и пастухи, к которым они дважды обращались с просьбами о гостеприимстве, сочли за честь предоставить кров и еду божественным посланцам. Хотя Птица и не раскрывала своей принадлежности к царскому роду, на этот раз она решила не таиться. Все равно из той затеи ничего путного не вышло.

Когда же обитаемые земли остались позади, Вадик с гордостью и трепетом достал из рюкзака бластер с полным аккумулятором, который, оказывается, все это время находилось при нем. Птица с болью подумала о том, что лучевое оружие нашло бы более эффективное применения во Дворце Владык, не говоря уже о Пустыне Гнева.

Вадик посмотрел на нее непонимающим взглядом:

– А твой Олег и остальные меня ни о чем и не спрашивали! И потом, должен же я как-то нас с тобой защищать!

Птица со вздохом подумала, что неутомимому фантазеру нужна была защита прежде всего от себя самого, но предпочла промолчать. При упоминании имени супруга у нее тревожно засосало под ложечкой, и накатил приступ дурноты. Похоже даже дитя в утробе не одобряло ее беспечности. Имела ли она право ослушаться? Не сделала ли роковую ошибку, доверившись Синеглазу, который в ее обличии теперь свободно разгуливал по крепости и имел полную возможность открыть ворота врагу? Впрочем, это еще вопрос, кто на поверку оказался большим обманщиком: княжич или его сводный брат?

* * *

Когда Обглодыш ей едва ли не с гордостью сообщил, что с семейством князя Ниака его связывают родственные узы, Птица какое-то время не могла ему поверить. Она уже привыкла, что на челядь сольсуранцы, живущие по заветам Великого Се, смотрели, как на «молодшую чадь», то есть неразумных детей, о которых надо заботиться, взамен ограничивая их свободу. Что же касалось обитателей царского дворца, то для них рабы в лучших традициях развитых античных демократий и средневековья являлись всего лишь говорящими орудиями, мало чем отличаясь в правах от зенебоков и других тягловых животных. И все же бесчеловечное отношение, которое проявлял князь Ниак к родному, пускай и не самому знатному сыну, выходило за рамки любых подходов и теорий. Тем более что мать мальчика, как оказалось, принадлежала к одному из сольсуранских народов.

– Она звала меня Муром, поскольку сама принадлежала к племени Горного Кота! – с нежностью, словно материнское благословение, смакуя сокрытое ото всех имя, сообщил Обглодыш. – Наемники князя Ниака выкрали ее для своего господина, когда родичи отказались ее подарить или продать. В отместку мой отец сделал ее портомойкой и прислугой в дворцовых банях, где, как ты знаешь, всякое непотребство считалось в порядке вещей. Именно поэтому он и не торопился меня признавать, хотя не только отлично знал, что я тоже принадлежу к его роду, но и пользовался этим, когда ему было выгодно.

Ох, следовало тогда Птице вместо того, чтобы попусту сокрушаться о жестокой судьбе одной из многих тысяч несчастных, сообразить, что в деле, которое она задумала, вполне можно обойтись и без Синеглаза. А что до Обглодыша, вернее Мура, ибо это имя больше подходило для его нынешнего обличья, то таким образом он свершил небольшую месть. Негодник отлично знал, что скрижаль по замыслу ее создателей можно использовать не более раза в месяц, и князь Ниак, который, случалось, менял обличье несколько раз на дню, не всегда прибегая к древней магии скрижали, попросту разрушал себя снаружи и изнутри.

Трудно описать ту ярость, в которую пришел Синеглаз, когда вполне привычное и обжитое тело Роу-Су стремительно уменьшилось в размерах, верхние конечности утратили силу и ударную мощь, а отправлявшие тело в головокружительные прыжки задние лапы превратились в пару стройных девичьих ножек.

– Что ты сотворил со мной, скотина?! – ревел княжич на все подземелье, пытаясь дотянуться до горла Обглодыша, и не совсем, видимо, сознавая, что их силы сейчас приблизительно равны.

Как ни странно, голос у него не изменился.

– Теперь, думаю, ты сможешь оценить, каково мне было, когда вы с отцом ради ваших грязных делишек превращали меня в девчонку и отправляли в покои сановников и послов! – мстительно сверкнул фиолетовыми глазами мальчишка, разом припоминая все унижения, через которые ему пришлось пройти за годы жизни во дворце.

– Нашел что вспоминать, неженка! – фыркнул старший княжич, выбрасывая вперед руку и пытаясь ухватить Обглодыша за волосы. – Это и было всего раз или два. К тому же посол из Борго, который вздумал за нами шпионить, был настолько пьян, что заснул, не добравшись до постели, а левый министр – дряхлый старик, который себя самого в вертикальном положении с трудом удерживает, где уж ему приподнять что-то другое.

Как оказалось, несмотря на нынешнюю хрупкость сложения, Синеглаз не утратил боевых навыков и все-таки исхитрился повалить брата на пол, собираясь задать ему хорошую трепку.

– Отпусти его! – потребовала Птица, которую княжич в пылу семейной ссоры поначалу не заметил. – Это я его попросила!

Синеглаз повиновался, тем более, он видел, что с мальчишкой начали происходить приведшие того в ужас изменения.

– Безмозглый дурачина! – пренебрежительно хмыкнул княжич, предусмотрительно покидая пределы клетки до того, как сын невольницы из племени Горного Кота полностью превратился в грозного первопредка. – А ты думал, тебе все сойдет с рук?! Не тут-то было! Когда один из рода князя Ниака меняет обличье, кто-то другой всегда превращается в Роу-Су!

Не без ехидства понаблюдав за муками сводного брата, который катался по полу клетки, разбрасывая волокна травяной подстилки и безуспешно пытался принять прямоходящее положение, Синеглаз по-хозяйски оглядел новое тело. Тот интерес, который вызвали у него характерные выпуклости и округлости, заставил Птицу густо покраснеть.

– А ты, дорогая сестрица, оказывается, неплохо сложена! – заключил он, одаривая царевну таким взглядом, будто это она сейчас стояла перед ним голышом, что, впрочем, было недалеко от истины. – У твоего Урагана отменный вкус! – Княжич плотоядно улыбнулся, так что Птице стало не по себе. – Жаль, что ему так мало осталось! Впрочем, если захочешь родственного утешения, я всегда за. Вот только верну свой нормальный облик!

– Мне некогда с тобой болтать! – как можно строже отрезала Птица, протягивая «любезному родичу» узел с одеждой.

Внутри у нее все клокотало от разрывавших ее противоречивых чувств: с одной стороны, ей хотелось наконец-то как следует проучить наглеца, с другой, она едва удерживалась от того, чтобы не разрыдаться. С каким спокойствием этот беззаконный оборотень говорил о скорой смерти Олега! Как будто сам его приговорил и занес для удара нож.

Впрочем, едва узнав, для какой собственно цели «милая сестрица» затеяла весь этот опасный маскарад, Синеглаз забыл про скабрезности, оставил глумливый тон и принялся отговаривать ее от самоубийственной затеи с такой горячностью и настойчивостью, что ему позавидовали бы дедушка и Олег.

– Дождись хотя бы своего Урагана и остальных коллег! – едва не молил княжич. – Уж если им удалось не только вывести пленников из дворца, но и уничтожить наемную армию и роту бронетехники, то с варрарами они как-нибудь разберутся. Чай не впервой. Насколько я понял, Сема-ии-Ргла не говорили о каком-то определенном сроке.

– Зато скрижаль на него указывает совершенно определенно! – воскликнула Птица. – Если мы сейчас не успеем до Дня Весеннего Равноденствия, то ждать придется тридцать шесть лет. И я не думаю, что Олегу будет позволено так долго задержаться в этом мире!

Она хотела еще высказать свои соображения по поводу поисков амриты и торга со змееносцами, но Синеглаз ее не услышал. Наполненными болью и ужасом глазами он смотрел то на свои непривычно маленькие руки, то на Обглодыша, который, стоя возле решетки, вздымал на загривке шерсть, топорщил усы и хлестал себя по бокам хвостом.

– Тридцать шесть лет! – повторил княжич потрясенно. – Роу-Су столько не живут! Я помогу тебе, дочь царицы Серебряной! – добавил он серьезно и проникновенно. – Только как бы твой Ураган за эту помощь меня не прибил!

* * *

Зенебоки, подобные атомным ледоколам, сминали старые одеревеневшие стебли, привычно прокладывая дорогу сквозь травяной лес, в котором молодые побеги уже успели набрать силу. В сольсуранских селах свежие сочные отростки новорожденной травы считались главным угощением к празднику, который должен был наступить через два дня, и святость традиции не могла нарушить даже охватывающая все больше земель война. Именно подготовкой к жертвенной трапезе и очистительным обрядам Пещерные Табурлыки объяснили царевне свой отказ прийти на помощь Ураганам. Почти как спартанские жрецы, которые позволили царю Леониду увести в Фермопилы только триста бойцов.

Хорошо хоть народы Козергов и Косуляк понимали, что нарушением клятвы куда сильнее прогневают Великого Се, нежели изменением хода обряда. Тем более в Гнезде Ветров тоже существовало святилище, да и побегов, не говоря уже о хмельном таме и прочем угощении, хлебосольные родичи Олега заготовили едва ли не на весь Сольсуран. Другое дело, что воины, выступившие в поход, отлично понимали, что таме и побегов в Гнезде Ветров доведется отведать не всем.

– Что может быть лучше, нежели встретить праздник в надзвездном краю! – напутствовал своих бойцов великий вождь народа Косуляк Быстроногий. – Погибшие за правое дело там вкушают пищу за одним столом с божественными посланцами.

Птица обнадежила храбрецов, в такое тяжелое время проявивших пример верности, добрыми вестями относительно поддержки, полученной Ураганами со стороны народов Огня и Воды, и продолжила путь.

Какая же жалость, что в Гнезде Ветров у Олега был всего один передатчик! Оказавшись совсем без связи с возлюбленным и его товарищами, Птица не могла ни на миг отрешиться от своих страхов и тревожных переживаний, которые мучительно глодали ее изнутри, словно едкая щелочь или жгучая кислота.

Сейчас битва за Гнездо Ветров, вероятно, была уже в полном разгаре. Птице казалось, что даже сюда, за сотню километров, пройденных за три дня пути по горным тропам, эхо доносило ее отголоски. На просторах травяного леса выли охочие до легкой поживы кавуки, и в небе над горизонтом кружили стаи летающих ящеров. Выдержит ли родовая твердыня? Успеют ли на выручку осажденным Ураганам воины Огня и Воды? Сумеет ли Олег и его товарищи преодолеть ловушки тьмы? Удастся ли им отомстить за погибших в Граде Земли? А что если все без толку, и ее надеждам суждено рассеяться горьким дымом погребального костра? Если Гнездо Ветров падет, а Олег погибнет, какой ей смысл искать Молнии и амриту, продолжать бороться и жить? И только дитя в утробе, присутствие которого все явственнее ощущалось, выматывая в дороге приступами дурноты, требовало отогнать прочь даже намеки на такие мысли.

– Когда дело дойдет до торга со змееносцами, не продешеви! – напутствовал ее в дорогу Синеглаз, помогая Вадику упаковать тюк так, чтобы его вид не вызывал подозрений, но при этом оставлял Птице возможность дышать. – Ты будешь иметь дело с оборотнями и шулерами, у которых даже карты звездного неба крапленые! Да поможет тебе Великий Се!

* * *

– Лариса! Что это? Откуда здесь он здесь взялся?

Ночь накануне праздника весеннего Равноденствия они с Вадиком провели у подножия каменного сфинкса, который хотя никого и не сбрасывал в пропасть за отсутствием таковой, но самим своим существованием загадок задавал немало. Ибо для порождения сил природы он имел слишком правильную форму, а в качестве творения рук человеческих выглядел и просто невозможным на планете, где пока не умели высекать монолитные изваяния подобного размера.

На рассвете, когда первый солнечный луч окрасил очертания фигуры багрянцем, сфинкс или Роу-Су решил подкинуть неутомимым исследователям еще одну головоломку: на идеально отшлифованной поверхности изваяния, которое Вадик во время своего последнего визита голографировал во всех подробностях и в хорошем разрешении, проступил знак Поднятой Руки.

– Но этого же не может быть! – бормотал бедный поклонник асуров, рассматривая со всех сторон голограмму. – Я же все здесь проверял!

Птица подумала о том, что Предание в той его части, которая касалась сроков исполнения предсказаний, они истолковали, кажется, верно. Она вспомнила рассказ Палия об их удивительном перемещении в Пустыню Гнева и об обагренной кровью руке Олега. Ну, что ж. Кажется, пришло время проверить. Как там в Предании? «Сквозь камень ты зов его сердца услышишь»? Не обращая внимание на недоумевающие взгляды и протестующие возгласы Вадика, Птица сделала на ладони надрез и дождавшись пока кровь обагрит запястье и пальцы, приложила руку к скале.

Прошло около десятка томительных секунд, во время которых, кажется, и сердце забыло, как биться. Потом на поверхности изваяния, там, где у Роу Су обычно находится сердце, открылся проход.

Вадик издал неопределенный звук и обеими руками вцепился в шевелюру, словно опасаясь, что ветер иных миров ее сдует как старую шляпу. Птица даже не стала пытаться затягивать царапину, уже точно зная, что еще до заката кровавый отпечаток ладони ей понадобится вновь. Продезинфицировав ранку и залепив ее пластырем, чтобы не запачкать кровью одежду, она достала фонарик и, освещая им дорогу, шагнула внутрь.

Ее взору открылся туннель с оплетенными силовыми кабелями пыльными стенами и просторное помещение, похожее на бункер или укрепленный командный пункт, оборудованный вполне современной приборной панелью, с готовыми к работе голографическими экранами. При этом особенности архитектуры и техника обработки местного гранита, которым были облицованы стены «бункера», достаточно красноречиво относили время его постройки к эпохе царя Арса или даже более раннему периоду.

– Они там что, совсем рассудка лишились, поганить древний памятник всяким хламом! – Вадик, хотя и с некоторым опозданием, тоже проник в туннель, и теперь его возмущение не ведало границ.

– О ком ты? – поинтересовалась Птица, включая радиоуглеродный анализатор.

– Об участниках первой экспедиции, конечно же! Кто еще мог тут все это побросать?

Птица продемонстрировала коллеге показания прибора, который недвусмысленно сообщал о том, что все оборудование находится на планете не менее двух тысяч лет. То есть попало сюда в эпоху царя Арса. При этом само укрытие, не уступая по возрасту египетскому сфинксу и пирамидам, относилось к той же странной и малоизученной эпохе, которая породила и пещеры Гарайи. Кто и с помощью каких средств соорудил эти циклопические постройки? Кто и от кого здесь скрывался, пережидая какую-то неведомую напасть? Птица решила, что эти вопросы пока могут и подождать. Тем более, даже Вадик, известный технофоб и романтик, как завороженный разглядывал не древние стены, а знакомое и рутинное оборудование, в сотый раз на собственных вещах проверяя несчастный анализатор и убеждаясь в его исправности.